Rat Races - Крысиные бега (джен)

В Годрикову Лощину Питер аппарировал на следующий день и застал там очень странную картину: на ковре в гостиной лежал Джеймс, а на нём — похоже, задремавший Гарри и поттеровская кошка. Лили же с расстроенным лицом накрывала… или, может быть, наоборот, собирала со стола. Хотя нет, пожалуй, всё же накрывала: кажется, посуда была чистой. На появление Питера Джеймс среагировал как-то вяло: просто повернул голову, поглядел на него, кивнул и опять уставился куда-то в потолок.

— Я невовремя? — смущённо спросил Питер. — Я пойду тогда, наверное…

— Ты же только что пришёл, — возразила Лили, и Питер вдруг заметил, что глаза у неё красные. Словно она плакала. И попросила почти жалобно: — Может быть, останешься на ужин? Или на обед… я даже и не знаю, что это такое будет. Поешь с нами, в общем?

— Ну… если я не помешал, — Питер оглянулся на Джеймса, но тот никаких признаков интереса к разговору не подавал.

— Ты не помешал, — сказала Лили так уверенно, что Питер сдался и присел на один из стульев к столу. — Расскажи нам, что там происходит, а? — попросила она.

— Где? — сердце Питера, кажется, на миг остановилось, а потом забилось где-то в горле: на мгновенье он подумал, что они откуда-то узнали про него всю правду, и сейчас…

— Да где угодно, — Лили вдруг прекратила накрывать на стол и тоже плюхнулась на стул напротив Питера. — Там, снаружи. Где-нибудь. Мы же не выходим никуда! — воскликнула она то ли с тоской, то ли с досадой. — Представляешь, как это — сидеть в четырёх стенах?! Даже погулять толком не выйти!

— Почему? — почти испуганно спросил Питер.

— Дамблдор взял с нас слово, что мы будем очень осторожны, — Лили надулась, став похожа на дурацкую пародию на саму себя. — Он запретил нам выходить на улицу. Даже с Гарри. Особенно с Гарри. Потому что Джеймс… — проговорила она тихо, и лицо её тут же стало нормальным — и расстроенным.

— Что? — глупо спросил Питер, хотя, конечно, знал ответ.

— А сам как думаешь? — спросил Джеймс. Он снял с себя сына — Гарри тут же проснулся и недовольно заворчал, — стряхнул кошку и, легко поднявшись, положил Гарри в колыбельку, тоже подошёл к столу и уселся верхом на один из стульев. — Во-первых, после нападения на Прюэттов Дамблдор лично притащил нас сюда и долго читал нотации, что мы теперь родители и несем ответственность за маленькую жизнь. Во-вторых... хотя ты ведь не знаешь ничего… в общем, — он нахмурился, и его лицо приобрело рассерженное выражение. — Я тут как-то… — он махнул рукой и так сердито поглядел на Лили, что Питер сразу оставил мысль порасспрашивать её позже, но Джеймс и сам все выложил как на духу. — В общем, Дамблдор на меня очень разозлился, — Джеймс вздохнул. — И сказал, что он мне поверил, а я снова насвоевольничал. Потому что я гулял по Лощине под мантией, а это, как оказалось, очень опасно, особенно для Гарри. — Джеймс очень точно передразнил директора. — Сижу вот дома и теперь даже ничего толком и не пишу, потому что, кажется, от этих статеек стало только хуже.

— Скажи ему, — вдруг настойчиво сказала Лили.

— Чего сказать? — буркнул Джеймс.

— Пит — наш друг, — решительно проговорила Лили. — Он имеет право знать.

— Тебе это надо? — спросил он. — Мои проблемы?

— Наши, — поправила его Лили.

— Ты-то тут при чём? — возмутился Джеймс.

— Действительно, — съязвила Лили, а Питер остро ощутил себя ненужным и совсем чужим. Ну куда он влез? Зачем? А сейчас уже уйти не выйдет — его явно не отпустят. Вот что его вообще сегодня сюда потянуло? Зачем он пришёл? — При чём тут я, моё дело теперь — дети, кухня и… нет, в церковь я после крестин Гарри точно не пойду. Стыдно там появляться.

— Дамблдор на меня сильно разозлился, — повторил Джеймс. Наверное, он счёл, что только так можно остановить распалявшуюся Лили. — Да, наверно, есть за что, но я не могу сидеть без дела, когда остальные гибнут!

— Что? — Питеру сегодня было суждено изъясняться односложно. Но другого и не требовалось — Джеймс, кажется, ждал только повода, чтобы рассказать всё, что с ним произошло.

— Эта мантия… — Джеймс почему-то замялся. — Она особенная. Помнишь?

— Да, — осторожно кивнул Питер, ничего не понимая.

— А я говорила, что это идиотская затея, — пробурчала Лили. — Гулять его потянуло. Теперь расхлебывай.

— Когда об этом узнал Дамблдор, — сердито продолжил Джеймс, — пришел в бешенство. Я его таким, пожалуй, и не видел никогда, — добавил он задумчиво. — Даже когда Снейп того… Когда я его того… То есть Ремус его чуть не того… — Он махнул рукой. — Знаешь, Пит, сказать по правде, это было даже страшно. Очень страшно, — честно признал он. — Я, знаешь, даже на какой-то миг подумал, что он сейчас меня убьёт. Прямо на месте. Взглядом. А он… — Джеймс опять махнул рукой и насупился.

Питер сидел ни жив ни мёртв: ему даже представлять по-настоящему рассерженного Дамблдора было жутко. А ещё он даже вообразить не мог, что же тот мог сделать. Да и не хотел, пожалуй…

— Ну скажи уже, — слабо улыбнулась Лили.

— Он отобрал у меня мантию, — сказал Джеймс. — Сказал, вернёт потом. Поизучает — и вернёт.

— Он что, — недоверчиво переспросил Питер, — совсем её забрал?

— Почему это совсем? — удивился Джеймс. — Он отдаст потом. Наверное, когда решит, что я больше не буду её так использовать.

— А ты не будешь? — спросил Питер.

— Буду, разумеется, — ухмыльнулся Джеймс. — Но не так, конечно. Не так глупо. Вообще, я думаю, на самом деле ему мантия просто для чего-нибудь похожего потребовалась.

— Он бы мог её у тебя просто попросить при всех, — с сомнением заметил Питер. — Ты ведь дал бы?

— Дал бы, разумеется, — Джеймс тряхнул головой. — Но я думаю, что ему нужно было сделать это тайно. Так, чтобы никто и не подумал бы, что у него есть такое.

— Он тебе запретил рассказывать об этом? — Питер снова испугался. Если это так, зачем же Джеймс это сделал? И почему, почему именно ему? А что будет, если Дамблдор узнает? Вот в этом весь, весь Джеймс! Почему, почему он никогда и ни о ком не думает, кроме самого себя?! Что если Дамблдор узнает, что Питер знает, и...

Но потом Питер понял, что если Дамблдор вообще хоть что-то узнает — о нем, о Питере, — ему станет не до Джеймса и не до мантии.

— Да зачем? — улыбнулась Лили. — Джеймс и так ни за что и никому о подобном не расскажет. Разве что своим, но это не считается.

— Угу, — Джеймс вздохнул и покивал. — Наверное, главное, чтобы об этом не узнали те, кому не надо. Но это наверняка не вы. Так что… в общем, вот. И теперь мы почти всё время сидим дома… так что расскажи, что там происходит. В Ордене.

— Там… — Питер сглотнул. Ну вот. Сейчас он принесёт дурную весть, и из обеда ничего не выйдет. — Всякое, — ответил он нейтрально. И, принюхавшись, спросил с улыбкой: — А что это так вкусно пахнет?

— Обед, — Лили встала. — Давайте, в самом деле, есть. А поговорим потом. Джеймс, усадишь Гарри?

— Он уже почти всю нашу еду ест, — гордо сообщил Питеру Джеймс, подхватывая сына из колыбельки и усаживая на колени. — Правда, сам пока умеет только ложкой.

— Он же маленький, — заулыбался Питер. По крайней мере, это была вполне безопасная и даже приятная тема. — Ему точно можно обычную еду?

— Ну, не всякую, — с важностью ответил Джеймс. — Жареное мясо или рыбу мы ему, конечно, не даём и всё режем на кусочки или вообще в пюре мнём, но в целом ест. Хотя и грудь ещё сосёт, — подмигнул он Питеру, и тот ужасно покраснел.

— Вы тут чего? — спросила Лили, входя в этот самый момент в комнату. Перед ней плыла целая вереница посуды и приборов. — Джеймс, ты что ему сказал?

— Правду, — Джеймс засмеялся. — Да же, Пит?

— Угу, — выдавил из себя тот, и Джеймс рассмеялся снова.

Лили, ловко орудуя палочкой, закончила сервировать стол и изящным жестом пригласила всех угощаться.

— А ты здорово освоила всю эту магию, — неловко польстил ей Питер.

Джеймс вдруг расхохотался.

— О да, когда Сириус прислал Гарри метлу, тут такое было. Во-первых, Гарри тут же расколошматил вазу, ну, ту, которую Лили подарила эта… — он осекся и искоса посмотрел на Лили. — Петуния. Потом перепугал кошку, а потом, когда Лили, вся такая гордая перед старушкой Батильдой, вышла из кухни с кучей посуды… а-ха-ха!

— Я ужаснулась, — призналась Лили, — когда Гарри на этой метле кинулся мне под ноги. Чуть не убила потом его.

— Гарри? — удивился Питер.

— Нет, разумеется, Сириуса.

— Ты сказала, что это прекрасный подарок! — возразил Джеймс.

— Да, но не для ребёнка в год! — разозлилась Лили. — Хотя… Гарри она нравится. Надо бы поблагодарить Бродягу, конечно. А почему он с тобой не пришёл?

Питер отложил вилку в сторону.

— Ты какой-то странный, — заметил Джеймс. — Случилось что?

— Сириус, он… — начал Питер. — Ну, он вчера немного пострадал. Несильно.

И он схватил вилку и с удвоенной силой начал терзать несчастную свинину. Джеймс и Лили наблюдали, как он почти отрывает кусок, скребя ножом по тарелке.

— Он ранен, да? — тихо спросил Джеймс. — Была стычка?

Питер кивнул.

— Ну ладно, там… не так все страшно, — выдавил он через силу. — Все живы.

Лили вздохнула и забрала Гарри у Джеймса.

— Ты или сам ешь, или ребёнка корми, — упрекнула она и подвинула к себе тарелочку с пюре.

Гарри оживился. Он так забавно лопал, что Питер засмотрелся на него и не сразу понял, что Джеймс уже не в первый раз повторяет вопрос.

— Появлялся?

— Кто? — переспросил Питер.

— Ремус, — понизив голос, с раздражением пояснил Джеймс. — Он стал… очень странный. Очень.

Питер развернулся к нему.

— Слушай, — доверительно сказал он, — может, он наконец нашёл работу. Почему нет? Ему сложно. И… сам знаешь, как он живёт.

— Ремус — работу? — хохотнул Джеймс. — Я не помню, чтобы он вообще ее искал, честно. Ты — помню, и ты работал, а не ныл. А Ремус, ты прости меня, Хвост, конечно, за откровенность, но я в последнее время от него только и слышал: меня никто не возьмет, как я буду работать, да все догадаются, а кто догадается, вот скажи? За семь лет кто-нибудь догадался? Кроме Сопливуса?

— Зря ты так, — сказал Питер. — Он действительно очень боится.

— Боится, — опять хмыкнул Джеймс. — Все такие трусливые!

Питер зло отложил вилку и нож. Вышло так резко, что даже Лили обернулась.

— Что ты сам знаешь о страхе, Джеймс? — спросил он. — Ты считаешь, что страх — признак трусости? Моуди тоже боится, раз постоянно бдит?

Джеймс, казалось, был несколько сбит с толку.

— Это другое, — промямлил он.

— Нет, не другое. Страх — базовый инстинкт человека. Не было бы его — и никто бы не выжил.

Джеймс взъерошил волосы. Вид у него был растерянный.

— Откуда ты знаешь об этом вообще?

— Ну, — протянул Питер, — вообще-то иметь соседей магглов весьма полезно. У них постоянно телевизор работает. И потом, я читаю журналы, газеты. А наш новый сосед дал мне энциклопедию, — с гордостью сообщил он.

— Оставьте в покое Ремуса, мальчики, — посоветовала Лили. — А ты, Питер, ешь. Все стынет.

Джеймс заговорщицки подмигнул.

— Она считает, — прошептал он, наклонившись к самому уху Питера, — что Ремус влюбился. Поэтому…

— И ничего смешного, — громко сказала Лили. Она отложила ложку, взяла Гарри и поднялась. — Мы пойдем баиньки! А вы уберите со стола и не трогайте Ремуса.

— Всегда за него заступалась, — пожаловался Джеймс. — Честно, я бы даже ревновать её начал, но это ведь Лунатик.

— А ведь Лили тоже не знала о нём ничего, — задумчиво произнёс Питер. — Пока мы ей не сказали.

И тут ему показалось, что это все неслучайно. Все эти семь лет, которые они учились, никто и ни разу не заподозрил, что Ремус — оборотень. Хотя казалось бы, на нем это только что не написано: регулярные отлучки, больничное крыло… открой календарь и увидишь. Но нет. А что это значит? Никому не было до этого дела? Совсем никому, если не считать этого надоедливого Сопливчика? Ни старшеклассникам, ни этим уродам из клуба «Юный Пожиратель».

А что, если и все страхи Питера тоже напрасны? На нем не написано, что он предатель. По крайней мере, не так явно, как на Люпине.

Но они все — все-таки все — считают, что с Люпином что-то не так.

«И пусть продолжают так считать, — с какой-то затаённой жестокостью подумал Питер. — Мне это на руку. Пусть считают».

— Не знаю, как там насчёт любви, — заметил он, снова принимаясь за еду, — но ведёт он себя действительно очень странно. Пожалуй, ты прав. Хотелось бы знать, чего он боится.

И, бросив это зерно сомнений, Питер почувствовал себя удовлетворённым. Джеймс переваривал услышанное и тоже ел. Гарри наверху капризничал.

Питер украдкой кинул кошке кусок свинины. Та подошла, понюхала, смерила Питера презрительным взглядом и отошла.

— Это ты зря, — заметил Джеймс с набитым ртом. — Лили увидит — визга не оберёшься. Она ей покупает… покупала в магазинчике какой-то корм.

Он похлопал себя по карманам.

— Куда-то опять бросил палочку, — с досадой сказал он. — Вот так придет Сам-знаешь-кто, а я без оружия. А все Дамблдор виноват.

Сделав такой логически безупречный вывод, Джеймс окончательно забыл про все на свете и занялся едой. Питеру же есть уже не хотелось.

— Так, Джеймс, — Лили показалась на лестнице, и в руках у неё были какие-то листки. — Гарри чуть не порвал это, пришлось у него отбирать, он, конечно, расплакался. Не разбрасывай, будь так добр, везде свои записи, хорошо?

— А, — Джеймс по-мальчишески закривлялся. — Это статья. Смешная. Но мне все равно не нравится. Там я сравнил Пожирателей с гиппогрифами. Мол, им тоже надо кланяться, иначе они звереют. Сириусу тоже не понравилось — ну, ты знаешь, как он бесится, когда о животных говоришь непочтительно…

— Все равно в последний раз вам прислали статью обратно, — сказала Лили, садясь за стол. — Марлин сказала, что вы слишком однообразны.

— Вот пусть сама и пишет тогда, — буркнул Джеймс. — Сначала она нас хвалила. Надо отправить, а там пусть сама решает. Может быть, ей и понравится.

— Джеймс, — сказал Питер. — Знаешь… Не надо, наверное.

— Почему? — тут уже заволновалась Лили. — Питер? У тебя стало такое лицо?

— Надо, не надо, — Джеймс залпом выпил воду. — Ну, какой-то от меня должен быть прок, да? Или уже и этого не требуется?

— Я не знаю, — ответил Питер. — Просто… Некому отправлять, вот и все. Джеймс, Марлин погибла.

Наступила такая тишина, что можно было расслышать, как кошка где-то спрыгнула на пол, а потом — почти невесомые кошачьи шаги.

— Как погибла? — глупо спросила Лили. — Что-то на работе? Несчастный случай?

— Нет. Их всех убили Пожиратели. Всех, всю ее семью.

— Этого просто не может быть, — прошептал Джеймс.

Питер тоже раньше так думал. Все-таки все остальные были чужими смертями. А сейчас — тот, кого ты так хорошо знал, ушёл и больше никогда не вернётся.

— Когда? — спросила Лили. Голос её был подозрительно сух. — Давно?

— Несколько дней назад. Как раз после того, как вы здесь спрятались.

Джеймс поднялся.

— Спрятались! — крикнул он, и Гарри плачем тут же подтвердил, что он прекрасно расслышал его слова. — Спрятались! Мы спрятались! Пусть только явятся сюда! Пусть только явятся! Я знаю, как я их встречу! Знаю! Пусть только явятся!