Последние маргаритки, или Разговор без слов (джен)

Маргаритки. Она любила маргаритки.

Андромеда обожала темные, почти черные розы.

А Белла… Белла обычно смотрела на цветы, как будто бы они нанесли ей личное оскорбление. Но, честно сказать, Нарцисса подозревала, что все это — игра.

Иногда это вызывало у Нарциссы смех, иногда — недоумение. Последнее чувство только усиливалось, когда она понимала, что на самом деле ей полагается любить совсем не маргаритки. Как бы иронично это ни звучало, предпочтения Андромеды были гораздо ближе к их образу жизни. Вернее — тому, чем их образ жизни должен был быть.

Черная роза могла с легкостью стать кремовой, или белой. А вот с маргаритками следовало бы поработать тщательнее.

Нарцисса поежилась от этой настойчивой, почти навязчивой мысли и подавила желание закутаться в плед. Ей казалось, что ее кожа горит от холода. Она медленно вдохнула режуще свежий воздух и просидела неподвижно еще несколько минут.

«Осанка, Нарцисса. Тебе придется игнорировать гораздо более серьезные и болезненные вещи, чем холод. Но знаешь, какая боль самая страшная? Быть меньше, чем ты можешь быть».

Ее мать говорила все это с улыбкой. Улыбкой, которая не угасла до последнего слова, но Нарцисса чувствовала, что не может ответить тем же.

Ей казалось, что самое страшное — потерять тех, кого любишь. Родителей, сестер, друзей. Тех, кто рядом с тобой. Тех, кто избавляет тебя от одиночества.

По правде говоря, она думала так и сейчас.

В тот далекий, почти стертый из памяти вечер улыбка не исчезла, но в глазах матери появилось что-то похожее на осознание. Осознание того, что даже ее самая покорная дочь не могла быть такой, как она.

Нарцисса прекрасно представляла, что ответили бы на эти слова Белла и Андромеда. В особенности Белла, которая никогда не сомневалась, что сможет превзойти всех. Должно быть, их мать была довольна таким ответом. Но, конечно, она не могла не подозревать, что он значил. Одна и та же цель с разными способами достижения рисовала совершенно разные картины. И их мать знала это. Она знала это лучше всего. Каждая из ее троих дочерей была похожа на нее, но это сходство всегда имело пределы. Пределы, которые не всегда можно было преодолеть.

Маргаритки были одним из пределов. Но от этого любовь Нарциссы к ним не уменьшалась.

Люциус не возражал.

Но она не могла притвориться, что не замечает слегка насмешливых взглядов Северуса. На которые она, как гостеприимная хозяйка, всегда отвечала бокалом вина.

Он принимал бокал с почти теплой вежливостью. Вежливостью, которая не была фальшью.

Она была кое-чем другим. Предупреждением. Игрой, в которую они продолжали играть. Рамкой, в которую они все же умудрялись втиснуть редкие крупицы откровенности.

Он пил вино. Она смотрела на маргаритки. Ее губы шевелились, произнося какие-то незначительные вещи. Придавая им форму, которая тут же рассыпалась от малейшего проблеска эмоций в ее голосе.

Если бы он отказался от вина, она бы предложила ему чай или кофе. Но он никогда не отказывался. Никогда не высказывал неудовольствия из-за ее ритуалов. В ответ она притворялась, что не замечает невольных проблесков нетерпения в его глазах. Конечно, он должен быть немного нетерпелив. Если бы он не был, она не уверена, что смогла бы долго выносить его компанию.

Он же каким-то образом мог сделать свое присутствие не только выносимым, но и почти необходимым. У нее даже не было желания узнать его секреты, чтобы развлечься — или защититься в случае чего. Хотя она была уверена, что этих секретов у него было много.

«Маргаритки?»

Его голос звучал почти незаинтересованно — как будто они все еще обсуждали погоду, но Нарцисса знала, что в этом случае стоит смотреть не на форму, а на смысл.

Она подавила внезапное желание убрать цветы со стола и сделать вид, что ничего не произошло. Но сработает ли это с Северусом? Ответ не был даже отдаленно двусмысленным. Все, что ей оставалось — сидеть и притворяться, что все правильно.

«Чтобы немного освежить атмосферу».

Он не кивает, хотя сейчас это лучшее, что он может сделать. Самое правильное, что он может сделать.

«Расслабься, Нарцисса».

В этот раз его голос звучит тише, и мягче, и она не может противиться внезапной вспышке вдохновения.

«Они росли недалеко от нашего дома. До тех пор, пока у нас еще был дом».

Она непроизвольно выделяет последнее слово и встречает прямой взгляд Северуса.

Она оба понимают, что маргаритки никогда не были символом дома, и их разделенное молчание становится комом в горле Нарциссы.

Они также понимают, что дело совсем не в маргаритках. Это могли быть и ромашки. И все же…

«Белла всегда любила поиграть на публику».

Да. У Нарциссы были только маргаритки, у Беллы же в запасе было целое ассорти, чтобы доказать свою уникальность.

Нарцисса смеется и предлагает Северусу вино. Третий раз за сегодняшний вечер. Они определенно должны будут остановиться. Когда-то.

Несколько сердцебиений спустя, он соглашается.

Темная жидкость льется вязко и тягуче, как будто не желая выходить наружу.

Нарцисса чувствует укол совести.

«Белла почти никогда не заходит».

И, очевидно, это не самый удачный способ смягчить боль.

Взгляд Северуса почти насмешливый, но она все еще надеется, что он не переступит эту черту.

«Может, стоит перестать прятать маргаритки? Или избавиться от них насовсем, чтобы не было соблазна?»

Нарцисса молчит, впиваясь пальцами в стакан.

«Белла не любит полумер», — продолжает он.

«Белла не любит…» Именно с этой фразы начиналось большинство проблем. Нарцисса выпивает вино залпом. Жжение в горле кажется ей почти приятным.

«А чего не любит Андромеда?»

Горечь в ее голосе отстраненная, распыленная, и все же она замечает быстрый отблеск раздражения в его глазах. Раздражение, которое так же стремительно сменяется чем-то другим. У Нарциссы больше нет сил на анализ.

«И они могут с таким же успехом спросить, чего не любит Нарцисса».

Ее собственное раздражение вспыхивает, прежде чем она успевает наложить на него табу. Она не знает, правильно ли это. Но это приятно.

Она резко убирает его бокал и встает из-за стола, параллельно закутываясь в плед. Она знает, что ее движения выглядят агрессивно, но удовольствие — облегчение — которое она ощущает, не дает ей остановиться.

Северус сужает глаза. Она должна была предположить это. Иногда ей кажется, что его настоящее хобби — не варить зелья, а выводить людей из себя. Хотя и в первом он преуспевает весьма неплохо.

Раздражение сменяется вялой, почти снисходительной усталостью, и Нарцисса садится обратно, притягивая ему принесенный в жертву бокал — который он принимает с кивком, и настоящей улыбкой.

Она оба делают несколько глотков.

«Ты не можешь отвечать за своих сестер, Нарцисса. Они выбрали свой путь, но точно так же ты выбрала свой».

Первый ее импульс — сказать, что у нее нет своего пути, и никогда не было. Но фальшивость этого утверждения режет ее внутренний слух.

У нее есть семья. Муж. Дом. Маргаритки. И даже плед.

У нее есть выбор.

«Ни одна из вас не стала вашей матерью. Ты — в том числе».

На секунду Нарцисса лишена дара речи. Но потом она вспоминает, что это Северус.

Она выпивает последний глоток и передвигает вазу с маргаритками ближе к центру.

Полуулыбка на лице Северуса согревает что-то внутри нее.

Да, ее мать была права. Она могла стать кем-то гораздо больше. Она могла стать собой.

Звук шагов почти застает ее врасплох, но, поймав быстрый взгляд Северуса, она быстро овладевает собой.

«Нарцисса?»

Уверенность смешивается в голосе Беллы с чем-то подозрительно напоминающим настороженность.

Нарцисса встает ей навстречу, и с удивлением осознает, что улыбается.

Белла поднимает брови, но все же принимает протянутый бокал.

Северус наблюдает за ними с выражением чрезмерной незаинтересованности.

Что предсказуемо раздражает Беллу.

«Ты еще не устала от его компании?»

Северус поджимает губы.

«Не больше, чем я устану от твоей под конец вечера».

Нарцисса улавливает подавленный смешок и берет хмурую Беллу под руку.

«Прекратите. Хотя бы сегодня».

«А что особенного произошло сегодня?»

Нарцисса задерживает дыхание.

«Маргаритки».

Недоумение на лице Беллы почти заставляет ее засмеяться.

«Длинная история».

На самом деле, история очень краткая — но это не тот случай, когда нужны слова.

Вместо этого она сжимает руку Беллы и подает ей плед.

Недоумение в глазах Беллы сменяется осознанием, и это все, чего она желает.

И сегодня… сегодня ей кажется, что это желание взаимно.

Она слышит тихие шаги и знает, что когда она повернет голову, Северуса в комнате уже не будет. Убеждать его остаться будет так же безрезультатно, как и убеждать его высказать настоящую цель своего визита.

Она не делает ничего из этого.

Она просто знает. Знает, что он вернется и они продолжат разговаривать без слов.