Лучшая ведьма Хогвартса (гет)

От души потоптавшись по Петуньиным клумбам, Бродяга позволил Гарри ухватить себя за шкирку и уверенно потрусил в сторону парка: там можно найти укромное местечко, защищённое от любопытных глаз и ушей.

Сириус был зол. Он следил за домом Дурслей три дня, то в образе Бродяги, то прикрывшись дезиллюминационными чарами — очень долго, на самом деле, потому что его терпение лопнуло значительно раньше. Но сначала он хотел убедиться, что глаза и уши его не обманывают, а потом — собрать побольше фактов на случай спора с Альбусом. Он заметил на тихой маггловской улочке знакомые по Ордену Феникса лица — старую ворчунью-сквибку Арабеллу Фигг, Вонючку Дожа, который для магглов наверняка выглядел сумасшедшим фриком, пронырливого жулика Флетчера. Не те люди, которые могли бы защитить Гарри в случае опасности, зато умеющие смотреть и слушать. Фигг, как оказалось, и вовсе жила в двух кварталах от Дурслей, причём переехала сюда вскоре после гибели Джейми и Лили. Вывод следовал ясный — Альбус не терял Гарри из вида. Но тогда почему ничего не сделал, зная, как Дурсли обращаются с племянником?! В этом доме Гарри определённо не был счастлив, и теперь Сириус ничуть не удивлялся его желанию жить с крёстным.

Он злился на Альбуса и наблюдателей из Ордена, на Гарри — за то, что так долго не жаловался, а в том письме, где всё-таки промелькнуло что-то похожее на жалобы, и близко ничего не было о реальном положении дел. Но больше всего злился на себя. За всё. За то, что в горе и бешенстве погнался за предателем Хвостом, доверив заботу о Гарри другим. За то, что в Азкабане зациклился на собственных горе и вине, на несбывшейся мести, совсем позабыв, что у него остался крестник, практически сын. За то, что верил Альбусу, когда тот утверждал, что с Гарри всё прекрасно. «Прекрасно!» Пожалуй, да — если сравнить с Азкабаном!

Скрывшись от посторонних, Бродяга обернулся Сириусом, наложил на себя и Гарри дезиллюминационное, взял крестника за руку и аппарировал. Рисковать он не собирался. Ведь когда писал Гарри: «Я помню, что нужен моему крестнику», — ещё и не подозревал, насколько нужен. К Мордреду и дементорам все Альбусовы заверения, он позаботится о Гарри так, как сам считает нужным!

— Где это мы? — Гарри настолько удивлённо осматривался, как будто ни разу в жизни не бывал в Лондоне дальше Кингс-Кросс. А ведь Гриммо — та ещё дыра, вдалеке от оживлённых улиц, торговых центров и прочей маггловской суеты.

— Тс-с, — шепнул Сириус ему на ухо. — Мы сейчас невидимы. Крутая маскировка, но только если не выдавать себя болтовнёй.

Не выпуская руки крестника, он поднялся по истёршимся от времени ступеням. Краска на двери облупилась, серебряный дверной молоток в виде извивающейся змеи потускнел, став неприятного грязно-серого цвета. А ведь Сириус помнил, как ярко сверкала чешуя у этой змеи, бросая светлые блики на глянцевую, выкрашенную в чёрный дверь.

— Гарри, дай руку и ничего не бойся.

Он приложил ладонь крестника к змее и провозгласил громко и торжественно:

— Гарри Джеймс Поттер, мой крёстный сын, добро пожаловать в мой дом. Да станет он и твоим домом тоже.

Гарри дёрнулся и тихо вскрикнул: змея зашевелилась и — Сириус знал, даже не глядя — укусила ладонь нового человека, пробуя на вкус его кровь, оценивая силу и родство с Блэками. А дальше случилось такое, чего Сириус никак не ожидал и что вогнало его в самый настоящий ступор: Гарри зашипел на парселтанге. Слышать жуткий язык, которым, как утверждали, из всех ныне живущих владел лишь Волдеморт, от худого четырнадцатилетнего мальчишки, от крестника, сына Джеймса и Лили… Пожалуй, лишь последняя мысль помешала Сириусу отшатнуться и схватиться за палочку. Сын Джеймса и Лили, его крестник, мальчишка, который спас его от дементоров, сам едва не погибнув! В один миг Сириус понял сразу несколько истин: что никогда не поднимет на Гарри палочку; что парселтанг ещё не делает мальчишку — воплощённым злом, как и любого волшебника — Тёмным Лордом; что Гарри-змееуст, пожалуй, понравится его матери, и на этом можно сыграть. А что? Неплохая выйдет шутка! А ради безопасности крестника он и сам готов найти хоть какой-то общий язык с той мегерой, в которую превратилась мать за несколько одиноких лет на пыльном портрете.

Все эти мысли промелькнули настолько быстро, что Сириус вынырнул из них как раз под конец шипения Гарри. И тут его поджидало ещё одно потрясение: змея ответила! Выпустив из пасти руку Гарри, она прошипела что-то длинное и, как показалось Сириусу, почтительное. Щёлкнули замки, дверь со скрипом отворилась, из тёмной прихожей дохнуло пылью и затхлостью, а на пороге возник Кричер — постаревший, потрёпанный, словно изжёванный временем. Длинный хоботок домовика дернулся, словно принюхиваясь, и Кричер склонился в карикатурном поклоне.

— Недостойный наследник рода решил взяться за ум? Госпожа будет рада, так рада.

— К-кто это? — дёрнувшись, прошептал Гарри.

— Кричер, домовой эльф дома Блэк. Кричер, это Гарри Поттер, мой крёстный сын. Где госпожа?

— Кто там? — раздался из тьмы скрипучий как несмазанные дверные петли надтреснутый голос. Сириус крепче сжал руку Гарри, уже не ради того, чтобы защитить или успокоить, а сам ища поддержки. Если бы не судьба крестника, он никогда не пришёл бы в этот дом. Но раз уж пришёл…

— Люмос, — он прошёл мимо подставки для зонтов в виде тролльей ноги к портрету женщины, которую открыто называл бессердечной. Которая выжгла его с родового гобелена. Которая умерла от одиночества.

— Здравствуйте, матушка. Это я, Сириус. А это Гарри Джеймс Поттер, мой крестник и ваш… троюродный внучатый племянник, если не ошибаюсь?

— Надо же, ты ещё помнишь наши родственные связи. — Наверняка она хотела сказать что-то ещё — такое же едкое и ядовитое, как спертый воздух этого дома, но тут встрял Гарри:

— Внучатый племянник? То есть получается, вы моя… бабушка? Ну, то есть почти?

В его голосе звучала такая надежда, что Сириус в который раз проклял Альбуса Дамблдора — что за детство было у пацана, если он к злоязычному портрету совершенно незнакомой ведьмы чуть ли не обниматься готов полезть, узнав о родстве?

— Во что ты одет, молодой человек? — голос Вальбурги сочился брезгливым презрением, но Гарри ответил как ни в чём ни бывало:

— Старые вещи Дадли. Я каждое лето так хожу, дядя с тётей не хотят тратиться на меня.

— Кто такой Дадли и какие именно дядя с тётей? Кто из нашей родни настолько забыл стыд, чтобы позволить наследнику Поттеров ходить в отрепье?

— Это не наша родня, — ответил Сириус. — Дамблдор запихнул его к магглам.

— Сестра моей мамы, — быстро пояснил Гарри. — Они с дядей ненавидят волшебство. Но теперь я буду жить с Сириусом, правда же, Сириус? Можно?

Повисла звенящая, оглушительная тишина. И разбилась она, как показалось Сириусу, тоже со звоном — как будто вазу с размаху швырнули об стену:

— Кричер, приготовь комнаты и позаботься об ужине! Сириус! Немедленно переодень мальчика в подобающую одежду! И изволь сделать всё, чтобы исправить последствия его маггловского воспитания, наверняка отвратительного! Кровь Поттеров и Блэков, какой позор! Всегда говорила, что ваша с Джеймсом манера смотреть в рот Альбусу добром не кончится!

— Мои вещи, — шёпотом подсказал Гарри. — Дядя запер их в чулане.

— И не смей называть дядей гнусного маггла, обрядившего тебя в это непотребство! — почти завизжала Вальбурга.

— Я добуду их, — Сириус ободряюще сжал Гаррино плечо. — Заодно позабочусь, чтобы о тебе там не вспоминали до конца лета, а лучше совсем забыли. Знаешь, у нас с матушкой не совпадают мнения по многим вопросам, но насчет Дурслей я с ней согласен. Они тебе не родня.

— А мне можно называть вас бабушкой, мэм? — успел ещё он услышать, прежде чем вышел на крыльцо и аппарировал на Тисовую.

В Литтл-Уингинге пришлось задержаться: помимо вещей Гарри и его гнусных родственничков, надо было позаботиться о наблюдателях Альбуса. Сириус никогда не был силён в ментальной магии, но на сквибку и жулика Флетчера его умений хватило. Теперь они будут уверены, что видели Гарри вот только что… или буквально полчаса, час, два часа назад. Что с мальчишкой всё, как обычно. Пусть и свербело закатить Альбусу громкий скандал, но инстинкт Бродяги настаивал затаиться, а за годы в Азкабане Сириус привык прислушиваться к своей пёсьей ипостаси. Однажды он уже выбрал месть вместо крестника, и к чему это привело?

В комнате Гарри на столе лежало письмо. Сириус не стал бы читать, но заметил, что крестник писал ему, а значит, он имел полное право удовлетворить любопытство. Да там и не было почти ничего — как видно, Гарри только начал писать и тут же отвлёкся. «Мистер Уизли достал билеты на чемпионат по квиддичу, и меня заберут в «Нору» до конца каникул».

«Квиддич! Чемпионат мира!» — Сириус тут же начал прикидывать, как бы и ему посетить такое грандиозное мероприятие.

«В Нору!», — Бродяга в глубине сознания вздыбился и зарычал, и Сириус замер. Мысли метались словно сумасшедшие. Он ничего не имел против Уизли, но расставаться с Гарри не хотел. «Не будь собственником», — осадил он себя, однако рык Бродяги стал громче. «Гарри дружит с Роном и любит квиддич», — напомнил он себе. Вспомнился тот матч в Хогвартсе, который он рискнул посмотреть. Гарри здорово летает — не хуже Джеймса. Ему будет интересно и полезно посмотреть на профессиональный матч.

«На матч — да. А в «Норе» он чего не видел? Он там уже был, и с Роном у них весь учебный год впереди!»

В таком противоречивом настроении он и вернулся на Гриммо. И замер, услышав от Кричера:

— Молодой хозяин ждёт недостойного Сириуса, чтобы поужинать вместе.

— Вот, отнеси его вещи, — выдавил он. «Молодой хозяин»? Если Кричер признал Гарри хозяином, значит, и мать его признала? «Бабушка», — вспомнив восторг в голосе крестника, Сириус покачал головой. Может, он и сам примирится с ненавистным домом, если Гарри здесь будет хорошо?

— Гарри, — начал он за ужином, — ты уж прости, но я прихватил твоё письмо. Чемпионат по квиддичу — это здорово, мы обязательно что-нибудь придумаем, чтобы туда попасть. Вместе — я ни за что не пропущу такое развлечение. Но, — он запнулся и заговорил медленней, осторожно подбирая слова: — Ты уверен, что всё ещё хочешь провести остаток лета в «Норе»? Может, поможешь мне сделать этот дом хоть чуточку более жилым? Сам видишь, какое здесь запустение, а ведь теперь это наш с тобой дом. Кричер уже стар и без помощи не справится.

— Конечно, Сириус! — Гарри просиял и тут же нахмурился. — Надеюсь, Рон не обидится. Он хотел полетать на «Молнии»… Я напишу ему.

— А я поговорю с Артуром.

— А насчёт чемпионата, у нас есть папина мантия-невидимка. Что, если ты её наденешь? Придётся только держаться подальше от толпы.

— Мантия Джеймса у тебя? Откуда?

— Дамблдор вернул. На первом курсе ещё — подарил на Рождество.

— Подарил? — Сириус с трудом удержался, чтобы не разразиться самой чёрной руганью — не при крестнике же. То есть, сначала старый хрыч забирает мантию у Джеймса, когда та могла бы спасти если не его самого, то хотя бы Лили с Гарри, а потом дарит его сыну как свою?! — Ладно, Мерлин с ним. Главное, она у тебя. Ты здорово придумал — с ней всё выйдет гораздо проще.

План действий выстраивался сам собой, хотя прежде Сириус был не слишком силён в планировании. Но сейчас одна цель тянула за собой другую, а та — третью, совсем как связка заклинаний и чар при создании артефакта. Защитить Гарри, восполнить ему все пропущенные годы, стать, наконец, тем, кем давно следовало стать — настоящим крёстным. Привести в порядок дом, потому что сейчас ребенку здесь не место. Помириться с матерью и Кричером, иначе жизнь в доме будет невыносимой. Купить Гарри приличную одежду, сводить в Мунго, а то непохоже, чтобы его здоровьем хоть кто-то занимался, кроме Поппи, лечившей квиддичные травмы. И обязательно расспросить толком о его жизни. Вдруг обнаружится ещё что-то, по поводу чего просто не стал жаловаться?

— Сириус, а ты расскажешь мне о маме с папой? — тихо спросил Гарри. — Бабушка сказала, что я как будто не наследник, а приблуда, ничего не знаю о собственной семье. Но ведь мне никто ничего не рассказывал. Только, что я на папу похож, а глаза мамины. И что папа здорово играл в квиддич.

— Обязательно расскажу, — Сириус потянулся к крестнику, обнял, и Гарри уткнулся ему в плечо и обнял в ответ. — А мне… я хочу сходить на их могилы.

— Я тоже там не был, — Гарри поднял голову; в его глазах, и правда в точности как у Лили, разгорались удивление и, кажется, обида. — Почему я об этом никогда не думал?

Сириус растрепал черные вихры — ну точно как у Джеймса!

— Завтра мы с тобой отправимся в Годрикову Лощину.