Приговоренный (джен)

Бежал я недолго. Вскоре перешел на шаг, а когда понял, что никто меня не преследует и вовсе остановился отдышаться. И только тут осознал, что направляюсь в сторону реактора. Как маленький мальчик, я бежал «домой», туда, где безопасно. Мысли путались. В тот момент почему-то думал, что меня выпрут из универа и я загремлю в армию на пять лет. Судя по всему, вместе с Аликбеком, чьим пропуском я воспользовался. А ведь мы планировали служить год, как нормальные выпускники. Алька со своей красной корочкой вообще мог рассчитывать на трехмесячную альтернативную службу. Короче, от меня одни проблемы. Ну, меня-то армия ничем не удивит, а вот Альку там даже девчонки бить будут, наверное. Он хлипкий. Еще всплыла в памяти старая батина армейская песня. Он ее часто насвистывает:

Ура! Я дурак!

Чтобы в Красной Армии служить,

Спинозой можно и не быть,

Но я такой дегенерат,

Что не годен и в стройбат.

Я писаю в простыни,

Я делаю в штаны.

Таким западло и на час

Доверить мирный сон страны.

Царевич молча меня разглядывал. Наверное, как и я, он не знал, что сказать и не совсем отчетливо понимал, что происходит. Интересно, куда бы он делся, если бы я не стоял возле двери? Возможно, Юровский вынес бы его сам. Посадил в лесу на пенек и оставил умирать. По уму, нужно было подождать Коловрата Вавиловича. Надо думать, что за долгие годы работы у него бывало всякое. Он, конечно, уже знает, что Алексея Николаевича на расстреле не было. Я сказал «по уму»? Забудьте! Мозг подбрасывал мне какие угодно воспоминания, ненужные факты и кадры из старых фильмов. Все, кроме действительно правильного решения. И, если честно, я был в ужасе.

Дверь не открылась. И вот тут мне стало страшно по-настоящему. Особенно после того, как я с трудом спустился по скользкой от утренней росы траве на дно оврага. Ноги у меня были мокрые, штаны тоже. Руки замерзли, хотя сам я весь вспотел, пока сюда добрался с грузом на руках. Последние метров сто вообще думал, что сдохну, хотя мальчик весил, как перышко, а через тонкую ткань его рубашки я чувствовал кости. Он тоже замерз и весь трясся. Усадив Алешу на кочку, показавшуюся мне наиболее удобной, я зашел в нору, которую сверху вообще не было видно, и попробовал открыть камеру. Прикладывал ключ к маленькой металлической плашке всеми известными способами, дул на него, тер об мокрую штанину контактную полосу. Ничего не помогало.

Это был еще один довод в пользу армии. Специалист не стал бы соваться в сомнительную авантюру, воровать приговоренного к смерти подростка прямо с казни, а потом тащить его к себе домой. Может быть, и дома-то у меня уже нет. Кто может сказать, как я повлиял на ход истории? Что если я приду к родителям, а они меня не узнают? Однополые браки вне закона и они вообще не встретились. Или даже не родились! Не родился Хокинг, не изобрел аппарат времени, и я сейчас ломлюсь в пустую, не работающую дверь со своим ставшим бесполезным ключом.

Тогда мы с профессором Санаевым застряли тут навсегда. Нам придется пережить ужасы революции, голод, гражданскую войну (почему-то в тот момент я был уверен, что профессор не убьет меня лично). А если доживем, то и Великую Отечественную. Я в отчаянии пнул дверь ногой, и она подалась назад. Все-таки я имбецил. Совсем забыл, что дверь открывается ключом только там, где есть электричество. А с другой стороны она просто открывается. РУКАМИ! Босс, я все выучу. Честное слово!

Внутри было тесно и темно. Если вдвоем и стоя, то норм. Но я втиснулся в камеру, неся на руках человека. И это странно. Можно подумать, историки никогда не бывают ранены, пьяны и их не приносят сюда без признаков жизни. С трудом повернувшись, я уцепился за ручку и прокрутил её на один оборот. Двери с другой стороны моментально разъехались. Нам незачем прятаться. Овраг в современном мне лесу под Екатом давно снабдили лестницей. Правда, траволатора для инвалидов здесь тоже нет. Это дискриминация, конечно. Но как ее преодолеть, пока никто не знает, даже американцы. Хокинг сам ни разу не проходил через свой реактор, а, вернее, не проезжал. Трудно ожидать, что какие-нибудь неандертальцы у второго выхода с распростертыми объятиями встретят человека в инвалидном кресле.

Хотя дорога здесь была получше, но я слишком устал. С трудом дотащив Алексея Николаевича до ближайшей остановки междугороднего автобуса, я плюхнулся рядом с ним на алюминиевую скамью. Судя по расписанию в бегущей строке, автобус до города недавно проехал, а следующий будет часа через два. В стекло постукивали капли, начинался дождь. Я прикрыл глаза и задумался. А надо ли мне в город? Что я там забыл? Мой мобильник и сумка со сменной одеждой остались в институте. Забрать их без профессора Санаева я не смогу. Кошелек мне не нужен, все карты, ключи и документы у меня давно привязаны к системе «Россиянин». Приложив большой палец к датчику в любом магазине, я куплю все, что мне нужно. Деньги спишут с семейного счета. Точно так же я сяду в самолет, минуя даже кассу. Обратный билет давно «забит» в ту же систему. Сам-то я знаю, как домой доеду. Но что делать с трофейным царевичем? Одно я знал точно. Мне нужно домой. Дом, это хорошо. Это безопасно. Царевич молча выслушал меня и пожал плечами.

— Ты голодный? — зачем-то спросил я, хотя и так знал, что он со вчерашнего утра ничего не ел.

Мальчик кивнул. Я нехотя поднялся и потопал к сияющему рекламой автомату. Окинул взглядом ассортимент. Не знаю, как воспримет организм пришельца из позапрошлого века дорожные соевые сардельки и пирожные с непонятным кремом внутри. Пьет ли Алеша кофе? Здешний порошковый чай отдает лекарствами и лично я его не люблю. Молоко здесь тоже порошковое, к тому же соевое. Автоматы на трассе продают только вегетарианское. Это не вкусно, но куда полезнее принудительно выращенного мяса. Да и безопаснее. Выбрав, наконец, два больших стакана какао и сэндвичи, я расплатился, получив в придачу бесплатные антисептические салфетки. Даже автомат думает о гигиене больше, чем я. Где бы помыться?

После еды думать стало лень. Захотелось спать. Я лениво размышлял о том, как можно посадить в самолет инвалида без документов, и понял, что не смогу покинуть город. Паспортные данные считывают даже таксисты, уж не знаю, зачем. В самолете, поезде и даже пригородной электричке билеты уже давно продают только по отпечатку пальца. Даже если я дойду до Питера пешком, в метро-то я как мальчика повезу? И что за глупости в голову лезут? Ну как я пойду пешком с таким грузом? Может, все-таки дождаться Коловрата? Но тут мимо застекленной остановки промчался караван дальнобойщика. И тут меня осенило: автостоп! Я так ни разу не путешествовал, но сомневаюсь, что это сложно. Пролистав расписание, я выяснил, что куковать нам тут до второго пришествия. Все рейсы сегодняшнего дня вели иностранцы. А без мобильника я в языках не силен. Расслабила нас цивилизация и электронный переводчик.

Решив все же попытать счастье, я пролистал расписание грузового транспорта и ткнул пальцем в ближайшую фуру, державшую путь через Екатеринбург в Финляндию. Долго, конечно. Но вряд ли водитель откажется высадить инвалида под Питером. Вот только возьмет ли он таких пассажиров? Я глянул на свое отражение в стекле, поморщился. Царевич выглядел вполне прилично в своей военной форме. Сейчас так многие одеваются. Хотя сапоги совсем не вписываются в современный молодежный стиль. Это в культурной столице неформал на неформале едет, погоняя третьим неформалом. Здесь, в провинции, сапоги ручной работы могут поставить прохожих в тупик. Надо как-то добраться до магазина и разжиться кроссовками.

Путешествовать автостопом оказались труднее, чем мне представлялось. Водитель, хоть и остановился, но по-русски ни слова не понимал. Я глянул на номер. Франция. Папочка водил меня в школу раннего детского развития. Но способностей к языкам я не обнаружил. Да там, кроме английского и китайского, особо ничего и не предлагали. Да и кому оно сейчас надо? Приложение все само скажет, переведет, напишет письмо или деловой документ. Кто вообще сейчас учит языки?

— Bonjour, — вдруг вступил в разговор молчавший всю дорогу Алексей Николаевич, — mon ami et moi allons à Saint-Pétersbourg.

Водитель приветливо улыбнулся и кивнул.