Некромант (джен)

Хоркрукс. Вот, значит, в чём разгадка той странности, над которой Рабастан столько ломал голову. А она же ведь лежала у него под носом! Это было первое, что он нашёл из возможных разгадок — нашёл, но не поверил, решив, что такой чудовищной глупости такой умный человек сделать попросту не мог. Значит… значит, Лорд не так уж и умён. Он, конечно, очень много знает, он талантлив, может, даже гениален — но он… глуп? Так разве может быть? Что это вообще такое — ум?

Эти размышления прервал громкий вопль Беллатрикс:

— Метка! Метка! Он вернулся!

Её крик разбудил всех, и теперь отовсюду слышались громкие возбуждённые голоса — а Рабастан, обернувшись совой, дошёл до камеры Мальсибера и, сев, уже в человеческом обличье, на край его койки, положил руку Ойгену на плечо и спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Метку? — спросил тот, не поворачиваясь от стены, лицом к котором сейчас лежал. — Да.

— Я знаю, как он это сделал, — очень тихо прошептал Рабастан, наклонившись к самому уху Мальсибера. И когда тот, вздрогнув, обернулся, спросил: — Рассказать тебе?

— Нет, — ответ этот Рабастана совсем не удивил. Так же, как и названная вслед причина: — Я негодный окклюмент.

— Я думаю, — очень серьёзно сказал Рабастан, — тебе нужно научиться. Теперь — нужно.

— Да, наверное, — Мальсибер, лёжа на спине, прикрыл глаза и, обхватив себя руками, прошептал: — Но я пытался.

— Теперь со мной попробуешь, — уверенно предложил ему Рабастан. — Всё получится. Должно.

— Я не хочу бежать, — тихо проговорил Мальсибер. — Прежде да… но я не буду убивать. А он мне не позволит.

— Убежать придётся, — твёрдо и всё так же очень тихо сказал Рабастан. — Иначе рано или поздно он нас сам освободит — и что тогда ты будешь делать? Хочешь быть обязанным ему ещё и в этом?

— Нет, — Мальсибера даже передёрнуло. — Но почему ты думаешь, что он сумеет?

— Потому что это Лорд, — ответил Рабастан. — Я, возможно, и неправ. Но всё равно уверен. Он нас вытащит — и мы будем должны ему за это тоже. Если же мы сами убежим, думаю, Лорд будет ко всем нам довольно снисходителен — по крайне мере, первое время. И ты больше не будешь убивать, — твёрдо пообещал он.

— Не буду, — мягко согласился с ним Мальсибер, и у Рабастана от этой мягкости по позвоночнику пополз холод.

— Я знаю, как убить его, — медленно проговорил Рабастан. — Теоретически, по крайней мере. Но сначала надо выбраться отсюда — и научить тебя окклюменции, — он заставил себя улыбнуться, но ответной улыбки не получил.

Они ещё немного посидели так, ни о чём больше не разговаривая, а когда Рабастан собрался к брату, гул голосов прервал вой Джагсона:

— Нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя!

— Как ты думаешь — спросил Рабастан, — он совсем сошёл с ума, или придёт в себя потом?

— Я не знаю, — в голосе Мальсибера послышалось сочувствие. — Я даже не уверен, что это именно безумие. Мне порою кажется, что он просто понял, что творил. И не выдержал.

— И сошёл с ума, — кивнул Рабастан. — Полагаешь, он уже не очнётся?

— Не знаю, — повторил Мальсибер.

Он явно не был сейчас в настроении разговаривать, да и обсуждать им было нечего, так что Рабастан ушёл к Родольфусу, и застал его в возбуждённо-мрачном настроении.

— Значит, он вернулся, — сказал Родольфус, разглядывая свою руку.

— Вернётся, — поправил брата Рабастан. — И я не знаю, как поторопить Экридиса. Нам нужно убежать до того, как он нас вытащит отсюда сам.

— Почему ты полагаешь, что он это сделает? — удивился Родольфус. — У него достаточно соратников, чтоб не рисковать собой ради одного десятка.

— Мы все — его собственность, — ответил Рабастан. — Он с ней не расстанется. Мы нужны ему, — продолжал он, понизив голос до шёпота, говоря теперь так тихо, что Родольфус был вынужден придвинуться к нему поближе. — Вспомни, как он относился к нам — ко всем, на ком стояла его метка. Я не знаю, понимает ли он то, что делает, но мы нужны ему, потому что мы с ним связаны, и мы — целые. А он — нет.

— Я не понимаю, — прошептал в ответ Родольфус.

— Его душа, — ответил Рабастан. — Она не целая. Он сделал минимум один хоркрукс — или больше… ты же знаешь, что это?

— Нет, — нахмурился Родольфус.

В самом деле. Откуда ему знать? Если его брат никогда не интересовался такой магией — а он не интересовался — ему неоткуда знать такое. И слава Мерлину… А вот Рабастану, разумеется, не повезло.

— Это предмет, в который человек вкладывает часть своей души… кусочек, — начал объяснять Рабастан. И пока он говорил, Родольфус всё сильней мрачнел — а когда закончил, сказал то, чего Рабастан никак не ожидал:

— Хотел бы я знать, что ещё мы пропустили — столь же очевидное и важное.

— Я бы не сказал, что это очевидно, — возразил ему Рабастан.

— Зря, — отрезал Родольфус. — Он ведь говорил почти открытым текстом, но никто из нас и не подумал слушать. Людям свойственно, конечно, слышать только то, что им известно и понятно, но я прежде думал, что уж мы-то не такие. Идиот.

— Все ошибаются, — не зная, что ещё сказать, заметил Рабастан.

— Это мало утешает в данном случае, — иронично заметил Родольфус. — Значит, если этот хоркрукс уничтожить, Лорд станет смертным?

— Если он единственный, — спокойно сказал Рабастан.

— Ещё лучше, — иронии в голосе Родольфуса, пожалуй, хватило бы на всех заключённых Азкабана.

— Ты сожжёшь их, — даже не спросил, а просто сообщил брату Рабастан. — Адским пламенем. Ты ведь умеешь управлять им?

— Умел когда-то, — согласился с ним Родольфус. — Полагаю, что я вспомню, когда доберусь до палочки. Мне кажется разумным то, что ты сказал, — продолжил он. — Мы должны сбежать отсюда сами. Полагаешь, мы успеем?

— Это не только от нас зависит, — сказал Рабастан. — Лорд, насколько я понимаю, пока что не совсем вернулся — и вряд ли он сразу кинется спасать нас. Время есть, но я надеюсь, что мы успеем к этому солнцевороту. Раз уж пропустили предыдущий.

— Как всё это будет? — спросил Родольфус.

— Мы с Руквудом предполагаем, что стена рухнет, — ответил Рабастан. — Накануне, прямо перед этим, я совой проберусь к кому-то из охраны в комнату и украду палочку. Открою решётки, превращу вас в какую-нибудь мелочь, суну в карман, обернусь опять совой и улечу — но сперва я подниму Завесу и открою туда путь всем здешним душам. Сами они там дорогу не найдут, но я потом их отведу — когда мы будем на земле.

— Неплохой план, — одобрил Родольфус. — А что, если ты не сможешь добыть палочку?

— Это мы пока обдумываем, — успокоил его Рабастан. — Времени ещё достаточно.

— А Экридис?

— Что Экридис? — удивился Рабастан. — Он не знает ничего, конечно.

— Как он сам себе это представляет? — Родольфус даже не улыбнулся.

— Я не знаю всех подробностей, — с некоторой досадой признался Рабастан. — Во время зимнего солнцеворота он произнесёт заклятье, и наложенная им сеть сработает — и Азкабан окажется отрезан от остального мира.

— Он же дух, — сказал Родольфус. — Разве духи могут колдовать?

— Не знаю, — озадаченно ответил Рабастан. И повторил: — Не знаю... Я об этом не думал.

— Так это же самое интересное, — Родольфус усмехнулся. — Как он это сделает? Так сказать, технически?

— Не знаю, — медленно повторил Рабастан, вспоминая слова Экридиса о том, что в обездушенном теле колдовать нельзя.

А в том, где душа есть? Но, скажем, заперта? Или чей владелец добровольно впустил его?

Ничего подобного он брату говорить, конечно же, не стал. Зачем? Его это только напугает, а совет он дать не сможет всё равно.

Что бывает, если допустить к себе другую душу? Долго две души в одном теле существовать не смогут. Они начнут бороться — и останется одна. Вероятно, та, которая сильнее. И вот вопрос, имеет ли какое-либо преимущество хозяйка тела? Или это не будет иметь особого значения? Мерлин. Мордред. Что же ему делать?

Отказать Экридису он мог, конечно, но что будет потом? Тот наверняка начнёт шантажировать его жизнью брата и Мальсибера — и Рабастан ничуть не сомневался в том, что, если вдруг придётся, Экридис приведёт угрозу в исполнение. Не отказывать и понадеяться на то, что сумеет вытолкать его обратно? А если нет? Или если у него уйдёт на это слишком много времени?

Хорошо. Допустим, Рабастан попробует не то что отказаться, а станет просто саботировать попытки. Так, пожалуй, можно… в конце концов, он всегда может сказать, что понятия не имеет, как это делается — мол, попробуйте. А уж если не получится — то при чём тут он? Но чтоб так рисковать, нужно понимать как следует, как это делается. Да что понимать — нужно знать малейшие детали. Контрчары изобретают только после тщательного изучения заклятья.

Если ему повезёт, Руквуд или знает что-нибудь, или хотя бы сможет назвать имена умерших знатоков. А вот если нет — тогда… тогда он будет думать дальше. Незачем прежде времени паниковать.

Рабастану повезло: кое-что Руквуд в самом деле смог припомнить, а главное — назвать два имени давно умерших волшебников, которые, по его словам, должны были разбираться в данном вопросе. С этого момента времени Рабастану катастрофически не хватало: ко всем разговорам и расчётам теперь добавились и разговоры, а затем и занятия с мёртвыми, которые учили его разом открывать и закрывать собственное тело для вторжения другой души. Это оказалось не просто сложно — Рабастану иногда казалось, что он сводит сам себя с ума, пытаясь разом делать противоположенные и противоречащие друг другу вещи.

А ведь был ещё Экридис и ночные визиты к его «грядкам», к которым Рабастан уже почти привык, хотя и уставал от них безмерно. И хотя он узнавал во время этих путешествий много нового и странного, вывести Экридиса на разговор о том, как тот собирается практически закрыть Азкабан, Рабастан не смог. И единственным своим успехом мог считать разве что то, что до сих пор так и не стал убийцей, скормившей кого-нибудь новорождённому дементору, хотя избегать этого каждый раз ему становилось всё сложнее.