Переписать судьбу (джен)

Не договорив, Караи отпрянула от ложа, запутавшись в длинном подоле, неловко шлепнулась на пятую точку; прижала к губам ладонь, словно бы это могло отменить, стереть из памяти сказанное и помысленное. Слишком уж невероятным, непредставимым… да что там, попросту невыносимым казалось подобное. Боги порой бывают жестоки в своих испытаниях, но это… разве заслужила подобное она, а уж тем более братья? Разве мало перенесли от Шредера, чтобы, наконец отделавшись от неумолимого преследователя, вновь быть плененными его страшной тенью?

«Этого не может быть… —обрывки мыслей безголовыми птицами метались в охваченном паникой сознании, сталкиваясь и путаясь. Караи и не пыталась как-то их упорядочить: все силы до капельки уходили на то, чтобы не поддаться ей, чтобы, вцепившись скрюченными пальцами в плечи, снова и снова, как мантру, повторять пообещавшее надежду:— Не может. Никогда. Только не после всего пережитого. Не так…».

Тени вновь угрожающе задрожали, закружились по потолку и стенам, причудливо мешая реальное и кажущееся, но Караи уже не замечала их. Мир поблек и сузился до освещенного пятачка возле кровати и трех живых существ, этим светом соединенных. Или же разделенных?.. Если бы знать… Девушка до боли в глазах всматривалась в округлое курносое личико, ища подтверждения либо опровержения страшной догадке. Про себя обреченно догадываясь, что не увидит ничего— кроме, разве что, нашептанного разгулявшимся воображением. Да и можно ли что-нибудь понять сейчас— когда ее мальчики так малы, что даже свое отражение она в них узнает с трудом? Нет, она не станет думать, не станет верить. Пути кармы неисповедимы, однако, если она, Караи, хоть немного понимает в воздаянии, именно Сплинтер… отец, чужой жестокой волей разлученный с ней в минувшей жизни, ушедший слишком рано, заслужил новой встречи с родными. Лишь он…

Должно быть, забывшись, что-то из рассуждений она произнесла вслух, громче, чем ожидала сама. А может, сработало безошибочное чутье нового сэнсэя семейства Хамато, позволив ощутить неладное. Так или иначе, тонкая фанерная створка бесшумно скользнула в сторону, вместе со сквознячком, наполнявшим убежище ночами, впуская в комнату Леонардо. Прошедшие годы не слишком изменили бессменного лидера зеленой команды: он сравнялся ростом с возлюбленной, стала чуть светлее и грубее, покрывшись новыми шрамами, чешуйчатая кожа рептилии, плавнее и точнее— движения, спокойнее, бесстрастнее— взгляд, неизменно теплевший, стоило ему коснуться кого-то из родных. Сейчас, перешагнув рубеж совершеннолетия, Леонардо еще сильнее походил на учителя и отца. Не во внешности, нет— в чем-то ином, более глубинном и важном, чего сразу не осознать разумом и не выразить словами; но что безошибочно чувствовали все, кому довелось знать их обоих.

Бегло осмотрев комнату, Леонардо в несколько неразличимых шагов пересек ее, остановившись, однако, в паре шагов от Караи, не спеша приближаться. Совершенно не случайно: только сейчас заметив, но не сразу узнав его, куноити вздрогнула, резко развернулась, вскинув руки в угрожающем движении. И лишь секунду спустя напряженные плечи устало опустились, из груди вырвался медленный рваный выдох, и Караи позволила обнять себя, прижавшись головой к пластрону черепашки в районе живота. Неровный зазубренный край— памятный след последней схватки с прежним кланом Фут— больно царапал щеку, твердые пластины холодили кожу, но нигде и никогда Караи не чувствовала себя так спокойно и уютно. Даже в кольце гораздо более теплых и бережных рук отца, в тот первый и единственный раз, когда решилась его обнять. При всем желании и старании обоих, они так и не успели сблизиться, сохраняя осторожную дистанцию, о чем Караи сейчас немного жалела. А Лео… Лео был просто своим, буквально с того первого дня, когда куноити бросила ему полушуточный вызов. Был и оставался сейчас.

Слегка отстранившись, но не отпуская Караи, Леонардо опустился на колени, вновь привлек ее к себе, и та не стала противиться, опустила голову на его плечо, полуприкрыв глаза. На краткий миг забыв и о кошмаре, и о недавних страхах, и о неизбежных сложностях их общей судьбы. Сколько всего было и наверняка будет еще, но всё терпимо и преодолимо, пока они вместе, пока есть друг у друга…

Громкий детский плач разрушил идиллию, вынудив влюбленных, вздрогнув, отпрянуть друг от друга, вспомнить о повседневности. И не только о ней… От внимательного Лео не укрылось, с какой досадой покосилась Караи на нарушителя спокойствия. Да, им всем приходилось сейчас нелегко, но ей— в особенности. И помочь он мог только одним.

—Давай я,— успокаивающе погладив Караи по плечу, Леонардо наклонился к кровати и, не дожидаясь подтверждения, взял на руки сына. Тот заплакал еще громче, завозился, словно пытаясь освободиться. Впрочем, так происходило всякий раз, когда к нему приближался кто-то, кроме матери, или если она уделяла внимание кому-либо другому. Хотя бы по этому близнецов можно было различить… Устало улыбнувшись, Леонардо качнулся взад-вперед, впрочем, не особо надеясь на эффект, потом, словно вспомнив о чем-то, встревоженно оглянулся на супругу:— Как ты? Снова этот сон?

—Да. Сейчас уже лучше,— заверила его Караи, хоть и не была уверена, что слова ее прозвучали очень убедительно. Взяла на руки начавшего беспокойно копошиться второго малыша, задумчиво провела пальцами по бархатистой щечке и— не удержалась— бросила-таки осторожный, вороватый взгляд на первого. Тревожная мысль жгла язык, так и тянула поделиться, рассеять сомнения или хотя бы разделить ношу с кем-то еще— со способным понять и поддержать. И кто подходил на эту роль лучше Леонардо, единственного, кому она доверяла едва ли не больше, чем самой себе? Однако…

Нахмурившись, Караи качнула головой, пытаясь понять, что же ее смущает. Ладно сны, которые не разберешь, как понимать, но сейчас-то… И все же, стоило лишь приоткрыть рот поделиться страшной догадкой— и что-то сдерживало, сковывая челюсти, замораживая слова в самом горле; что-то, странным образом похожее на… страх. Конечно, Леонардо постарается опровергнуть ее опасения, убедить, что ее опасения иллюзорны и остались в прошлом вместе с вызвавшим их, как это делал всегда, и совершенно точно не поверит в этот бред… ну, а если нет? Он же так серьезно относится к потустороннему и сверхъестественному— даже сильнее, чем она сама. Что, если все-таки поверит? Караи невольно передернула плечами при этой мысли и снова опасливо покосилась на спеленутый сверток на руках любимого— такой маленький, хрупкий, беззащитный… Черт, откуда такие дурацкие мысли?

—Уверена? —даже не глядя, она чувствовала, как обеспокоенно нахмурился Леонардо. И обреченно выдохнула, даже не дослушав набившее уже оскомину:— Может, стоит все-таки…

—Не стоит,— отрезала Караи, пожалуй, даже жестче, чем собиралась. Поймав сконфуженный взгляд Леонардо, немного смягчилась. —Прости. Я просто очень устала, да еще снится черте что… —освободив одну руку, девушка потерла висок. —Но мне не нужно никаких лекарств, даже самых натуральных и безопасных, что бы там ни говорил наш умник. Я могу справиться и сама. И справлюсь.

—Конечно,— не стал спорить Леонардо, однако по лицу его Караи видела, что супруг остался при своем мнении. И наверняка имеет еще какие-то аргументы в его пользу— но прежде, чем тот успел успел привести их, она поспешила сменить тему:

—Мы, наверное, всех там уже перебудили?

—Ты забываешь, что мы ниндзя— дети ночи,— улыбнулся Леонардо, прислонился боком к кровати, удобнее устраивая сына на сгибе локтя. Пододвинулся ближе к Караи, и, успокоенный ее близостью, малыш затих, уцепившись пальчиками за край кимоно. —И сегодня как раз лучший вечер для патрулирования. Ребятам надо размяться, да и Донни хотел испытать какое-то свое изобретение…

—Раф наверняка обрадовался случаю почесать кулаки,— Караи невесело усмехнулась. —А мы снова обломали всю вечеринку.

—Да ладно! —Леонардо легонько толкнул ее локтем в локоть; темно-синие глаза искрились теплом и смехом. —Хотел бы я видеть того, кто может это сделать. Просто… —он помялся, поднял взгляд к потолку, словно искал там позабытые слова,— я догоню их чуть позже. Вот дождусь только Эйприл.

—А она не с вами? —полюбопытствовала Караи, потом добавила с шуточной угрозой:— Вот попробуй только сказать, что мне нужен присмотр.

—Тебе— точно нет,— парировал тем же тоном Леонардо. —А вот этим сорванцам— да. Да и тебе повеселее будет.

Караи вовсе не была в этом уверена, но решила не спорить. Однако, видимо, почувствовав ее настроение, Леонардо тихо договорил, мигом посерьезнев:

—Хотя, конечно, никто не справился бы лучше мастера.

Караи знала: Лео имел в виду не только большой опыт сэнсэя в обращении с детьми. Ей и самой частенько его не хватало, и девушка немного завидовала любимому: тот-то мог встретиться с учителем хотя бы в медитации. Сама она, сколько ни старалась, добиться такого результата не смогла. Да и сможет ли? Может, отец давно уже родился вновь— Караи вновь взглянула на задремавшего на ее руках сына,— и они больше никогда уже не встретятся. «Больше никогда»… Какое горькое, мертвенно-холодное слово.

—Знаю,— тихо отозвалась она. —Надеюсь, при следующем рождении судьба будет к нему добрее.

—Судьба… —эхом повторил Леонардо, нечитаемым взглядом уставившись в стену где-то в шаге от нее; потом, оживившись, снова взглянул на Караи. —Да, я уверен в этом— даже если,— черепашка с улыбкой покосился на сына, осторожно подложил свободную руку под затекшую,— она свершится иначе, чем мы думаем. Она мудрее нас— так всегда говорил учитель, и теперь я знаю, что он был прав.

—Думаешь? —с сомнением переспросила Караи. Нет, о мудрости Сплинтера и о том, что он чаще всего видел глубже и шире всех них, она знала давно, но судьба… единственное, в чем Караи была уверена относительно нее— что она капризна и непредсказуема. Может, и есть способ как-то умилостивить, задобрить ее, но известен ли он хоть кому-то из живущих? Как-то не особо верилось.

—Точно тебе говорю,— уверенно повторил Леонардо, потом, спохватившись, продолжал тише:— Она забрала у нас мастера, но подарила тебя. А теперь и не только,— он с мягкой улыбкой взглянул по очереди на обоих сыновей. —Мы вместе, и нам больше никто не грозит— можно ли желать большего? Уверен, мастер согласился бы со мной,— черепашка медленно выдохнул. —За все лучшее в жизни приходится платить, и небо свидетель, это далеко не худшая плата.

—Не худшая,— согласно кивнула Караи, не отводя взгляда от ребенка на руках любимого. Кажется? —или он и правда начинает привыкать к отцу? На всякий случай она не стала ничего загадывать. —Хотя,— она вздохнула, согнула колени, давая опору рукам,— видят боги, я дорого бы дала, чтобы увидеть его вновь.

—Я тоже,— поймав ее удивленный взгляд, Леонардо пояснил:— Он и раньше являлся мне лишь в особенных случаях, а недавно… недавно я видел его снова, но более размыто и словно бы издалека. И сказал, что вскоре должен обрести новое рождение,— черепашка смущенно поводил пальцем по наколеннику. —Наверное, приходил попрощаться.

Караи прикусила губу, сдерживая подступившие слезы. «Больше никогда»… Так вот как оно бывает! А может, уже и есть…

—Потому-то ты и решил назвать нашего мальчика так— в память о нем,— догадалась она. —Хотя он и правда похож на него. А второй… даже не могу представить, кого он должен нам заменить.

—Юта,— тут же предположил Леонардо. —Я не помню больше никого из наших предков,— извиняющимся тоном закончил он.

—А может… —Караи набрала побольше воздуха в грудь— и все-таки решилась,— я вот все думаю: не мог ли в нашем малыше воплотиться кто-нибудь… не из наших друзей?

—Почему бы и нет? —от спокойного тона Леонардо хотелось кричать; он же невозмутимо добавил:— В конце концов, не только в роду Хамато были достойные люди.

—А ты так уверен, что именно достойный? —не удержалась-таки от колкости Караи. —Новое рождение не всегда бывает наградой.

—Ты о том, что родиться в семье мутантов для человека— то еще удовольствие? —хитро покосился на нее Леонардо. —Может, и так. Хотя… мы же тоже ничего не помним о нашей прежней жизни. Как знать, может, тогда мы совершили столько безобразия, что и представить невозможно? А сейчас получили новый шанс?

Ответить было нечего. Караи никогда прежде не задумывалась о своих невзгодах с этой стороны— а ведь и правда, были и у нее иные воплощения, и добрые и дурные деяния в них. Может, все, что с ней случилось— это и есть расплата за них? Или же она запятнала свою карму еще больше, пытаясь отомстить Шредеру?..

—Не знаю,— покачал головой Леонардо, когда Караи поделилась с ним своими сомнениями. —Учитель, наверно, смог бы ответить, а я… я думаю, что новая судьба— это чистая страница. И ты— уже не тот и не та, кто жил прежде. Я в это просто верю, иначе… иначе мы бы просто сошли с ума, помня это все. А ты как думаешь?

Ответить Караи не успела. Легкий стук по притолоке привлек их внимание, прервав непростую беседу. Как обычно, в самый неподходящий момент. Без лишних слов переняв у жены второго сына, Леонардо поднялся на ноги и направился к двери. Потревоженный движением, один из детей снова запищал.

—Может… —Караи протянула руки, непроизвольно качнувшись навстречу, но Леонардо лишь качнул головой.

—Не надо. Пусть привыкает. Тебе тоже нужен отдых. И,— он подмигнул,— уединение, чтобы обдумать все сказанное. Минутка медитации никогда не бывает лишней. Эйприл, открой мне,— проговорил он уже громче, у самого входа.

Дверные створки разъехались, и Эйприл, приветливо кивнув Караи, приняла от Леонардо одного из младенцев. Также выбрав более спокойного— понимание это почему-то больно кольнуло. Караи поспешила отогнать его. Ничего ведь и правда не известно, а вопросов, кажется, только прибавилось. Вот если бы отец был здесь…

Она резко выпрямилась, осененная неожиданной мыслью. Медитация… а ведь Лео прав. Может быть, сейчас, на грани нового воплощения, отец сможет связаться с ней— как и с ним— хотя бы чтобы попрощаться. Караи запретила себе думать, что на самом деле ее больше волнует, что отец может прояснить ее сомнения… может быть, даже насчет самого страшного вопроса. Но даже если нет— увидеть его будет самой большой радостью и поддержкой. Хотя медитация никогда не была ее сильной стороной, но может, хоть сегодня…

Скрестив ноги, куноити опустила руки на колени, вспотевшими ладонями вверх, явственно отмечая пробежавший по ним стылый ветерок. Спина ныла от долгого сидения в неудобной позе, но Караи закрыла глаза, постаравшись отрешиться от нее, равно как и от холода, твердого пола, затекших ног и тысячи снедавших вопросов и тревог. Все это осталось там— по ту сторону тела, разума, самого существования. Вдох-выдох, и опять, и снова, извечное движение жизни— сейчас было лишь оно да медленно успокаивающееся биение сердца. Микрокосм, неразрывно связанный со всем сущим и отражавший его в себе. Постепенно растворяющийся в нем…

Кто-то, как слышала Караи, мог видеть в медитации божественную красоту вселенной, слышать движение космического ветра, соприкасаться разумом с другими живыми существами. Ей же удавалось обыкновенно лишь успокоить мятущийся разум и вернуть энергию в утомленное тело. Обычно этого и хватало… и она искренне жалела, что не уделяла этому искусству большего внимания раньше. Можно ли постичь новое умение за несколько неуклюжих попыток, а уж тем более за одну? Но это же не повод не попробовать, верно?!

Ничего. Она могла бы предсказать это и ранее, еще в тот миг, когда прикрыла веки, отделяя себя от мира земного. И все же не в силах выстроить меж собой и им мысленную границу. Погасли звуки и запахи, почти растворился в божественном ничто свет, однако Караи все еще ощущала себя сидящей в опустевшей комнате. В одиночестве. Даже столь желанного отдохновения тела и души не удалось достичь— а может, просто заслужить? Если бы знать… Она горестно выдохнула и открыла глаза. Яркий свет больно ударил по ним, на миг затмив собой все сущее, затем предметы начали проступать через белесую пелену. Слишком, до безобразия знакомую. Моментально вспотев, Караи вспомнила, где в последний раз видела этот свет,— и успела горячо взмолиться: что угодно, лишь бы не повторение этого ужаса…

—Не бойся, дитя. Никто не посмеет навредить тебе,— отзвук знакомого голоса заставил в шоке распахнуть глаза. Караи никогда особенно не верила в небеса— но сейчас, на грани отчаяния, похоже, они ее услышали…