Зоотопия, год 1984 (джен)

Район копытных — второй по уровню шума после грызунов. Джуди останавливается на светофоре и нервно стучит лапой. Пятьдесят секунд для транспорта и пятьдесят для пешеходов — поровну, но как же долго.

— Мам, но я не хочу с ним дружить!

Джуди оборачивается. Пухлый кабанчик в полосатом голубом свитере сердито чешет нос.

— Так нужно, Френсис, — его мама-кабаниха, в синих брюках и таком же свитере, хлопает его по плечу. — Читал вчера, что рекомендует Министерство Дружбы? «Все зверята — мои лучшие друзята!»

Джуди фыркает. Министерство словесности второй месяц отчаянно изобретает новые слова, которые пока что звучат очень смешно. Может, потому что нельзя брать на работу ленивцев? Слишком долго думают, да и чувство юмора у них специфическое. И она тут же невольно дергает ухом. Нельзя, нельзя так думать.

— Но от него пахнет, мам! — кабанчик поправляет лямки школьного рюкзака. — Не хочу сидеть с ним за одной партой.

Кабаниха растерянно улыбается, заметив, что окружающие внимательно прислушиваются к их разговору, и дает легкий подзатыльник ворчащему сыну. Видно, что она нетерпеливо ждет зеленый, но светофор неумолимо отмеряет: тридцать семь, тридцать шесть, тридцать пять…

— Ох уж эти дети, — грузный бегемот расстроенно качает головой. — Все пытаются быть индивидуальными. Вот мой сорванец тоже недавно придумал: синюю бабочку прикрепил к рубашке. У всех в классе зеленая — а ему синюю надо. Ко мне потом даже из отдела моральных преступлений приходили — мол, неправильно я ребенка воспитываю. Так это же дети! Захотели — сделали! И плевать им на других.

Светофор, наконец, загорается изумрудным светом, и Джуди вместе со всеми переходит на ту сторону улицы и идет в спортивный магазин. Глаза сразу разбегаются: и баскетбольные мячи, и велосипеды, и лыжи, и гимнастические комплексы — и много-много всего. Как же здорово жить в городе, где так заботятся о детях и их будущем.

— Я только отвернулся достать перчатки, — продавец-козел растерянно разводит лапами. — А там тень мелькнула, — вжух! — и нет самоката. Хороший был, с прорезиненными ручками.

— Успели заметить, в какую сторону уехали? — Джуди быстро заносит данные в блокнот и проматывает запись на камере внутреннего наблюдения.

— Да чего думать, — козел трет ухо. — В резервацию, конечно. Наши самокаты не воруют.

Джуди пожимает плечами, с огорчением смотря нечеткую запись. Да, похоже на то. Все-таки общество Зоотопии интеллигентно и довольно обеспечено, чтобы угонять самокаты. Да и общих развлечений слишком много, чтобы еще захотеть что-то угнать. На мысли времени не остается — только на сон и еду.

Направляясь к резервации, Джуди заглядывает в супермаркет, откуда в полдень украли упаковку яиц. Камера наружного наблюдения тоже не дает никаких подсказок — странный тип в черном костюме и маске, среднего роста. Таких полным-полно, а зацепок — ноль.

— А шоколадка где? — Джуди вздыхает и берет с полки бутылочку воды с логотипом Зоотопии — золотым бараном на красном поле.

Продавец, ее знакомый тапир Винс, осторожно достает из-под прилавка шоколадку и изо всех сил пытается разгладить смятую и растоптанную обертку. Тщетно. От мордочки Старшей Сестры остались только кончик носа и ухо, все остальное — стерто в один бежево-черный ком.

— Камера засняла нарушителя?

— Да, — Винс быстро-быстро кивает и тихо произносит: — Это оленек Берг. Доложите?

— Конечно! — Джуди быстро отправляет сообщение Буйволсону. — Такие прецеденты очень опасны. Когда шеф приедет, расскажите ему все, что знаете. А я пойду заниматься яйцами и самокатом.

Джуди задирает голову и смотрит на кажущийся бесконечным серебристый забор, находящийся под высоким напряжением. Сквозь сетку сразу видно явное отличие резервации от остальных районов Зоотопии: почти пустые серые улицы и никаких плакатов. У ворот — единственных, из которых можно легально выйти из резервации, — стоит бронированная полицейская будка с охранником-буйволом.

— Документы, — цедит тот сквозь зубы.

Джуди невозмутимо показывает удостоверение и проходит через пропускной пункт. Куда теперь? Всем гражданам, кроме полиции, сюда вход запрещен, а значит — самокат могут и не прятать, а запросто поставить во дворе. Нужно просто внимательно смотреть по сторонам.

За первые полчаса Джуди встречает только двух гиен-близнецов, которые тут же прижимают уши и бросаются в ближайшую подворотню. Крупные магазины закрыты, в мелких — тусклый свет и полупустые полки. Со зданий осыпается штукатурка, ветер подхватывает мусор с тротуаров и кружит его в воздухе. Не видно детей, не слышно ни смеха, ни разговоров. Встреченная на перекрестке росомаха, с грязным хвостом и в рваной одежде, даже не останавливается, когда Джуди кричит ей вслед: «Полиция! Стоять!».

Часа два она еще ходит по району, с удивлением разглядывая все и всех вокруг себя, и, наконец, натыкается взглядом на розовый самокат с прорезиненными ручками. Он стоит у маленького домика с темной крышей. Джуди немедленно снимает с ручек отпечатки лап.

— Эй, ты! — голос заставляет ее обернуться. — Эй… Джуди? Откуда ты здесь взялась?

— Вы кто? — она с подозрением рассматривает стоящего перед ней лиса. — Знаете, кто украл самокат?

Лис обходит вокруг нее и грустно качает головой.

— Не помнишь, значит. Пьешь какао по утрам?

— Чего?

— Я — Ник. Ник Уайльд.

Джуди сердито трясет ушами.

— Так вы знаете, кто украл самокат?

— Я и украл. Одолжил, так скажем.

Джуди быстро отстегивает от пояса наручники и подходит к лису. Тот не сопротивляется, продолжая смотреть на нее с тоской, и покорно протягивает лапы. Джуди не колеблется, помня об угрозе хищников, и быстро защелкивает замочки.

— Зачем? — спрашивает она тихо.

— Пойдем, покажу. Не бойся, мы не опасные, как вам там говорят, — Ник кивает головой на домик. — Вы гораздо опаснее нас.

Джуди пожимает плечами, но на всякий случай идет вслед за лисом — мало ли какие еще будущие уголовные дела можно предотвратить. Или выяснить, кто стащил яйца. Буйволсон, наверное, уже разобрался с оленьком и отвез его в отделение. Если удастся забрать с собой лиса, то дела на сегодня действительно закроются и можно со спокойной душой пойти на вечеринку.

Внутри домика — небольшая кухонька и три или четыре крошечных комнатки. За круглым столом с протертой скатертью сидит семья манулов — мама и папа и пятеро маленьких котяток. При виде Джуди они все разом испуганно прижимают уши и хватают друг друга за лапы.

— Вот для них я украл яйца, — Ник показывает на детей. — Они пять дней голодали. У самого младшего сегодня день рождения, так что я захватил еще и самокат.

Джуди растерянно опирается плечом об обшарпанный косяк двери и обводит кухню глазами. Какая беднота! Почти нищета. Посуда в трещинах, протертые спинки стульев, выцветшие занавески.

— Не понимаю, ведь вы же работаете? — Джуди нервно щиплет себя за ухо.

Старшая Сестра иногда напоминает, что всем хищникам предлагается работа и пособия. Они перерабатывают мусор, изготавливают детали и автозапчасти, пишут статьи для газет и журналов, упаковывают строительные материалы — всего не перечислишь.

— Этой работы хватает не на всех, а значит, деньги тоже достаются единицам. В магазинах вообще пусто, — Ник смотрит на нее подавленно. — Кто может, перебивается нелегальной работой и связывается с теми, кто живет за пределами города. Но здесь, поверь мне, сплошной блат и коррупция. Даже в школу берут только знакомых, потому что учителю нечем платить.

Джуди шумно выдыхает. Что теперь делать? Эта семья вряд ли врет. У детей усталые и голодные глаза, у взрослых — залысины на шерсти. Сам Ник, с кругами под глазами, выглядит не лучше. Да и район — прямое подтверждение их словам. Только почему никто в остальных районах Зоотопии об этом не знает?

Ник кивает на свободный стул у плиты.

— Садись. Я тебе сейчас все расскажу. Так ты пьешь по утрам какао?