О куклах, овечках и яблоках (джен)

У хозяйки Зази, Долли, смешливое и звонкое имя. Зази повторяет его про себя: «Долли, Долли, Долли», и перед её кукольными тёмными глазами встаёт картинка из детских книжек: через нарисованные заборчики скачут нарисованные овечки в нарисованных зелёных горах.

Это всё Долли рассказала по большому секрету. Зази и так никому не сможет выдасть Долли — разве что Создателю, но Создатель её не слышит, а если бы и слышал, то не понял, чего такого тайного находит в этом Долли. Но для Долли это ценно и важно: чтобы никто-никто в их большом доме не знал, что в школе Долли называют овечкой.

— Они не со зла, Зази, — говорит Долли ночью, прижимая к себе Зази, — и я не обижаюсь, — Долли смеётся в подушку и очень похоже изображает овечье блеянье: испуганное и робкое. Зази маленьким телом, одетым в цветастое платьице, ощущает тепло Долли.

Зази, наверное, любит Долли. Долли блестит своими весёлыми глазами, Долли никогда не унывает. Создатель Зази называет Долли солнышком. Зази, смотря на Долли, вальсирующую по пустому залу, думает, что Долли это подходит. Долли подходит многое: от ярких нарядов, которые дарит ей Создатель, до Зази, тоже подаренной. Долли подбегает к сидящей Зази, запыхавшись от своих танцев, и улыбается.

— Зази, — Долли щурится, морща нос, — пойдём танцевать со мной!

Долли подхватывает Зази, поднимает высоко на своих тонких руках, и Зази слушает незатейливую песенку Долли, которую та мурлычет себе под нос. Долли кружится-кружится-кружится вместе с Зази, хихикает светло и счастливо, и Зази ощущает наполняющее её тепло.

Зази тоже хочет танцевать вместе с Долли, топать по паркету ногами в туфлях с пряжками, хохотать на два голоса и соприкасаться горячими ладонями. Только Зази не может. Зази — фарфоровая кукла с пластиковыми глазами и искусственными завитыми волосами.

Зази хочет танцевать.

Но ещё больше Зази хочет стать девочкой, как Долли с её ямочками на щеках и запахом яблок.

Потому что девочкой Зази когда-то давно была.

* * *

Зази ворует яблоки у соседа: хмурого и неулыбчивого старика, ругающегося на Зази и её друзей шепеляво и зло. Зази хохочет, убегая с яблоком в руке и поднимая пыль на дороге. Мать, когда видит чумазую и абсолютно счастливую Зази, хлопает себя по бёдрам и, конечно же, ворчит на Зази, но всегда понарошку. Зази сидит на кухне, болтая ногами, и догрызает яблоко: красное-красное, спелое и сладкое.

Мать хлопочет на кухне, что-то стряпает — что-то пряное, принюхивается Зази, кажется, печенье, — ждёт отца. И Зази его ждёт. Отец всегда приезжает в пятницу и остаётся до самого воскресенья. Целых два дня Зази вертится вокруг него, бросая все свои забавы. Отец ласково гладит её по вихрастой голове и рассказывает всякие небылицы.

Зази, конечно, в эти небылицы не верит, Зази уже большая, но голос отца, мягкий и успокаивающий, действует на Зази сильнее колыбельных и пересчёта овечек: Зази засыпает у него на коленях, прикрытая старой отцовской курткой. От старой отцовской куртки пахнет крепким табаком и маслом. Зази помнит этот запах с раннего детства, когда отец ещё подбрасывал её наверх, ловил — и Зази от страха утыкалась носом ему в куртку.

Отец после того, как Зази засыпает, всегда относит её наверх, и сквозь сон Зази порою слышит, как отец и мать тихо-тихо переговариваются, и голос матери, низкий и резкий, делается выше. Мать как будто воркует, как голуби весной, и Зази во сне от такого сравнения улыбается широко-широко. Когда приезжает отец, в их доме наступает маленький праздник.

— Зази, — мать оборачивается, и весь передник у неё в муке, — знаешь, кто переедет в тот дом на отшибе?

Зази пожимает плечами, вытирая нос тыльной стороной ладони и откусывая от яблока побольше.

— Англичане, — мать открывает духовку. — Откуда-то из Йоркшира, отец с дочерью. Вся деревня гудит, а ты и не знаешь.

Зази презрительно фыркает. Ей и дела нет до каких-то там англичан, когда Жан предлагает на другом конце озера половить огромных лягушек, а Сильвия — залезть на высокое дерево и достать с верхушки запрятанный там кем-то из подростков клад. Сильвия рассказывает горячо и взбудораженно, клянется, что сама видела, как какой-то мальчишка прятал там свёрток, и как не пойти и не посмотреть на высокий раскидистый дуб? Словом, Зази совершенно не интересуют англичане.

— Потому что, — рассуждает Жан, важно тыкая в приозерный песок, — англичане такие же, как мы. Но вот на папуасов, — Жан поднимает палец с обкусанным ногтем вверх, — я бы посмотрел.

Зази молча соглашается с ним. Да, папуасы — это здорово. Сильвия лежит на песке рядом, чертит что-то и отзывается лениво и тянуще:

— А если это папуасы, жившие в Великобритании?

— Ты, Сильвия, ничего не понимаешь, — заявляет Жан, баламутя воду. — Тогда бы их и назвали папуасами, а не англичанами!

Сильвия обиженно замолкает. Зази глядит на бликующую поверхность озера, а потом поднимается.

— Пошли, — бросает Зази, вставая. — Скоро отец приедет, а мы ещё лягушек не наловили.

— Вот бы сюда кузена Диди, — мечтательно вздыхает Жан, — он лягушек в прошлом году здоровски ловил, скажи, Сильвия?

Сильвия мечтательно вздыхает вместе с ним. Зази знает: кузен Диди, этот нескладный паренёк в очках, Сильвии очень нравится.

Зази заходит в озеро по колено, подвернув юбку, и оглядывается по сторонам.

Вечером она несётся домой, сжимая в руке рогоз: подарить отцу.

Сильвия, не отстающая от неё ни на шаг, тащит в подоле платья лягушек.

* * *

Зази англичане не занимают, но деревня только о них и шепчется. И первым, кто находит общий язык с англичанами, становится отец Зази. Поэтому однажды Зази, возвращаясь домой, узнает, что они с матерью и с отцом приглашены в тот дом на отшибе. Зази против, сильно против, но мать поддерживает отца и загодя достаёт для Зази из шкафа парадное платье.

Утром Зази вертится перед зеркалом, дёргает себя за две короткие приличные косы и корчит рожи благовоспитанной девочке по ту сторону зеркала. Благовоспитанная девочка в платье с воротничком и белых чулках корчит рожи в ответ, и Зази точно знает: кем-кем, а такой она точно не будет. Мать, спустившаяся со второго этажа и пахнущая чем-то приятным, только хмурит брови.

У англичан в доме неимоверно скучно. Зази скучает на обеде, Зази скучает тогда, когда бледная, болезненного вида девочка — та самая дочка — отводит её в недра дома: показать, как там всё устроено. Зази таращится на бледную девочку во все глаза. У девочки имя не чета внешности: Долорес звучит очень внушительно, имя для взрослой чопорной дамы, а не для девчонки с несчастными глазами.

— Эй, — шипит Зази, когда Долорес отводит её подальше от столовой, — хочешь убежать отсюда?

— О чём ты? — удивляется Долорес блекло и едва слышно.

— Ну, как о чём, — Зази оглядывается по сторонам, — тебе что, здесь не скучно?

Долорес отрицательно качает головой, и Зази хмурит брови точь-в-точь как мать, а после хватает Долорес за неожиданно тёплую руку и волочет за собой.

— Пошли-пошли, — кивает она встревоженной Долорес. — А то тут от скуки помереть недолго. Я тебя познакомлю с Жаном и Сильвией, они хорошие, точно говорю!

Долорес напряженно смотрит в сторону столовой, и Зази дёргает её пальцы.

— Мы вернёмся, Доло… — тут Зази осекается. Девчонке с несчастными глазами иметь такое имя — просто неприлично, как замечает иногда мать Зази. — Долли. Буду звать тебя Долли.

Долли моргает и глядит на Зази.

К тому времени, как нужно возвращаться, у Долли в волосах путаются цветы, ветки и солнце, а платье превращается во что-то очень грязное.

Зази, пробирающаяся вместе с Долли к дому-на-отшибе, только хлопает Долли по плечу.

* * *

Через два года Долли, преобразившаяся из несчастной девочки Долорес в веселушку Долли, залезает в комнату к Зази. Зази, приоткрыв один глаз, сонно на неё смотрит. Долли не улыбается, Долли почти готова расплакаться. Зази подскакивает на пружинистом матрасе.

— Ты чего, Долли?

Долли садится рядом, и Зази разглядывает свежие царапины на руках Долли. Бежала через рощу, значит, что-то действительно важное и срочное, не терпящее отлагательств — так всегда подмечает отец, когда Зази очень нужно его спросить о чем-либо. Зази пододвигается, давая больше места, и Долли ревёт. Зази взволнованно заглядывает ей в лицо, неловко обнимает и качается взад-вперёд вместе с Долли, надеясь, что это её успокоит. Долли и впрямь успокаивается, только улыбается нервно.

— Папа сказал, что мы должны уехать отсюда, — шепотом говорит Долли, вытирая слёзы. — Ему предложили идеальную работу, Зази, и он согласился. Мы больше никогда не увидимся, Зази-и-и…

Долли в шаге от того, чтобы начать реветь снова, и Зази быстро-быстро отвечает:

— Мы можем друг другу письма писать!

Долли поворачивается к Зази лицом с шумным вдохом.

— Правда?

— Конечно. И я буду тебе писать, и Жан, и Сильвия, и даже Диди вместе с Марлен. А потом ты опять к нам приедешь, Долли, — вдохновенно рассказывает Зази, сама веря. — И всё будет по-прежнему. И мы все ещё больше вырастем, представляешь? — Зази хихикает. — И, может, Жан будет не таким уж дураком…

Долли машет на Зизи руками.

— Да ты с ума сошла!

Зази хохочет в полный голос, и Долли хохочет вместе с ней.

— Только ты к нам зайди, Зази, — уже серьёзно говорит Долли перед тем, как вылезти из окна. — После полудня. Попрощаться, ладно?

Зази зевает и склоняет голову на плечо.

— Зайду, зайду, — бурчит она по-доброму, заворачиваясь в одеяло.

Долли почти светится, когда исчезает в зарослях около окна Зази.

* * *

Зази заходит в дом-на-отшибе — как и обещала — вечером. Вечером зябко: почти осень. Зази ёжится и стучит в дверь. Ей открывает сам хозяин дома, мсье Аддерли, мужчина с какими-то странными глазами. Зази он не нравится и никогда не нравился. Мсье Аддерли неуютный, холодный, как замороженная рыба. И глаза у него почти стеклянные, как у кукол. Зази старается мсье Аддерли в глаза не смотреть. Мало ли.

— Добрый вечер, мадемуазель Зази, — приветствует её мсье Аддерли. Он говорит по-французски почти без акцента, но всегда как-то мрачно и уныло. Отец Зази отзывается о мсье Аддерли как об интересном человеке, но Зази здесь ничего интересного не видит.

— Добрый вечер, мсье Аддерли, — скомканно отзывается Зази, стараясь поскорее прошмыгнуть в комнату Долли. Мсье Аддерли, словно ощущая её желание, сторонится, усмехаясь, и Зази от него почти бежит. Этот человек вызывает у неё стойкое желание умыться.

Долли ждёт Зази, устроившись на огромном чемодане.

— Зази, — Долли широко раскрывает глаза, — ты пришла.

Зази кивает и без предупреждения лезет на чемодан. На нём сидеть удобно, и Зази даже не ёрзает. Долли рассеянно наблюдает, как Зази устраивается, и отворачивается. Прощаться Долли не умеет, как не умеет и Зази, и потому они сидят молча, пока Долли не открывает рот.

— Послушай, Зази, — Долли поглаживает пальцами кожу чемодана, — ты бы… если бы была такая возможность… — Долли спотыкается, словно не уверена в своих словах. — Ты бы осталась со мной?

Зази прищуривается. Разумеется, осталась бы, да только Долли уезжает. Или нет?

— Ты что, не уезжаешь, а-а-а? — спрашивает Зази, подозревающе смотря на Долли и подмигивая каждым глазом поочерёдно. Долли, увидев такое, зажимает рот руками, чтобы не засмеяться, и мотает головой. — Тогда что?

— Ты просто скажи, — просит Долли, и эта просьба из-за не убранных полностью ладоней звучит неразборчиво. — Осталась бы?

— Ага.

Долли улыбается Зази несмело и виновато.

Может, Зази чувствует что-то такое в воздухе, может, её толкают с чемодана высшие силы, в которые так верит мать, много чего может, но Зази, не обращая внимания на Долли, мчится к выходу и натыкается на мсье Аддерли. Она врезается в него, отшатывается, падая, и больно ушибает локоть.

Какое-то внутреннее чувство внутри буквально кричит, чтобы Зази бежала из этого дома скорее-скорее-скорее, и страх подступает к горлу всё сильнее. Она ползёт на локтях дальше от мсье Аддерли, к окну. И пусть окно на третьем этаже, это лучше, лучше противного липкого страха и семейки Аддерли по бокам Зази.

— Пожалуйста, прости, Зази, — раздаётся из-за спины голос Долли. — Прости.

Мсье Аддерли глядит на Зази стеклянными глазами.

На следующее утро у Долли появляется кукла в цветастом платье. Куклу зовут Зази.

Зази помнит только то, что когда-то давно была девочкой.

И что когда-то давно Долли была Долорес.