L+L (гет)

Время шло, а Шерил так всё и сидела рядом с диваном, не в силах не то, что встать и начать хоть что-то делать, но даже пошевелиться. Она забыла про гостей, забыла вообще обо всём, кроме того, что её бросили. Шерил всегда была уверена, что от хороших жён мужья не уходят — так же, как и хорошие жёны не уходят от мужей. Отчасти поэтому она так тяжело перенесла развод родителей: Шерил попросту не понимала, как такое может быть. Если её мать ушла, значит, отец был плохим мужем? Но ведь Шерил видела их ежедневно, она знала, как отец относится к матери, и была уверена, что его нельзя назвать плохим — ни супругом, ни родителем. Шерил даже предположила поначалу, что, возможно, её мать… влюбилась? Это было дико, невозможно — но, по крайней мере, объяснило бы случившееся. Мать спросить она, конечно, не решилась, но ждала, что та снова выйдет замуж — однако этого всё никак не происходило, и придуманное Шерил объяснение разрушилось. А другого так и не было.

Шерил попыталась даже расспросить отца, но не услышала ничего хоть сколько-то понятного — но потом, по долгом размышлении, списала всё на то, что отец в последнее время сильно начал пить. И, конечно, осудила мать — потому что в её представлении хорошая жена не оставляет своего супруга в подобной ситуации, а, к примеру, заколдовывает. Или ведёт в Мунго. Или ещё что-то делает такое — но уж точно не уходит из семьи. И кто виноват? Конечно, Леопольд! Ведь у их отца больше не могло быть поводов для пьянства — значит, дело в брате и его проклятой шлюхе. И в их отродье, из-за которого их семье никогда и никуда не деться от них обеих.

Как же Шерил эту девку ненавидела! Если бы она не родилась — а ещё лучше, если бы её мать сдохла вместе с ней при родах — всё уже давным-давно бы было хорошо! Леопольд бы уже забыл о своём идиотском браке и наверняка женился бы на ком-нибудь нормальном, и, возможно, у неё бы уже были другие, нормальные племянники… а может быть, и нет. Зачем брату дети? Роджер легко согласился с тем, чтобы передать их имя Тайлеру и Холли — у него-то ещё было двое братьев, и он не был старшим, так что их фамилия продолжилась и без него. Так зачем же Леопольду заводить своих младенцев? Но она бы примирилась и с племянниками — хотя и полагала, что её детей, как продолжателей фамилии, вполне достаточно — но с нормальными! И от нормальной женщины! Но, к несчастью, эта тварь не умерла и родила девчонку — да ещё волшебницу! Признаться, пока та была мала, Шерил очень надеялась, что она окажется сквибом — тем более, шанс на это был отнюдь не призрачный: она же Феркл! Но нет, мерзавка мало того, что оказалась всё-таки волшебницей, но ещё и первый выплеск у неё был раньше, чем у самой Шерил и её детей! И что, кроме ненависти, могла Шерил чувствовать?

И поэтому, когда она увидела племянницу одну, да ещё и на своей стороне дома, Шерил позволила себе сделать то, о чём мечтала много лет: рассказать всю правду. Это был момент её триумфа и почти что счастья — и продлился он довольно долго.

Почти целую неделю.

До того, как однажды утром к ним в комнаты пришли её родители, и сказали — верней, говорил её отец, остальные просто рядом с ним молчали — что она должна уехать. Они с Роджером.

— Есть вещи, — сказала ей тогда её родная мать, — которые просто нельзя делать. Я всегда могла понять твою неприязнь к жене Лео — но то, что ты на днях сделала с его дочерью, отвратительно и подло.

— Я сказала правду! — огрызнулась Шерил.

— Я надеюсь, — ответила тогда ей Мерибет, — что с тобой никто и никогда не сделает подобного.

Тогда Шерил поняла, что родители окончательно променяли её на брата и его «семью» — и если бы только они! Тайлер, Тайлер стоял там — и молчал! И соглашался!

И то, что родители уже купили для них с Роджером дом, только ещё больше Шерил оскорбило. Её выбросили! Выставили из дома как… как… Она не могла подобрать сравнение: всё, что приходило в голову, казалось бледным и не отражающим всей глубины предательства.

Следующий удар Шерил получила в августе — когда ни она, ни Роджер не получили традиционного приглашения на день рождения дяди Берти. Альберт Хиггс, в отличие от Мерибет и Колина, ничего Шерил не сказал — они вообще с тех пор с ним не встречались. Негде было. Просто в этот раз он не прислал им приглашений — и это было ярче и красноречивее всех слов. Он ей даже ничего не написал! Словно стёр из жизни! Приглашения от Теренса на его день рождения она уже и не ждала — да его и не последовало.

Они все словно бы сошли с ума, думала Шерил. Что, что, Мерлина ради, они нашли в этой рыжей дряни?! Ах, какой кошмар, девочка узнала правду! Можно подумать, она не узнала бы её и так. Да наверняка бы рано или поздно кто-нибудь сказал ей! И вообще, раз уж они все считают жену Леопольда такой распрекрасной, то чего все так распереживались? Вот и объяснили бы девчонке, что всё хорошо, а проституция — нормальная профессия, хочешь, девочка, иди и поработай, у тебя наверняка получится!

От обиды Шерил толком так и не отошла, однако к Рождеству немного успокоилась и, разумеется, не рассчитывая больше на приглашение от Хиггсов, взялась устраивать праздник у себя. Да, пусть дом у них и небольшой — и это тоже Шерил оскорбляло: родители могли бы им купить и что-то поприличнее, а не это недоразумение! Что это вообще за дом такой с двумя спальнями и одной гостиной? Сами бы так жили! — но если его правильно украсить и поставить посреди гостиной нарядный стол, а в углу устроить ёлку, может выйти очень мило. И к нынешнему утру Шерил с нетерпением ждала гостей, предвкушая, как им всё понравится и как она станет настоящей, подлинной хозяйкой вечера.

А сейчас она вообще забыла о гостях и о необходимости готовить угощение. И на появление эльфийки, отданной — но, опять же, не подаренной! — родителями им с Роджером, среагировала вяло, просто велев ей уходить. Впрочем, её приход немного встряхнул Шерил: по крайней мере, она вспомнила о своих гостях. Но нет… нет, нет, она не сможет их принять сейчас. И тем более не сможет видеть сестру этой… той, к кому…

Она зажмурилась. Нет, она этого не вынесет! Не сможет. Ей вдруг стало холодно, но сил идти куда-то не было — их вообще ни на что не было. Но ведь придут гости… Нет, нельзя, она сейчас не выдержит, не сможет…

— Сообщи гостям, что вечера не будет, — с трудом, словно через силу выговорила Шерил. — Всем. Сейчас. Сама. И уйди куда-нибудь. И принеси одеяло. И подушку.

Шерил хотелось лечь, но возвращаться сейчас в спальню, где Роджер собирал свои вещи, казалось ей немыслимым. Только бы он не пришёл прощаться или спрашивать о чём-то! Пусть берёт, что хочет, только бы не приходил! Господи, за что? Почему всё это происходит с ней? Что она такого сделала? Что вообще сделала не так? Он сказал ей что-то… что-то… что она…

Появившаяся вновь эльфийка принесла одеяло и подушку, и Шерил, кинув их на ковёр, легла прямо так и, завернувшись в одеяло, вновь заплакала и заскулила. Почему-то этот высокий тонкий звук приносил почти физическое облегчение, и она тянула его и тянула, прерываясь лишь, чтобы вздохнуть. За что, Роджер, почему, за что?!

Кто-то вдруг присел с ней рядом и осторожно обнял — Шерил вздрогнула всем телом и с внезапной острой надеждой обернулась… Но это была всего лишь её мать.

— Мама! — Шерил всхлипнула и, ткнувшись ей в колени, разрыдалась.

— Мне так жаль, — проговорила Мерибет, обнимая плачущую дочь. — Мне так жаль, родная.

— Мама, почему он так? — прижимаясь к матери, выговорила сквозь рыдания Шерил. — Это из-за Лео… Всё из-за неё… из-за этой… этой… всё же было хорошо… пока… пока…

— Мне так жаль, — повторила Мерибет, гладя Шерил по вздрагивающим плечам и голове. — Бедная моя девочка…

— Мама, почему?! — воскликнула она, стискивая её руку. — Я же… Я же ведь всегда… А он…

Мерибет не отвечала ей, продолжая обнимать и гладить дочь, а Шерил всё говорила и говорила — полубессвязными фразами и какими-то обрывками постепенно донося до матери то, что с ней произошло сегодня: и про приход брата, и про то, что услышала от Роджера... Она плакала и плакала — за окном и в комнате уже стемнело, но Шерил этого даже не заметила. Мерибет же было всё равно — а ещё она хорошо помнила, что в подобном состоянии свет нередко раздражает.

Ей было невероятно жалко дочь — хотя она, конечно, понимала сына, но… Но ведь можно было сделать всё это иначе. Не в такой день и не так… Теперь для Шерил Рождество если не навсегда, то очень надолго будет отравлено случившимся. Леопольд не просто защитил свою семью и не просто отомстил — он лишил сестру одного из лучших праздников. И, конечно, не случайно. А это значило, что между её детьми началась настоящая война, и как прекратить её, вернув их обоих хотя бы к прежнему невзаимодействию, Мерибет не представляла.

И как помочь дочери, не знала тоже.

…Мерибет всё-таки поговорила с Леопольдом. К некоторому её удивлению, разговор он не прервал, и даже ответил на её вопрос «Зачем»:

— Ты сама всё верно поняла. Я не только останавливал её — я мстил. За Нари и за Лей. Я не святой, — он криво усмехнулся.

— Что ж, ты отомстил, — сказала Мерибет негромко. — Ты её не видел и не представляешь, как ей больно.

— Отчего же, — возразил он. — Думаю, не больше, чем было Лей, когда к ней прибежала Нари. И не сильней, чем было Нари, когда Шерил ей рассказала свою «правду». Но забавно вышло, — сказал он, снова усмехаясь. — Оказывается, мне нужно было лишь немного подождать. Кто мог знать.

— Лео, — проговорила Мерибет, — это ведь война.

— Не я её начал, — хмурясь ответил он, словно защищаясь.

— Не ты, — согласилась Мерибет. — Но ты ведь знаешь, чем подобное заканчивается. Ты был аврором — ты должен был такое видеть.

— Я работал в другом отделе, — попытался пошутить он. — Мама, я не стану воевать с ней больше — и надеюсь, что теперь она к нам не полезет. Я вообще готов забыть о её существовании — но я не буду ей спускать подобное. Даже ради тебя.

Мерибет только вздохнула.

Она понимала сына.

Она понимала дочь.

И знала их обоих.

И не представляла, что ей теперь делать.