Кавалер третьего сорта (джен)

в которой Гилдерой Локхарт пишет свою лучшую повесть

* * *

Утро вечера мудренее — в справедливости этой маггловской пословицы Ремус убедился на собственном опыте. Вечером казалось, что жизнь кончена, что друзей больше нет и никогда не будет, что остаётся только пойти к Гилдерою и попросить стереть память… Можно даже так, как Грейбеку, до нуля. Но в конце концов ночь — к счастью, не ночь полнолуния — закончилась, прозвенел будильник, заворчал знакомым голосом дизель грузовичка, забренчали в ящиках молочные бутылки… Жизнь продолжалась.

Отработав сегодняшний маршрут, Ремус сдал машину помощнику мистера Криви и отправился к себе. За прошедшие две недели он успел разместить в разных точках Великобритании реперные булыжники. Пришлось довольно много помотаться по стране — в основном каминами, хотя и волшебный автобус пригодился, и даже маггловский транспорт, — но карта активировалась, и оказалось, что Питер Петтигрю и в самом деле жив. Жив, крыс несчастный, и обретается где-то в графстве Девон на юго-западе Англии. Точнее определить не вышло: всё-таки Земля — далеко не идеальный шар, и ошибки в расчётах накопились изрядные.

Для более точного поиска нужно было расставить не меньше семнадцати реперов по городам и весям Девоншира, рассчитать и зачаровать новую карту и при этом надеяться, что Петтигрю за это время не смоется в какой-нибудь другой или даже третий угол страны. Что делать, если этот поиск укажет на крупный город вроде Эксетера или Плимута, как там искать крысу дальше, Ремус старался не думать: незачем расстраиваться раньше времени.

Разложив на столе большую карту графства, Ремус отметил для начала места, где проживали маги: всё-таки каминный транспорт намного быстрее и удобнее маггловского, а где есть несколько волшебных домов, там частенько можно найти общественный камин. Одна из точек, вполне подходящих для установки репера, оказалась в деревне Оттери-Сент-Кэчпоул. Правда, общественного камина там не оказалось, но рядом с деревней стоял дом шапочно знакомого Ремусу Артура Уизли, начальника небольшого сектора в Министерстве. Ремус тяжело вздохнул, но его скромность позорно проиграла схватку желанию как можно скорее разметить карту, и он отправился набиваться в гости. Завтра у него выходной, в Министерстве — тоже, можно будет сначала расставить восемь реперов через общественные камины, а потом зайти к Уизли и поставить в деревне девятый. Ну а с остальными восемью — опять поезда, автобусы…

Уизли удалось поймать в самом конце рабочего дня. Поздоровался он с Ремусом вежливо, подаренный маггловский сифон для газированной воды (с дюжиной заряженных баллончиков!) принял с благодарностью, намёк о желательности приглашения понял прекрасно (а Ремус до ушей покраснел, пока этот намёк из себя выдавливал), а потом спросил прямо:

— Вы же не ради пирогов Молли передо мной распинаетесь. Лучше честно скажите, чем я могу вам помочь. Как гриффиндорец гриффиндорцу.

Ремус немного подумал, припомнил, что Дамблдор называл Артура Уизли честным и надёжным человеком, — и решился:

— У меня есть основания считать, что Питер Петтигрю жив. Кроме того, я вычислил, что он скрывается где-то в Девоне. Сейчас я работаю над картой графства, которая может показать его местонахождение. Для этого необходимо расставить по территории специальные реперы, которые я сделал из камней. Одно из подходящих мест находится недалеко от вашего дома.

— И вы решили перейти туда через наш камин, а оформить это как дружеский визит, — кивнул Уизли. — Понимаю. Не понимаю другого: почему вы вообще занялись этими поисками через пять лет после его гибели? Ну хорошо, после его предполагаемой гибели?

Ремус опустил глаза:

— Потому что мой приятель, Гилдерой Локхарт, сумел поговорить об этих событиях с Сириусом Блэком. А потом он написал повесть…

Из портфеля Ремуса появилась самодельная книжка.

— Можно? — протянул руку Уизли. — Спасибо. Я только предупрежу семью…

Он швырнул в камин щепотку летучего пороха:

— Молли? Я задержусь на полчасика-час в Министерстве. Нет, ничего страшного, просто возник один вопрос, который не хотелось бы откладывать… Да, конечно! Да! Ну разумеется! А Джинни за меня поцелуй! Всё, до свиданья! — он встал от камина. — Вы подождёте, пока я это просмотрю? Тогда прошу в мой кабинет.

Видно было, что работать с бумагами Уизли умеет. Быстро пролистав книжку, он внимательно изучил несколько заинтересовавших его мест, сделав ряд пометок на вырванном из блокнота листке, а потом побарабанил пальцами по столу:

— Знаете, а в качестве возможной версии пойдёт.

— Аластор считает так же, — кивнул Ремус.

— И как, по-вашему, этот самый Петтигрю столько лет мог скрываться в густонаселённом графстве и ни разу никому не попасться на глаза?

— Я не уверен, что он всё время прятался именно в этом графстве. Мог и в других местах скрываться, но сейчас я его засёк именно там. А вот насчёт «не попадаться»… — Ремус вздохнул. — Достаточно не попадаться на глаза мне. Потому что только я, Сириус и Джеймс знали, что Питер — анимаг. Анимаг-крыса.

— Ясненько, — протянул Уизли. — А между прочим, лет пять назад Перси подобрал где-то крысу. Вот, посмотрите!

Он повернул к Ремусу одну из стоящих на его рабочем столе колдографий. Рыжий мальчишка лет девяти-десяти держал в руке клетку, а в клетке, вне всякого сомнения, сидел Питер. Очень довольный жизнью, гладкий, упитанный…

Ремус подскочил:

— Мистер Уизли… Скажите… А у этой крысы нет… Скажем так… Особых примет?

— Что, похож грызун? — улыбнулся Уизли. — У него на передней лапке одного пальца не хватает. А ну спокойно! — рявкнул он не хуже Аластора на зарычавшего Ремуса. — Один уже помчался очертя голову! Хотите ему компанию составить?

— Его необходимо взять! — стиснул кулаки Ремус.

— Возможно, — не стал возражать Уизли. — Но зачем пороть горячку? Он жил у нас пять лет, до завтра никуда не денется. Вот если вы сейчас ворвётесь к нам в дом, рыча как дикий зверь, то Молли вас огреет сковородкой, и вы не меньше часа будете в себя приходить: в её исполнении сковорода втрое эффективнее «ступефая» и вдвое быстрее. А пока вы будете в отключке, ваш старый приятель поймёт, что запахло жареным, и даст дёру. Оно нам надо?

— Не надо, — согласился Ремус. Возразить было нечего.

— Поэтому сейчас я иду домой. Моя задача — чтобы подозреваемый крыс не смог удрать. А ваша — явиться завтра к нам на обед вместе с официальным представителем власти. Вы же знаете Аластора? Вот с ним и приходите. Передайте ему это приглашение, — Уизли черкнул несколько слов на листочке. — Если вы правы, то вы кого-то поймаете, а если нет, то вас по крайней мере неплохо накормят. От Молли уйти голодным невозможно в принципе!

Ремус взял листок. Идти к Аластору после вчерашнего выговора не хотелось совершенно… Но дело прежде всего.

* * *

Всем известно, что Гораций Слагхорн любит удобную мягкую мебель, хороший чай со сладостями, лёгкую музыку и знакомства со знаменитыми людьми. Мебель у него и так наверняка есть, в чае Гилдерой разбирается слабовато, музыкант из него ещё хуже, чем титестер, но вот раздобыть в подарок учителю приличные маггловские конфеты он вполне способен. Конечно, магглы в последнее время просто озверели со своей синтетикой, но если знать места и марки… Тогда вполне можно найти что-то, что придётся по вкусу старому зельевару. Ну а в качестве знаменитости можно выступить самому. Правда, слава писателя-документалиста к Гилдерою пока не пришла, придётся Слагхорну удовлетвориться просто лучшим инспектором службы коррекции памяти.

Расчёт оказался верным. Старина Слагхорн с удовольствием пригласил к себе бывшего студента и организовал чаепитие в уютной комнатке с камином. И гость, и хозяин оценили по достоинству разнообразные сласти, как волшебные, так и маггловские. Ну а потом, когда Гилдерой пригрелся и размяк, Слагхорн приступил к расспросам:

— Давненько мы не виделись, Гилдерой… Сколько лет-то уже?

— Да со школы и не встречались, больше пяти лет будет.

— Вижу, ты уже вырос в серьёзного специалиста, — похвалил Гилдероя Слагхорн. — Как я понимаю, всего лишь год работы — и уже лучший инспектор?

— Ну, трёхгодичные курсы тоже учесть надо, — уточнил Гилдерой. — Потом год стажировался… Этой осенью впервые отправили в самостоятельное плаванье. Но учителя, надо сказать, были очень хорошие.

— А ведь ты, помнится, везде хотел быть или лучшим, или никаким, — прищурился Слагхорн. — На первых курсах зелья у тебя очень хорошо шли… Помнишь, как новый бальзам для волос изобрёл?

— Случайность, — потупился Гилдерой. — Ошибся во время варки. Если бы вы, профессор, не спасли тогда мой котелок…

— Ну, ну, не скромничай! — засмеялся Слагхорн. — Почти все открытия в зельеварении сделаны именно по ошибке! Главное — понять, что из этой ошибки получилось, а ведь мы с тобой поняли! Но, как я вижу, ты оставил зелья?

— Увы, без вас, профессор, учёба у меня не пошла. — Гилдерой вздохнул. — Сам по себе этот Снейп, возможно, превосходный зельевар, но учиться у него даже врагу не пожелаю. С первого занятия всю охоту отбил…

— Да, а ты ведь у нас никогда не занимался тем, что тебе неинтересно? — прищурился Слагхорн. — Или ты просто увидел, что такого уровня, как у Северуса, тебе всё равно не достичь, а быть вторым не захотел?

Гилдерой задумался:

— Знаете, профессор, лично на моё решение бросить зелья это повлиять могло. Но тогда от зельеварения отказалось четырнадцать человек с двух старших курсов, в том числе трое с Рейвенкло! Вы часто слышали, чтобы студент Рейвенкло бросил учёбу?

— Да, пожалуй что это показатель, — расстроился Слагхорн. — Хотя учить студентов, наверное, и в самом деле не для Северуса. Он не преподаватель, он исследователь. Вот Лили Эванс стала бы блестящим профессором… Эх, Лили…

Слагхорн высморкался в зелёный носовой платок, очистил его заклинанием и плеснул себе в чай капельку какого-то ликёра.

— Но что это мы всё о зельях да о зельях! Лучше расскажи, как у тебя сейчас дела!

— Дела в порядке! — улыбнулся Гилдерой. — Бывает, что целый день сижу в дежурке и обдумываю книгу, а бывает — ношусь по всему острову как угорелая кошка, убеждаю магглов, что хулиган окатил их водой не из волшебной палочки, а из обыкновенного шланга, и что увели его потом люди в тёмной форме и в касках, а не в красных мантиях, и что отправились они не порталом, а машиной…

— Всё, всё, я понял, пожалей старого человека! — засмеялся и замахал руками Слагхорн. — Хотя, честно говоря, мне казалось, что в таком случае проще высушить облитого и просто стереть ему память обо всём событии.

— Иногда может быть и проще, — пожал плечами Гилдерой. — Но в городе частенько приходится действовать в толпе. Отработать полдесятка пострадавших — одно, сотню набежавших зевак — уже совсем другое. А если кто-нибудь фотоаппарат достанет? Плёнку «обливиэйтом» не сотрёшь… Тут уже совсем другие способы нужны.

— Да, Гилдерой, вижу, что работа у тебя серьёзная, — кивнул Слагхорн с уважением. — Никогда раньше не думал, что соблюдать Статут о Секретности не так уж просто… Но ты сказал, что в свободное время обдумываешь книги? Что-нибудь маггловское читаешь?

— Пишу, — признался Гилдерой. — Стало немного обидно, что интересные книги пишут только магглы, а у нас — либо сухая наука, либо сплетни в бульварных газетках… Вот недавно пришло на ум написать про нашего общего знакомого — Хагрида.

— Про Хагрида? — удивился Слагхорн. — И при этом не сплетни? Хотелось бы посмотреть…

— Так за чем же дело стало? — ослепительно улыбнулся Гилдерой. — Повесть у меня с собой. И, скажу по секрету, все писатели очень любят, когда их читают!

Повесть действительно была. Позавчера Гилдерой, как и собирался, отправился в библиотеку Хогвартса и кой-чего там накопал, а потом решил поговорить с лесничим, ведь Риддл упоминал какую-то историю с Хагридом и пауком.

С лесничим пришлось не просто поговорить, а пойти пропустить стаканчик — а стаканчик у Хагрида в добрую кварту будет, хорошо хоть он своих собутыльников пить на равных не заставляет. Но, пробившись через сотни упоминаний Великого Человека Дамблдора к сути смысла, Гилдерой вдруг понял, что на него накатывает знакомое чувство неудовлетворённой графомании.

Днём, прямо в дежурке, он набросал коротенькую повесть. О том, как в Хогвартс поступил новый ученик — с богатырским ростом и силой, с младенческим разумом и очень добрым сердцем. Как он переходил с курса на курс, беря трудом и усидчивостью там, где не хватало остроты ума. Как необходимо ему было о ком-то заботиться, но все остальные студенты, даже те, что на два курса младше, сами были заметно умнее, и только животные не считали его тупым громилой. Как на собственном горьком опыте он узнал, что значит не рассчитать усилий — и с тех пор предпочитал таких питомцев, которым не мог случайно навредить, зато которые сами навредят кому угодно. Как забывал, что другие дети намного слабее его, и подвергал их опасности, искренне этого не понимая. Как был бездоказательно обвинён в убийстве, исключён из Хогвартса и лишён палочки без всякого разбирательства, просто потому, что так было удобно начальству. Как сохранил, несмотря на все злоключения, любовь к своей школе и верность своему учителю — но сохранил и привычку заводить смертельно опасных любимцев, совершенно не замечая, чем это грозит другим…

Гилдерой Локхарт. «Мечтаю вырастить дракона».

— Удивительно, — тихо сказал Слагхорн, возвращая Гилдерою блокнот. — Я ведь три года учил Рубеуса, но не заметил ничего, что ты описал. Лишь одно могу сказать в своё оправдание: я не был его деканом, а предметники, увы, не всегда хорошо понимают своих студентов…

Гилдерой промолчал, внутренне раздувшись от гордости.

— А Хагрида тогда обвинил Том… Том Риддл… — продолжал размышлять вслух Слагхорн. — Лучший студент за много лет… Староста факультета… Ах, Том, Том, что же ты натворил… Я же тебя предупреждал…

Гилдерой вжался в кресло и притворился, что его здесь нет.

Слагхорн отхлебнул чаю и уставился в камин.

— Риддл мог стать великим учёным. Возможно, даже основателем новой магической науки, ведь в магии ещё так много неизведанного, — проговорил он печально. — Мог стать успешным политиком, отличным министром, мы бы процветали под его руководством. Мог стать замечательным профессором и воспитать тысячи сильных и знающих волшебников…

— И что же ему помешало? — подал голос Гилдерой после долгой паузы.

— Сущие пустяки, — грустно улыбнулся Слагхорн. — Чтобы добиться успеха, в дело надо вкладывать душу. Всю душу, — повторил он, подчеркнув слово «всю».

Старый профессор замолчал, явно не желая продолжать разговор. Гилдерой решил не надоедать Слагхорну и откланялся под благовидным предлогом. Кажется, ему за это были благодарны.

«Не сметь бояться! Студент Рейвенкло никогда не испугается научного опыта!» — приказал себе Гилдерой и решительно открыл чёрную тетрадку. На этот раз навязчивого желания взять непременно чернильную ручку он не почувствовал: то ли дневничок Риддла прекратил давление, то ли Гилдерой сумел это давление игнорировать. Впрочем, писать всё равно имело смысл чернилами: вдруг эта гениальная бумаженция не умеет общаться с помощью карандашей, фломастеров и шариковых ручек?

— Привет, Том! Это Гилдерой. Я разузнал насчёт лорда Волдеморта и вообще твоей биографии после пятого курса. Могу изложить подробно!

— Здравствуй! Конечно, я весь внимание!

Гилдерой глубоко вздохнул. Не так просто настрочить целую повесть сразу на чистовик, не имея возможности исправить и отредактировать… Ну да ничего, где наша не пропадала! Поехали, посмотрим, что из этого получится!

Перо заскользило по бумаге. На листе строка за строкой появлялась и исчезала история о том, как ещё в школе лучший студент Слизерина вербовал себе последователей, создавая организацию с неясными целями и пафосным названием. Как шёл к власти под сомнительными лозунгами, пользуясь раздраем среди политических противников, и как незаметно его соратники превращались в приспешников, прихвостней и слуг, а впоследствии и в рабов. Как неожиданно он бросил политику и занялся террором, а в его команде кто-то ужаснулся, а кто-то пришёл в восторг. Как вместо достойного лидера возникло форменное пугало, а в стране разгорелась самая настоящая гражданская война. Как лорд Волдеморт, постоянно заявляя о победе над смертью, на самом деле отчаянно боялся — и из-за этой боязни мог думать только об убийствах, и убивал направо и налево. Как он решил — видимо, спятив от страха — что его непременно убьёт новорождённый младенец, и как он больше года охотился за этим младенцем, и таки убился об него. Как рабы лорда Волдеморта резко поделились на две неравные части — и одни били себя в грудь, вопя, что ни в чём не виноваты, что проклятый Лорд их всех под «империусом» держал, а сами бы они никогда, — а другие гордо отправлялись в Азкабан, ещё громче крича, что они верны Лорду, что они его дождутся, что будут пытать и убивать в его честь, что зальют кровью и уничтожат всю страну. Как две недели веселились, пили и гуляли британские волшебники, над которыми больше не висел этот ужас по имени Волдеморт, и только старый профессор Слагхорн грустил о блестящем студенте, так бездарно промотавшем свои таланты. Ведь для того, чтобы добиться успеха, надо вкладывать в дело всю душу, а не только страх, злобу и ненависть…

Отложив ручку, Гилдерой попытался отодвинуть стул и встать, размяться, но обнаружил, что шевелиться ему очень тяжело, а подняться вообще невозможно. «Не знаю, как там насчёт души, а вот физическую силу я, похоже, всю вложил», — подумал он.

Его внимание привлёк чей-то стон. Гилдерой медленно, с трудом обернулся. Между его стулом и камином лежал на полу какой-то парень в школьной форме, с лицом, бледным до зелени.

— Я ошибся… — прошептал парень. — Это тупик… Так нельзя… Если бы можно исправить…

От чёрной тетрадки поднялся лёгкий дымок, пролетел над Гилдероем и впитался в парня. Тот вздрогнул и потерял сознание.

Правая рука ещё работала. Камин, к счастью, горел. У Гилдероя хватило сил сочинить короткую записку, вытряхнуть заклинанием в камин баночку летучего пороха и сказать:

— Мунго…

Пламя вспыхнуло зелёным, и записка улетела к целителям. Гилдерой закрыл глаза.

На столе осталась лежать исписанная его почерком тетрадка в чёрной обложке. Самая обыкновенная маггловская тетрадка. Только с новой повестью.

Гилдерой Локхарт. «Страх».