Двое из ларца (джен)

Открытие Турнира прошло на удивление гладко.

Церемония происходила на лугу, окружённом холмами, образовавшими нечто вроде естественного амфитеатра. Его выровняли и поставили ряды скамей, разделённые на три сектора. Четвёртый сектор заняла сцена, на которой расположились: кресла для членов Международного Комитета по проведению Турнира, трибуна для выступлений и постамент с Кубком, пока что скрытым от глаз заговоренным футляром. Места в центральном секторе предназначались для официальных делегаций и почётных гостей, два других заняли остальные обладатели пригласительных билетов, а сзади, на склонах холмов, собрались едва ли не все жители Долины. Для них, привыкших к уединённой жизни, которую разнообразили лишь редкие визиты представителей магической администрации, происходящее было событием, о котором потом рассказывают внукам и правнукам. Тем более, что расщедрившийся Комитет организовал бесплатную раздачу омниоклей, что позволяло даже обладателям самых дальних мест рассмотреть действо во всех подробностях.

Начало торжественной части, включавшее, по обыкновению, речи чиновников различного ранга, было предсказуемо-скучным. Зрители оживились лишь тогда, когда трое сопредседателей Комитета (подготовка Турнира проходила по принципу строжайшего паритета) под звуки торжественной музыки синхронным движением палочек подняли чехол, открывая взглядам Кубок. Чехол тотчас вспыхнул и рассыпался пеплом в столбе выброшенного Кубком алого пламени. Через минуту пламя опало, превратившись в уютные золотистые лепестки, трепещущие на лёгком ветерке.

По знаку Распорядителя Турнира, специально приглашённого из незаинтересованной Японии, претенденты на участие выстроились по алфавиту и под аплодисменты зрителей прошли мимо Кубка, опуская в него заранее подготовленные карточки с именами. Затем трое сопредседателей и трое директоров школ-участниц, вшестером составляющие судейскую коллегию, действуя синхронно, закрыли Кубок прозрачным, непроницаемым для любого физического и магического воздействия куполом, который должны были снять также все вместе на следующий день, после того, как Кубок сделает свой выбор.

На этом торжественная часть закончилась. Работники Технического отдела Комитета установили на лугу шатёр, в который пригласили на обед членов делегаций и почётных гостей. Для остальных были организованы «шведские столы» на прилегающих к амфитеатру полянах.

Когда стемнело, освещённый магическими огнями луг превратился в бальную залу. На помосте с Кубком расположился оркестр, по краям луга, между каскадами живых цветов, били фонтанчики прохладительных напитков, траву заменил паркет. Роль стен выполняла мерцающая магическая завеса, похожая на северное сияние. Постепенно зала заполнилась представителями администрации, преподавателями и студентами, ради такого случая демонстрировавшими всё, на что оказались способны родительские деньги и собственные магические познания. Наконец мелодичный звон гонга возвестил о начале бала, и оркестр заиграл вальс.

Этого момента мистер Гарри Джеймс Поттер, бывший аврор, а ныне директор-основатель подготовительной школы-интерната «Визард вей» весь день ждал с тихим ужасом. Хотя и хорошо подготовился.

Получив две недели назад официальное приглашение «…прибыть с супругой в качестве почётных гостей на Турнир Трёх Волшебников, который состоится с 15 октября по 01 ноября сего года в Долине Цепеша…», Гарри в первый момент решил отказаться. Ни единой положительной ассоциации слова «Турнир Трёх Волшебников» у него не вызывали. Но подумав о том, что придётся объясняться сперва с семьёй, а потом с журналистами, посчитал согласие наименьшим из зол.

Однако два дня назад выяснилось, что ему — как победителю предыдущего Турнира — придётся открывать бал. Это был удар ниже пояса. Танцевать Герой Магического Мира так и не научился.

С сожалением отвергнув предложение младшего сына выпить оборотное зелье и заменить его на время танца — главным образом из опасения, что танцем Ал не ограничится и за час натворит такого, что потом за год не расхлебаешь, — Гарри отправился в библиотеку освежать в памяти заклинание «Имитари мотус», позволявшее одному человеку в точности повторить движения другого. Правда, оно имело массу ограничений по времени, было одноразовым и относилось к разряду «ограниченно разрешённых», но Гарри резонно рассудил, что больше одного танца ему и не требуется.

Джинни, к счастью, танцевать умела.

Как только умолкла музыка, Гарри постарался исчезнуть — прежде, чем какая-нибудь не в меру отважная девица пригласит его на следующий танец. Его жена, именно этого и ожидавшая, ничуть не огорчилась, тотчас приняв приглашение одного из преподавателей Бобатона и предоставив мужу полную возможность злиться и ревновать, сидя в тёмном уголке амфитеатра. Чем он и занялся.

Присутствие рядом Сириуса Гарри обнаружил только услышав ворчливое:

— Матрицу с Джеда снимал?

— Что, так заметно? — кисло отозвался Гарри. К внезапным появлениям крёстного он давно привык.

— Нет, просто я вас обоих как облупленных знаю. Особенно твоё пристрастие сперва создавать проблемы, а потом их героически преодолевать.

— Можно подумать, это я их создаю! — слегка обиженно буркнул Гарри.

Он очень любил обижаться на Сириуса. Именно потому, что был уверен: поссориться по-настоящему им не удастся никогда. Зато чуть погодя Сириус непременно подойдёт, положит ему руки на плечи, взглянет в упор своими неповторимыми глазами, в глубине которых всегда искрился смех, а ещё глубже, там, куда мало кому дозволялось заглянуть, всегда пряталась печаль, и скажет: «Кончай дуться, малыш. Если обидел — прости». И можно будет пробормотать что-нибудь покаянное, вроде: «Да ладно, сам виноват…», и услышать в ответ: «Оба хороши», и уткнуться носом в плечо крёстного, чувствуя себя не легендарным героем, отважным аврором или почтенным сорокалетним директором школы, а маленьким мальчиком по имени Гарри. Совершенно счастливым мальчиком. Он знал, что Сириусу такие моменты доставляют не меньше удовольствия. Так они возвращали себе частицы прошлого — того прошлого, которого у них не было.

На этот раз Сириус его попытку обидеться проигнорировал:

— А то нет! Тебя вечно надо неделю убеждать в собственной способности что-то сделать. А потом обнаруживается, что это «что-то» на деле и трудности-то для тебя не составляет.

— Так уж и неделю…

— Нет, есть ещё один способ: прямая угроза жизни. Если ты оказываешься перед выбором: поверить в свои возможности или отправится на тот свет — выбираешь, к счастью, всё-таки первое.

— Ну и при чём здесь танцы?

— А при том. Ну с чего ты решил, что не способен научиться нормально танцевать?

— А с чего ты решил, что способен?

— Ты ведь летать научился? И даже без каких-либо усилий, как мне говорили.

— Так то летать…

— А танец — тот же полёт, только на плоскости. Даже не обязательно знать фигуры, можно просто довериться музыке, она сама подскажет телу движения.

— Ты это серьёзно?

— Абсолютно. Попробуй как-нибудь на досуге.

— А ты сам-то что не танцуешь? — спохватился Гарри.

— А я работаю, не заметил? Интервью вот у тебя беру. Кому-то надо денежки «Пророка» отрабатывать?

— Ох!

— Ладно, не переживай, сам сочиню. Только потом не жалуйся.

— Не буду. Про меня уже такого насочиняли — у тебя фантазии не хватит переплюнуть.

— Это ты меня ещё не знаешь с плохой стороны! — «цитатным» тоном произнёс Сириус. Первоисточник Гарри опознать не смог, а спрашивать постеснялся. Вместо этого вздохнул благодарно:

— И что бы я без тебя делал…

— Считай это моим вкладом в магическое образование.

— Так ты и так в него полнаследства вложил!

— Ты же знаешь, мне без этого наследства значительно уютнее, — Блэк поднялся, гибким кошачьим движением потянулся. — Мерлин с ним, пошли лучше выпьем чего-нибудь этакого. Пусть молодёжь танцует, а нам, взрослым солидным мужчинам, более к лицу интеллектуальная беседа за бокалом вина…

— Какого ещё вина, дети же! Наверняка там одни соки да лимонады.

— Гарри, ты не у себя в «Визард вей»! Детки-то совершеннолетние. Пошли, я знаю, в каком из фонтанов неплохое бордо. Выпьем для храбрости и пойдём француженок очаровывать.

— Кто-то только что говорил про интеллектуальную беседу…

— Именно! Будем очаровывать француженок интеллектуальной беседой. А наши дамы пусть ревнуют. Не всё же нам, право…

— Ладно, пойдём, — вздохнул Гарри, понимая, что сидеть здесь и дуться на весь свет глупо, а сбежать домой — ещё глупее. — А почему только француженок?

— А по традиции!

Гарри снова вздохнул и в стотысячный раз покорился судьбе.