Не всё Мародёрам малина (гет)

«Любовь, любовь, извечная загадка...» — не помню, кто это сказал, но сказано верно. Можно сколько угодно наблюдать счастье или муки друзей-приятелей, сочувствовать или насмешничать, прочитать десятки книг от Шекспира до «Камасутры», но стоит влипнуть самому — и всё это мгновенно окажется ненужным и не имеющим никакого отношения к реальности. Когда вдруг понимаешь, что не можешь слова сказать не покраснев девушке, которую знаешь больше двадцати лет, которую в два года (в её два года) носил на руках — никакой Шекспир не поможет. Потому что это уже диагноз, причём с весьма неутешительным прогнозом. Медики в подобных случаях обычно прячут глаза и говорят, что «сделают всё возможное». А если ты при этом немолодой полунищий безработный оборотень влезший в очень большую и очень грязную политику... впору сразу в морг.

* * *

На втором курсе Сириус заявил, что поедет домой на Рождественские каникулы только под конвоем. Неделю мы терзались выбором: бросить его одного в Школе или пожертвовать поездкой домой. Победила дружба. Мы явились к нему и сообщили коллективное решение: остаться всем. На что он помахал свежеполученным письмом и заявил с невообразимо снисходительным видом:

— Дети мои, это всё не актуально, потому что я сам не остаюсь. Сестрёнка приглашение прислала.

Он часто к нам таким образом обращался (справедливости ради: он действительно старше нас троих, правда разница колеблется от месяца до пяти с половиной). Повыпендриваться он любил ещё почище Джеймса, только совсем в другом ключе. И всегда умел вовремя остановиться. Не успел я обидеться, как он уже другим тоном добавил:

— Но всё равно я вам ужасно благодарен! — после чего попытался обнять всех троих сразу. Разумеется, вышла «куча мала» и минут пять мы барахтались на полу пытаясь разобраться, где чьи конечности. После чего расселись на кроватях и перешли к обсуждению новости.

Сестёр (вернее, кузин) у Сириуса было три: Нарцисса, на тот момент шестикурсница, Беллатрикс и Андромеда, три года назад вышедшая замуж за маглорождённого и по этому поводу вычеркнутая из числа родственников всеми Блэками, кроме Сириуса. Он как раз только её и называл «сестрой», двух других демонстративно (и взаимно) игнорируя.

— А тебе разрешат? — озвучил общее опасение Джеймс.

— Меди пишет, что послала ходатайство Директору. Она моя родственница и совершеннолетняя, почему нет? Кстати, она и вас всех приглашает. Не на все каникулы, а на пару дней перед возвращением. Пишет, что хочет познакомиться с моими друзьями. Приедете?

— Конечно! — опять за всех ответил Джеймс.

Отпустил его Дамблдор под личную ответственность и с условием: вести себя тише воды, в чём Сириус торжественно и поклялся. Мы договорились встретиться за два дня до окончания каникул в «Дырявом котле». Сириус появился там в сопровождении мужа Андромеды, Теда Тонкса, оказавшегося совсем молодым (даже по нашим тогдашним меркам) и ужасно обаятельным. В гости мы поехали на автобусе, что усилило ощущение приключения — для всех троих это была первая поездка на маггловском транспорте. Андромеда нам тоже сразу понравилась — красивая, элегантная и без малейших признаков высокомерия. Она сразу велела нам звать её по имени, а потом не без гордости познакомила с дочерью. Двухлетняя Дора (тогда ещё ввиду малолетства не возмущавшаяся выбранным родителями именем) оказалась существом обаятельнейшим, хоть и несколько неуклюжим. С нами она тотчас подружилась, охотно залезала на колени с требованием «игать» — и послушно отставала, если просили, что было нами оценено особенно высоко. Нас всех поразили её волосы, меняющие цвет по десять раз на дню в зависимости от настроения, причём оттенки получались самые невообразимые, от тёмно-болотного до ярко-малинового. Сириус, чрезвычайно гордый такой неординарной племянницей (и статусом дядюшки как таковым) пояснил:

— Врождённые способности метаморфа, такие дети рождаются в среднем раз в десять лет — это во всём мире между прочим! Это она ещё маленькая, потом научится управлять трансформацией. У неё и физиономия иногда меняется, особенно когда злится.

Два дня мы объедались вкуснейшим домашним печеньем, спали прямо на ковре (дабы не загромождать единственную гостевую комнату), болтали с Тедом о маггловской жизни и играли с Дорой. Причём любимой игрой (придуманной, разумеется, Джеймсом) стала игра «в мяч», где «мячом» была сама малышка. Мы перекидывали её друг другу к ужасу матери и восторгу всех остальных. Девчуха, по-моему, была лишена страха с рожденья и только визжала от восторга, а нам ужасно нравилось чувствовать себя большими и сильными. В общем, мы замечательно провели конец каникул и уехали с огромным сожалением и приглашением приезжать на следующий год.

* * *

На следующий год мы никуда не поехали. То есть не поехали к Тонксам. Родители Сириуса устроили скандал (и, кажется, не только ему, но и Директору), а в наказание за самоуправство лишили его разрешения на посещение Хогсмида. На что он ещё в поезде, где нам удалось занять отдельное купе, заявил:

— Ну и ладно, сам выберусь, без спроса.

— Зачем? — спросил я.

— Как? — заинтересовался Джеймс.

— А если поймают? — поёжился Питер.

— Отвечаю по пунктам: из принципа. По подземному ходу. Пусть сперва поймают.

— А в Хогвартсе разве есть подземный ход? — выразил общее недоумение Джеймс.

— Конечно есть! Это же замок!

— И что? — удивился я.

— Слушай, Лунатик, ты что — только учебники читаешь? В каждом замке есть подземный ход на всякий случай. А иногда и не один. Так во всех книгах написано. Поможете искать?

Аргумент показался мне не слишком убедительным, но спорить я не стал. Хотя бы потому, что в таком настроении спорить с ним было совершенно бесполезно. Кстати, Сириус (в отличие от Джеймса) крайне редко называл меня Лунатиком. Только когда сердился. Чувствовал, наверное, что это прозвище мне не нравится. Он вообще всегда был более чуток к нюансам, чем Джеймс — тот своих комплексов не имел, а чужих в упор не видел. Таков уж он был: прозрачный и искрящийся, как горный хрусталь. Я бы сказал «как алмаз» — но алмазы холодны, а Джеймс всегда излучал тепло. А вот Сириус скорее напоминает агат: никогда не знаешь, какой узор окажется на следующем срезе, а в глубину можно заглянуть только при яркой подсветке, если сумеешь и если позволят. Зато тогда видна вся красота этого камня — яркая и неожиданная.

Сириус, как обычно, оказался прав. Мы нашли-таки подземный ход — сперва один, потом ещё... Правда, доступны они были не всегда: например, ночью перекрывались общей защитой замка. Но нам и того, что есть, хватало. Именно тогда мы начали составлять свою Карту. Первый вариант умел только «прятать» изображение, второй — показывать разные этажи и части Замка по желанию, а окончательный сложился к середине шестого курса по коей причине и оказался подписан нашими тогдашними прозвищами. Это ведь только я как был, так и остался Лунатиком. Джеймс на первом курсе звался Джем (скорее по созвучию с именем, чем из-за любви к сладкому), на втором — Помело (за вечную лохматость и экстраординарные успехи в полётах на метле), а с третьего по пятый — Ромео. Сириуса сперва прозвали Аристократ (за происхождение и внешность), потом — Звездочёт (за имя), потом прозвищ сменилось пять или шесть, но ни одно не прижилось, пока он не стал Бродягой. Питера же иногда называли то Пуфиком (по похожести), то Скелетом (по контрасту), но не часто, потому что он обижался на оба варианта.

* * *

Домой Сириус на Рождество всё же не поехал — остался в Школе, раз уж другие варианты оказались недоступны. А наши попытки самопожертвования пресёк на корню, заявив, что хочет отдохнуть от общества. Мы ему не то, чтобы поверили, но попробуй спорить при таком подходе! То же самое повторялось ещё два года, а перед шестым курсом он сбежал-таки из дома и поселился у Поттеров. Меня они тоже пригласили на пару недель, а потом мы втроём неделю гостили у Тонксов. За эти три года Тонкс-младшая основательно подросла, частично научилась управлять своими способностями и начала возмущаться по поводу имени, по коей причине мы стали звать её Эн. Сириусу, впрочем, чрезвычайно нравилось дразнить племянницу — они ссорились по сто раз на день и тут же мирились, так что неделя пролетела весело и незаметно.

Сириус опасался, что взбешённые побегом родители потребуют его исключения из Школы, но обошлось — видимо, они всё же решили избежать публичного скандала. Кстати, из тех же соображений «соблюдения приличий» его всегда одевали «с иголочки» и снабжали дорогими принадлежностями, но при этом не давали ни кната карманных денег.

К окончанию шестого курса мы, во-первых, стали совершеннолетними, а во-вторых, с первого раза получили лицензию на трансгрессию — все, даже Питер. Так что лето прошло увлекательно: мы мотались друг к другу в гости, по поводу и без оного меняя «дислокацию», творили с помощью магии что не попадя (включая чистку зубов и завязывание шнурков) и вообще вовсю пользовались новооткрывшимися возможностями, как и большинство в этом возрасте. И уж конечно не забыли приглашения Тонксов, побывав у них за лето раз десять и всегда с неизменным удовольствием.

Пожалуй, это было самое счастливое лето в моей жизни. Даже полнолуния приносили только радость: мы вчетвером забирались в какое-нибудь безлюдное местечко вроде глухих горных ущелий и с наслаждением «сбрасывали путы разума» (как выражался всё тот же Сириус). Правда, сам процесс трансформации оставался крайне мучительным, ну да чего не стерпишь ради экстравагантных развлечений!

Лето кончилось — а с ним кончилась и безоблачная полоса. Осенью погиб мой отец. Скорее всего, просто случайно «попал под раздачу», так как был чрезвычайно мирным человеком. Я тоже человек довольно мирный, но всякому пацифизму есть предел, а уж о боевитой парочке Блэк-Поттер и говорить нечего. Нет, мы всё же были достаточно разумны, чтобы не кидаться немедленно разыскивать Волдеморта и его присных, мы стали искать способ. И нашли — в «лице» «Ордена Феникса». Правда, нас туда действительно не приняли до окончания Школы, но позволили выполнять кое-какие несложные поручения, да и перспектива грела душу. Тем более, что лично мне беречь себя стало особо не для кого — мама пережила отца всего на два месяца. Что бы я тогда делал, не будь рядом ребят — не знаю.

На Рождество влюблённый Джеймс отправился знакомить потенциальную невесту («Имей в виду, я ещё ничего не решила!») с родителями. Вообще-то нас тоже звали, но Сириус категорически велел «не отсвечивать» и «не портить другу малину», так что мы отказались, что было встречено с показной обидой и достаточно читаемой благодарностью. Питер отправился домой, я собирался остаться в Школе — не тут-то было! Бродяга заявил, что мы приглашены к Тонксам на все каникулы, непременно вдвоём, его одного просто-таки на порог не пустят и не хочу же я испортить ему последнее школьные каникулы! И как тут спорить? Я поехал, хотя и опасался, что меня начнут жалеть — худшее, что можно было бы придумать. Ничего подобного: мне, разумеется, выразили официальные соболезнования, но этим всё и ограничилось к моему огромному облегчению. Только малышка Эн однажды, когда мы оказались в комнате одни, залезла ко мне на колени, обняла за шею и зашептала в ухо:

— Рем, тебе очень грустно, да? Ты не плачь, мы тебя тоже очень любим! — от чего мне и впрямь захотелось плакать, но на душе стало как-то легче.

Она и сейчас осталась такой же — доброй и непосредственной, вот только ей уже далеко не шесть лет, увы. И я больше не могу общаться с ней как с ребёнком несмотря на то, что разница в возрасте никуда не делась. Да и хорошо, что не делась, по крайней мере я достаточно взрослый и разумный человек, умеющий держать себя в руках. Хотелось бы думать, что умеющий. Проклятье, ну что за судьба такая! Столько лет успешно избегать сердечных ран и влюбиться как раз в ту девушку, от которой ну никак не сбежишь! Во-первых, соратница, во-вторых — родственница лучшего друга, в-третьих — сама, можно сказать, друг детства... Разве что объясниться? Ну нет! До такого безумия я пока не дошёл.

* * *

Сириус, собака этакая, всё, по-моему, про меня понял. Вот только ещё не решил, насмешничать или сочувствовать. Правда, эти два действия у него часто совмещаются, что, впрочем, бывает куда действеннее сочувствия в чистом виде, которое он страшно не любил и по отношению к себе старался не допускать. Как это было после окончания Хогвартса. Джеймс тогда сразу поступил в Школу Авроров, нам с Питером туда и соваться не стоило: мне по «анкете», а ему — по оценкам, а вот почему не взяли Сириуса никто из нас не понял. Не понял и Дамблдор и стал наводить справки. Окольными путями выяснилось, что родители Бродяги решили-таки наказать блудного сына и подключили всё своё немалое влияние, чтобы он не нашёл не только престижной, но и вообще какой-нибудь работы. От предложенной Директором помощи Сириус отказался категорически:

— Во-первых, драться я и без Аврората могу, а что не могу — научат. Джеймс вон и займётся, известно же — нет лучшего способа что-то изучить, чем научить другого. А во-вторых, так даже лучше — больше времени останется на дела Ордена.

— А жить на что будешь?

— На наследство дядюшки, оно вполне приличное, на несколько лет хватит, а потом придумаю что-нибудь.

На том и порешили.

На счёт «драться» — это он, пожалуй, несколько преувеличил. Схватки как таковые случались в тот год не слишком часто, больше было других дел. Которыми мы с Бродягой и занимались, благо на работу ходить не требовалось — я её тоже не нашёл. Что очень скоро могло стать критичным, так как от родителей мне почти ничего не досталось: они не бедствовали, но и особых накоплений не имели. Что же касается собственно «драк», то судьба так распорядилась или начальство, но мне не разу не пришлось сразиться с людьми. Ни тогда, ни после. Нельзя сказать, что меня это огорчало, тем более что и всяческой нечисти среди наших противников хватало. На мою долю во всяком случае. Наверно, всё-таки начальство ворожило. Наш «жутко тактичный» Джеймс как-то по этому поводу сказал:

— И правильно, тебе же первый Пожиратель голыми руками голову открутит, пока ты будешь решать, имеешь ли моральное право на него напасть!

Может, он и прав был, но на кого другого я бы обиделся.

Однажды, в период затишья в «боевых действиях», я отправился на пару дней домой. Впрочем, весьма условно «домой» — в нашем крохотном домике в предместье Йорка я не появлялся неделями, да и сейчас отправился скорее выбрать что-нибудь, что можно продать, ибо безденежье начало становиться заметным. Как раз в разгар раздумий дверь (запертая между прочим!) открылась и на пороге появился Сириус, которого я не видел около месяца. Больше всего меня поразила его одежда — до тех пор он в этом вопросе был более консервативен.

— Это что, маглы сейчас такое носят? — спросил я вместо «здрасте».

— Носят. Некоторые. Они ещё и не такое носят, — он прошёл в гостиную и плюхнулся на диван одним плавным движением забросив ноги на подлокотник. — Ох, устал!

— Ты откуда и на чём?

— Из Лондона. На мотоцикле.

— Чего-о-о?

— Мотоцикл. Такой велосипед с мотором. Тебе объяснить, что такое велосипед?

— Да знаю я, что это такое! Откуда он у тебя?

— Купил.

— Ты что, разбогател?

— Ну, как считать... во всяком случае, заработал. И не смотри на меня так, словно видишь в первый раз в жизни.

— В качестве работающего человека — первый. Где и как?

Он состроил загадочную физиономию и начал конфиденциальным полушепотом, хотя подслушивать было некому:

— Приятель Теда Тонкса работает в банке. Маггловском. А любому банку нужна охрана. Вот я им её и усовершенствовал.

— Ты с ума сошёл?

— Ну за кого ты меня принимаешь?! Разумеется, не звучало даже слово «магия». Речь шла о новейших электронных анализаторах запаха, разработанных под эгидой военного министерства и ещё не запатентованных, поэтому строго секретных. Небольшой такой блок, который при попытке несанкционированного проникновения превратится в набор бессмысленных микросхем. Которым изначально и является.

Из его объяснения я понял не более половины. Причём слов. Ясно было одно: как-то он задурил руководству банка головы путём, так сказать, чисто вербальным, на что всегда был мастер.

— Откуда ты слова-то такие знаешь?

— Здрасте! А на что существуют родственники? Что-то Тед подсказал, что-то сам почитал... Тут главное — врать с умным видом и напирать на секретность. По принципу: «Что вам, собственно, нужно: иметь эту вещь или знать, как она работает?»

— А что ты им на самом деле поставил?

— Стационарное заклинание распознавания на основе крови, разумеется, это проще всего. С возможностью введения в допуск новых людей и изъятия уже введённых просто путём добавления или изъятия пробирок с каплей крови в специальный контейнер. Стабилизированное амулетом, которым на самом деле и является тот самый блок. Ну и где тут состав преступления? Всё секретно и совершенно безопасно, заклинание всего лишь включает сигнал на пульте охраны при попытке проникновения в хранилище.

— А мотоцикл тебе зачем?

— Так на нём летать удобнее, чем на метле. И ездить можно вполне открыто.

— Летать?

— А что тебя удивляет? Добавил несколько заклинаний да пару амулетов, всё вполне стандартное. Разрешение у меня есть — обаял одну даму из Министерства. Магловские права, кстати, тоже есть. Меди мне их получила, почти что легально. Я вообще-то за тобой приехал, так что имеешь шанс оценить обновку. Сохатый, наконец, уломал подругу, свадьба через месяц, а сейчас он хочет что-то с нами обсудить. Едешь?

Езда на преображённом мотоцикле и вправду оказалась достаточно комфортной, тем более что Сириус использовал функцию полёта не только напрямую (что требовало применения камуфляжа, особенно в людных местах), но и для «сглаживания» неровностей дороги при «обычной» езде. Джеймс, как выяснилось, никак не мог решить: кого из нас взять шафером так, чтобы остальные не обиделись, и посему с лёгким сердцем переложил выбор на нас. После того, как каждый вполне предсказуемо отказался в пользу другого, Бродяга сотворил обычный игральный кубик, вручил его Джеймсу и предложил:

— Бросим жребий. Как раз по две грани на каждого. Выбирайте!

Я выбрал один и шесть, за что был немедленно обозван «любителем крайностей», Пит, кажется, два и четыре. Выпала тройка.

Домой я возвращаться не стал, поехал с Сириусом в Лондон. Он затащил меня к себе ночевать под предлогом «необходимости кое-что обсудить». «Кое-что» оказалось всё той же авантюрой по модернизации системы охраны. Он собирался сделать им ещё «планшет наблюдения за клиентами» — вроде нашей Карты, только попроще и в более «технизированном» виде и ему зачем-то была нужна моя санкция. На вопрос «Зачем?» он ответил удивлённо:

— Ну это же была твоя разработка, со слежением — и заклинания нужные ты нашёл и переделывал их в основном ты, мы только накладывать помогали. Я тебе кто — на чужих идеях зарабатывать?!

Кончилось тем, что я увлёкся. Вместе с ним модифицировал заклинания и создавал этот самый «планшет»: широкий ящик с низкими бортами, закрытый матовым стеклом с планом операционного зала, по которому перемещались точки-люди. Распознавание имён мы убрали, решив, что это слишком, зато ввели цветную маркировку: работники банка светились синим, обычные посетители — зелёным, а если у кого-то было припрятано что-то опасное (оружие, например), то точка вспыхивала красным и начинала мигать. Мы исходили из того, что с голыми руками грабить никто не пойдёт, а если оружие легальное — проверят и извинятся. Сам ящик (на самом деле ненужный) Сириус забил какими-то штуками под названием «микросхемы» и ещё чем-то столь же непонятым, добавил для камуфляжа несколько «камер слежения» и через несколько дней притащил мне изрядную кучу денег, уже поменянных на галеоны. По-моему, это была не только моя доля, а весь гонорар — уж больно много, — но проверить я не мог. Не у Теда же спрашивать! Тед, кстати, был в восторге (к тому же ему тоже кое-что перепало в качестве комиссионных), а Меди потребовала от нас подробности заклинаний, после чего тоже пришла в восторг. Это было приятно. Нида, разумеется, ничего по малолетству не поняла, но поверила маме на слово и с тех пор считает меня (Сириус нагло приписал мне львиную долю заслуг, и как я не отнекивался — поверили, как всегда, ему) исключительно умным. До сих пор, по-моему. Что тоже приятно, но... лучше бы не считала. Или не лучше. Моргот меня побери, интересно, это все влюблённые так глупы или я особенно? В собственных желаниях не могу разобраться.

* * *

В начале лета произошло то, чего я давно ждал и опасался: Сириус решил сообщить мне своё мнение о влюблённых оборотнях. Правда, мнение это оказалось совсем не таким, как я ожидал. Однажды утром (я последнюю неделю ночевал в Блэк-холле) Нида заскочила на минутку перед дежурством узнать новости как она частенько, оказывается, делала. После её ухода Сириус решительно уселся напротив меня (верхом на стул, уткнувшись подбородком в сложенные на спинке руки) и сердито спросил, глядя мне прямо в глаза:

— И долго ещё ты будешь измываться над моей племянницей?

Я потерял дар речи и смог только изумлённо моргнуть. А он продолжал ещё более раздражённым тоном:

— И не изображай из себя невинную овечку! Будто не видишь, что девчонка в тебя влюблена!

— Ты сошёл с ума! — это всё, что я смог сказать. Причём на этот раз с полной убеждённостью. Это ж надо такое придумать!

Сириус разозлился окончательно:

— Ага, я, значит, сошёл. А ты, значит, нормальный! Девка по нему сохнет, а он делает вид, что ни при чём! А сам тоже втрескался по самые уши! Тоже мне, Поттер-Эванс номер два! Тоже станете пять лет отношения выяснять? Так имейте в виду, вам далеко не по тринадцать! И даже не по шестнадцать.

До меня, наконец, дошло, что он это всерьёз.

— Ты не шутишь? — на всякий случай уточнил я.

— Придурок, — констатировал он. — Все влюблённые — придурки. Я, конечно, большой шутник, но не настолько. Нет, ты правда ничего не видишь?

— Но это же ужасно! Бродяга, пожалуйста, скажи, что ты пошутил! Ну не может такого быть, чтобы я ей нравился!

— Здрасте! С чего это «не может»? И что в этом ужасного, скажи на милость? Ладно бы я сообщил, что она в кого другого влюблена. Нет, ну вы посмотрите на этого придурка! Вместо того, чтобы плясать от радости, сидит тут с кислым видом и говорит «ужасно».

— Не делай вид, что не понимаешь! — я тоже, наконец, разозлился. — Кто она и кто я!

— И кто же ты? — сердито прищурился он.

— Оборотень, если ты забыл. Немолодой и почти нищий.

— Дурак ты. Немолодой и закомплексованный.

— Ну, знаешь!

И я сбежал, только по привычке не хлопнув дверью. Никогда себе этого не прощу! Останься я тогда в доме — всё могло повернуться по-другому.

А через несколько часов пришёл сигнал экстренного сбора. У Министерства.