Добыча и охотники (джен)

Сумерки сменились ночью. В рог протрубили отбой, и лагерь затих. Аванонга разошлись по вигвамам, оставив Сеню все так же привязанным к столбу. Компанию ему составил разве что сонный часовой, сидевший у догорающего костра… ну и, разумеется, жареная рука. Ее главарь подоткнул под оплетавшую Сеню веревку, которая, кстати, как пленник успел заметить, была не из звериных жил сделана, а сплетена, похоже, из шерсти. То есть и здесь эта банда выродков, ведомая опять-таки выродком, но из куда более развитого мира, превзошла тех же хелема.

«Взгляните на мои великие деянья!..»

На веревку, впрочем, Сеня взглянул разве что мельком. А вот рука жареная торчала у самого лица пленника, маяча кистью перед глазами, так что не обращать на нее внимания было невозможно. Зато легко было достать, даже притом, что собственные руки связаны. Достать ртом — и откусить хотя бы кусочек.

Но какой бы голод, усиливающийся с каждой минутой, ни испытывал Сеня, одна мысль о том, чтобы хотя бы лизнуть, прикоснуться губами к поджаренной человечьей конечности, вызывала у него не только чисто физиологическое отвращение, но и содрогание просто-таки мистическое. Пленнику казалось, что даже крошечный кусочек руки, оказавшись у него во рту, мало того, что повяжет Сеню с этими извергами. Но и прикует невидимой (и оттого несокрушимой) цепью навеки к тем, чье имя — Легион.

Часовой-аванонга сначала легонько раскачивался из стороны в сторону, чтобы не заснуть и не скучать, затем принялся ерзать на месте и поглядывать в сторону окутанных сном вигвамов — не идет ли оттуда долгожданная смена. Успокоился он, лишь приметив сразу двух других аванонга, показавшихся из темноты и шедших к площадке с костром, столбом и привязанным к нему Сеней. Даже не дождавшись, когда эти двое подойдут, часовой зевнул и, торопливо и сугубо формально хлопнув себя кулаком в грудь в знак приветствия, заспешил к своему жилищу.

Проводив его взглядом, парочка аванонга сразу направились к столбу. «Что это они задумали, гады?» — вмиг насторожился Сеня. А следом, разглядев их получше, насколько позволяла темнота, нарушаемая лишь отблесками костра, заметил: какие-то мелковатые эти двое для аванонга. Какие-то субтильные. Не в пример другим первобытным браткам, если не имевшим сложение Рэмбо и Терминатора, так хотя бы стремившимся к этим идеалам.

Загадка разрешилась, когда между двумя пришедшими и столбом с Сеней осталось около шага. И пленник не без злорадства подумал, что своя брешь в безопасности есть и у аванонга с их укрепленным лагерем — к партизанским вылазкам в собственный тыл эта банда каннибалов оказалась абсолютно не готова.

Лица двух задохликов с копьями были размалеваны боевой раскраской — почти как у аванонга. Но Сене все равно не составило труда узнать в них… Каланга и Макуна.

— Блин! — прошипел он, сам не зная, что лучше — радоваться или выказывать недовольство, — я… то есть, Сейно-Мава же просил вас… Макуна и Каланга идти к пещере и предупредить остальных.

— Каланг и Макун и собирались идти, — в ответ молвил Каланг, — но Каланг и Макун понимали: вся надежда хелема — на Сейно-Мава. Не будет Сейно-Мава, не будет и надежды. И хелема не будет.

— Хелема могли бы бежать, — шепотом предположил Сеня, — убежать так далеко, что аванонга бы не нашли.

— Хелема слишком долго бежали, — убежденно ответил Макун, — но теперь, благодаря Сейно-Мава, узнали, что от аванонга можно не только убегать. Еще их можно побеждать. А победив раз… один раз узнав, что значит быть сильными, хелема не смогут снова стать слабыми. Снова бежать и прятаться.

— Когда Каланг и Макун увидели, что аванонга поймали Сейно-Мава, — рассказал Каланг, — Каланг и Макун решили не бежать к пещере. Каланг и Макун видели огонь… много огней, которые зажег Сейно-Мава. Видели, как аванонга мечутся будто муравьи, пытаясь их затушить. До Каланга и Макуна аванонга не было дела, и Каланг и Макун смогли незаметно проскочить в лагерь. А потом спрятались в одном из жилищ аванонга, в котором никто не жил… а может, жил, но больше жить там некому.

Последняя фраза, как понял Сеня, претендовала на остроумие. Юморок с заметным оттенком черного. Потому что нетрудно было догадаться, откуда взялись в лагере такие ничейные вигвамы. Да, раньше они кому-то принадлежали. Но немало аванонга полегло в недавней битве.

— Так просидели Каланг и Макун до ночи, — продолжил старший Сенин товарищ по рыболовным экспедициям, а с недавних пор еще и по разведочной операции, — и вот вышли… чтобы освободить Сейно-Мава.

— Спасибо, конечно, за это, — Сеня улыбнулся, так тронула его и верность, и находчивость этих двух дикарей, — ну так чего же вы ждете? Освобождайте, пока тому соне-часовому смена не пришла. И… сперва, может, уберете от меня эту гадость?

На последних словах он дернул подбородком, указывая на подоткнутую под веревку жареную человеческую руку.

Макун выдернул ее и, глянув мельком и поняв, что именно держит в руках, брезгливо сморщился, будто нечаянно подобрал какашку. А затем с отвращением швырнул отрубленную конечность в костер. После чего оба хелема принялись распутывать обернутую вокруг столба и Сени веревку.

— Уф! — выдохнул пленник, когда нежданные спасители, наконец, избавили его от пут, — а теперь… спасибо, конечно, но вам… Калангу и Макуну пора уходить.

— А Сейно-Мава не пора? — вопрошал Каланг недоумевая.

— А Сейно-Мава должен… сначала убить главаря… вождя аванонга, — эта фраза далась Сене нелегко, ибо находиться в лагере даже лишнюю минуту он желанием не горел, а тем более не хотел снова видеться с главарем, — на нем, похоже, здесь все и держится. Это он поддерживает союз со злыми духами.

— Макун и Каланг помогут, — с едва ли уместным энтузиазмом обратился к Сене Макун.

— Нет, не поможете… не помогут, — отрезал тот, — главаря охраняют духи зла. А ваше оружие... наконечники каменные им не страшны.

В последнем Сеня почти не сомневался. Ведь у аванонга тоже оружие из камня. А никакого отвращения к нему со стороны главаря заметно не было. Да и странно было бы ему выказывать отвращение к тому, на чем, по большому счету, и держалось могущество этой банды — и, соответственно, его власть.

Напротив, главарь наверняка лично участвовал в подготовке своих бойцов, в тренировках. По крайней мере, поначалу. Как и в битвах еще. И хотя бы царапину мог получить. Однако ни к каким фатальным последствиям это не привело. Во всяком случае, выглядел главарь, накануне вечером беседуя со своим пленником, и бодрым, и здоровым как бык, и живее всех живых.

А вот что способно причинить вред этому человеку со злыми духами в качестве «крыши»… уверенного ответа на сей вопрос у Сени не было.

Осиновый кол? Нет, это для вампиров. Металл? Насколько Сеня помнил, нечисть вроде боялась серебра… и железа еще. Ну и огонь. Не зря же в средние века колдунов и самых безнадежных одержимых сжигали на костре.

Хотя, что из перечисленного действительно имело смысл, а что было лишь суеверием, порожденным невежеством предков, Сеня не знал. Вообще, для него оказалось жутким потрясением, просто-таки крушением привычной картины мира, узнать, что нечисть, оказывается — не просто персонажи страшных сказок и может не только упоминаться как замена матерных выражений.

Трудно было Сене теперь понять, где правда, а где он привык ошибаться, на что предпочитал почем зря смотреть свысока, заодно с большинством себе подобных. Но в одном был уверен: как Карфаген должен быть разрушен, так и главаря аванонга было необходимо спровадить на тот свет. Будь тот просто первобытным доном Корлеоне или микрогитлером — с такими амплуа можно было, пожалуй, смириться. Действительно, свалить от этих отморозков подальше и жить спокойно. В конце концов, руки аванонга не такие длинные, как кажется тем же хелема. А главарь рано или поздно должен был склеить ласты, и на этом триумфальное шествие его банды наверняка бы закончилось.

Но увиденное под занавес беседы с главарем — адское пламя, плясавшее в глазах, скрежет зубовный и нечеловеческий голос — полностью меняли дело. Теперь даже в смертность этого человека (человека ли еще?) верилось с трудом. Зато Сеня охотно готов был поверить, что главарь… вернее, та сила, что за ним стояла, не остановится, пока не захватит мир. Пока не поставит под свои знамена всех моральных уродов и неуживчивых мерзавцев, а все мирные племена не втопчет в грязь. И тогда такому миру не понадобится даже Страшный суд. Не получится отделить агнцев от козлищ, ибо никого кроме козлищ в живых не останется.

Чтобы этого не случилось, следовало поскорее лишить жизни самого главаря. А как именно — здесь, в общем-то, выбор был небогатый. Сеня это понял, немного пошевелив мозгами. И, за неимением другого оружия (нож, травматический пистолет и даже зажигалку забрали при пленении), вытащил горящую головню из костра и направился к вигваму предводителя аванонга. В каком именно из жилищ лагеря тот скрылся после отбоя, Сеня запомнил.

Первым позывом было поджечь, собственно, вигвам — даже не заглядывая внутрь. А самому поскорей убираться из лагеря вместе с Макуном и Калангом. И тешить себя надеждой, что главарь сгорит вместе со своим жилищем.

Сеня мог бы так поступить… будь предводитель аванонга обычным негодяем. Но зная о силе, которая за ним стояла, Сеня не мог себе позволить пустить дело на самотек. Ему требовалось убедиться, что главарь мертв. Точнее, умерщвлен.

Потому с головней в руке Сеня отогнул шкуру, прикрывавшую вход, и вошел в темноту первобытного жилища.

Вошел… и поначалу растерялся. Света головня давала всего ничего, однако и его хватало, чтобы заметить: а в вигваме главаря довольно-таки просторно. Не теснился предводитель аванонга в своем жилище, снаружи казавшемся маленьким и скромным. Куда там пещере хелема! В иной квартире комнаты были меньше. А уж квартир Сеня за свою жизнь видал и перевидал, сменив их немало на правах съемщика.

Ну да прочь посторонние мысли!

Осторожно ступая в темноте и поглядывая под ноги, Сеня рыскал по жилищу главаря, разыскивая хозяина и стараясь не натыкаться на сложенные тут и там вещи: оружие, примитивную посуду; на холодный очаг, обложенный камнями, небольшую кучку дров.

Главарь нашелся по ту сторону очага — так, чтобы зимой, например, этот источник тепла оказался между хозяином и входом. Предводитель аванонга спал на стопке шкур. А неподалеку…

Неподалеку, на еще одной шкуре, расстеленной на земле, к Сениной радости, лежали его вещи. Зажигалка, пистолет и большой нож. А вот нож маленький, с кучей лезвий, видно куда-то задевался. Впрочем, такая потеря расстроила не слишком. Все равно пользы от него почти не было. Чего не скажешь об остальных вещах.

С них теперь уже бывший пленник и решил начать — перейти сразу к уничтожению главаря не позволила жаба, по слухам задушившая миллионы и миллионы людей. Бесполезный, скорее всего, пистолет и зажигалку, тоже пока не понадобившуюся, Сеня рассовал по карманам. Застрелить человека, находящегося под «крышей» злых духов было бы слишком просто. А огня от головни всяко больше, чем от зажигалки.

А вот нож взял правой рукой (железо как-никак!), головню переложив в левую.

Наконец, настал черед сделать то, для чего Сеня сюда и пришел. Он коснулся головней стенки вигвама — той ее части, которая была ближе к ложу главаря. Затем, подумав с мгновение, поднес головню уже к стопке шкур, служивших хозяину вигвама постелью.

Огонь заплясал на шкурах и одной из жердей, скреплявших первобытное жилище. Разгораясь, пламя устремилось к его вершине, навстречу поступавшему через отверстие в ней кислороду.

И в этот момент главарь открыл глаза.

Рывком он поднялся на ноги… точнее, выглядело это так, будто его резко подняли, словно куклу — невидимой рукой. На миг глазницы полыхнули адским пламенем. Главарь взмахнул рукой, и огонь, что на постели, что на стене, мгновенно погас. Погасла и головня в руке Сени, лишив того даже такого слабого источника света.

— Как ты думаешь, — затем во тьме раздался голос хозяина вигвама, — стал бы я обходиться без охраны, если б не был уверен, что ни одно чмо беспредельное меня, один хрен, не достанет?

В ответ Сеня промолчал и лишь крепче сжал рукоять ножа.

— Пацаны и у нас тоже разные бывают, — продолжал главарь, — думаешь, никому из них в буйную головушку не приходит самому верхотуру занять, а меня порешить на всякий случай. Так вот, все такие желающие уже стали дерьмом. Моим дерьмом — в том числе. А уж фраеров залетных, вроде тебя, мне вообще плюнуть и растереть. С моей-то «крышей»…

Сделав секундную паузу, он добавил:

— Короче, я так понял, свой выбор ты сделал, пацан.

Не спрашивал — констатировал.

Снова вспыхнуло алое пламя в глазницах главаря — два огонька в темноте. Главарь шагнул вперед, Сеня попятился под его инфернальным взглядом.

— Кем ты вообще себя возомнил? — вопрошал жуткий голос, звучавший сквозь скрежет зубовный, — воином Бобра и Светы? Супергероем из комиксов?

Сеня занес руку с зажатым в ней ножом, готовясь нанести удар. Но главарь опередил его на долю секунды. Рука, твердая как кандалы, перехватила запястье Сени, сжав тисками.

Запахло серой. Кисть главаря все сжималась, сжималась, словно пыталась раздавить Сенину руку, державшую нож. Изловчившись, Сеня пнул своего противника, но нога будто врезалась в бетонную стену. А главарь словно и не почувствовал удара. Даже хватку не ослабил.

Зато Сенина нога ныла и едва держала. Но эта боль казалась ничтожной рядом с той болью, которую Сеня ощущал в своем, стиснутом пальцами главаря, запястье.

За давлением последовал жар, стремительно усиливающийся. Ощущение было — будто Сенино запястье держала не человеческая рука, а раскаленные железные клещи. А к запаху серы и несвежего дыхания примешался характерный душок горелого мяса.

Боль была адская. Пальцы уже не в силах были удерживать нож… да Сеня почти и не чувствовал их уже. Кисть разжалась, нож с легким стуком упал на земляной пол где-то в темноте.

Но в то же время запах гари пробудил в дуреющей от боли голове Сени спасительную мысль.

Огонь! Очищающее пламя инквизиции! И Сеня сунул свободную руку под куртку, нащупывая зажигалку.

Тем временем главарь подался еще на шаг вперед. Пострадавшая от неудачного пинка Сенина нога не выдержала, и оба противника повалились на землю.

Главарь, наконец, отпустил Сенино почти раздавленное и обгоревшее запястье. Зато теперь потянул обе руки к его горлу, готовясь сомкнуть.

— Таков твой выбор, пацан, — приговаривал предводитель аванонга, — без обид.

А в следующий миг Сеня достал-таки зажигалку. Впопыхах достал, буквально на ходу выщелкивая заветный огонек и рискуя поджечь себя самого. Но время было дорого… точнее, его и не осталось почти.

За долю секунды до того, как пальцы главаря должны были сомкнуться на Сениной шее, рука с зажигалкой, выброшенная вперед, дотянулась до головы хозяина вигвама. И его спутанные волосы вспыхнули костром — погребальным, как надеялся Сеня.

Вскрикнув… вернее даже взвизгнув, главарь отскочил и попятился. Руки его заколотили по охватившему голову пламени — лихорадочно и бестолково. Видимо, против огня, уже соприкоснувшегося с его плотью, у предводителя аванонга никаких магических уверток припасено не было.

Огонь перекинулся на бороду, затем на плечи и руки. Глядя на главаря, стремительно превращавшегося в гигантский факел, Сеня понял, что горит тот совсем не так, как живое тело. Слишком легко. Будто сухое дерево… или труп.

Однако расслабляться было рано — в агонии главарь решился на отчаянный шаг. Размахивая охваченными пламенем руками, словно жар-птица крыльями, он бросился на Сеню, задумав, как видно, хотя бы утащить его за собой.

Но не тут-то было. Сеня уже нашел и подобрал оброненный нож — благо, света горящий предводитель аванонга давал достаточно.

Острие ножа встретило его, бросившегося на Сеню, и вонзилось в живот. На несколько мгновений главарь остановился, замерев буквально на ходу. Этого времени ему хватило, чтобы произнести… или, скорее, прорычать:

— Только ты, пацан, рано радуешься. Масдулаги скоро будут здесь… я чую их… как они чуют меня. Масдулаги придут — и тогда вам всем будет жарко. Жарче даже, чем мне сейчас!

Затем рот главаря широко раскрылся, и… Сеня видел, как множество теней — стремительных, юрких, размытых и едва уловимых взглядом — вырвались оттуда и заметались по вигваму.

Вот одна из теней натолкнулась на Сеню — и он на миг почувствовал слабость в ногах, дурноту в голове. Позвоночник казался хрупким, воздух тяжелым. В глазах помутилось, а сердце затрепыхалось лихорадочно.

Казалось, все болезни в тот момент разом обрушились на Сеню. Или он постарел враз на десятки лет.

Еще одна тень — и вместо физических страданий пришел страх, безотчетный и нарастающий. Сене казалось, что он сгорит в жилище главаря вместе с его хозяином, а если и не сгорит, то вигвам обрушится на него и погребет под собой. Темнота, казалось, сгустилась. А по коже, то под штанинами, то под рукавами, то по животу, поползло что-то невидимое, но ощутимое… щекочущее и легонько царапающее.

В панике Сеня затрясся и принялся хлопать себя то тут, то там, словно находился на пикнике и подвергся атаке комаров. А земля под ногами между тем сделалась мягкой, как трясина. Подалась вниз, засасывая Сеню.

Все эти ощущения пропали разом так же неожиданно, как и появились. Но вот третья тень из полчища метавшихся по вигваму, оказалась к Сене слишком близко. И в тот миг ему более всего захотелось кого-то убить… нет, вцепиться зубами в горло, разорвать в клочья. Хоть кого-нибудь живого, из плоти и крови. А лучше всего — человека. Ощутить во рту вкус сырого человеческого мяса.

Четвертая тень — и Сеня повис вверх тормашками, подвешенный за ноги… к земле! Собственно, вверх тормашками теперь был весь мир, но чувствовал этот неприятный факт только Сеня. Это к его тяжелеющей голове приливала кровь, а к горлу подкатывала тошнота.

Пятая тень… Сеня снова был дома. Нет, не в пещере хелема, а в родном городе, в квартире, которую он снимал. Перед диваном — таким мягким, манящим. Диван только что вслух Сеню не звал: «Приляг, хозяин, отдохни». И Сеня еле пересилил желание лечь и отдохнуть, в отчаянии протирая глаза.

Шестая тень. Невнятное бормотание полилось в Сенины уши, а при попытке вслушаться в него и разобрать слова голова закружилась, а мозг упорно отказывался соображать.

И вот на этом, наконец, все кончилось. Горящая плоть главаря растаяла, мгновенно погас и огонь, пожиравший ее. На земляной пол вигвама рухнул дочиста обглоданный скелет. Даже в темноте Сеня различал белизну костей.

А тени… точнее, духи один за другим покидали вигвам и разлетались по лагерю. Там у них еще остался неоплаченный счет. Месть и кара оказавшимся ненадежными союзникам, договор с которыми больше не действовал.

И когда последняя из юрких теней покинула жилище теперь уже мертвого главаря — только тогда Сеня осмелился направиться к выходу. А затем поспешно двинулся прочь из лагеря, на поиски Каланга и Макуна.