Стенд (джен)

Верхний Галапагос.

Отель «Хилтс».

Аликс.

Пистолет — оружие глупое. Никчемное, в общем-то, оружие.

Нет, конечно, теоретически — даже эриданца из него завалить можно. Теоретически. Если провести предварительную подготовку, заключающуюся в приковывании вышеупомянутого эриданца чем-нибудь достаточно прочным к чему-нибудь достаточно тяжелому. Да и то — постараться придется очень, поскольку эриданцев, как и мифических белок, бить следует только в глаз. Причем в глаз открытый.

А неприкованного эриданца появление за его спиной вооруженного пистолетом типа действовать заставит даже раньше, чем тип этот успеет сообразить, какую глупость собирается он вот сейчас непосредственно совершить.

Но с пистолетом — на канальерку? Смешно. Напугали бордель-маман фаллоимитатором!

— Ах! — восхитилась А-Ль-Сью, с интересом разглядывая оружие.

Издержки первоклассной мимикрии, ничего не попишешь. Вжилась, понимаешь, в образ до такой степени, что и реакции стали соответствующими именно этому образу: канал дискретного времени по-своему заботится о тех. кто в него угодил или родился между его берегов. При смертельной угрозе он просто отбрасывает их в другое время, и все. Удобно. Но Аликс-то не канальерка...

Ладно, не смертельно. В самом худшем случае будет просто немного больно. И придется сразу же тут всех глушить и сматываться, иначе все прикрытие полетит к чертям. Паскудникам этим повезло. Что не радует. УКВ, конечно, никуда не делся, но, может, успеют добежать до медпункта или ближайшего борделя. Если очень повезет. Ну да ладно, все равно проблему колец не решила…

Хуже другое.

Гораздо хуже.

Ее только что застали врасплох. Тепленькую. Скверно. Ой, как скверно-то! Ведь уверена была, что ни малейшей опасности.

Пистолет качнулся, дернул стволом и вдруг скользнул в карман. Большой такой карман на животе синего форменного комбинезона.

— Ой… извините… а я думала…

Голосочек разочарованный, светлые завитки выбившихся из-под заколки волос рассыпаны по синему шелку, ноги босые, зрачки расширены.

— Ты это… зачем?

— Следила… — Джеки тронула пальцем губы, сообщила наставительно:

— Нужно помогать друг другу. Я знаю.

Логика убийственная, опешила даже А-Ль-Сью.

— А-а… Ну да… Тогда — конечно…

Джеки посмотрела на кровать. Сморщила носик. Вздохнула. Лицо ее передернулось ненавистью такой концентрации, перед которой побледнела бы от зависти даже царская водка.

А-Ль-Сью восторженно расширила глаза — кажется, проблема колец только что перестала быть проблемой!

— Джеки, а не поможешь ли ты мне сделать одну… эм-м… небольшую пакость этим молодым людям?

Вопрос был почти что риторическим — у девочки явный психоз с четко направленным гендерным вектором. Отказа быть не могло.

Его и не было.

Была радость, чистая и непосредственная. Ни тебе злобствований, ни яростного оскала с возможным рычанием, ни даже простого злорадства — только сияющие глаза и восторженная улыбка:

— Охотно! А можно не одну? И большую?

Светлая радость, как у ребенка, которому дали конфетку.

— Только я не Джеки, а Джесси…

Говорят, канальерки ничего и никого не боятся. Как и эриданцы…

Ню-ню.

* * *

Таллерлан.

Временная резервация на территории

летнего лагеря спецотряда АИ

внешний периметр.

Мэт

На левом стекле появилась снежинка.

И еще одна.

Мэт Гейсон, сержант пехотного корпуса, потер глаза и посмотрел еще раз. Снежинки никуда не делись.

Ну что ж, прекрасно. Он отлично знал, каковы инструкции по поводу появления на этом окне определенного знака. Его заставили их вызубрить перед тем, как отправили на первое патрулирование.

Правда, он не заметил, когда именно появились эти снежинки, поскольку ту часть, которая говорила о необходимости внимательнейшим образом осматривать определенные окна трижды в течение каждого часа, считал слишком обременительной и последний раз доставал бинокль часа три назад, но будем надеяться, что это не особенно важно и ничего фатального случиться еще не успело.

Да нет, конечно же, не успело. Произойди что-нибудь в этом роде — тут наверняка бы все засуетились, как проклятые, а пока тишь да гладь, ползают сонными мухами, можно особо и не беспокоиться.

Мэт включил передатчик и набрал кодовое слово, потом несколько цифр. Сигнал пошел дальше. Если бы снежинок было три — цифры были бы другими. Если бы располагались они иначе — другим было бы слово.

Но снежинок было две. И располагались они так, что соответствовали именно этому сочетанию букв и цифр, спешащих сейчас куда-то по электронным сетям. Мэту, в общем-то, было абсолютно безразлично, куда именно они направлялись и что обозначали. Его гораздо больше интересовала собственная работа. Особенно та ее фаза, что наступала сейчас, после отправки куда-то там кодового послания.

Поскольку работа Мэта этой отправкой не завершалась.

Отнюдь.

Мэт перешел к другой амбразуре патрульного танка, сел в кресло стрелка и поудобнее поправил оптическую винтовку.

Хоть это и совершенно не интересовало Мэта, его бы удивило, наверное, то, что сигнал не пошел слишком далеко. Всего лишь до соседнего танка. Командирского. Точнее — в филиальный отсек центрального корпусного комма. Еще точнее — в специальную программную петлю-ловушку, дальше которой уже не прошел, не попав даже в оперативную память.

Зато в самой петле он включил подпрограмму, для чего, собственно, и был предназначен, и благополучно самоликвидировался.

Включенная подпрограмма сравнила поступившую информацию с уже имеющейся, нашла аналог и начала действовать в соответствии с его предписаниями. Их было немного. Всего лишь проверить цепи и послать два сигнала.

Один — на ближайший стаб с подходящими кодовыми обозначениями.

И второй — гораздо ближе.

Совсем рядом.

В детонатор взрывного устройства, находящегося в одном из подвалов под зданием детского центра.

* * *

Таллерлан.

Временная резервация на территории

летнего лагеря спецотряда АИ.

Х.

В отличии от Мэта, крысообразный типчик как раз-таки очень хорошо представлял себе, что именно должно последовать за перемещением снежинок. Потому он и потел в прохладной комнате так, что капли текли по лбу, щекотали шею, а рубашка промокла чуть ли не насквозь. Приспичило же Большой Берте вызвать их для обсуждения очередной петиции протеста именно сейчас, а чертову Батлоу — перехватить его уже у самой двери. Изображай теперь камикадзе.

Часы в подвале были настроены на пятнадцатиминутную задержку. Он сам их так настроил, резонно полагая, что не стоит особо доверять словам начальства — он имел в виду свое настоящее начальство — о том, что никаких необратимых шагов не будет предпринято, пока он не покинет здание.

Не будет. Конечно же. Так он им и поверил.

Он не первый год работал на Контору и юношеских иллюзий по поводу ее методов не питал. Нет человека — нет проблемы, очень удобное правило, а тут, к тому же, для приведения его в жизнь не требуется прилагать никаких дополнительных усилий. Конечно, никто не мешает им попытаться устранить его уже потом, по-тихому, когда закончится вся эта шумиха и никому не придет в голову связать с ней случайную смерть не слишком удачливого и не слишком известного ксенобиолога. Но все это если и будет, то будет потом, к тому же потребует как раз-таки приложения некоторых дополнительных усилий. А Контора, как и любая другая достаточно забюрократизированная организация, очень не любила эти самые дополнительные усилия…

К тому же до этого потом следовало еще дожить.

Вот потому-то он, благодарно покивав заботливому начальству с самым что ни на есть непроницаемо доверчивым видом, потом потратил почти сутки на аккуратное подсоединение к приемному устройству взрывателя пятнадцатиминутного таймера. Ему тогда показалось, что пятнадцати минут вполне достаточно даже при самых непредвиденных осложнениях.

Пятнадцать коротких минут…

Из них прошло уже девять.

Когда на круглых часах, висящих над столом Большой Берты, стрелка дернулась и отсекла еще одну минуту, Крысолицый ощутил резкий спазм внизу живота и был вынужден свести колени. Его движение заметили, и это дало шанс.

— Прошу прощения, — просипел он, уже не скрываясь, — Мне нужно выйти.

И засеменил к двери, провожаемый неодобрительными взглядами. Хорошо еще, что приемная была пуста.

В коридоре он перешел на бег.

Оставалось две минуты.

Рюкзак придется бросить, хотя и жаль. Но времени нет даже на туалет, будем надеяться, что не обделаемся на бегу. На третьем этаже выход на пожарную лестницу был закрыт. Гадство.

Он бежал по лестнице, уже понимая, что не успевает. Оставалась, правда, маленькая надежда, что дежурный пехотинец окажется достаточно ленивым и даст выигрыш еще в три-четыре минуты, хотя бы три-четыре, большего мы не просим…

Наружная дверь оказалась заперта.

Он перепробовал четыре отмычки, прежде чем подобрал подходящую.

Дальнейшее произошло одновременно.

Крысолицый радостно распахнул поддавшуюся дверь и сделал четыре первые шага по бетонной дорожке.

Мэт Гейсон увидел долгожданную цель и, радостно поймав ее в перекрестье прицела, спустил курок.

Часовой механизм в подвале отсчитал последнюю секунду и радостно замкнул цепь.

Освобожденная наконец-таки из крохотной металлической темницы энергия радостно рванула наружу, сметая все на своем пути.

Бетонная дорожка, взбрыкнув, радостно ударила крысолицего по ногам, и за какую-то секунду до того, как потонуть в воющем пламени, он успел увидеть другую вспышку, не такую сильную, но гораздо более неожиданную, направленную прямо в лицо.

И даже успел удовлетворенно огорчиться тому обстоятельству, что опять оказался прав.

* * *

Точка Отсчета.

«Иможен Коалисьен».

Лайен.

— Я не знаю.

— Ну еще бы! Кто бы сомневался. Он не знает. Прекрасно. Просто

замечательно. Зачем ему это знать? Совершенно незачем. Он ведь и так уже знает массу гораздо более интересных вещей. Например — как квалифицированно и грамотно запороть любое порученное дело. Это он знает! Или как просрать тривиальнейшее задание, с которым справится любой желторотый спецотрядовец — это он тоже знает, можете не сомневаться. И уж конечно он все знает о ежемесячной прибавке к жалованию, правах профсоюзов, суточных, сверхурочных, командировочных, выслуге лет, надбавке за вредность и диффамацию, льготах служащей молодежи и дотациях не состоящим в шовинистических организациях по какому-либо из трех основных признаков — не сомневайтесь, про все про это он знает твердо, тут его не собьешь!.. Но попробуйте только спросить о чем-то кроме зарплаты и привилегий — и что же вы получите? Ничего. Ну? Что же ты замолчал? Публика ждет твое знаменитое соло из трех слов на бис!..

Лайен щелкнул каблуками. Вздернул подбородок. Спросил нейтрально:

— Разрешите быть свободным?

— Сядь!.. — Каа поморщилась, разглядывая подчиненного с отвращением и брезгливой опаской, словно мышь, издохшую дня этак четыре назад, причем исключительно жарких дня.

Ее и надо бы выбросить за порог, да уж больно противно.

— Сядь, я сказала… Где список?

—?..

— Стало быть, списка тоже нет… Насчет расширенного поиска по аналогии я уже и не спрашиваю… Слушай, я что-то не совсем понимаю — а зачем ты вообще ко мне пришел?

Лайен медленно выдохнул, сосчитав про себя до десяти. Очень хотелось ответить так же, как отвечал последние десять минут (очень, кстати, неприятных минут). Потому что теперь Лайен действительно не понимал — зачем.

Глупая идея, не подкрепленная ничем, кроме странного внутреннего убеждения и слов Дэна. Но внутренние убеждения к делу не подошьешь и на стол перед начальством не выложишь.

— Предположение. Появилось…

— Появляются прыщи на рожах, да и то лишь при неправильном питании. А предположения прежде чем вслух высказывать, проверять надо.

Это было сказано с интонацией окончательности, так разговор завершают, если нет желания утруждать себя даже чисто формальной вежливостью типа «Свободен» в смысле «Пшел вон».

Лайен встал.

— Разрешите идти?

— СЯДЬ!!!

Вздрогнули пуленепробиваемые стекла, заполошно промигался сейсмодатчик на стене. Лайен рухнул на жалобно скрипнувший стул, словно ему подрезали сухожилия.

Еще минуту назад он голову бы мог заложить, что не существует обстоятельств, способных заставить Каа — нет, не крикнуть даже, а хотя бы просто повысить голос. И проиграл бы.

Потому что сейчас Каа не просто повысила голос — она самым натуральным и вульгарным образом рявкнула. В худших традициях крутых шерифов из сериальных космо-вестов.

— Твои действия? НУ?!

Это было тоже почти что рявкнуто — отрывисто, повелительно, зло. Хотя и тоном пониже. Лайен сглотнул, плохо соображая, поскольку в голове билась отчаянная мысль о том, что ему никто не поверит, ну не поверит — и все тут…

— Я н-не… — выдавил было неуверенно, но вовремя заметил опасный огонек, словно в маленьких бесцветных глазках вспыхнули вдруг два стоп-сигнала. Поправился лихорадочно:

— Я н-не уверен… но для начала… полагаю, надо бы… э-э-э… проверить… — и замолчал, так как еще не успел придумать, что именно следовало бы проверить для начала.

— О, боги, с кем приходится работать! — Каа повздыхала, помолчала, побарабанила пальцами по столу. Наконец потребовала: — Ну?

Лайен постарался всем своим видом выразить подобострастное внимание.

— Так и не придумал, что соврать?

И вот тут Лайен разозлился. Неожиданно для себя. Вообще-то он редко злился, а тут…

И сразу же успокоился.

— Документы. Она не могла их купить. Кражи-потери… Ну и… трупы. Есть один. Проверяем. И — транзитники. Не слишком крупные, не слишком новые. На маленький грузовик со сломанным индексатором вполне могли взять даже бывшую синьку без рекомендаций.

— Почему — грузовик?

— Я н-не… то есть… ну… На персональных контроль жестче. На круизных пассажирских — тем более. Небольшой катер устаревшей конструкции и окраинной приписки. Потрепанный, с просроченным техосмотром… И — без индексатора…

— Ладно, допустим. Дальше?

— Н-ну… проверить, где с таких катеров сошли нанятые на Базовой… Проследить.

Каа фыркнула.

— А ты хотя бы приблизительно представляешь себе, сколько бывших амазонок ежедневно нанимается и перенанимается в такие катера на Базовой? Сотни. Каждый день. Это сколько же к сегодняшнему наберется? Да и то лишь в том случае, если она действительно ушла сквозь кордон. Если всех проверять…

— Всех не надо. Только тот день. Ближайшие часы. Если ушла — только тогда. В первые час-полтора.

— Хм-м. Допустим. Это уже похоже на версию. Дальше?

— Там был один… Стартовал как раз. Висел два месяца из-за ареста механика, а тут вдруг…

— Допустим. Дальше?

— Узнать, кого наняли. Проверить порта остановок. Прочесать базы данных уже там — на обе личности. Вдруг засветилась.

— А если нет?

— Тогда — повторить проверку на кражи-потери-трупы. Уже там.

— Там она может просто купить билет. Если ты прав и она действительно нанялась, а не стреканула зайцем, деньги у нее уже есть.

— Не сможет. С билетом придется пройти идентификацию.

— Она может купить документы.

— Сложно. И долго.

— Это ты так думаешь. Она может думать иначе.

— Может. — Лайен согласно пожал плечами и сделал попытку встать.

— Сядь, я сказала…

Каа поковырялась в ящике стола, вытащила оттуда карточку-бланш. Осмотрела неприязненно надпечатки, ногтем толкнула карточку по столу в сторону Лайена.

Место назначения начиналось с восьмерки, хуже не придумаешь. Впрочем, конечно, могли бы загнать и на безатмосферную базу девятого порядка, и поделом — не буди страдающее язвой начальство среди ночи.

В графе «категория срочности и секретности» стояло XR — пятнадцать минут на сборы и многочасовые ожидания пересадок, поскольку рейсовый, а не специальный и даже не курьерский…

Еще один щелчок по слишком ретивому носу.

Лайен криво усмехнулся и сунул карточку в нагрудный карман. Срок ссылки не проставлен, это внушало кое-какие надежды, а что касается всего остального… Ладно, переживем.

Он был уже у самой двери, когда Каа сказала насмешливо:

— Этот каботажник… ну, который стартовал так вовремя… Короче, он показался подозрительным не только тебе. Его арестовали четыре дня назад. На Джусте. Повторяю — арестован был корабль, а не команда. А позавчера на счет пансионата «Солнечный зайчик» поступил взнос за небезызвестную тебе Эски. Отправлен с Джуста, так что не писай кипятком, никто тебя не отстраняет… Да, и еще — синьки в курсе.

Она не добавила «так что поторопись и будь осторожен».

Она и так сегодня была на удивление разговорчива.

* * *