И не сломать тех стен (гет)

Он целовал ее грубо, жадно, до боли сжимая тонкую талию, обтянутую гладким шелком мантии.

Целовал, зажмурившись до кроваво-красных пятен перед глазами, слыша грохочущий в ушах стук крови.

Его чертовой ни-Мерлина-не-чистой крови. Крови, половину которой она бы точно сочла грязной.

Да он и сам ощущал себя грязным. С этой идиотской, болезненной и такой несвоевременной тягой к ней.

К чертовой Гринграсс.

К мерлиновой слизеринке.

К хреновой аристократке с ее чистейшей волшебной кровью.

Оторваться от нее было едва ли не труднее, чем сопротивляться притяжению хоркруса…

Но он Гарри Поттер. Мальчик-Который-Выжил. Герой. Избранный.

Подавив стон разочарования, он разрывает поцелуй, с трудом расцепляет, кажется, живущие своей жизнью руки и делает два стремительных шага назад.

Холодный камень стены жжет кожу сквозь рубашку, и разгоряченное долгим поцелуем тело подергивает дрожь.

Он чувствует, как горячечным жаром пульсируют щеки и как нереально быстро колотится сердце. И трусливо надеется, что она даст ему пощечину, развернется на тонких каблуках изящных туфель и оставит его одного.

Судорожно сглатывает и борется с желанием облизать губы, на которых все еще чувствует слабый привкус горького шоколада.

Ее вкус.

На его губах.

Невозможно. Нереально. Отвратительно.

Охренеть как неправильно.

Резко вскидывает руку и проводит ею по губам, словно надеясь все исправить. Отстраненно смотрит на кроваво-красное пятно, уродующее белоснежную манжету рубашки.

Ее помада на его рубашке. Так отвратительно-пошло. Совсем как присутствие ее хозяйки в его жизни.

Окидывает пристальным взглядом тонкую фигурку в нежно-голубой мантии. Рассыпавшиеся по плечам пряди серебристо-белых волос, льдисто-серые глаза и припухшие губы, ярким пятном выделяющиеся на фоне бледного лица.

Дафна Гринграсс.

Его самая большая на данный момент проблема.

Ведь даже сейчас ему больше всего хочется наплевать на все на свете, сорваться с места и снова целовать ее. Так долго пока не перестанет хватать дыхания. Пока не закружится голова. Пока на ее бледных щеках не выступить лихорадочный румянец, а тонкие пальцы не зароются в его волосы.

Он мотает головой, пытаясь вытряхнуть из головы идиотские мысли.

Это же Гринграсс! Очнись! Раз за разом приказывал он себе.

— Почему ты еще здесь? — от злости он теряет все смущение. И хочется лишь, чтобы она ушла уже куда-нибудь, чтобы перестала стоять так издевательски близко. С этим своим идеально красивым лицом и манящими губами.

Может быть, если ей нахамить, она наконец-то оставит его одного?

— Еще пять минут назад ты совсем не возражал против моего присутствия, — насмешливо замечет она, непринужденно прислонившись спиной к подоконнику и чуть откидываясь назад.

Он с бессильной злостью отмечает, что его взгляд помимо воли скользнул по обтянувшей высокую грудь ткани.

— А теперь возражаю, — Гарри чувствует себя очень глупо, мысли в его голове давно перепутались, а слова вязнут во рту, не желая складываться в более-менее приемлемые фразы.

Он и сам слышит, как беспомощно звучит его голос.

Как же он устал от всего этого! Устал бороться со своим влечением к ненормальной Гринграсс, устал притворяться и скрываться, Мерлин, да он даже от Гермионы и ее сочувственно-понимающих взглядов устал.

Хочется просто лечь на холодный грязный пол и зарыть глаза, надеясь, что кто-нибудь вместо него разберется с Волдемортом.

На мгновение прикрывает глаза, борясь с подступившим разочарованием.

— Гринграсс, ты можешь просто уйти? — он ненавидит себя за мольбу, прозвучавшую в голосе.

— Нет. — Уверенно. Звонко. И Мерлин-бы-ее-побрал насмешливо.

Он глубоко вздыхает, пытаясь подавить вновь вспыхнувшее раздражение и почти спокойно спрашивает.

— Почему?

Она задумчиво прикусывает губу и смотрит куда-то поверх его головы:

— Потому что мне, знаешь ли, немного надоело.

Он молчит, не желая задавать вопрос, которого она, очевидно, ждет. Дафна коротко улыбается, понимая, что реакции не будет, и продолжает.

— Мне надоело, что ты то смотришь на меня, как на кровного врага и разражаешься, кажется, от одного моего присутствия, то неделями игнорируешь, то набрасываешься с поцелуями, — голос ее звучит легко и расслабленно. Со стороны можно подумать, что она говорят о каких-то пустяках, вот только сжавшиеся в кулаки пальцы и нервно бьющаяся жилка на виске ее выдают.

Ей важна его реакция.

Ей важен этот разговор.

— Ты не особо сопротивлялась, — огрызается он, пряча руки в карманах брюк и угрюмо разглядывая свои ботинки.

— Сейчас это не имеет значения, — не дает сбить себя с толку девушка, — я хочу услышать хотя бы какую-то причину твоего, мягко говоря, странного поведения.

— Причину? Ты хочешь знать причину? — его голос вдруг понижается на несколько тонов и становится почти задумчивым. — Но причину чего ты хочешь знать? Почему ты раздражаешь меня? Почему я стараюсь тебя игнорировать? Все просто. Ты — Дафна Гринграсс. Помешанная на чистоте крови высокомерная дура, которая считает, что все вокруг недостойны даже ноги ее целовать. — Все тем же задумчивым тоном, словно размышляя вслух, выговаривает он. — Достаточная причина?

— Не совсем, — выражение ее лица не меняется ни на йоту, лишь в прозрачно-серых глазах мелькает что-то подозрительно напоминающее слезы.

Он равнодушно пожимает плечами.

— Я уже все сказал. И, если ты не хочешь уходить, то уйду я.

— Стой! — ее голос звучит так уверенно-повелительно, что он невольно застывает на середине шага. И тут же взрывается злостью.

— Я не твой домовой эльф, Гринграсс! — слова вырываются гневным шипением.

— Что насчет третьего? Почему ты то и дело целуешь высокомерную дуру, помешанную на чистоте крови? — игнорируя его возмущение, почти иронично спрашивает она, до боли впиваясь ногтями в ладони.

— А знаешь, я отвечу тебе, — решается он, вдруг оказываясь совсем рядом с ней.

Благодаря ее каблукам они оказываются почти одного роста.

Его лицо прямо напротив ее.

Их губы снова совсем рядом.

Но теперь вместо того, чтобы целовать ее, он просто стоит рядом, вдыхая тонкий холодный запах ее наверняка дико дорогих духов.

И собирается с мыслями. Впрочем, тщетно. Она рядом — это совсем не то, что позволяет ему восстановить ясность мышления, а потому он мысленно посылает все к Мерлину и просто говорит то, что думает. То, что так долго копилось в нем и то, с чем он так устал бороться в одиночестве.

— Я целую тебя, — негромко начинает он, прикрыв глаза, — потому что от тебя у меня сносит крышу. Потому что когда я вижу тебя, мне с трудом удается оставаться вдали от тебя. Потому что мне хочется убить Забини, когда он постоянно трется вокруг тебя. Потому что, Гринграсс, ты мне нереально нравишься. — В его голосе слышится пронзительная искренность. Он признается в своей слабости.

— Тогда почему?.. — едва слышным шепотом слетает с ее губ, в то время как серые глаза как-то совсем по-детски распахиваются в счастливом удивлении.

— Потому что для меня все это ничего не меняет. — Он пожимает плечами и, не смотря на нее, уходит, оставляя ее одну в холодном каменном коридоре.

Наедине с болящим сердцем и катящимися по щекам слезами.