Некромант (джен)

Тёмный Лорд ждал Рабастана в одной из тех комнат, что занимал в Малфой-мэноре. Некоторое время он молчал, пристально глядя на Рабастана, но тот никак на этот взгляд не реагировал, стоя с почтительно опущенной головой, и Тёмный Лорд с некоторой, как показалось Рабастану досадой, проговорил:

— Ты вернёшь мне Петтигрю.

— Мой Лорд? — непонимающе переспросил Рабастан, поднимая голову.

— Рушить Азкабан пока не нужно, — милостиво сообщил ему Тёмный Лорд. — Прилетишь туда совой, возьмёшь Петтигрю и принесёшь сюда. Ступай, — он махнул ему рукой, отпуская.

Рабастан, конечно, вышел — и, дойдя до своей комнаты, некоторое время сидел, глядя в темнеющее окно. Ему совершенно не хотелось возвращать Петтигрю, и намного больше не хотелось даже приближаться к Азкабану. Но деваться было некуда: Лорду не отказывают. Рассказать кому-нибудь? Кому? Брату? Но чем тот ему поможет? Только будет волноваться. Маркусу? Тот просто испугается и тоже будет нервничать. Мальсиберу? Тот ещё, чего доброго, захочет с ним отправиться, а когда Рабастан откажется, выдумает что-нибудь — Мерлин знает, что.

Но ведь кто-то должен знать, куда он делся, если что-то с ним случится! Кто-то кроме Лорда. Кто? Здесь бы подошёл, пожалуй, Снейп — если бы они общались. Но Снейпу до него нет никакого дела, так что какой смысл его предупреждать?

Оставался или эльф — или… Долохов. Вывод этот самого Рабастана удивил, но никого другого просто не было. Руквуд разве что, но тот, пожалуй, вообще не поймёт, в чём проблема и зачем, кому и когда нужно будет рассказать, куда Лорд отправил Рабастана, если тот к утру не вернётся.

И потом, Долохова можно было взять с собой и оставить на берегу пролива для подстраховки. Или даже не на берегу… в принципе, если запустить Долохова в Азкабан в виде зверя, Рабастану самому внутрь заходить не обязательно. Если Долохов, конечно, согласится.

Долохов нашёлся в своей комнате — пьяным и совсем в недобром настроении. Впрочем, он вообще пил много с того самого момента, как они вернулись, но до сей поры Рабастана это мало интересовало.

— Надо что? — спросил он, наводя на стоящего на пороге Рабастана палочку.

— Помощь нужна, — в некотором смысле с Долоховым Рабастану разговаривать было проще, чем со многими другими: с ним всегда можно было переходить сразу к делу, без всяких вежливых прелюдий. — Лорд велел мне принести из Азкабана Петтигрю.

С секунду или две Долохов глядел на Рабастана с изумлением, а потом расхохотался.

— А я тут при чём? — спросил он, отсмеявшись. — Ты же у нас птица — так лети!

— Мне опасно заходить туда, — признался Рабастан. — И даже приближаться. Но там много птиц, и, если сделать это утром или днём, дементоры могут не заметить меня среди них. Но внутрь заходить я не хочу.

— Меня, значит, не жалко? — хмыкнул Долохов, правда, беззлобно.

— Они тебя не знают, как меня! — ответил Рабастан. — Мы пойдём вдвоём — если что, отбиться будет проще, мы будем прикрывать друг друга. Мне больше некого просить. Другим там будет стократ опаснее.

— И потом, меня не жалко, — повторил Долохов, и когда Рабастан, помедлив, всё-таки кивнул, снова рассмеялся: — Вот за что ценю тебя — за честность. Без всех этих ваших экивоков… Ладно, полетели, — он навёл на себя палочку, но потом опустил её и спросил: — Думаешь, успею протрезветь?

— Мы не торопимся, — ответил Рабастан. — Я не полечу туда, пока не встанет солнце. Лорд не обозначил сроков. Утром я попробую аппарировать на то место, где мы ждали Лорда — оттуда до берега час лёта. Там передохнём — и полетим. Но того зверя в лапах через море я не дотащу…

— Куницу, — сказал Долохов. — Это куница.

— Куницу, — повторил Рабастан. — Так что я превращу тебя в камень и сброшу на площадку наверху и расколдую — а дальше сам.

— Может, просто камеру поищешь? — скривился Долохов. — Собственно, зачем тебе тогда я? Превратишь его снаружи, чарами подманишь — и…

— Я не могу колдовать, когда я сова, — возразил Рабастан. — Но про окно ты прав — так безопаснее. Я найду окно, вернусь наверх, на крышу, или вниз — не важно, главное, туда, где нет дементоров. Превращу тебя в куницу и заброшу в окно. Ты превратишься, превратишь его, выберешься с ним через решётку, поднимешься наверх — и там на площадке я превращу тебя обратно в камень, и мы улетим. Мне всё равно придётся превращаться, но ненадолго и снаружи. Это безопаснее.

— Тогда разбуди меня, когда пора придёт, — сказал Долохов, вставая. — Зелья нет, а в чарах я не уверен, так что придётся трезветь так.

Аппарировали Рабастан и Долохов на рассвете. В горах уже было совсем светло, но стоял такой плотный туман, что они еле видели стоящие в нескольких футах от них деревья.

— Погано как, — заметил Долохов, чуть щурясь. — Нам бы солнце. От дементоров.

— Там погода может быть другой, — с надеждой проговорил Рабастан.

— А если нет?

— Не знаю, — признался Рабастан. — Я подождал бы — туман редко держится весь день. Но летать туда-сюда через пролив тоже не так просто.

— Долетим до берега — взлетишь повыше и посмотришь, — предложил Долохов, и они двинулись в дорогу.

Лететь было холодно и сыро. Совой в тумане Рабастан видел немного лучше, чем человеком, но, в целом, разница была не слишком-то большой. Впрочем, ближе к побережью туман начал рассеиваться, и над морем его уже не было, а сквозь плотную закрывающую небо дымку даже пробивалось солнце.

— Повезло, — заметил Долохов, которому присевший отдохнуть Рабастан временно вернул человеческий вид.

— Надеюсь, — Рабастан стоял у кромки воды и смотрел на море. День и вправду выглядел удачным, но погода здесь менялась часто, и кто знает, какой она будет к тому моменту, когда он доберётся до Азкабана. Впрочем, куда сильнее Рабастана беспокоило то, что он не был уверен, что быстро найдёт крепость. Он, конечно, помнил направление, но…

— Это ты его аврорам сдал?

Рабастан резко обернулся и посмотрел на неторопливо прогуливающегося по берегу Долохова.

— Лорд меня допрашивал, — ответил он.

— И что? — усмехнулся Долохов.

— Полагаю, он бы покарал предателя, — заметил Рабастан.

— Всенепременно, — глумливо согласился Долохов.

Рискнуть? Нет? Раз уж Долохов не выдал их… его — Рабастан ведь помнил тот их разговор в тюрьме. Он бы мог помочь им — Рабастан пока не знал, чем именно, но союзник лишним не бывает. Кто знает, где и как придётся им искать хоркруксы.

— Зачем мне было это делать? — спросил Рабастан, подходя к Долохову поближе.

— Кто ж тебя разберёт, — пожал плечами Долохов. — Например, тебе род Блэков жалко.

— Мы с этим Блэком в школе через день дрались, — сообщил ему Рабастан, и Долохов поддакнул непонятно:

— Вот-вот. Ну так что, летим? Или тут торчим до вечера?

Рабастан кивнул почти что с облегчением — всё-таки он не умел вести такие разговоры. Но кого он мог попросить сделать это вместо себя, Рабастан не представлял. Не брата же! А Ойгена и Маркуса уже сам Долохов слушать не станет.

Азкабан Рабастан нашёл почти что сразу, дав лишь небольшой круг. И чем ближе он подлетал к крепости, тем неуютнее ему становилось. Дементоров вокруг Рабастан не видел, что было и неудивительно: они солнце не любили и не выходили под его лучи без крайней необходимости.

Подлетев поближе, он внимательно осмотрел то место на стене, что когда-то сам разрушил. Никаких следов от обрушения он не заметил, но, с другой стороны, ведь чары разглядеть нельзя. Впрочем, слишком долго он задерживаться здесь не собирался, так что, оглядев тюрьму, Рабастан, стараясь прятаться среди кружащих над Азкабаном чаек с альбатросами, принялся за поиски нужного окна.

Нужное окно он отыскал довольно быстро: Петтигрю, как оказалось, поместили в ту же камеру, что занимал когда-то Блэк — вероятно, у авроров тоже было чувство юмора. Петиггрю лежал на койке, свернувшись под одеялом, и Рабастан подавил в себе желание — нерациональное, опасное и глупое — просто взять и заавадить его. А его душу запереть тут, в Азкабане, закрыв перед ней Завесу. И улететь. Кто поверит в то, что подобное вообще возможно? Да никто — спишут на сердечный приступ, или от чего тут умирают?

Мысль была гадкой, и Рабастану самому стало от неё противно. Так что он спустился вниз, к камням, о которые бились волны — садиться на вершину Азкабана, где была площадка для прилетающих туда авроров, он, подумав, не рискнул, — и превратился в человека. Затем вернул нормальное обличье Долохову и велел:

— Давай быстро. Здесь опасно долго оставаться так.

— Надо было взять верёвку или тряпку хоть какую, — сказал Долохов. Затем снял мантию и, оставшись только в брюках и рубашке, вручил её Рабастану со словами: — Дотащишь как-нибудь. Скинешь в окно, держась лапами за край, а я спущусь по ней, а затем обратно влезу. Тебе не придётся входить внутрь и там колдовать.

— Надо было, — согласился Рабастан, раздумывая, как бы это сделать поудобнее. Впрочем… — Превращайся, — велел он. Затем усадил куницу в мантию, сложил её концы и, превратившись в птицу, подцепил их лапами и поднял этот импровизированный гамак в воздух.

Лететь с грузом было неудобно, да ещё и ветер здорово ему мешал, но Рабастан добрался всё-таки до нужного окна — и тут только понял, что не представляет, как засунуть туда мантию с куницей. После нескольких попыток попасть ей в узкое окошко Рабастан, стукнув пару раз куницу о стену, всё-таки уселся на край подоконника и, клювом подтянув мантию к себе, сумел-таки проделать этот неожиданно непростой трюк. Высвобожденная из ткани куница поглядела на него красноречивей всяких слов и ловко соскользнула вниз, а Рабастан остался на краю, внимательно следя за птицами и прислушиваясь к своим ощущениям. И твердя себе, что сейчас, днём, здесь никак не может быть дементоров. Им не место здесь!