L+L (гет)

Он не знал, как долго проплакал, когда вдруг почувствовал лёгкое прикосновение к плечу и услышал незнакомый тихий голос:

— Почему вы плачете? Вас обидел кто-нибудь? Вам больно?

От неожиданности Колин дёрнулся и, кажется, подпрыгнул. Торопливо стерев слёзы, он отнял руки от лица и, проморгавшись, растерянно уставился на стоящую рядом с ним рыжеволосую девочку лет семи-восьми в нарядном травянисто-зелёном платье. Её показавшиеся Колину огромными глаза серьёзно и сочувственно смотрели на Колина, а он пытался вспомнить хоть какие-нибудь слова, чтобы ей ответить. Что же ей сказать? Да? Нет? Пошла вон отсюда?

— Больно, — хрипловато выговорил он. Не было у него сил врать.

— Может быть, вам чаю принести? — спросила девочка, после некоторого колебания убирая свою руку с его плеча. — Или воды? С лекарством.

— Нет лекарства, — сказал Колин. Зачем он вообще с ней разговаривает? Откуда она тут взялась? — Что ты здесь делаешь?

— Я гуляла, — ответила она. — Пока взрослые там разговаривают. Дядя разрешает мне гулять по дому, — уточнила она.

— Да, — кивнул он. — Гуляла. Ты ведь… — он нахмурился, вспоминая её имя, — Альнаир.

— Да, — она кивнула. — А вы — мой дедушка.

— Да, — согласился он. — Я… да. Скажи мне, — сам не понимая, откуда вдруг у него всплыл такой вопрос, — кем ты хочешь быть? Потом? Когда ты вырастешь?

— Гербологом, — ни секунды не задумавшись, ответила она. — Или, может, путешественником — как Ньют Скамандер. Я ещё не решила окончательно. Или, может быть, и тем, и тем.

— Гербологом, — медленно повторил он. — Как Ньют Скамандер.

Девочка хихикнула:

— Нет же! Ньют Скамандер — магозоолог, а не герболог!

— Да, — сказал Колин. — Конечно же. Я знаю.

— А что у вас болит? — вернулась девочка к началу разговора. — Можно попросить у Рани зелье или порошок — у неё их много. Я схожу, хотите?

— Погоди, — попросил он, вглядываясь в её личико, обрамлённое густыми тёмно-рыжими волосами. — А что мама думает о твоих планах?

— Маме больше нравится герболог, конечно, — совсем не удивившись этому вопросу, сказала Альнаир. — Потому что гербологи тоже ездят много, но больше всё-таки живут на одном месте. А магозоологи всё время путешествуют. Но магозоолог ей тоже нравится. И папе тоже, — добавила она на всякий случай.

— Скажи, — продолжал он расспрашивать её и почему-то начиная волноваться, — ты дружишь с мальчиками?

— Дружу, — удивлённо ответила она и добавила немедленно: — И с девочками дружу. И со взрослыми. И даже с Барни. Я люблю дружить, — она улыбнулась и спросила вдруг: — А вы?

— А я не умею, — совершенно честно сказал он.

— Как, совсем? — спросила она изумлённо-недоверчиво.

— Совсем, — тихо-тихо сказал Колин.

— Почему? — спросила девочка, и Колин не нашёлся, что ответить.

В самом деле, почему? Он ведь правда никогда ни с кем не дружил — нет, приятели у него, конечно, были, особенно в школе, и потом, в молодости, но никакой дружбой это не было и близко.

— Я не знаю, — сказал он. — А ты, значит, умеешь.

— Да, — она кивнула и гордо добавила: — Как мама с папой! — и вдруг предложила: — А хотите, я вас научу?

— Как? — спросил он. Слёзы высохли, и теперь стягивали кожу на лице, и он потёр её пальцами, ощущая подушечками соль.

— Я с вами подружусь, и вы научитесь, — сказала она решительно. — И потом найдёте себе какого-нибудь подходящего по возрасту и интересам друга.

Это прозвучало так серьёзно, взросло и забавно, что Колин поневоле улыбнулся.

— Родители не разрешат тебе, — возразил он, ощущая неожиданную горечь.

— Почему? — спросила Альнаир, и он снова не нашёлся, что ответить, и сказал то, что обычно помогало ему в сложных случаях с собственными детьми:

— Это слишком сложно для ребёнка.

Но с ней это не сработало.

— Почему? — настойчиво повторила Альнаир.

— Сложно, — повторил он почти беспомощно.

— Я умный ребёнок, — сообщила ему Альнаир, и он не сумел удержаться от улыбки.

— Ты добрая, — сказал он осторожно, и Альнаир кивнула:

— Да. Я уговорю их! Если вы хотите. Вы хотите? — она склонила голову к левому плечу.

— Дружить с тобой? — спросил он недоверчиво.

— Дружить, — она энергично тряхнула головой, и несколько прядей упали вперёд.

— Хочу, — он и сам немного удивился, когда выговорил это. — Только я и вправду не умею.

— Ну и что? — легко спросила Альнаир. — Зато умею я! Проще всего, — сказала она наставительно, — вместе чем-то заниматься. Вы что делать любите?

— Вот ты где, — Колин не успел ответить на вопрос, когда в комнату вошёл его сын. — Нари, тебя ждут, пойдём, — он подошёл к дочери, совершенно не обращая внимания на отца, и взял её за руку.

— А мы с дедушкой договорились, что я научу его дружить, — сообщила она тут же. — Он сказал, что вы мне не разрешите, но ведь это можно? Да?

— Дедушка болеет, — сказал Леопольд, улыбаясь дочери. — И очень занят. Я не думаю, что у него найдётся время. Но посмотрим. А сейчас идём — все тебя ждут, чтобы поиграть в шарады.

— А вы пойдёте? — спросила Альнаир у Колина.

— Дедушка серьёзный человек, — ответил Леопольд за него. — И он плохо себя чувствует. Не нужно отвлекать его, пойдём, — он легонько подтолкнул её к двери, но Альнаир обернулась к Колину и позвала его настойчиво:

— Пойдёмте! Это весело!

— Пойдём, — вдруг решился Колин, поднимаясь — и натыкаясь на ледяной взгляд Леопольда.

— Ты уверен? — поинтересовался он.

— Лео, — Колин облизнул губы — они были сухие и солёные. — Можно мне с тобой поговорить? Сейчас. Прошу тебя! — проговорил он умоляюще и не веря ни секунды в то, что сын вдруг согласится. Но совершенно точно зная, что если не сейчас, то этого разговора не будет никогда: он сам второй раз не решится.

— Беги к гостям, — помолчав, сказал Леопольд дочери. — Найдёшь дорогу?

— Да! — уверенно ответила она — и вправду убежала.

Леопольд же перевёл взгляд на отца, и теперь его лицо было жёстким и холодным.

— Лео, — Колин сделал шаг вперёд. И понял, что понятия не имеет, как сказать то, что собирался. — Она… очень добрая, — выдавил он, наконец. — Твоя дочь.

— В этом она в мать, — холодно проговорил Леопольд, и Колин ухватился за его слова:

— Думаешь, она меня простит?

— Кто? — от неожиданности Леопольд явно растерялся.

— Твоя жена, — торопливо сказал Колин. — И ты, — добавил он поспешно, стараясь не думать о том, до чего он сейчас жалок. Леопольд продолжал молча на него смотреть, и Колину пришлось продолжить: — Я так больше не могу. Дай мне шанс. Пожалуйста.

— Что вдруг? — спросил Леопольд.

— Я так больше не могу, — только и смог повторить Колин. — Ты ведь тоже всё терял. Ты знаешь, каково это. Ты же можешь… Должен… Можешь меня понять!

— Терял, — помолчав, сказал Леопольд.

— Мы оба оступились, — Колин очень торопился. Он уже отвык от того, что кто-то его слушает серьёзно, и боялся, что не успеет сказать всё, что должен. — Ты же должен дать мне шанс. Я очень хочу её видеть, — просительно проговорил он. — Иногда. Хотя бы изредка! Пожалуйста, — он болезненно сморщился и ищуще заглянул сыну в глаза.

— Я подумаю, — решил, наконец, Леопольд. — И поговорю с женой. Но тебе в любом случае придётся извиниться перед ней, — предупредил он, внимательно наблюдая за реакцией отца.

— Хорошо, — сказал тот кротко. — Я извинюсь.

— И даже если мы с ней согласимся, — продолжил Леопольд, — ты сможешь приходить к нам только абсолютно трезвым.

— Разумеется, — Колин даже не обиделся. — Конечно. Скажи, — не сдержался он, — а что она любит?

— Кто? — Леопольд всё медлил и не уходил, и Колин очень торопился воспользоваться неожиданной задержкой.

— Моя внучка. Альнаир. Я… Я хотел бы подарить ей что-нибудь, — сказал он просяще.

— У неё всё есть, — отрезал Леопольд. — Я сказал: мне нужно это обсудить с женой. Я возвращаюсь к остальным, — наконец, сказал он. — А ты, для начала, можешь попробовать закончить этот вечер трезвым. Если сможешь, — добавил он жёстко.

И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл.

Колин постоял ещё немного, успокаиваясь, и пошёл за ним. В играх он участвовать не стал — он и вправду не умел, и вообще, зачем портить людям вечер? — и, усевшись в угол, просто наблюдал за Альнаир. Умница… Какая она умница! И какая непосредственная и весёлая, и как любит обниматься! Его дети, да и внуки не были такими — это здесь, у Хиггсов было принято подобное, а у них… у них… Нет, он не будет сейчас об этом думать. У него есть шанс всё исправить — у него есть ещё одна внучка. Такая уже взрослая, и всё равно маленькая. Как она сказала? «Я с вами подружусь, и вы научитесь. И потом найдёте себе какого-нибудь подходящего по возрасту и интересам друга». Последнее-то вряд ли, но… Он хотел с ней подружиться. Хотя даже не мог себе этого представить.

Десерт показался ему невозможно вкусным — когда-то прежде Колин любил сладкое, но уже не помнил, когда ел его: в последние годы он почему-то начал очень слабо ощущать вкусы и запахи. Этот же фондант был, наверно, шоколаднее всего, что он когда-то ел, и Колин, собирая ложкой крошки, подумал, что, пожалуй, с лёгкостью бы променял свою ежевечернюю бутылку вина на что-нибудь подобное.

Впрочем, пить ему совсем не хотелось. Когда Альнаир помахала ему на прощанье, Колин ей ответил и попытался угадать по лицу сына его возможное решение. Это у него не вышло — зато он поймал на себе внимательный взгляд жены… Нет, конечно, не жены. Просто Мерибет. И на сей раз он, впервые за много месяцев, решился подойти к ней и сказать:

— Я дурак. Она такая… удивительная.

— Кто? — спросила Мерибет.

— Альнаир, — ответил он. — Такая добрая и чуткая.

— Как мать, — проговорила Мерибет неторопливо.

— Как ты думаешь, — спросил он, — они меня простят? Я же ведь… Я ей ничего не говорил.

— Проверь, — предложила Мерибет.

— Я сегодня говорил с ним. С Лео, — осторожно проговорил Колин. — Он обещал поговорить с женой. Ты… Помоги мне, Бет, — попросил он тихо. — У меня как-то… Всё рассыпалось. Я хочу… Хочу попробовать сначала. С внучкой. Я же был… Я смогу быть хорошим дедом, как ты думаешь?

— Не попробуешь — не узнаешь, — ответила она, и добавила внезапно: — Ты сегодня хорошо выглядишь.

— Да, наверно, — ответил он рассеянно. — Бет, ты мне расскажешь про неё? Про Альнаир?

— Что произошло? — спросила Мерибет. — Почему она тебя вдруг так заинтересовала?

— Я с ней говорил, — признался он. — Случайно. Она очень добрая, ты знаешь?

— Знаю, — согласилась Мерибет и вдруг предложила: — Ты не хочешь чая?

— Я как раз об этом думал, — воодушевлённо подхватил Колин. — Хочу. Очень.

— Пойдём? — она кивнула в сторону коридора.

— Папа, ты идёшь? — спросила подошедшая к ним в этот момент Шерил, одарившая мать крайне недовольным взглядом, отчего Колину почему-то стало весело.

— Нет, — ответил он. — Я приду попозже. Вы идите.

— Папа, — требовательно проговорила Шерил. — Нам пора.

— Ну так и идите, — сказал он — и пошёл за двинувшейся по коридору Мерибет, не обращая внимания на недоумённое недовольство дочери.