Free Will (джен)

С делами в итоге обошлось.

С предусмотрительностью, неожиданной для взбалмошного конструктора, Перси предупредил Джеффа обо всех обстоятельствах, начиная от дня и времени вылета, и заканчивая погодой на месте и необходимой формой одежды. Сборы, впрочем, все равно были недолгими: джет — не лайнер, и багажного отделения под чемоданы в нем, увы, не предусмотрено. Так что пришлось обойтись тем, что удалось надеть на себя: джинсы и простая черная футболка — ну, а что, в увольнительной имел право на любую гражданскую одежду, хоть балетную пачку носи... однако ж лишнее провокационное внимание приковывать к себе не хотелось, — да кеды, да любимая черная же кожаная куртка.

Говорят, в похожих когда-то ходили летчики. А Джеффу, с восхищенным трепетом впервые в жизни садящемуся в кабину истребителя, втайне хотелось почувствовать себя бывалым покорителем небес.

Желание прошло примерно на пятой минуте полета, когда Фальк, красуясь, по комму подчеркнуто серьезно предупредил пассажиров о необходимости морально подготовиться — и, разумеется, не давая на это времени, заложил первый вираж. Кажется, это была бочка. Потом разворот, еще одна бочка, косая петля… Чувствуя, как от перегрузок внутренние органы вот-вот вылезут наружу через все доступные отверстия организма, Джефф проклинал собственное крепкое здоровье, которое заставляло ощущения расходиться с действительностью. На нем, по настоянию Перси, были закреплены несложные датчики, и в случае, если бы началась настоящая опасность для организма, Фальк прекратил бы баловство. А так — нет повода для беспокойств.

Поэтому полет, длившийся по факту не дольше часа, показался лейтенанту наполненной страданиями вечностью. Кое-как вывалившись из кабины по трапу на бетон незнакомого аэродрома и прямо там усевшись, поджав под себя ватные ноги, он успел только с тоскливой завистью проследить, как выбрался Перси — похоже, без видимых признаков дискомфорта. И это в его-то возрасте…

Состояние было настолько паршивым, что окончательно отвлечься от него не удалось даже при помощи захватывающего зрелища — впервые в жизни Джефф увидел, как Фальк трансформируется. Перед полетом он уже стоял на полосе в альтмоде алой стальной птицы, а тут… Обязательно надо будет потом попросить его проделать это еще разок-другой, чтобы разглядеть внимательнее. Места здесь хватает, а любопытных глаз, внимание которых лучше было не привлекать к альтмоду, не наблюдается.

Вместо них — скромные и деловитые техники, тут же потащившие на место легкий трап. И какой-то незнакомый мужчина лет сорока пяти, в светлых брюках и рубашке без галстука, с густыми темными волосами, смуглой кожей и сдержанной приветливой улыбкой. К которому тут же шагнул, раскрыв объятия, Персиваль Экхарт.

— Тадж! — смуглый улыбнулся в ответ, по-братски обнял инженера, а следом оба повернулись к Джеффу. Тот успел к тому моменту, устыдившись, все-таки подняться на ноги, и изобразить вежливую улыбку на измученном лице.

— Знакомься — Тадж Бхаттар, один из руководителей местной волонтерской службы, — сияя от радости и гордости, представил знакомого Перси. — Мы с ним столько всего здесь поднимали вместе… он мне теперь практически как брат.

— Если я брат, значит твоим птичкам буду дядей? — белозубо улыбнулся индиец. Говорил он совершенно чисто, без всякого акцента, и Джефф сделал вывод, что живет он в Штатах, вероятно, с рождения. — Лейтенант Джеффри Хендерсон, рад познакомиться, наслышан о вас.

Они обменялись рукопожатиями, Джефф решил пока что не соваться с фамильярностями и не просить звать себя по имени. Всему свое время, а сейчас было время в первую очередь понять, что им делать и куда двигаться дальше.

Впрочем, эту заботу Тадж тоже взял на себя. Позади него стоял просторный четырехместный мобиль, куда он жестом пригласил спутников. Фальку, несмотря на его нелюбовь к передвижению пешком, предлагалось все-таки дотопать до края аэродрома. За которым располагалось нечто вроде контрольно-пропускного пункта — впрочем, досматривать их никто не стал, ограничились приветственными кивками с дежурными.

— Это, можно сказать, наш главный вход, — размеренно взялся пояснять Бхаттар, жестом обведя округу. — Вы, наверное, видели с воздуха, в какой местности мы располагаемся. С одной стороны океан, с другой горы. Удобнее всего попадать сюда именно на самолете, и все, кто регулярно покидает территорию, так и делают. Есть еще автомобильная дорога, по ней в основном доставляют грузы: топливо, продукты и так далее. Но она идет через перевал, и во время непогоды иногда бывает закрыта… Впрочем, у нас здесь солидные запасы, и продержаться без снабжения можно вплоть до полугода.

Ближе к полудню небо ненадолго очистилось совсем, и проглянувшее солнце било прямо в крошечное обзорное окошко стоящего на запасной взлетной полосе за дальними ангарами транспортника. Валяющееся прямо на полу обычное, человеческого размера радио издало невнятное шипение, щелкнуло несколько раз и включилось:

«… завершилась операция по ликвидации последствий землятресения. Благодаря помощи отделения Красного Креста, использующего в работе механоидов, выживаемость под завалами повысилась на…»

Лежащий на расстеленном прямо за затащенной внутрь грузовой аппарели огромном покрывале миниатюрный ганформер вздрогнул и поднял голову, понемногу загружая видеопоток. Видеокамера в углу отсека с тихим гулом повернулась, встречая взгляд светло-красной оптики.

— Доброе утро, Лада, — поздоровался Строук и сел, машинально следя, чтобы выступающее над плечами дуло ничего не задело.

Мехи не нуждались во сне, но им иногда требовалось время на перезагрузку всех систем и дефрагментацию, и чем сложнее были тактические протоколы — тем дольше это время тянулось. Делать это лучше всего было в неподвижности, с отключенной оптикой… Строуку нравилось воображать, что он, как и люди, в такие моменты спит: ему даже снились «сны» из смешанных для обработки хаотичных обрывков информации и воспоминаний.

— Привет, винтовочка, — отозвался из динамиков веселый голос транспортника. — Я все ждал, когда ты закончишь. Операцию на юге закончили, слышал? Шайни теперь вернется в Фонд!

— Шайни?.. Ох, — Строук провел пальцами по фейсплейту, рассеянно размышляя, опустить ли боевые линзы и маску, но решил в пользу того, чтобы оставить пока лицо открытым. — Когда?

Он был бесконечно привязан ко всем членам семьи, даже если некоторых до сих пор опасался беспокоить без весомого повода, но к медику — особенно. Хотя сам Строук редко набирался смелости с ним заговорить, Шайни никогда не считал зазорным начать разговор первым, всегда во всем помогал — всем, не только снайперу, — никогда не злился, знал столько всего интересного… Словом, Строук обожал медика от всей своей аутлайерской души и ждал каждого его возвращения.

Что, впрочем, совершенно не мешало ждать остальных с таким же трепетным нетерпением каждый раз.

— Не знаю, наш внутренний эфир пока молчит, — Калинка извиняющеся вздохнул, но тут же оживился: — Но знаешь что? Я слышал, что сегодня есть какие-то другие гости. Не знаю, кто, мне, как обычно, забыли рассказать. Стою тут, как в пещере под камнем…

— Я тебе обязательно расскажу! — искренне пообещал Строук. — Хочешь, чтобы я посмотрел?

— Спрашиваешь, — хотя улыбаться Ладе было нечем, винтовочка давным-давно научился угадывать несуществующие выражения по тону синтезированного голоса. — Просто взгляни, а если они вдруг тебе не понравятся — сразу давай назад ко мне! Я нашел электронные шашки, хочешь сыграть? Я видел, как техники с Тандером играют, и все запомнил.

Тандер… Строук здорово расстроился, когда узнал, что ему придется теперь уехать совсем далеко, хоть это и было всего на несколько месяцев. Танк не истребитель, так просто навестить в увольнительную не сможет. Хотя Тандер пообещал, что будет передавать им сообщения по зашифрованной линии так часто, как только сможет, и снайпер ему верил. Если подумать, есть ведь еще и видеосвязь, и Фальк сможет приносить новости за них, когда прилетает… Хорошо, что они там вдвоем.

Эта новость определенно расстраивала куда больше вчера. Еще один плюс регулярного перезапуска процессора!

— Они должны быть на основной части аэродрома, с другой стороны от ангаров! — инструктировал Лада, пока грузовой люк медленно полз вверх, освобождая выход. — Дай мне знать, как там, ладно? А то я совсем заскучаю…

— Конечно, я приду, не волнуйся! И в шашки мы сыграем, обещаю, — Строук мягко улыбнулся и погладил ближайшую панель обшивки. — Можешь позвонить мне через комм, если что, ладно?

Дорожка подсветки на стене мигнула в знак согласия, и ганформер с осторожностью слез на землю — без трапа для его по меркам стандартных моделей до смешного компактного корпуса было высоковато. Карманный снайпер, игрушечная винтовочка… Как его только не называли здешние, но Строук не обижался — знал, что они не хотят никакого вреда.

Залитые солнцем ангары были закрыты и погружены в тишину: большинство их обитателей либо уже разошлись по делам, либо еще не сподобились выглянуть наружу, так что Строук прокрался между ними незамеченным. Цепочка блоков доходила до самого главного входа на территорию, около которой мощная снайперская оптика тут же приметила мобиль с тремя пассажирами и знакомую фигуру. Это же… Фальк! Обрадованно взъерошив броню, Строук ускорил шаг. Скромные габариты и апгрейды для стелс-миссий позволяли ему двигаться почти бесшумно по сравнению с другими мехами, и винтовка предпочитал передвигаться по большей части никем не примеченным. Если выяснится, что джет занят, он лучше зайдет позже и не будет ставить никого в неловкое положение, напросившись на внимание невовремя…

Совсем скоро послышались голоса. Настроив датчики, Строук начал узнавать говорящих.

— Ну хватит уже географии! — жаловался Фальк. — Можно я покажу Джеффа звену и остальным, можно, можно?

— Погоди, дай человеку освоиться, — добродушно укорял в ответ Перси. — У меня есть для тебя занятие, чтобы ты дал нам спокойно дообсудить скучные оргвопросы. Сюрприз, если быть точным.

Сюрпри-из? Строук смешно насторожил закрепленные на шлеме антенны. Хотя он побаивался всего нового и неожиданного, узнать, что пилот Фалька придумал на этот раз, ему было интересно не меньше радостно вздернувшего крылья джета. Держась стены одного из ангаров, снайпер крадучись подобрался поближе…

И чуть не отскочил с воплем, когда от соседнего отделилась, вдруг проступая из тени, фигура легкой модели и вышагнула к КПП. Темно-фиолетовая броня шла бликами на солнце, тонкие губы, как всегда, недовольно поджаты, руки сложены на груди…

— Эрц! — в выражении бурной радости Фальк мог посоперничать с самыми мощными усилителями звука.

Джет тут же метнулся вперед, заключая разведчика в объятья, а потом… Строук вежливо опустил оптику в пол, но по мгновенно последовавшему шипению и негодующему «Фальк! все же пялятся!» нетрудно было догадаться, что Фальк попытался поцеловать любовника прямо здесь, при всех.

Винтовка снова едва заметно улыбнулся сам себе, на всякий случай выжидая несколько секунд перед тем, как снова поднять голову. Значит, и Эрц тоже здесь… Замечательный день! Интересно, как Перси организовал этот сюрприз?

Судя по всему, со смехом обнимающий насупившегося Эрца Фальк сейчас задавался тем же вопросом.

— Но как? Я думал… Знаешь что, неважно. Просто… хорошо, что ты здесь, — Фальк широко улыбнулся, заглядывая в оптику разведчика, и — Строук-то заметил! — получил едва заметную приязненную полуулыбку в ответ. — Знакомься, это…

— Терпеть не могу знакомиться с людьми, которые не имеют ко мне отношения! — Эрц фыркнул, вскидывая подбородок, но в сторону мобиля все-таки посмотрел. — Хотя… Ладно, должен же я знать, кого ты теперь сводишь с ума своими птичьими выходками каждый день.

Наверное, это был не лучший момент, чтобы появиться, как и большинство моментов в жизни Строука, но именно этот мироздание выбрало, чтобы доказать, что если засмотреться на чужой разговор — можно ненароком выдать себя. Ну, например, чудом не снести какой-то выступ на стене ангара ровнехонько по высоте его скромного роста дулом. Раздавшийся жестяной грохот заставил всех обернуться, и винтовочка тут же метнулся обратно за угол, прижимаясь к стене и закрывая фейсплейт ладонью. Боевая маска сама собой захлопнулась, как всегда бывало от испуга или смущения.

Теперь они знают, что он… подслушивал! То есть не подслушивал, а просто выжидал удобного момента, но все-таки… Как ужасно неловко! И этот новый человек — он-то не знает, что Строук на самом деле просто не хотел беспокоить их попусту!

— Строук, это ты? — позвал Фальк. — Выходи к нам!

— Давай, мелкий, — согласился Эрц; звука шагов не было — оба остались на месте. — Сколько можно там прятаться.

Если подумать… Они ведь все равно знают, что он здесь, и теперь его позвали… Так же осторожно выглянув из-за угла назад (и на этот раз счастливо избежав близкого знакомства дула и выступа), Строук одним рывком оказался рядом с Фальком и Эрцем и замер, держась за край красного крыла и выглядывая из-за товарищей.

Фальк опустил ладонь ему на шлем, потрепав по гребню, и позволил прятаться за собой.

— Знакомься, Джефф, — сказал он тому, новому человеку. — Эрц, мой партнер… И не обращай внимания на тон, он всегда такой, — Эрц состроил мину, но воздержался от комментариев. — А это — наша винтовочка, Шокстроук. Скажи лейтенанту «привет», Строук!

— Приятно познакомиться, — на секунду выглянул из-за крыла снайпер, тут же убираясь назад. — Очень!

— Если вы не против, пройдемся дальше пешком — из мобиля не успеешь все разглядеть, а посмотреть есть на что… особенно для тех, кто тут впервые. Здесь у нас один из жилых кварталов, — пояснил Тадж, стоило пройти проходную и очутиться среди множества ангаров. — Для меха, которые предпочитают селиться среди себе подобных.

Джефф заинтересованно повертел головой по сторонам: любопытство и новые впечатления стремительно перевешивали успокаивающуся дурноту, и сейчас он успел почти забыть все те слова, которыми собирался наградить Фалька сразу по приземлении. По крайней мере, перебивать проводника ради этого точно не стоило.

Здесь было как на базе — и в то же время совсем не так. Никаких унылых, однообразных бетонных стен. Каждый ангар был покрыт аккуратной облицовкой, везде разного цвета, в верхней части стен — на высоте роста среднего меха — имелись окна. Бетонные дорожки и дороги перемежались с газонами, кое-где были высажены цветы, кустарники и деревья. На площадях стояли парковые скамейки великанского размера. А в одном месте издалека Джефф разглядел даже фонтан. И восхищенно вздохнул: сразу видно, что это место обустраивали с любовью и заботой. Это не исследовательская лаборатория, и не лагерь беженцев — а настоящий дом. Дом для тех, кто мог желать не только вещей, поддерживающих функционирование, но и красоты, радости, уюта. Сама эта удивительная территория, каждый ее квадратный метр непрерывно напоминал о прирожденной человечности тех, кто никогда не был человеком.

И, похоже, недостатка в таких напоминаниях здесь не будет. Джефф понял это, когда Фальк с радостным воплем кинулся на шею фиолетовому меху, которого он помнил по фотографиям. Залившись краской, Джефф торопливо отвел взгляд: к тому, чтобы воочию наблюдать проявления плотской любви между мехами, он был еще не готов. Хватало и одного только представления о том, что они возможны… да и то пришлось долго укладывать в голове. К счастью, Эрц оказался благоразумнее, чем его… кхм, любовник, и бурное выражение чувств пресек. Но едва Джефф решил, что опасность передозировки впечатлений миновала и решился осторожно, искоса разглядеть нового знакомого, как чуть не подпрыгнул на месте от грохота — оглушительного в безлюдной тишине.

У других, впрочем, никакого волнения звук не вызвал, и Джефф заставил себя расслабиться. А уж когда из-за угла появился сам возмутитель спокойствия — настороженность и вовсе сменилась неподдельной заинтересованностью, граничащей с одной стороны с недоумением, со второй с умилением.

И следовало заметить, что второго с каждой секундой становилось все больше.

— И мне, — заявил в ответ Джефф с широкой улыбкой. Осторожно шагнул вбок, пытаясь заглянуть за Фалька, но не приближаясь. Понимание того, что маленький — всего в пару человеческих ростов — хрупкий мех его боится и стесняется, пришло раньше, чем осознание всего абсурда этой ситуации. Боевая машина, которая боится людей?.. Однако Джефф понимал, что это словосочетание, вдолбленное годами обучения в Академии, здесь едва ли в чести, и на всякий случай запретил себе даже думать так о ком-то из здешних обитателей. Основная идея Фонда Свободной Воли заключалась — это он усвоил из увлекательных лекций Перси — в том, что любая личность вправе выбирать себе жизнь и занятие по вкусу. И не обязана носить пушки только оттого, что кто-то еще до ее рождения решил так. Как минимум не обязана ими пользоваться.

Проблема заключалась в том, что постройка каждого меха финансировалась из вполне определенных источников. И как минимум в девяноста девяти случаях из ста это было Министерство обороны. Насколько имеют право те, кто дал жизнь одушевленному существу, распоряжаться этой самой жизнью? И кто такие меха: предметы, обладающие определенной стоимостью, предназначенные для определенной деятельности, которые можно купить и продать — или же в первую очередь личности?

По этому поводу нескончаемые дебаты велись вот уже много лет. Но нетрудно догадаться, что государство всеми силами поддерживает первый вариант общественной позиции. Такие люди как Перси им словно бельмо на глазу. А Фонд… В самом начале работы, когда его Президент и основатель только начал выкуп первых мехов, ему недвусмысленно дали понять: если каждый мех в армии узнает о том, что у него есть альтернатива тому, чтобы ходить под ружьем, если это спровоцирует массовое дезертирство, военные бунты — то проблем Фонду не избежать. И серьезных. Поэтому первое обещание, которое взял Перси с Джеффа еще в дивизии — не афишировать то, что видел, нигде.

Джефф тогда согласился легко, а вот теперь начинал уже нестерпимо жалеть. Ну как же это так — не иметь возможности никому рассказать, например, вот об этой трогательной стеснительной винтовочке?..

— Меня зовут Джефф, тебе уже сказали. Я друг Фалька и Перси, — он заговорил, не делая попыток подобраться к Строуку поближе, и в его голосе явственно чувствовались интонации, которыми говорят с детьми. И отчего-то хотелось присесть на корточки, опять же как перед маленьким ребенком — хотя становиться ниже, чтобы сравняться ростом с этим «ребенком», отнюдь не требовалось. Вместо этого Джефф машинальным жестом приподнял обе руки ладонями вперед, чуть разводя их в стороны, демонстрируя — вот, у меня нет ничего, что могло бы причинить вред, не бойся меня.

— Мы служим вместе. Хоть и в разных командах: я тоже пилот, у меня есть свой мех. Но он остался там, далеко. Сюда пригласили меня одного.

Тон, жесты, даже внешность — все в новом знакомом казалось неопасным, и заинтригованный Строук сделал было движение ему навстречу, но, услышав слово «пилот», тут же юркнул обратно за джета.

Прошло уже достаточно много времени, чтобы снайпер мог понимать — не только формально осознавать, а по-настоящему принимать этот факт, — что бывают нормальные, вполне счастливые быть друг с другом боевые пары — ну вот как Фальк и Перси. Да что уж там, у него было даже несколько друзей среди пилотов Фонда вне их стихийно собравшейся команды… Но воображение все равно упорно подсовывало самые кошмарные сценарии из вообразимых, стоило только завести об этом разговор.

Хорошо ли незнакомые напарники друг с другом обращаются? Ссорятся ли, уважают ли друг друга? Использует ли пилот для доказательства своей правоты оверра…

А уж что-что, а придумывать всякие ужасы Строук умел прекрасно.

По крайней мере, теперь они были всего лишь воображаемыми, и он это осознавал. Ему просто нужна была минутка собраться с мыслями, не больше. Теперь не то что раньше, когда снайпер предпочел бы наскоро попрощаться и спрятаться обратно в грузовой отсек Калинки до конца дня.

— Я забыл предупредить, виноват. Мы обычно стараемся не поднимать тему пилотирования рядом со Строуком, — обеспокоенно поглядывающий на разворачивающееся знакомство Перси тронул ненавязчиво Джеффа за плечо.

— Имей в виду, новенький, — с нарочито скучающим видом фыркнул Эрц. — Мелкий тут всеобщий любимчик, обидишь его даже случайно — выстроится очередь из желающих прокрутить тебя в блендере.

Не меняя выражения фейсплейта и глядя в совершенно другую сторону, разведчик положил ладонь Строуку на наплечник и слегка сжал пальцы. Мгновенно воспрянувший духом ганформер с готовностью подался на прикосновение, наконец-то выходя из-за Фалька. Обычно ему даже без не в меру щедрого на кошмары воображения требовалось значительное время, чтобы привыкнуть к новым знакомым, но в присутствии команды все становилось легче. Если подумать, недружелюбных гостей сюда не звали, и все-таки… Всегда успокаивает знать, что в случае чего на твоей стороне семья, которой любая опасность по плечу и море по колено. В том, что товарищи были практически неуязвимы и во всех отношениях одарены, Строук был убежден от всей души: Эрц был для винтовочки лучшим разведчиком, Фальк — самым талантливым во всем мире летчиком, и так далее. Наверное, существовали модели и посовершенней, но они-то не были его командой!

— Тш-ш. Никто никого не обижает, все окей, правда? — Фальк зеркальным жестом опустил руку на светло-синюю броню снайпера с другой стороны. — Разве что ты меня малость. Думаешь, я бы притащил сюда кого-то, кому нельзя доверять?

— С тобой никогда не знаешь, летучка, — покосился на любовника Эрц. — У вас у всех керосин в голове.

Строук чувствовал, как за дежурной перебранкой оба внимательно поглядывают на него, и поспешил их успокоить. Он, может быть, и не слишком храбрый, но и портить знакомство, испугавшись одного упоминания спустя-кучу-времени-уже-не-совсем-запретной-темы, не стал бы. Теперь уже точно нет.

— Все хорошо, — заверил сразу всех Строук и, поколебавшись с секунду, подался вперед, опускаясь на колени — он и так был не сказать чтобы намного выше людей, а сидя говорить было совсем удобно. — Мы можем поговорить о чем угодно, правда.

Строук был легкой моделью — слегка неуклюжей, но все же одаренной конструктором стремительными реакциями. Даже из сравнительно расслабленной позы он мог бы без труда вскочить, возникни такая необходимость; под необходимостью обычно понималась очередная воображаемая угроза, но с этим снайпер ничего не мог поделать.

Впрочем, как раз расслабленной поза выглядела в последнюю очередь — винтовочка сел, чуть склонившись, подвижные детали брони взъерошились, дуло напряженно вздернулось, глядя прямо в небо; по подсветке пробегались отблески. Общаться что с людьми, что с мехами — сложное дело, требующее сосредоточения, почти как стрельба, не то обязательно скажешь что-нибудь не то и кого-нибудь расстроишь или… разозлишь.

Не лучшая мысль для такого замечательного дня. Проще было просто ее не додумывать.

— Надеюсь, вы с напарником хорошо ладите, — Строук неуверенно улыбнулся, забыв, что маска закрыта. — Быть друзьями — это главное. А почему… — «почему тебя пригласили» прозвучало бы странно, как грубость, даже если на самом деле он всего лишь имел в виду, что в Фонд обычно никого не привозят просто так; передумавший спрашивать Строук смущенно замолчал, рассматривая чужую куртку, но наметившуюся неловкую паузу счастливо заполнил пришедший на помощь джет.

— Куда бы нам теперь пойти… — вслух задумался Фальк. — Как насчет мы возьмем Джеффа в Птичник?

— Немного позже, пожалуйста. Обещаю, мы туда сходим, — вздохнул Перси и повернулся к Джеффу: — Птичник — это объединенный ангар, где собираются легкие летчики, включая мои создания. Они довольно социальный молд, так что там довольно… пестро. Незабываемые впечатления. Возможно, слишком незабываемые для неподготовленного человека.

Насчет этого Строук был полностью согласен. Его в Птичник звали регулярно — джеты всех моделей и расцветок его обожали и, кажется, видели в нем что-то вроде мягкой игрушки, которую можно погладить и подержать на руках. Это было ужасно приятно, но так же ужасно утомительно — особенно когда они начинали ссориться. Ганформер успел уже выучить, что они это делают не всерьез и считают то ли за развлечение, то ли за естественную часть диалога, которую следовало закончить бурным примирением, поставив в процессе и без того беспорядочный ангар вверх дном, но все равно каждый раз пугался шума.

— Мы могли бы навестить Ладу, — тихонько предложил он, оглядываясь на товарищей. — Он на дальней полосе. Уверен, он хотел бы, чтобы вы к нему зашли. Все-все, он любит гостей. Ему ведь там скучно одному.

— А это мысль! — согласился Фальк. — Ты когда-нибудь видел говорящий транспортник, Джефф?

От слов Эрца Джефф напряженно вскинулся и отступил назад, хмурясь и непроизвольно опуская руки, сжимая раскрытые ладони в кулаки. С первого взгляда было ясно, что дружелюбие — не главный талант меха, которого Фальк по какой-то причине выбрал себе в, э-эм, близкие друзья. И можно было бы не придавать значения его тону и словам… но все же для Хендерсона было в новинку это ощущение — когда тебе угрожает вооруженный до зубов, закованный в броню и практически неуязвимый с точки зрения человека робот выше тебя ростом раза этак в четыре. От такой несправедливости хотелось закрыться, прервав всяческое общение и направившись обратно к выходу. Но Джефф лишь насупился, исподлобья разглядывая фиолетового меха. «И как они тут с такими справляются?» — вертелось в голове. К счастью, впрочем, лишь до того момента, как в разговор включился Фальк.

Вид этой парочки, оберегающей каждый со своей стороны маленького снайпера, до того напомнил счастливую семью с ребенком, что Джефф невольно усмехнулся, складывая руки на груди. Шут с ними, нельзя при мелком говорить о пилотах — пускай. Но могли бы, и правда, хотя бы предупредить.

А потом внимание снова переключил на себя Строук. И на его неуверенную реплику — видно было, что винтовка прилагает все силы, преодолевая робость и пытаясь изыскать тему для разговора, — Джеффу оставалось только улыбнуться, хоть и вымученно.

— Стараемся, — пожал он плечами. — Мы совсем недавно вместе, так что еще привыкаем друг к другу. Хорошие отношения — это главное, ты прав.

Что еще сказать — он не представлял, врать не хотел, а пугать нервного снайпера правдой — и того меньше. Поэтому недоговоренную фразу продолжать не спешил, и пауза повисла в воздухе над разнокалиберными головами собеседников.

Проблему решил, как обычно, самый коммуникабельный из них. Представив себе целый ангар таких как Фальк, Джефф сопоставил это с местным топонимом, и почему-то живо представил себе настоящий птичник с кормушками, насестами и потеками помета на стенах. Только огромный и наполненный роботами-трансформерами. И не смог сдержать смешливого фырканья.

— В Птичник — с удовольствием, — откликнулся он, и замолк, прислушиваясь к беседе. Говорящий транспортник? Значит, у них тут не только истребители?.. Но грузовой самолёт — это ведь огромная машина. Какого же роста должен быть мех?.. — Думаю, ты знаешь ответ на свой вопрос, — мягко подначил Джефф, и снова пожал плечами, обернувшись на спутников-людей. — Посмотрел бы, если можно.

— Не проблема, — Тадж улыбнулся, как показалось, с облегчением: вероятно, ему тоже не понравился зарождающийся конфликт. — Спасибо, Строук, ты отлично придумал. Прошу, сюда.

Польщенный снайпер вскочил с колен и пристроился к группе, двинувшейся вдоль одной из улиц жилого квартала. А Тадж между тем вновь заговорил, словно прочитав мысли гостя:

— Лада Калина — уникальный мех. Ему не очень повезло: у него есть только одна форма, и она — не человекоподобная. Нет, конечно, формально у него существует рутмод… но его никто никогда не видел. Даже его создатели. Он слишком нестабильный, фактически нежизнеспособный — из-за фатальной ошибки в расчетах.

— Но почему тогда… — Джефф начал заинтересованно, и тут же примолк: а что «почему»? Почему ошибку не выявили и не исправили до того, как наделять корпус душой? Что если этот вопрос прозвучит бестактно? Ведь будь у транспортника другое «тело» — это был бы уже не он, а здесь всех принимают, уважают и любят такими, какие они есть, верно?..

— Потому что времени на переделку уже не было, — Тадж понял его правильно, и слегка нахмурился, глядя в пространство. — Нужно было отчитаться о создании гигантского трансформера. Выполнить гособоронзаказ, поставить на вооружение. Видите ли, Ладу собрали довольно давно — как раз в разгар гонки вооружений… и он — детище конструкторов из Советского Союза.

Джефф беззвучно охнул. Так вот оно что! Вот откуда взялось смутно знакомое словосочетание! А Тадж проследил за его реакцией и слегка улыбнулся краем губ.

— Имя он выбрал себе сам. В честь старинной модели автомобиля с его родины. Там, где он служил раньше, имени ему не полагалось: только серийный номер. И служил-то всего ничего… год или два, а потом все начало приходить в упадок. Еще до распада Союза он несколько лет провел в стазисе, в режиме консервации: урезали бюджеты на топливо. Фактически он стал бесполезной игрушкой, выполнившей свою единственную функцию, и о нем забыли. А уж после распада тем более… Мы забрали его сюда, когда ему оставалась пара лет до состояния металлолома. Починили, перелицевали… вот только трансформацию наладить так и не смогли. Но и без нее он замечательный. Наш незаменимый помощник — в перевозке особых грузов.

Тадж снова улыбнулся, на этот раз довольно и гордо, и Джефф последовал его примеру. И, снова оглядевшись по сторонам — они все шли и шли, но все еще не миновали череду ангаров, казалось, их здесь нескончаемое количество, — и чуть помедлив, задал вопрос:

— Скажите… если это, конечно, не секретная информация: а вообще много здесь у вас мехов? Они почти все трансформеры, судя по тому, что я услышал? Просто я раньше думал, что модели с альтмодом — большая редкость…

— Так и есть, — подтвердил Тадж, и отчего-то немного помрачнел. — Во внешнем мире. А у нас… У нас в Фонде зарегистрировано сто восемьдесят семь мехов, из них трансформеров — чуть больше трети, но это все равно немало. И около тысячи человек. Техники, ученые, пилоты…

— Ого!.. — на сей раз не удержался Джефф от приглушенного восклицания вслух. Масштабы Фонда превосходили его ожидания едва ли не на порядок. Он с уважением оглянулся на Перси: оказывается, тот стоял у истоков не просто клуба единомышленников, но действительно серьезной и могущественной организации.

— Правда, не все проживают здесь постоянно, — заметил Бхаттар, снова удовлетворенно улыбнувшись. — Примерно треть мехов сейчас во внешнем мире, работают по контрактам… и их пилоты и техники с ними. Это только кажется, что кроме как на войне, меха нигде не нужны. Нужны, и еще как. Взять хотя бы те же спасательные операции на юге… Но впрочем ладно, об этом попозже. Мы уже пришли.

Лада, разумеется, обнаружился там же, где Строук его оставил. Грузовой люк был открыт, трап опущен, а сам транспортник, похоже, дремал в режиме экономии энергии — до Тандера, бывавшего иногда жутким лентяем, ему было все еще далеко, но Калинка тоже не особенно стремился перенапрягаться. При их приближении ближайшие к выходу камеры неспешно заерзали в гнездах, и голос транспортника — даже интонации по-человечески сонные! — восхитился:

— Ого, мелкий притащил мне целую кучу партнеров для шашек! Эй, привет новеньким! Я Лада, самый незаменимый транспортник в этом сумасшедшем доме, — зажегшаяся подсветка подсказывала, что от них ожидают пройти в отсек. — Эрц, Фальк… Вижу, вы все-таки встретились? Не зря я помогать подвязывался!

— Ты знал?! — до глубины души изумленный Строук смешно подергал дулом.

Он уже успел подняться и сесть в своем излюбленном месте на одеяло поближе к остальным, в частности — к пилотам; Джеффа он хоть и опасался по инерции, а все же с удовольствием бы заговорил еще раз, если бы придумал, как лучше начать, а с Перси благодаря его легкому нраву просто славно ладил. Даже когда внутри оказались все, в отсеке все еще оставалось достаточно места, чтобы развернуться — Калинка и вправду был массивной моделью…

— Конечно, знал! — транспортник гулко рассмеялся через динамики. — А ты думал, кто привез нашу вечно негодующую Джульетту в Фонд? Я и привез. Повезло, что у базы теперь подходящая полоса, но вот холод там все такой же мерзкий.

— Но вчера мы виделись! — запротестовал снайпер. — Ты бы ни за что не успел!

— А я быстрый, — похвастался Лада. — Не как джеты, конечно, но для своего класса… А ты в это время ходил на несколько часов в восточный квартал навестить кое-кого, помнишь? Все были уверены, что мы не успеем, но я-то в курсе, что обернусь ровно за столько, за сколько надо! — окончательно увлекшийся было похвалами в собственный адрес Калинка заметил странное выражение на фейсплейте винтовочки и без промедления сдал назад: — Эй, ну ты чего, обиделся, что ли, что я не сказал? Строук. Стро-оук. Ну я же просто сюрприз тебе сделать хотел, чего ты!

Строук встрепенулся всем корпусом, сбрасывая недоуменное оцепенение, и замахал в сторону камеры руками:

— Нет-нет, это хороший сюрприз! Я рад, честное слово!

По правде сказать, он не слишком любил сюрпризы, как и вообще все неожиданное, бывавшее иногда довольно пугающим, но Лада их просто обожал, и снайпер предпочитал порадовать друга. В конце концов, это гораздо важнее, чем какой-то сиюминутный испуг! А этот конкретный сюрприз так и вовсе оказался совершенно безобидным, даже… приятным. С предупреждением или нет, а Строук всегда рад был увидеть команду.

Даже если некоторые иногда слишком уж увлекались.

— Эр-р-рц… — Фальк приобнял партнера за плечи, запуская мурлычущий движок на холостых оборотах, и проследил пальцами край нагрудного осветителя, всецело игнорируя толпу народа вокруг и прочие досадные мелочи жизни. — Как насчет мы оправдаем затраченные нашим коммунистом усилия на твою транспортировку и с пользой потратим совместное время? У меня есть пара замечательных идей, чем нам развлечься. Тут рядом есть подсобка…

— У тебя же гости, вот их и развлекай, — фыркнул конденсатом из вент-систем разведчик, поспешно прикрывая смесь довольства и удивления излюбленной хмурой гримасой, и попытался вывернуться из-под руки.

— Они сами прекрасно себя развлекут, — ладонь джета скользнула ниже, безошибочно прослеживая подсветку. — А я, может быть, хочу тебя. Развлечь. В пятой дивизии весело… но мне тебя не хватало.

— Вы оба мне отвратительны! Конструкторы обделили вас совестью, стыдом и талантом к красивому флирту, — радостно грохнул динамиками над головами любовников Калинка и, не выдержав наигранной серьезности тона, расхохотался. — Валите в свою подсобку, не портите психику мелкому и этому новому человеку, Джеффу… вдруг он несовершеннолетний или святоша.

— Все пилоты взрослые! — тут же заспорил Эрц, намеренно пропустивший основной посыл мимо аудиодатчиков.

— А вот и ничего подобного! — перепалки с разведчиком Лада официально мог считать своей любимой спортивной дисциплиной. — Это нигде не написано! Пилоту того медика из пятьдесят четвертого ангара было всего семнадцать с половиной, когда они начинали, в некоторых странах и не такое бывает, особенно с сериями, с которыми мало кто совместим!

— Вы все просто невыносимы! — шумно стравив из вентиляции воздух с шипящим звуком, Эрц закрыл оптику ладонью. — Не знаю, что я вообще среди вас делаю… Пошли, летучка, — разведчик без предупреждения схватил Фалька за руку и дернул в сторону выхода из отсека, куда тут же направился размашистым шагом, не дожидаясь, пока Фальк хотя бы повернется.

Попрощаться он, разумеется, даже не подумал. Зато Фальк, которого все еще спиной волокли к трапу, помахал рукой с широченной улыбкой, даже, кажется, воздушный поцелуй послать успел:

— Наслаждайтесь экскурсией, не обижайте мелкого, мы зайдем позже!

И минуты не прошло, как они скрылись за поворотом — очевидно, нашли свою подсобку. Строук потер нагревшийся от смущения фейсплейт, не уверенный, что теперь говорить и делать, чтобы не превратить ситуацию в еще более неловкую. Если это, конечно, вообще возможно, когда все и так, кажется, смотрят этим двоим вслед!

— Пф-ф-ф, — выразил свою позицию Калинка. — Зайдут они, как же… Жди их теперь дню эдак к завтрашнему! Любовнички! — до сих пор психологически сравнимого с подростком Ладу этот термин отчего-то жутко веселил. — Так, ладно, а теперь, когда основной источник разврата и отвлечения нас покинул… Может, все же сыграем в шашки?

Пока Джефф поднимался на борт, смущенно оглядываясь по сторонам и осторожно ступая по трапу, его не покидало то же ощущение, что перед первой посадкой в кабину собственного меха. Было что-то ужасно неловкое и странное в том, чтобы помещаться внутри другого разумного и одушевленного существа. Только сейчас это чувство было сильнее. Ведь в кабине пилот оставался наедине с мехом, сливался с ним в единое целое, становясь временно недвижим, а также в основном безмолвен и незряч. Система пилотирования была предназначена для этого. А сейчас он вместе со своими новыми и старыми знакомыми заходил в основной грузовой отсек самолета, так просто, как в какой-нибудь ангар — и их всех, кажется, совершенно не смущало, что самолет был живым.

Самого Ладу, впрочем, это тоже отнюдь не смущало, скорее напротив. По всему выходило, что смущаться Джеффу выпадало одному за всех. И он предавался этому занятию со всей самоотдачей… но продержался, неожиданно для себя, совсем недолго. Ровно до того момента, как уселся на предложенное Перси место, в одно из кресел, стоявших вдоль правого борта. Видимо, сказался постепенно формирующийся иммунитет к различного рода душевным потрясениям — без него в этом, кхм, своеобразном месте было бы просто не выжить.

И так хватало вещей, способных выбить из колеи. Начиная от истории Лады — Джефф почему-то воспринял рассказ Таджа близко к сердцу, особенно после того, как впервые услышал задорный голос транспортника с характерным нездешним акцентом, — и заканчивая продолжением любовной сцены, разворачивающимся прямо напротив, на неприлично близком расстоянии. Так, что при всем желании взгляда полностью не спрятать. Разве что зажмуриться — но тогда по гроб жизни не оберешься от Фалька идиотских шуточек про святую невинность, да и остальных насмешишь. Вон Лада уже задался вопросом о его возрасте, приравняв так ненароком к их общему мелкому любимцу. Вспыхнув, Джефф гордо вскинул подбородок, постаравшись принять в кресле максимально расслабленную и непринужденную позу. И действительно наконец расслабился, разулыбавшись с долей злорадства, когда понял, что отмщен: вредного фиолетового меха все же забороли в словесном поединке.

Впрочем, время теряться и смущаться вновь настало незамедлительно.

— В шашки?.. — он неуверенно оглянулся, убеждаясь, что все спутники синхронно, тайно или открыто, смотрят на него. Включая подвижные камеры под потолком отсека, заменявшие Ладе привычную для меха лицевую оптику. Оказывается, это чертовски сложно с непривычки — разговаривать с кем-то, у кого нет лица. Джефф усмехнулся, поняв, что только что открыл Америку через форточку: конечно сложно, именно поэтому конструкторы и наделяют механоидов нового поколения выразительной человеческой мимикой, жестами, привычками. Что-то, конечно, выходит само, как непременный атрибут одушевления, а что-то предназначено специально для облегчения контакта с пилотом. Впрочем, ладно. Ему-то не привыкать. Его, наоборот, смущала — хоть, конечно, и не отталкивала — неожиданная человекоподобность… так что и с транспортником общий язык найдет.

— Я вообще-то не умею. Почти. Ну в смысле никогда не играл, только с отцом в детстве, когда он меня учил, но я забыл уже все с тех пор. Как-то у меня никогда терпения не хватало просчитывать все эти ходы, — он улыбнулся чуть виновато, с самоиронией пожав плечами. — В Академии все как-то больше…э-э…

Он осекся, перебив сам себя на полуслове, и мысленно закрыл лицо ладонью. Господи, как же это все тяжело по первости. Даже название популярной игры, за которой проходили самые скучные лекции — обыкновенный и совершенно невинный «Морской бой» — могло прозвучать в местной компании провокационно. Перси предупреждал, чтобы как можно меньше упоминаний о войне, стрельбе и смерти — здесь как минимум каждый второй имеет за плечами несладкий опыт, от которого хочется отрешиться навсегда. А тут — хоть и условные, но все же корабли, тоже в какой-то степени механические собратья: «ранен», «убит»…

— В покер, — нашелся он, припомнив другую любимую игру. Конечно, на лекциях ей было не место, но зато в казармах устраивались целые турниры на полулегальной основе. Ставки и выигрыши были в основном символическими, все удовольствие содержалось в самом процессе. — У вас тут, я надеюсь, карточные игры не запрещены? Я много чего еще не знаю здесь, так что если что — уж не сердитесь.

Он снова улыбнулся примирительно. И поймал себя на том, что обращается сейчас скорее к Ладе, чем к остальным, более привычным собеседникам. Каким-то странным образом личность транспортника оказалась столь ярко проявлена малыми выразительными средствами, что Джефф проникся к ней симпатией в считанные минуты. Можно даже сказать, почувствовал что-то вроде родственной души. Как и Лада, он любил веселье, игры, шутливые состязания и сюрпризы. И готов был даже вспомнить шашечные навыки, если новый знакомый станет настаивать.

В карты Строук играть не умел, как-то не приходилось. Многие мехи предпочитали изучать новые вещи вроде правил игр или карт местности простой загрузкой через инфранет, но, став аутлайером, снайпер по странным причинам потерял эту возможность, а научить его «вручную», как человека, никому не приходило в голову. Он даже читал теперь медленно и с трудом, что для меха было довольно странно даже на фоне пестрого населения Фонда, так что Строук обычно не заострял на этом чужого внимания. Собственные файлы вроде диагностики понимались прекрасно, а вот внешние данные… Возможно, дело было в самой способности учиться, и ему только казалось, что буквы и коды путаются, но, на взгляд Строука, вот это уж точно было бы странно.

— О-о, покер! Я умею! — тут же забыл про шашки Калинка. — Мы играли на желание. Правда, я не могу двигаться вне аэродрома, так что обычно это скорее правда, чем действие… Но тоже интересно. И я могу загадывать всякое, когда выигрываю!

— Не стоит, — добродушно предупредил Перси. — Играет он неплохо, а фантазия на желания у него безграничная… О, вы завели новый приемник, — вдруг сменил он тему, наткнувшись взглядом на вполне человеческого, хоть и внушительного, размера радио.

— И я научился переключать его электромагнитными импульсами! — если бы у Калинки был шлем, сейчас он бы радостно затряс головой. — Так гораздо интереснее, чем просто с контрольной панели. Мы все равно все время слушаем нашу частоту…

— У Фонда есть своя частота радио, — с нескрываемой гордостью объяснил Строук. — Ее поддерживают двое связистов, из очень старой и очень новой серий, они же обычно ее ведут. Выбирают нам музыку, новости, следят, что у нас творится… Иногда рассказывают про новеньких, если никто не против, и собирают других ведущих для разных передач. Моя любимая — про технологии, там про всякие интересные штуки, которые помогают медикам и спасателям делать их работу. Из-за глюка я не могу учиться простой загрузкой файлов, но когда освоюсь с инструментами, буду почти настоящим инженером. Я уже кое-что умею, а моторика у всех снайперов по конструктиву точная… Сейчас я делаю вот такой приемник, только побольше и чуть сложнее.

Столь длинные тирады были для обычно предпочитающего оставаться слушателем Строука практически рекордом: осознав, что уже с минуту говорит на несвязанную тему, снайпер осекся, подобрал радио и прижал его к честплейту с сосредоточенным видом. Все так и было задумано, точно!

— Мы стремимся найти всем резидентам занятие вне зависимости от тяжести травмы, — повернулся к Джеффу Перси. — Если надо, переучиваем, показываем, чем у нас тут можно помочь и как вписаться… Большинство наших мехов провели большую часть жизни в среде военных, которые верят в «предназначение», которое обязательно надо исполнять. Когда такая модель попадает в Фонд и больше не может исполнять привычную функцию, это, бывает, плачевно действует на психику. Так что мы всегда стараемся предложить альтернативы: в конце концов, к нам мало кто попадает случайно. Многим тут нужно утешение, да и просто спасение от скуки. К тому же мы продвигаем идеи коммуны, где каждый делает посильную и, в идеале, желанную работу.

— Мне не очень нравилась моя прошлая функция, — едва слышно дополнил Строук, обнимая колени. — Я люблю стрелять, у меня хорошо получается. Но только не по кому-нибудь другому, я ненавижу, когда кому-то больно, и боюсь смерти, особенно чужой. Я никогда не мог… сам, это всегда был… — «мой пилот» на мгновение повисло в воздухе тяжелой паузой, и Строук встряхнулся, заставляя себя улыбнуться: — Быть инженером куда приятнее. Ужасно увлекательно!

С ним иногда — чаще, чем хотелось бы — бывало: вроде начинал совершенно о другом, совершенно не грустном и никак с его прошлым не связанным, а заканчивалось все… Потянув за край одеяла, снайпер накинул его на плечи и прижался к внутренней обшивке, чуть теплой от работы систем.

— Ну вот. Как разговор о том, во что мы собираемся поиграть, перешел в эту жуть? — жалостливым тоном запротестовал Калинка и выщелкнул из захватов рядом с сидящим Строуком несколько подвижных манипуляторов, которые свернулись вокруг винтовочки в странной версии успокаивающих объятий. — Ну хватит, так только расстраиваться! Если вам так хочется поговорить о Фонде, давайте лучше про что-нибудь повеселее. У нас ведь тут правда хорошо.

— У нас тут полно всего, и работа, и увлечения находятся под любую личность, — кивнул Перси; он явно обращался к гостю, но и на остальных посматривал. — Для тех, кто может покидать Фонд, выбор побольше, мы сейчас активно сотрудничаем со спасателями и Красным Крестом, так что иногда возможность делать то же, что и прежде, остается. Но для постоянных жильцов тоже хватает развлечений. Есть свой полигон для фронтовиков, скучающих по возможности проявить свои ловкость и силу… Любителей спаррингов хватает, я лично не против, лишь бы под присмотром. Как пилот боевого джета, знаю — некоторым это нужно. Фонд постоянно расширяется и достраивается, можно заниматься самими конструкторскими работами, участвовать в разработке, помогать с более тяжелыми случаями, работать на обслуживании существующей инфраструктуры, радиостанция вот есть, разные сборища по интересам, свой внутренней инфранет, трассы для трансформеров и воздушные коридоры для летчиков, общие ангары для встреч социальных молдов… — конструктор любимым жестом задумчиво накрутил на палец белесую прядь. — Мы много сил вложили в это место. Мы все. Тут отличная команда, от специально обученных психиатров — люди специально переезжали к нам, учились всему сами, с политикой уничтожения аутлайеров знающих специфику специалистов вообще не существовало! — до волонтеров, — конструктор адресовал короткую теплую улыбку товарищу.

Быстро успокоившийся от тепла и материального, ощутимого присутствия Калинки — иногда нужно было прикоснуться, чтобы почувствовать лишний раз, что Лада живой и рядом — Строук согласно кивнул.

— Тут хорошие люди. И мехи тоже. Происшествия бывают, но вообще-то тут хорошо. Я часто бываю в психиатрическом блоке, я ведь теперь аутлайер, — снайпер смущенно улыбнулся и потер переносицу. — Там интересно, иногда можно посмотреть, как работают с другими пациентами, если они не против, и стены в коридорах разрисованы одной парой, они иногда меняют картинки… Женщина, которая со мной занимается, помогает мне с чертежами и читает мне иногда вслух.

Привыкнуть к женщинам было, как правило, проще: у них было меньше общего с бывшим пилотом Строука, и внешне, и по голосу, и… вообще. Психиатр чем-то напоминала Шайни и уже этим сразу выигрывала разом сто очков в воображаемом рейтинге.

При мысли, что медик должен скоро вернуться, возможно, прямо вот-вот, ганформер окончательно успокоился. Он сможет показать Шайни приемник и рассказать ему про нового человека, если тот его не застанет. И про дурные воспоминания, и про отъезд Тандера далеко-далеко, и про пугающие иногда сюрпризы… Шайни будет знать, что делать. Он же все-таки Шайни.

Чем дольше Джефф слушал о том, как устроена жизнь в Фонде, тем ярче загорались его глаза. Столько всего устроено, столько сил вложено в то, чтобы организовать для существ, наделенных душой, возможность жить по велениям этой самой души — по истинным проявлениям свободной воли. И столько здесь людей, разделяющих эти ценности! Теперь Джефф точно знал: он не одинок. Не один такой, кто полагает личность меха главной ценностью и основополагающей константой всего, что с ним связано. Функция — это важно, если ее выполнение приносит радость, как у человека — любимая работа, в которой он профи. А если как у Строука… Из всего, что Джефф знал о нем, и что услышал сейчас, не составляло труда сделать вывод: именно несоответствие дела, для которого он был построен, и внутренних требований личности довели его до психической травмы. Руками безвестного бывшего пилота, про которого было известно только то, что Фальк, судя по всему, небезосновательно желал ему гибели.

А что он, Джефф, знает, например, про Айси? Что знают они все? Нравится ли ему то, что он делает сейчас? Если представить — просто гипотетически, потому что не представлять было сейчас невозможно — его оказавшимся в Фонде, какое занятие было бы ему по душе? На арктической базе он занимался обороной рубежей во вторую очередь, а в первую — строительством. Любил ли он свое дело? Даже Гидеон Росс, изучивший, казалось бы, его личность вдоль и поперек, ничего не упоминал об этом в разговоре. Надо будет обязательно расспросить. Не Гидеона, конечно, а самого Айсбрейкера. Это ведь не считается за неуместные попытки эмоционального сближения, верно? Просто разговор о деле, конкретный, определенный и фактологичный. При очередной, бог знает какой по счету мысли о том, как далеки их отношения от тех, что поддерживали между собой люди и мехи этого фантастического места — настоящего суверенного государства, города-из-будущего, как называл его Перси, с жаром повествуя о проектах законов, призванных распространить подобное жизнеустройство на всю страну, а затем и мир, — Джеффри Хендерсон снова медленно, тяжело вздохнул. По возможности беззвучно, чтобы не нарушать общую атмосферу в компании.

— А по каким признакам вы отбираете новых… жителей? — вдруг задал он вопрос, непонятно отчего возникший в голове и сразу вырвавшийся наружу. Тут же немного стушевался, пытаясь понять, не проявил ли бестактность или еще что-нибудь нехорошее. Но обернувшиеся к нему лица Таджа и Персиваля были спокойны и доброжелательны, да и Строук — что к этому моменту наконец успел раскрыть свою маску, показав нежное, юное с виду лицо — не нервничал. Видимо, успел привыкнуть к незнакомцу, да и «объятия» друга его успокаивали. Поколебавшись, Джефф неуверенно добавил:

— Бывает ли, что к вам просятся — а вы отказываете? Если да, то почему? И я… я сейчас говорю и про людей, и про мехов. Не то чтобы это было прямо важно… но интересно.

Перси и Тадж переглянулись; Джеффу показалось, что они обменялись едва заметными кивками, но возможно, они прекрасно понимали друг друга и без всяких знаков, тем более слов. И снова пришла очередь Таджа: он заговорил, так же размеренно и обстоятельно, как во время предыдущего рассказа.

— В данном случае это два разных вопроса. Что касается людей — все кандидаты так или иначе приходят к нам по знакомству, объявлений мы не развешиваем. То есть о каждом мы уже знаем что-то: его характер и склонности в общих чертах, его опыт общения с меха, а также какую пользу он может принести, что умеет и чему готов научиться. Но отбор ведется тщательный. Мы проводим собеседования, специальные тесты на психологическую совместимость, в некоторых случаях даем испытательный срок за пределами территории — нам в этом помогают наши же ребята, которые живут и работают вовне. Главное для нас — чтобы человек был всецело предан делу, ради которого мы здесь собрались. По-настоящему хотел помогать механоидам жить полноценной жизнью, иметь права и свободы. И чтобы умел с ними обращаться, конечно. Умел находить подход к самым разным: спокойным и вспыльчивым, общительным и замкнутым, дружелюбным и конфликтным. Все это — вопросы безопасности. И наших подопечных, и самого человека… за которого мы тоже несем ответственность с того момента, как он оказывается здесь. Еще кандидат должен быть готов работать в буквальном смысле за идею. Мы здесь не выплачиваем зарплат как таковых. У нас нет внутренней денежной системы — возможно, когда-то появится, когда мы разрастемся до того масштаба, когда это станет необходимо, но пока что нет — а, выбираясь во внешний мир, сотрудники получают что-то вроде суточных в командировку. Зато мы обеспечиваем людей всем необходимым: удобное жилье, разнообразная пища, все возможные здесь развлечения одинаково доступны для всех. А те, кто делают больше и лучше, чем другие, получают преимущественные права при голосовании, когда речь заходит об их области деятельности. В этом главное поощрение. Тот, кто работает с большей отдачей, может не только устраивать свою жизнь по собственному вкусу, но и влиять на жизнь Фонда в целом. Кстати, это же верно и для механоидов. Те, кто вносят посильный вклад в общее дело, могут решать, в каком направлении его развивать.

Тадж сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, снова коротко взглянул на Перси. Его никто не перебивал: все понимали, что изложение основ устройства Фонда новичку — дело серьезное и непростое. А Джефф попутно задался мыслью: если ко вновь прибывшим, даже к тем, кто готов работать на благо Фонда, такие строгие критерии — даже на саму базу не допускают, пока не докажет благонадежность — то отчего его самого приняли вот так сразу, посвящают во всю подноготную, и даже ни о чем не расспрашивают? Неужели дело только в том, что он знакомый Персиваля Экхарта? Его голос обладает таким большим весом? Впрочем, долго размышлять ему не дали: Бхаттар заговорил снова, переходя ко второй части вопроса.

— А что касается новых мехов в Фонде… Тут все несколько сложнее. И главная загвоздка в том, что, как уже, вероятно, говорил Перси — мы не афишируем свою деятельность. Нет очереди из мехов, желающих к нам попасть. Потому что там, где они работают и особенно служат — им просто не дают такой возможности. Не позволяют выбирать, где жить и чем заниматься. У нас, увы, до сих пор считается, — лицо его омрачилось, между бровями пролегла напряженная складка, — что всеми правами на меха обладает тот, кто выделил деньги на его постройку. Это как с вещами, как с рабами. И мы ничего не можем с этим сделать: и де-юро, и де-факто государство не на нашей стороне. Нам остается только использовать собственные средства Фонда, чтобы выкупать мехов одного за другим. Осторожно, не привлекая внимания — чтобы не вызвать того общественного резонанса, к которому мы не готовы. И порой даже… не совсем официально. Что же касается критериев… Видите ли, это один из немногих вопросов, который мы не решаем путем самоуправления. Как вы догадываетесь, почти у каждого из здешних мехов во внешнем мире остались знакомые, друзья… иногда очень близкие. Если обязанность решать, кого выкупить следующим, привезти сюда в первую очередь, ляжет на местных жителей — начнется хаос. Все перессорятся со всеми, все будут считать, что другие ущемляют их интересы. Поэтому здесь все строго. Существует правление Фонда, под началом Президента — это тот человек, который первым вложил собственные средства, всю прибыль своего бизнеса, в создание Фонда. И продолжает вкладывать по сей день. Он — главная фигура здесь, его мало кто видел, но все безоговорочно уважают. Именно правление решает, когда и откуда у нас появляются новые подопечные. Это связано со многими факторами во внешнем мире, и у людей в правлении очень сложная задача — сделать все, что возможно, и при этом не поставить Фонд под удар. Их решения не подлежат оспариванию — это главное правило, которое мы доносим до всех. Раз в месяц все желающие меха могут отправить анонимную заявку с именем кого-то из своих знакомых, кого они хотели бы видеть здесь. Правление собирает и анализирует их все, проводит расследования по каждому случаю… но конечные решения, как я уже говорил, принимаются только в ходе их заседаний. Нет никакого большинства голосов, или чего-то в этом роде. Мы спасаем тех, кого можем.

Тадж смолк и опустил взгляд, устало потирая переносицу. Джефф понял, что эта тема для него очень непроста. Наверняка он провел немало часов, объясняя вновь прибывшим мехам, таким, как Строук, например, — растерянным, дрожащим от страха и одиночества — почему они не могут немедленно забрать сюда всех тех, кто им близок. Их знакомых, друзей, любимых. Вздохнув, Джефф тоже понурился, чувствуя себя виноватым за то, что заставил поднимать тяжелые темы и заново переживать неприятные моменты. Но Тадж, похоже, справился с собственной грустью. И спустя пару секунд добавил, уже с привычной доброжелательной полуулыбкой:

— И да, насчет того, что я говорил о людях… есть одно исключение. Это меха-пилоты, которые оказываются здесь вместе со своими напарниками. Их совсем немного. Мало кто согласится пожертвовать карьерой и выслугой, иметь проблемы с командованием и быть потенциально обвиненным в дезертирстве только лишь для того, чтобы остаться с тем мехом, к которому привязан. Эта привязанность бывает взаимна и очень сильна. Разбивать такую пару просто преступно. Поэтому для подобных случаев у нас особые условия… и человеку приходится учиться всему уже будучи здесь, прямо на ходу.

Стоило Таджу закончить, слово тут же взял Персиваль, последние несколько фраз нервно постукивающий пальцами здоровой руки по крепежам на перчатке больной — ему явно хотелось что-то добавить от себя, но он вежливо дожидался своей очереди. И теперь, наконец, дождался — никто, похоже, больше на ораторскую позицию не претендовал, так что конструктор с чистой совестью узурпировал ее для себя.

— Мы всегда отдаем приоритет экстренным случаям, когда на следующий месяц может быть поздно. Поэтому у нас так много аутлайеров — второго шанса у них не будет, — Перси поморщился, как от боли. — Система на удивление оперативна в том, чтобы от них избавляться. Проблем, дескать, много, а помогать им невыгодно. Как же меня это бесконечно злит… — он шумно выдохнул и глянул на сжимающие подлокотник до белоты с таким удивлением, словно раньше не замечал, что делает.

— Большинство даже толком выкупить легальными путями не позволяют, стоит навесить на меха ярлык общественно опасного — и к нему закрываются любые подступы. А чего они хотят?! Аутлайеры, уже созданные психически больными, как и больные люди, страдают, возможно, с первой минуты существования. Они попадают в мир, в который не вписываются, который немедленно выдвигает требования, которым они при всем желании неспособны соответствовать. У нас считается нормальным подписать приказ на дезактивацию в присутствии только что активированной модели. Им плохо, страшно, больно — некоторые проявляют агрессию, и я лично их понимаю. А уж если глюк приобретенный, то ему предшествовало невыносимое потрясение, можно представить, в каком состоянии только что давшая трещину психика. Но нам это дело сильно осложняет… Иногда, даже если мы успеваем вовремя, уже ничего толком не поделаешь. Никаких разработок по их адаптации, насколько я знаю, за пределами Фонда не ведется — все энтузиасты, которые были, в конечном итоге бросили это дело или присоединились к нам. Хорошая получилась команда… — повторив свою же недавнюю реплику, конструктор сделал глубокий вдох и все-таки отпустил несчастный подлокотник. — Нас много, и мы наблюдаем за большинством крупных производств, чтобы успевать реагировать на большую часть случаев. Как уж оно дальше пойдет — зависит от многих факторов. От удачи, нашего финансового положения, места, где мех создан… Некоторые командующие офицеры более категоричны, чем другие. По опыту — чаще всего чашу весов склоняет чужая поддержка. Если есть хотя бы кто-то, пилот, техник, инженер, которому судьба аутлайера небезразлична и он готов с нами работать — мы почти всегда справляемся. Это важно по тысяче причин. Иногда нам нужен человек глубоко внутри системы для исполнения плана. Иногда нам просто нужно вовремя подать сигнал. Но главное — нам почти всегда требуется доля участия самого аутлайера. Человек на его или ее стороне, пусть даже малознакомый, может помочь нам довериться. К тому же потом следует адаптация, для многих — тяжелейший период. Если есть тот, кто будет проявлять минимальное участие и одновременно знаком по прошлой жизни, больше шансов на успех, от которого зависит качество дальнейшей жизни. Смелость города берет, а доброта и участие, очевидно, лечат психические недуги… Пилот в этом смысле, пожалуй, самый выигрышный вариант. У нас тут среди пар значительная часть таких историй, они обычно похожи: пилота подобрали заранее, еще до активации, по предсказанным характеристикам совместимости, — была раньше такая ненадежная практика, и сейчас кое-где есть, — или что-то случилось прямо в процессе службы. Бам, и на руках у них оказывается аутлайер. И пилот просто отказывается отступать, ищет способы, чуть ли не грудью на амбразуру ложится ради партнера. Вот тогда у нас обычно получается. Хотя таких случаев все равно недостаточно. Не то чтобы я осуждал тех, кто этого не делает… — Перси резко остановился, словно вдруг задумался над собственными словами. — Или… Я не знаю. Очевидно, что бросить карьеру и привычную жизнь ради кого угодно непросто, особенно если вы едва знакомы. Но мне никогда не понять людей, которые отказываются от напарников, с которыми прослужили долго. Это оправданное, но все же предательство. Мне с ними определенно не по пути, слишком уж принципы разные.

Внимательно слушающего Строука отвлек ненавязчивый запрос на активацию комма, и винтовочка, стараясь не меняться в лице, осторожно запустил внутренний протокол связи.

«Эй, мелочь, как он тебе? — прошипел сдавленный голос Калинки; почему-то даже через закрытую линию ему вздумалось говорить шепотом. — Новенький, я имею в виду».

«Пока точно не знаю, — честно ответил Строук, старательно не глядя в сторону пилота: так он бы выдал себя обязательно, очень уж у него было подвижное лицо с яркими, неконтролируемыми с непривычки (конечно, ведь раньше он почти всегда носил маску!) выражениями. — Кажется неплохим. А ты что думаешь?»

«Ну, был бы плохим — его бы сюда не притащили, — справедливо заметил Лада и тут же горячо оборвал сам себя: — Но меня больше волнует другое! Они с Перси не особенно-то и знакомы, так? И вряд ли такой молодой пилот будет уметь что-то настолько особенное, чтобы его срочно тащили в Фонд без обычных проверок. А его просто берут и привозят, как на прогулку, да еще и все объясняют, да еще и Тадж с Перси лично! Не думаешь, что это очень загадочно и необычно?»

Судя по тону, другой ответ не принимался; впрочем, Строук был согласен — просто всяческие загадки тоже были вне сферы его… интересов, как сюрпризы. Он доверял Перси не подвергать их опасности своими решениями, остальное — его дело.

«Поделишься теорией?» — предложил снайпер, сворачиваясь в объятиях манипуляторов поплотнее для уюта.

— Ясное дело! Единственная причина, по которой его стали бы сюда привозить на экскурсию так рано — так это если с его мехом что-то не так, — вдруг громко и отчетливо сказал голосом транспортника приемник на руках винтовочки. — Готов поспорить, он аутлайер или грозит вот-вот им стать!

Вслух?.. То, что они сплетничают о чужой паре, да еще и в таком болезненном для многих ключе… вслух?

Вдруг понявший, что случилось, Строук с возгласом уронил приемник, и тот разлетелся осколками. Запоздало осознавший ровно аналогичное Лада скрежетнул динамиками и тут же взволнованно затараторил:

— Прости, прости, я не… Я частоту перепутал, не хотел тебя обидеть, просто… Случайно вышло…

Если монолог Таджа освещал главным образом общую картину, давая представление обо всех аспектах формирования состава Фонда, позволяя посмотреть на это как бы отстраненно, с позиции наблюдателя — то Персиваль Экхарт говорил как самый непосредственный участник действия. И его рассказ, хоть и более путаный — подобно лучу фонаря, выхватывавший из темноты то одну, то другую сцену, — отзывался куда ярче. Словно своими глазами видишь все это: испуганных аутлайеров перед зловещей установкой для дезактивации, каменные рожи военных, глаза изможденных пилотов, что жертвуют всем ради хотя бы мизерного шанса на помощь напарнику. Забыв дышать, Джефф слушал, подавшись вперед в кресле, сцепив пальцы в замок и нервно заламывая их. Раньше Перси никогда не рассказывал об этом так подробно. Видимо, раньше было еще не время. Не позволяли правила Фонда, или что-то в этом роде. Но почему тогда теперь…

Стоило вернуться этой мысли, как вдруг громкий голос рядом заставил вздрогнуть и обернуться. Голос Лады, но не из динамиков под потолком, а из радиоприемника, в обнимку с которым все еще сидел притихший Строук. А сразу же за этим раздался другой голос — короткий испуганный вскрик — и приемник полетел на пол с двухметровой высоты, от удара расколовшись, рассыпавшись деталями и осколками пластмассы.

Джефф сам не понял, когда успел вскочить и броситься к ганформеру. И обнаружил себя стоящим на коленях, торопливо собирающим разлетевшиеся детали — непонятно зачем, будто поспешность в этом деле могла помочь вернуть радио к жизни. Осознав это, Джефф замер, неловко прижимая к себе ворох повисших на проводках плат и микросхем. И поднял взгляд: лицо Строука исказилось гримасой отчаяния, такого незамутненного и искреннего, какое бывает только у детей, столкнувшихся — каждый раз как в первый, совершенно неожиданно и вероломно — с несправедливостью этого мира.

— Ну малыш, не расстраивайся, ну… Мы это все обязательно починим… можем вместе, хочешь? — предложил он почти машинально, чувствуя острую потребность сделать с этим хоть что-то немедленно, под сбивчивое бормотание Лады протянув руку и коснувшись прикрытого одеялом колена. Но по тому, как напрягся и сжался маленький снайпер, как отвернулся, захлопывая маску и закрывая лицо тыльной стороной кисти, сумел как-то понять, что дело не в приемнике. По крайней мере не только в нем.

А в чем еще? Растерянно опустив руку, Джефф прокрутил в памяти события последних секунд. «Перепутал частоту»… Лада вывел на динамики радио свой собственный голос, значит, собирался говорить по-другому… вероятно, по закрытой частоте комма со Строуком. И какая-то странная реплика без начала… Что же там было? Что-то про меха, который не в порядке. И…

Потрясенно замерев на пару секунд, Джефф следом выпрямился и сел на пятки, глядя в пространство. Это было о нем. О нем и об Айси. Которого Лада даже не знал, но сделал вывод, исходя из объективных фактов. Тех самых, которые сам Джефф безуспешно пытался сложить, точно эти рассыпавшиеся детали.

И что теперь? Задать прямой вопрос? Но Строук, кажется, и так вот-вот расплачется… если, конечно, меха умеют плакать. Было бы просто жестоко акцентировать внимание на промахе, за который он, вероятно, винит себя. Ведь это с ним сплетничал о новичке его друг. А попросить кого-то из людей выйти с ним на минутку для разговора — будет выглядеть так, как будто у них от винтовочки есть секреты. Делать вид, что ничего не произошло?..

В который раз за все время общения с мехами Джефф ощутил себя слоном в посудной лавке, из-за которого куча проблем, а попытки их решения принесут только новые. Растерявшись, он опустил голову… но вновь помощь пришла извне. Джефф услышал позади себя шаги, а в следующую секунду увидел, как смуглые руки бережно забирают из его рук останки приемника. Вскинув взгляд, он наткнулся на спокойную и выдержанную, ободряющую полуулыбку Таджа. Начальник волонтерской службы был, очевидно, привычен и не к таким неловким ситуациям: он водрузил детали на собственное кресло и как ни в чем не бывало улыбнулся уже Строуку, шагнув к нему и погладив по локтю:

— Джефф прав. Не грусти, маленький, все в порядке. Мы попросим, чтобы тебе принесли другой приемник… прямо сегодня, сейчас. А потом ты доделаешь свой, он будет, конечно, еще лучше.

Ладе достался только мимолетный взгляд в камеру: безмолвный, предупреждающий, с мягким осторожным упреком. Все это Джефф наблюдал, уже встав с пола и отойдя в сторонку, не спеша садиться — было как-то непонятно, что делать дальше, и на всякий случай хотелось быть настороже. И правильно: закончив с утешениями, Тадж обернулся к нему, попутно взглядом подав знак еще и Персивалю. И продолжил, обращаясь все еще к мехам, но глядя на людей:

— Пойдем-ка мы поищем, у кого есть ненужное радио. А заодно зайдем в кафе: время уже к обеду, надо с дороги подкрепиться. Мы еще обязательно вернемся, думаю, к вечеру. Не скучайте тут, — он снова обернулся к камерам и с улыбкой помахал рукой. — Лучше придумайте, как научить Джеффа играть в шашки. Вечером устроим мастер-класс!

Только когда они втроем сошли с трапа и отдалились на расстояние метров двадцати от транспортника, Джефф позволил себе глубокий вздох. И покосился на своих спутников, с лиц которых к этому моменту тоже сошли улыбки.

— Перси… — начал он отрешенно и бесцветно. Какой смысл в выразительности речи, если все и так понимают, какой вопрос он сейчас хочет задать. — Это правда? То, что сказал Лада Калина? Ты привез меня сюда, потому что думаешь, что Айси… тоже?..

Внешние микрофоны Лады так далеко не добивали, а посторонних, могущих помешать предстоящему серьезному разговору, вокруг по-прежнему не наблюдалось — запасная полоса была отличным местом, чтобы беседовать наедине.

— Почему бы нам не присесть, — решительно предложил Перси таким тоном, что сразу было ясно, что никакой это не вопрос. — Вон там у стены ангара есть скамейка…

Скамейка и правда имелась: солнце уже скрылось за рваными облачными клочьями, но дерево оставалось теплым. Конструктор сел первым, складывая руки на коленях, и тут же принялся тревожить фиксаторы перчатки.

— Я совсем иначе собирался начать этот разговор, — тяжело вздохнул Перси. — То есть, конечно, о таких подозрениях не молчат, но я бы присмотрелся сам, повнимательнее, дал бы тебе время самому освоиться… Жизнь в лице наших болтливых и не в меру догадливых проницательных подопечных вносит коррективы. Ты ведь теперь не дашь мне уйти от ответа, правда?

По-хорошему, даже если бы Джефф решил вдруг уступить — конструктор бы этой лазейкой не воспользовался. Придется сказать раньше, чего уж там, и в совершенно неподходящей обстановке… Но это лучше, чем оставить место для додумок. По опыту Перси, из смеси опасений, неведения и неверия никогда не рождалось ничего хорошего.

— Короткий ответ: да, это правда. Только погоди спорить, это… сложно. Выслушай, потом скажешь, что думаешь, если еще будет, что сказать, — смотрел конструктор сочувственно, даже понимающе. — Я работаю с аутлайерами всю жизнь, и с большинством, неважно, с заводским или приобретенным сбоем, сказать, что не так, можно с первого взгляда, если взгляд наметан. Они обычно неспособны выполнять функцию на общих условиях, глюк показывается на сканах, в общем, при желании не ошибешься — и не спрячешь, конечно. Точно так же есть мехи с откровенно скверным нравом и привычками, но они однозначно не аутлайеры, просто такие сами по себе. Но есть небольшая прослойка, всего несколько процентов… Их иногда называют пограничными случаями. Когда есть основания насторожиться, но никаких толковых фактов ни за, ни против. У нас нет повода утверждать, что Айси аутлайер — на самом деле вероятность, что это так, стремится к отрицательной, учитывая позицию его конструктора по вопросу. Да и синхронизация с таким мехом даром бы не прошла, — машинально опустив голову, Перси уставился на парализованную кисть, и видно было, как подрагивают, напрягаясь, мышцы предплечья, словно пытаясь сдвинуть застывшие, как воск, пальцы. — Но одновременно меня многое настораживает. Забудь на секунду, что он мех и что вы напарники. Что бы ты сказал и почувствовал, глядя со стороны на человека с такой личностью? Некоторые вещи нельзя списать не стремление к идеалу, Джефф. Если это вижу даже я, то Гидеон видит тем более. Даже консервативный типаж обычно не переносит перемены так тяжело. Любовь к чистоте и фанатичное стремление к порядку — кардинально разные вещи. И потом, та драка в мойке… Чтобы заставить человека или меха совершить что-то настолько несвойственное, нужно значительное потрясение. Легкая ревность внутри пар нормальна, не все умеют делиться, но она не должна производить такой разрушительный эффект на изначально не склонную к бурным эмоциональным всплескам личность. Должно было быть что-то еще. Как… Как когда у тебя бывает очень плохой день, кофе проливается на любимую рубашку, ссоришься со всеми, с кем вообще можешь, опаздываешь на важную встречу — и все это время держишь себя в руках. А потом тебя случайно толкают по пути домой, и ты ломаешь обидчику нос.

Уголки губ конструктора невольно дернулись: озвученное, сравнение вдруг показалось забавным, несмотря на то, что пришлось к серьезной теме.

— Я почти уверен, что «плохой день», глубинная причина, существует. Мы просто ее не знаем. Жаль, что мы не можем поговорить с Гидеоном — а мы не можем, не на эту тему, поверь мне, я пытался — опыт считаю неудачным, он и слушать не станет. А второй в команде ничего не делает без позволения старшего, даже про новости толком не расспросишь в нужном ключе… Все спецификации прикрыты грифом секретности, я давным-давно порываюсь выяснить, что это за постоянные смещения брони, но негде. Кстати, не замечал? Быть может, они часть гермомода, но если спросите меня — больше похоже на навязчивые движения.

Перси бросил короткий взгляд на Таджа — не то искал одобрения товарища, не то просто давал ему возможность что-то добавить, но все же продолжил сам. У него всегда куда лучше выходило разговаривать такие разговоры с мехами, а не с людьми. Сообщать преданным техникам и пилотам дурные вести всегда находились другие, более подходящие люди.

— Если окажется, что я начинаю терять чутье и Айси в самом деле в порядке — я порадуюсь первым и принесу всем заинтересованным официальные извинения. Можно даже в письменном виде. Но если я прав… Чем скорее мы поймем, в чем дело, тем больше шансов будет понять, как предотвратить возможный глюк и что способно его запустить. И под «мы» я в первую очередь имею в виду «ты». Гидеон — крайне закрытый человек, и команда его такая же, у меня нет ни возможности, ни полномочий к ним соваться. Если мои подозрения себя оправдаются, ты будешь для своего меха лучшим шансом. Послушай… Я знаю, что это не лучшая тема для размышлений, что конструктор говорит тебе совсем другое и что самое простое, что можно сделать — объявить меня выжившим из ума дураком и забыть поскорее. Но, раз уж нам пришлось об этом начать, просто имей в виду. Вот тебе еще кое-что: будь Гидеон так хорош, как ты о нем думаешь — он бы меня выслушал. Как-никак мы с ним одного уровня коллеги, я специализируюсь на аутлайерах, мое мнение не совсем безосновательно. Иметь с такими предупреждениями — долг ответственного создателя, желающего своим творениям блага, в том числе, — на секунду Перси прикрыл глаза, но тут же встряхнул головой: — А тебя мы возьмем в психиатрический блок, если ты сейчас не пошлешь меня к черту. Тебе стоит это увидеть, это… потенциально может пригодиться, — подразумевающееся, с чем именно, повисло в воздухе тяжелой ощутимой хмарью.

Пока Перси говорил, Джефф слушал его не перебивая. Но не только и не столько по его просьбе. Даже пожелай лейтенант что-нибудь сказать, возразить или уточнить — вряд ли он смог бы сейчас подобрать подходящие слова, чтобы сформулировать те обрывки мыслей, что метались сейчас внутри его головы, будто подхваченный ветром мусор из опрокинувшегося бака. Да и состояние было под стать: тяжко, липко на душе, словно выпачканной изнутри помоями. Одним словом, не до разговоров.

Но определенно он не винил в этом ни Ладу, ни Перси, ни, упаси боже, Строука — никого. Не злился, и не стремился закрыть тему. Уж если все это всплыло… запихивать обратно и делать вид, будто ничего не произошло, было бы наибольшей глупостью. Оставалось слушать. Склонившись вперед, облокотившись на колени, разглядывая бетонные плиты взлетно-посадочной полосы — в неплотно пригнанных стыках пробивалась трава, местами колосясь мелкими дикими цветочками, и ветер качал их белые звездочки, — то хмурясь, то едва заметно кивая и кусая губы.

Что он подумал бы, встретившись с человеком, который ведет себя так же, как Айси сейчас? С таким, который держит себя в черном теле, расписывает график своего дня по секундам и не делает различий между дисциплиной на поле боя и в быту? Который отрицает все, что не приносит пользы, и ненавидит себя за слабости вроде нормальных человеческих эмоций? Да что-что. Что у него не все дома, только и всего. А что мог бы сказать про человека, который поддерживает эти бзики, вместо того чтобы помочь? Ведь наверняка можно чем-то помочь, не может быть, чтобы нельзя — с его-то авторитетом…

Но бог с ним, с Гидеоном Россом, пока что — не о нем сейчас речь. Перекладывать вину и разыскивать в чужих глазах соринки — последнее дело. Он, Джеффри Хендерсон, виноват сейчас больше, чем кто бы то ни было в сложившейся ситуации. Как можно было не заметить, не понять тех вещей, что в устах Персиваля Экхарта звучали сейчас так убедительно и стройно? Как можно было поддаться иллюзии, что для одного вида одушевленных существ законы другие, нежели для иного — на том лишь основании, что первые состоят из металла, а вторые из органических тканей?.. Джефф вспомнил, сколько раз в его мыслях, особенно в первые дни, прозвучало применительно к Айси слово «машина», и едва не застонал от мучительного стыда. Ну и что, что в Академии такая терминология была общепринятой? Академию финансирует Министерство обороны, а государству, как уже говорили и Тадж, и Перси, выгодно замечать душу меха только тогда, когда она позволяет увеличить эффективность по сравнению с ботами и дроидами.

Разве такими категориями он думал в детстве? Скажем, в первом классе, когда на листах школьных тетрадей рисовал две корявые фигурки, большую и маленькую, с одинаковыми счастливыми улыбками на лицах — за такое нецелевое использование писчих принадлежностей ему, как сейчас помнилось, когда-то влетело от миссис Бауэр, высмеявшей перед всем классом его наивные картинки про дружбу. Годы шли, Джефф трудился, стремился к своей цели, прикладывал усилия для воплощения мечты… да вот только, как выяснилось, саму мечту невзначай посеял по дороге.

Теперь придется искать ее заново. Собирать по частям, по крупицам, учиться у людей, которые оказались более мудрыми и стойкими к давлению внешнего мира. Учиться у самих мехов, которых просто невозможно заподозрить в недостатке человечности. Перси был прав. Это место — лучшее из возможных, чтобы наблюдать и делать выводы.

— Я замечал, — наконец, спустя долгих полминуты тишины, тяжело кивнул Джефф, все так же глядя перед собой. — Движения. И… И просто выкинул это из головы. Даже не стал спрашивать у Гордона. Решил, что если никто не беспокоится — то все нормально, все так и должно быть. Перси, я…

Он вдруг вскинулся, обернувшись к двоим представителям Фонда — Экхарт все так же теребил перчатку, Бхаттар с независимым видом, закинув ногу на ногу, любовался облаками, — и пристально вгляделся в лицо инженера едва ли не с мольбой.

— Ведь не может же быть, чтобы так!.. Конструктор и его создание, к тому же единственное… Разве упустил бы Гидеон шанс исправить что-то, если бы этот шанс был? И он пообещал мне… Сказал, что попробует убедить Айси не загонять себя так. Правда это касалось только технической части: заправки, ремонта…

Джефф осекся, шумно выдохнул, проведя рукой по лицу. Все не то, все опять не об этом… Нет, сама мысль о возможных отклонениях в психике его меха не отталкивала и не ужасала его. В конце концов, он видел уже двоих аутлайеров, и с одним из них успел подружиться — ничего неприятного или жуткого в них не было. Но то, как это могло стать хотя бы теоретически вероятным, и как могли двое ключевых членов команды — конструктор и пилот — проглядеть такое… Осознание этого просто выбивало из колеи, заставляло мысли раз за разом вертеться по замкнутому кругу, не находя ни выхода, ни успокоения. И неизвестно сколько еще это продлилось бы, если бы не спокойный голос Таджа, зазвучавший спустя десяток секунд вновь затянувшейся паузы.

— Все это, конечно, важно, — начальник волонтерской службы встал, сделал шаг вперед: перед взглядом Джеффа оказались его светло-коричневые туфли. — И в пи-блок мы тебя обязательно сводим. Там совсем не страшно, даже Строуку нравится… но это все попозже. А сейчас — обед! Вы оба с утра ничего не ели… а если проявили благоразумие и заранее вспомнили, что такое полеты с Фальком — то и с вечера.

Неожиданно Тадж оказался прав. Джеффри вспомнил, что действительно не завтракал — впрочем, не оттого, что Перси его о чем-то таком особенном предупреждал. Просто с утра он и так обычно ел мало, а сегодня от волнения кусок не лез в горло: пришлось ограничиться чашкой кофе. И сейчас желудок, реагируя на упоминание о пище, ощутимо и звучно напомнил о своей пустоте. Словно насмехался над своим владельцем и его возвышенной скорбью.

— Пойдем-пойдем, — Бхаттар тронул Джеффа за плечо, и ничего не оставалось, кроме как подняться и последовать за гостеприимным хозяином этого места к одному из выходов с полосы. — Перси — он такой… Ему только дай волю — затаскает по всем окрестностям, пока ноги не протянешь. Сам забывает есть и спать вовремя, и других готов замучить…

Беззлобное, скорее шутливое ворчание в адрес друга, которым Тадж сопроводил старт их процессии, определенно разрядило обстановку. Как минимум тягостное молчание, в ходе которого приходилось мучительно соображать, что еще сказать по такому непростому вопросу, было прервано. И уже не возвращалось. Когда Тадж закончил выяснять, не слишком ли Перси с Фальком затерроризировали свое новое командование, и не забывает ли инженер принимать свои важные лекарства, он сразу же следом отловил кого-то из редких встречных людей и попросил раздобыть приемник для Лады и Строука — а дальше ангары сменились более разнообразным пейзажем, и Джефф уже сам непроизвольно нашел, на что отвлечься. Тадж только подсказывал, кивая то в одну, то в другую сторону, предупреждая еще невысказанные вопросы.

— В том краю, за ангарами — станция техобслуживания, одна из трех на территории. И ремонтный блок рядом. А здесь начинается главная улица, в конце будет центральная площадь. Нам как раз туда. Слева — клуб, здесь располагается большинство кружков по интересам. За ним начинается квартал с жильем для людей… кто-то предпочитает селиться под одной крышей в общежитии, чуть подальше есть отдельные дома на одну-две семьи. Там живу и я, с женой и дочкой, — он поймал удивленный взгляд Джеффа и вновь улыбнулся своей белоснежной улыбкой. Джефф немного смутился — в самом деле, с чего он решил, что работа в Фонде означает полное затворничество, оторванность от всего мирского, в том числе от семьи и детей? — и невольно улыбнулся в ответ.

— Вон там вдали, на скале — радиовышка, а у подножия горы — сама радиостанция, про которую говорил Шокстроук. И центр связи, откуда администрируют инфранет. Там же рядом — другие технические службы: пожарная часть, мобиль-парк, местная типография… Ближе сюда и правее, белое здание — это и есть пи-блок. А вот тот большой комплекс, самый высокий здесь — административные корпуса. Там работают все те, кто планирует и организует здешнюю жизнь. И Правление Фонда заседает там же. Ну, а здесь, на площади, — он обвел жестом большое открытое пространство, на которое они только что вышли, — средоточие светской жизни. Кинотеатр, музыкальный клуб, выставочный зал, и так далее. И, конечно, самое большое из местных кафе. Вот, собственно, к нему мы и пришли. Прошу, господа.

Еще проходя улицами этого необычного городка, Джефф обратил внимание, что абсолютно все здания — даже те, которые, казалось бы, предназначены только для людей — имеют высокие потолки, как в ангарах. Видимо, здесь считалось дискриминацией создавать такие помещения, в которые вход для мехов физически невозможен. И кафе, в которое Тадж привел их троицу, было не исключением. Вертикальное пространство умело и стильно использовалось путем размещения вдоль стен широких балконов, на которых так же, как на полу, были расставлены столики; но и центральная часть зала, и кухня, видная за низкой перегородкой, были созданы по росту меха-крупнотоннажника.

— Зачем тут такие потолки? Разве сюда заходят мехи? — все-таки не выдержал Джефф, и поинтересовался с набитым ртом, когда они втроем уже сидели за столиком полупустого зала, предварительно набрав на подносы чего душа пожелает со шведского стола. Отправляя в рот очередную ложку густого кремового супа, заедая его потрясающе ароматной и явно свежевыпеченной булкой, он вопросительно уставился на своих провожатых.

— Еще как заходят, — улыбнулся Тадж, орудуя ложкой в своей тарелке. — Мы, конечно, не можем совместить место, где едят люди, с заправкой… но кафе — это не только место утоления голода. Сюда приходят встретиться, пообщаться, отметить праздник… Было бы несправедливо лишать мехов возможности делать это вместе с их знакомыми людьми. Но это, впрочем, уже во-вторых, а во-первых — вот это.

Он указал черенком ложки куда-то за плечо Джеффа, сидевшего спиной к кухне.

Тот обернулся — и застыл с недожеванным куском хлеба во рту. «Вау», — только и смог он пробормотать, растерянно улыбнувшись.

Среди кухонных приборов и стеллажей, в окружении нескольких человек в обыкновенных поварских костюмах, неторопливо и уверенно двигался коренастый мех в броне светло-желтого цвета. Он смотрелся настолько органичной частью процесса, что при входе и первом беглом обзоре Джефф его попросту не заметил. Вот он приблизился к плите с кипевшей на ней большой кастрюлей, снял крышку, двумя пальцами ловко подцепил половник и помешал варево, после чего взял с полки какую-то пластинку, провел половником над ней. На массивном, широком предплечье открылась крышка: мех поместил пластинку туда, отложил половник и замер, будто прислушиваясь к своим ощущениям.

— Что он делает? — шепотом спросил Джефф, снова обернувшись к столику.

— Проводит спектральный анализ, — невозмутимо объяснил Тадж. Выдержал паузу в секунду, и снова улыбнулся недоумевающему лейтенанту.

— Рэй служил в разведбатальоне, его использовали как передвижную полевую лабораторию. Он буквально напичкан всякими датчиками и приборами для исследования самых разных веществ. А теперь он — наш самый знаменитый шеф-повар. Мехи, как нетрудно догадаться, не могут попробовать человеческую пищу… но Рэй, когда попал к нам, научился сопоставлять данные о составе продукта с его вкусовыми качествами и пищевой ценностью. Это позволяет ему не просто повторять уже существующие рецепты, но и изобретать новые. Он настоящий талант… практически все блюда здесь — это его авторские творения. Перси любит говорить, — Тадж взглянул на друга с улыбкой, — что, когда мы будем готовы заявить о себе, когда выйдем во внешний мир — у Рэя будет собственный ресторан на Манхэттене, и бронировать столики там будут за три месяца. Он, конечно, большой оптимист… но что верно, то верно, такого нет еще нигде в мире.

Не успел люк закрыться за гостями до конца, как на иллюминаторы опустились заслонки, и частота комма снова ожила. Ворох манипуляторов бережно, но настойчиво подтолкнул все еще отходящего от расстройства Строука в сторону элементов управления, в нос — маленькая винтовочка вполне могла уместиться в кабине, даже при большом желании пилотировать с размахом сделанный транспортник. Снайпер зацепил взглядом развалины приемника и огорченно вздохнул вентиляцией: хоть Тадж и обещал ему новый, но это ведь будет уже совершенно другой приемник! Строуку всегда нравилось одушевлять свои любимые вещи — они, конечно, не мехи, разума и души у них нет, но, может, хоть чуточку…

— Я придумал, что мы сейчас будем делать! — нарушая ход его размышлений, внезапно провозгласил Калинка. — Нам с тобой надо разгадать эту тайну! По крайней мере, разузнать об этом мехе побольше — нам-то точно ничего не расскажут.

— Не надо! — испуганно попросил снайпер. — Мы и так его пилота обидели, он теперь, наверное, будет грустить и бог весть что о нас подумает… А если мы еще будем в это дело лезть, совсем что-нибудь испортим!

Ладе все-таки удалось довести его до инфопанели; манипуляторы на минутку вернулись в грузовое отделение, а когда снова явились — тащили за собой одеяло, которое накинули Строуку на плечи и дуло и слегка надавили сверху. Ганформер послушно сел, рассматривая панель с таким видом, будто она планировала на него броситься и забрать его душу.

— Да не трусь, мелкий, будет весело! — когда Лада начинал вещать с таким воодушевлением, остановить его могло разве что прямое попадание из ракетной установки. — У меня замечательная мысль, как мы это сделаем. У Фонда ведь есть базы данных для отслеживания потенциальных новичков и происшествий, так? Так! И нам даже раз или два давали доступ поиграться. Сейчас мы им воспользуемся и посмотрим, найдется что-то или нет! Военные модели, конечно, секретные, но мы же не чертежи его ищем, правильно? Соглашайся, будет здорово! Как в том классном сериале про детективов!

— Я его не смотрю, он страшный, там все время кого-то убивают, а мертвые люди выглядят ужасно, — резонно возразили из одеяльного кулька. — А доступ нам давали только под присмотром, самим нам нельзя! Про это узнают, и нас накажут, — Строук натянул одеяло еще сильнее, и наружу теперь торчали только дуло и мерцающая красная оптика.

— Пожалуйста, давай не станем! Это… плохо, это их личное дело. Что скажет Тандер, когда узнает, чем ты занимаешься?

На секунду показалось, что этот аргумент подействовал: Калинка замолчал, что-то обдумывая. Но почти сразу просиял — судя по голосу, транспортник только что постигло величайшее озарение:

— Точно! Тандер! Если Джефф с базы Фалька… то Тандер и предмет нашего расследования, — в каком месте эта история тянула на «наше» и когда успела получить гордый статус расследования, было явно известно одному только Ладе, — служат в одном месте! Мы можем просто ему позвонить, если запустим мой старый апгрейд для шифровки переговоров, и хорошенько расспросить. Частоту я знаю. Вуаля — Тандер будет нашим агентом под прикрытием!

Снайпер хотел было сказать, что Тандер ни за что не стал бы ни в чем подобном участвовать, но, во-первых, Калинку в команде баловали, а его затеям иногда подыгрывали, понимая, что он тоскует в неподвижности, когда на его долю не хватает занятий… А во-вторых, его ведь все равно не послушают. Строук любил Ладу и знал, что к нему самому хорошо относятся в ответ, но надо было смотреть правде в глаза: когда увлекаешься, вообще ни к кому прислушиваться не будешь, не то что к Строуку. Быть компактным и неприметным было в его случае бесполезно — не привлекать лишнего внимания все равно не помогало в силу природной неудачливости, а нужного иногда лишало. К тому же он был здорово расстроен, а кто хочет спорить, когда ему грустно? Ну, кроме Эрца. Эрц хотел спорить всегда, особенно — когда у него не задавался день.

— Слушай, винтовочка, ты извини… за приемник и вообще, — вдруг ни с того ни с сего все-таки притормозил Калинка, ласково приглаживая край одеяла манипулятором. — Но мне правда так ужасно интересно! Разве тебе совсем-совсем не хочется знать, что там за история такая? Да и потом, мы ведь можем просто поговорить с Тандером, даже если он откажет. Я скучаю.

Вздрогнувший от изумления Строук посидел с отключенной оптикой, решаясь — хотя, если совсем по-честному, скорее просто выжидая, пока нестабильная нейросеть успокоится: для него все было решено еще в тот момент, как Калинка решил позвонить танку вне очереди. Все-таки эта очередь еще когда настанет, а грустно уже сейчас.

— Я тоже, — медленно кивнул снайпер. — Ладно. Хорошо. Но если Тандер скажет ничего не делать, то мы не будем?

— Если Тандер скажет, мы не будем, — легко пообещал Калинка; получив-таки поддержку товарища, он испытал осязаемое облегчение — проворачивать шалости одному было, как он любил иногда пояснять, совершенно неинтересно. — Давай скорее звонить, пока Перси не вернулся, не то не видать нам детективной карьеры, как Птичнику покоя…

Фонд понемногу оживал, и кафе начинало заполняться — время от времени Перси и Тадж приветствовали жестом или улыбкой кого-то из многочисленных знакомых. Облюбовавшему местную кухню меху Перси помахал рукой, когда тот повернулся в нужную сторону, и получил короткий дружелюбный ответ в виде перемигивающейся подсветки.

— Талант у него что надо, это точно! У нас тут есть еще и второй поклонник готовки. Ни за что не догадаешься, кто, — Перси заговорщицки подмигнул пилоту, с достойным лучшего применения упорством пытаясь впихнуть в пальцы парализованной руки ложку и удержать за счет жесткой перчатки; он вообще последние пять минут больше забавлялся и травил байки, чем ел. — Тандер! Правда, он, как истинный танк, у нас натура практичная и интересуется исключительно тем, что могут попробовать сами мехи. Всякая перегонка топлива, «сладости», которые обожает Фальк, например…

Неожиданно откуда-то с улицы раздался приглушенный хлопок, похожий на слабый или отдаленный взрыв, а потом взвыла дважды и затихла сирена. Сидящие за столиками люди невозмутимо продолжали есть, разве что женщина по соседству случайно опрокинула стакан, а наконец-то принявшая равновесие ложка крутанулась и полетела из безвольной хватки на пол.

— Спокойно, это не тревога, а простой оповещатель, — тут же сориентировался конструктор. — У нас тут целая система сигналов, динамики развешены по всей территории, а система связана с коммлинками каждого члена персонала и резидента, до одного. Это нужно на случай серьезного чрезвычайного происшествия, буде такое случится: у нас есть планы и протоколы эвакуации и безопасности на почти любой разумный случай, хоть тут это и непросто… Но этот конкретный сигнал — просто небольшой инцидент в психиатрии, случается по пять раз на дню. Нечего беспокоиться. Чуть дальше мы бы этого даже не услышали. Уверен, они скоро дадут всем, кого это касается, знать через комм, как там дела, и мы все равно можем прийти… — он выглянул в окно и, слегка поменявшись в лице, изучил густой столб дыма, поднимающийся над белоснежным блоком. — В общем, надо проверить.

По мере рассказа Таджа Джефф чувствовал, как все больше расслабляется. Все же это казалось удивительно трогательным: история о мехе, который отказался изучать взрывчатку, при помощи которой убивают людей, и вместо этого стал специалистом по пище, которая поддерживает жизнь и приносит удовольствие. Джефф даже поймал себя на том, что вновь начал улыбаться. Собственные беды словно отходили на второй план, и начинали казаться не такими уж серьезными. Если есть настолько яркий пример того, как меха способны бескорыстно любить и понимать людей, то почему бы не разрешить себе хотя бы надеяться на то, что с собственным напарником когда-нибудь удастся достигнуть такого же уровня взаимопонимания?..

Между делом задумался он и о том, что будет, когда Фонд на самом деле выйдет во внешний мир. Как скоро это случится? Застанет ли этот момент нынешнее поколение людей? Доживет ли Перси? А он сам, Джефф? Не нужно быть высоколобым ученым-социологом, чтобы понять: адаптация общества к новым моральным и нравственным нормам — процесс небыстрый. Чтобы признать право на самоопределение тех, кто до сих пор воспринимается как инструмент для удовлетворения тех или иных нужд, кто создается и используется именно как такой инструмент, чтобы признать их равными себе — нужно время и силы. Чтобы искоренить страх перед ними, понять, что те, кто сильнее, необязательно мечтают первым делом воспользоваться своей силой для захвата власти — потребуется, возможно, еще больше времени, и уж точно больше сил.

Но все это стоит того! Джефф тихонько вздохнул, представив, каким прекрасным мог бы быть мир, где люди и мехи живут бок-о-бок в согласии, помогают друг другу и уважают друг друга, как братьев по разуму и душе. Да, нынешнее поколение меха создано людьми, в их создание вложено немало сил и средств. Но ведь когда люди, например, заводят ребенка — они тоже вкладывают в него прорву того и другого, на протяжении долгих лет. И никому не приходит в голову сказать, что на этом основании сын или дочь должны являться собственностью родителей и выполнять все их приказы. Точнее как… приходит, конечно, есть отдельные индивидуумы. Но в последние пару сотен лет их успешно выявляют, клеймят общественным позором, лишают возможности дальше калечить психику своих детей. Когда же это утвердится в сознании и применительно к существам с рукотворной душой?..

От размышлений отвлек заставивший вздрогнуть рев сирены. Джефф вскинулся, бросил быстрый взгляд на лица спутников. И немного успокоился, когда Перси объяснил, в чем дело, но все равно, проследив его взгляд в окно, внутренне сжался от вида дымового столба. Картинка идиллического мира, полного доброты и взаимопонимания, едва успев сложиться, пошла в его сознании заметными трещинами.

— Да, что-то разошлись сегодня… — пробормотал Тадж, листая сообщение на экране над браслетом. Легкая тень озабоченности легла на его лицо, и Джеффу стало совсем не по себе: насколько он успел изучить характер начальника волонтерской службы, это означало, что любой другой на его месте уже рвал бы на себе волосы в панике и отчаянии. Но когда спустя секунды Тадж поднял лицо, оно вновь было спокойно, хоть и решительно.

— Я поеду туда. В психиатрии сегодня бригада моих новичков, работают второй месяц, еще растеряются с непривычки. Лейтенант Хендерсон, прошу прощения — вынужден вас покинуть. Ничего страшного, Перси знает здесь все не хуже меня, и сможет вести осмотр дальше сам. Я сообщу, когда все устаканится, — встав из-за стола, Тадж положил ладонь на плечо Экхарта и слегка сжал пальцы, будто безмолвно убеждая его сидеть на месте, спокойно продолжать обед и не соваться туда, где опасно. А затем исчез стремительно и бесшумно, как тень. Перси был не только инженером, но и боевым офицером меха-войск, пилотом аутлайера с воздушным альт-модом, и с опасностью был знаком не понаслышке — но Тадж, это было очевидно, все равно волновался за друга и берег его.

— Перси… — осторожно начал Джефф, едва Бхаттар исчез из поля зрения. В отличие от конструктора, почти не приступившего к еде, он уже доел суп, и теперь задумчиво цедил через соломинку тоже густой, полный мякоти яблочно-морковный сок из высокого стакана. — А бывает здесь такое, что меха… калечат людей? Случайно, наверное, бывает, а намеренно?..

Комм Перси звякнул почти одновременно с браслетом волонтера, и всеобщее внимание тут же переключилось на пояснительное сообщение. Конструктор только коротко глянул на друга снизу вверх, но позволил оставить себя за бортом разбирательств: не было такого происшествия, которое не привлекло бы его внимания, но что уж тут поделаешь, если тебя молчаливо просят.

Он бы, может, еще передумал и кинулся бы следом, если бы не вопрос Джеффа.

— Отвечая на первую часть вопроса: чего тут только не бывает, включая серьезные происшествия. Это естественно в подобном месте и на такой работе. Что до второй… А это смотря как ты определяешь случайность, — Перси рассеянно побарабанил пальцами по столу; есть он явно даже не собирался, особенно теперь, когда беспокойный разум конструктора напрочь заняло ЧП.

— У нас ведь тут нечто среднее между лагерем беженцев и стационаром. Я не слишком люблю, когда люди в первую очередь судят чужие поступки по диагнозу, но иногда это необходимо. Подавляющееся большинство резидентов нуждаются в долгой и сложной терапии, бывает всякое. Мехи, как и люди, реагируют на травму по-разному. Есть такие, как Строук, есть вычурные случаи дисфории и диссоциации… Всех их объединяет то, что они сравнительно безобидны. Но нельзя забывать, что здесь собраны военные модели. Оружие у подавляющего большинства мы снимаем или отключаем, но боевую прошивку не открутишь. Так же, как и солдаты из плоти и крови, наши резиденты частенько отвечают на угрозу насилием. А что уж покажется угрозой… — он коротко усмехнулся и постучал по парализованной руке повыше перчатки. — Воздушные модели темпераментны и импульсивны. За последние десять лет члены звена отправляли меня в госпиталь ровно пятнадцать раз, и это только то, с чем не могли справиться местные медики и дроны. Предшествующая Фальку модель, Найтхоук, в приступе ярости столкнул меня с трехметрового верстака и сломал мне руку в трех местах, потому что Линда запретила ему красить закрылки товарища в конфетно-розовый. С тем же успехом мог бы сломать шею. Это не было случайностью как таковой — иногда мои сикеры вполне осознанно хотят причинить мне или Линде боль. Но не их вина, что я собственными руками создал их склонными к подобным истерикам.

Он снова приподнялся из-за стола, рассматривая неутихающий столб дыма. Деталей было не видать, а стрельбы и новых взрывов не было слышно, но в нужную сторону уже направлялся кое-кто из резидентов с красочными метками здешних инфорсеров. Такую поддержку составляли наиболее стабильные психически, способные на самоконтроль обитатели Фонда с интересом к справедливости и поддержанию порядка. И, желательно, молдом потяжелее. В общем, кто-то вроде Тандера.

Тадж прав, новенькие волонтеры запросто могут растеряться, особенно если кто-то уже пострадал. Все-таки зря он не взял с собой самого Перси! С другой стороны, удачно, что Фальк сейчас занят Эрцем, а звено на очередном социальном мероприятии в Птичнике — его птички любили быть в центре событий, что иногда бывало опасно что для них, что для остальных участников.

Да и Джеффа, все еще ждущего продолжения, было бы не с кем бросить, не внутрь же его тащить…

— Есть и более спорные случаи, когда инциденты случаются не на эмоциях, а оказываются спланированными. Это… с гордостью должен заявить, что это огромная редкость, но все же бывает. Такие вещи восходят к чему-то вроде представления о справедливости. Для некоторых аутлайеров врагами становятся не причинившие ему или ей вред люди, а вообще весь род человеческий, а если случайно попадается член команды, напоминающий давнего обидчика или сам кажущийся обидчиком, например, лезущий в душу психолог, вполне может оформиться удачная мишень для приложения боли и гнева. Все волонтеры и сотрудники Фонда без исключения подписывают специальные бумаги и проходят инструктажи, где их знакомят с тем, что работа у нас опасная и бывает всякое. Пострадавшему окажут всю возможную помощь, своих мы не бросаем… Что до напавшего — будет разбирательство, но с трибуналом оно не стояло и близко. Это скорее способ выяснить, кто проглядел зарождающийся конфликт и как до повторять печальный опыт. Дисциплинарные меры у нас применяют, но они тоже бесконечно далеки от того, что иногда творят офицеры и даже некоторые конструкторы со своими подопечными.

Перси поджал губы, хмурясь, и коротко помотал головой.

— Не понять мне этого… Представить не могу, как приказал бы намеренно сделать Фальку больно. Но я вообще, как показывает практика, у нас натура от реальности оторванная и много чего представить не могу, а люди вон делают и совестью не мучаются… Так или иначе, в Фонде все сводится к тем же мерам, что и в психиатрических больницах. Изоляция — в первую очередь на благо других резидентов, а не в качестве наказания. Активные попытки разобраться, как так вышло, и сделать повторное проявление агрессии непривлекательным шаблоном поведения. Всякие психологические штучки. Бывает, хоть и не всегда, что жертва инцидента и виновник потом заново налаживают отношения. Все зависит от того, как на это все смотреть и что считать за злонамеренность.

«Найтхоук», — повторил Джефф беззвучно, одними губами, незнакомое имя. И почувствовал, как по коже вполне явственно продрал мороз. Пятнадцать раз, не считая, кхм, мелких царапин… Да, конечно, сикеры есть сикеры, и Фальк из них самый нормальный, к тому же их много на одного Перси… Но все же. Даже не инцидент, а одна лишь его вероятность для Джеффа могла бы, возможно, стать непреодолимым препятствием к общению с опасными мехами. Отчего-то неожиданно ярко он вспомнил, как тогда, в мойке налетел на Фалька, еще не успокоившегося толком после драки — и только сейчас понял, как рисковал. А ведь когда Айси показывал ему видео — не поверил, не проникся. Война и есть война. Там есть ты, и есть тот, кто против тебя, кого необходимо нейтрализовать — что бы это ни значило. Остановить, повредить, уничтожить.

Но когда это здесь, со своими…

И Перси еще так легко говорит об этом, как будто все в порядке вещей. Как будто с каждым может случиться.

А если вспомнить, что и сам Айси, возможно — тоже аутлайер…

Джефф натужно сглотнул комок в горле и покивал, отгоняя лишние мысли. Перси прав, все на самом деле очень непросто. Как определить меру осознанности в причинении вреда другому существу? Могут ли вообще быть здесь какие-то универсальные подходы? Сам он, когда говорил о случайностях, имел в виду скорее причинение увечий по неосторожности: не заметил человека при очередном шаге или взмахе руки, или что-то в этом роде. Но если вдуматься, то описанные Экхартом ситуации отличались ненамного. Мех и в самом деле не может быть виноват в том, что создан эмоционально неуравновешенным — это все равно что обвинять слепого в том, что он не смотрит куда шагает. Но где та грань, за которой оправдание поступков индивидуальными особенностями психики может перейти во вседозволенность? Ведь это актуально и для людей. И судя по тому, что за все тысячелетия существования человечества никому так и не удалось построить идеально справедливое общество и государство — ответ на этот вопрос до сих пор неизвестен.

Глядя на столб дыма, что уже начал постепенно редеть — возгорание, судя по всему, удалось ликвидировать оперативно, — Джефф невольно вздохнул. До чего же, должно быть, сложно управлять таким местом, как этот Фонд.

А еще появилась неловкость. Джефф вдруг почувствовал себя обузой, каким-то неуместным и лишним элементом в здешней картине. Там, в пи-блоке, кто-то только что пострадал, возможно и погиб — а Перси вынужден, несмотря ни на что, продолжать развлекать гостя рассказами и экскурсиями. Ведь нельзя же просто отпустить его бродить по Фонду одного. Быть может, стоило сразу показать ему его комнату, или дом, или где там его собрались временно селить — ведь посещение изначально не предполагалось ограничивать одним днем — и оставить его там, а потом вернуться, когда важных дел будет поменьше… но напрашиваться на проявления гостеприимства лейтенант тоже не мог. Что ж, в конечном итоге решать все равно придется самому Экхарту. Снова неслышно вздохнув, Джефф отставил опустевший стакан — ненавязчиво демонстрируя, что закончил с трапезой, и готов перемещаться куда скажут, — и подпер подбородок кулаком.

— Дисциплинарные меры… — пробормотал он, глядя в пространство. Эта тема с самого начала и пугала его, и притягивала своей неизученностью, неизвестностью, выходом за рамки того, о чем говорили в Академии. Тогда, в самом первом разговоре с Айсбрейкером, Джефф малодушно свернул беседу и собственные размышления по поводу нее. Мол, его это никогда не коснется, это все происходит где-то в далеком параллельном мире, населенном бесполезными и опасными глюками-аутлайерами. Даже вспоминать теперь стыдно.

— В армии с этим действительно все так плохо? Я пытался когда-то расспрашивать Айси, он рассказал совсем немного. Мол, могут запереть в ангаре, могут урезать топливный паек. Но про «сделать больно»… нет, про это не было.

С момента, как ему в голову пришла идея притащить Джеффа в Фонд, Перси о ней так и не пожалел. Лейтенант оправдывал все его ожидания — был любопытен, но вполне корректен для новичка, не лез куда не просят, честно пытался осмыслить увиденное… задавал правильные вопросы. У последнего был разве что незначительный минус — на них приходилось, в конце концов, отвечать.

— Вопрос наказаний в первую очередь решает конструктор. Если происшествие не настолько серьезное, чтобы вмешивать комиссию, нам говорят что-то вроде «разберитесь сами, только не мешайте командованию перекладывать бумажки», — хмыкнул Перси и тут же едва заметно поморщился: — А конструкторы, сам понимаешь, бывают самые разные. Ограничение пайка и перемещений тоже можно выполнить по-разному. Одно дело — снять добавки сверху, вроде сладостей, которые обожают мои птички… Сам понимаешь, не вредит, а действует прямо как на детей. И совсем другое — опуститься ниже лимита, необходимого для комфортного функционирования. С болью та же история. Я почти не слышал про откровенные нарушения, но это можно сделать не напрямую, например, запретить стазис для ремонта…

Конструктор сделал паузу, давая собеседнику обдумать сказанное — он вообще частенько брал таймауты в случайных местах, чтобы компенсировать природную разговорчивость.

— В сущности дисциплинарные ухищрения никем не проверяются. Понятия не имею, где та грань, за которой вмешается командование: они ибо не дают себе труда поинтересоваться, либо им плевать, и второе, как это ни печально, случается куда чаще. Военные необычайно предвзяты в адрес наших подопечных, даже сильнее остального мира… В Фонде есть мех, конструктор которого считал, что подкрутить настройки нейросети так, что любой стимул усиливается десятикратно — отличная идея для наказания. Фактически он изобрел способ вызывать мигрени. В курсе было человек двадцать самое меньшее, и ничего, всем казалось, что конструктор лучше знает, как поступать.

Не нужно было быть телепатом, чтобы догадаться, что эта тема в первую очередь огорчает самого Перси: при всем своем богатом опыте и сотнях виденных и лично разрешенных случаев конструктор всецело сохранил способность сочувствовать своим и чужим подопечным, и лишние напоминания о несправедливости мира он находил угнетающими. Правда, как все у Перси, ненадолго.

— Знаешь что, Джефф? Чем обсуждать такие скверные вещи в такой замечательный день, почему бы нам не навестить кого-нибудь еще, — предложил Перси. — Зайдем в Птичник, тамошние обитатели всегда умеют развеселить.