Гарри Поттер и Ось Времён (гет)

«Осуществляя месть, человек уподобляется своему врагу, пренебрегая же местью, он возвышается над ним». (Ф. Бэкон)

Сознание возвращалось, но почему-то пугающе медленно. Ощущение было такое, словно какое-то гадкое и нехорошее существо макнуло несчастную беззащитную жертву в лице Гарри в вишнёвый кисель, собственно лицом. При этом предварительно грязно надругавшись. А потом начала болеть голова. Да так, словно нехороший человек на этом не остановится и принялся радостно возить по ней чугунным утюгом. Раскалённым. С помощью магии.

Смекнув, что дальше будет только хуже, Гарри собрался с силами, возжелав получить воздаяние за грехи свои, прошлые, настоящие и будущие, не по частям, а единовременно, по принципу «так быстрее отпустит», резко открыл глаза и попытался чуть приподняться на локтях. Увы, безуспешно. Общее ощущение того, что органы его во всех отношениях бесценной персоны живо напоминали вату, вежливо подсказало, что, кажется, он парализован. Гарри поблагодарил этого подсказчика, поздравил себя с шизофренией и, наконец, огляделся.

Догадка относительно злобного нехорошего гада поблизости, как ни странно, полностью подтвердилась. Правда, гаду на самочувствие (или самобесчувствие) Поттера, судя по всему, было оскорбительно наплевать.

Профессор Снейп (а на ответственную должность верховного гада на данный момент был торжественно наречён именно он) дирижировал снующими туда-сюда учениками, оперативно вливающими какую-то крайне неаппетитную отраву (явно настоянную на лягушачьих лапках, или чём поядрёней) больным, возлежащим на кроватях. Поттер с возмущением отметил, что сам он всё ещё валяется, художественно раскинувшись, на каменном полу рядом с камином.

«Вот так ревматизм и зарабатывают», — сделал горький вывод он.

Впрочем, он был несправедлив к окружающему беспределу: справившись с бессовестно закрывшими обзор зелёными кругами (возможно и чёртиками — он не приглядывался), Гарри обнаружил, что жизнь не настолько сурова, как ему показалось в первый момент: на полу оставили валяться не только его. Да и в целом обстановка и расположение бездвижных тел с момента его отключки изменилась мало. Отсюда вывод: пролежал он тут совсем недолго, однако триумфальное появление Снейпа всё-таки пропустил. Видимо, по дороге профессор в добровольно-принудительном порядке рекрутировал не успевших попрятаться учеников.

Если судить по тому, что самого Гарри зельями поить не спешили, то он был признан либо мёртвым, либо наоборот – живым и потому не заслуживающим внимания. Обидно, однако — пока не умрёшь, никто о тебе слова хорошего не скажет…

Откуда-то сзади, где, как помнил Гарри, ещё с полчаса назад обреталась входная дверь, раздался грохот. Если бы Поттер мог пошевелиться, то, наверное, подпрыгнул бы. Однако, к счастью, шевелиться он не мог. Видимо, дверь была всё ещё там, хотя, если кто-нибудь её ещё раз откроет с таким рвением, возможно директору придётся вплотную заняться заменой садистски попроченного интерьера больничного крыла.

— Северус, что тут происходит?!

Оказывается, дверь открывала МакГонагалл. А по звуку — по меньшей мере пещерный тролль. Устыдиться того, что сравнил родного декана с таким неэстетичным созданием, как пещерный тролль, Гарри не успел, потому как Снейп изволил ответить:

— Понятия не имею, что тут случилось, об этом спросите Поттера когда очухается, а сейчас дайте шкуру летучей мыши… я сказал три щепотки, Митчелл, а не пять горстей!

Шея упорно отказывалась шевелиться, так что, чтобы разглядеть подробнее, что там такое происходит, Гарри пришлось совершить такое хитрое движение глазами, что он всерьёз опасался за то, станут ли они когда-нибудь прежними. Ближе к окну, там, где раньше стояла кровать Рона, дымился увесистый котёл. В нём явно что-то варилось. Хотелось верить, что противоядие. И как раз туда Элаиза Митчелл, одна из счастливчиков, выловленных Снейпом на маршруте подземелье-больничтое крыло, собиралась что-то насыпать. И видимо немного перепутала пропорции. Со всеми бывает…

— Профессор, у вас Поттер очухался, — обратила внимание зельеведа на сию незначительную деталь неизвестно когда подошедшая вплотную МакГонгалл.

— Поттер, что вы тут устроили? – не отрываясь от смердючего варева, резко спросил Снейп, передумав отдавать право допросить юношу МакГонагалл.

Возмущённо завопить Гарри, увы, не смог – парализовывал белёсый туман, как выяснилось, капитально. Однако, видимо, глаза он выпучил настолько красноречиво, что по-прежнему стоящая над ним профессор МакГонагалл сделала определённые выводы, достала палочку и прочитала заклинание снятия паралича. Гарри с прискорбием отметил, что паралич, увы, был не обычный, а специальнообученный, и заклинанием до конца не снялся: ноги двигаться по-прежнему отказывались.

— Спасибо, — пробормотал Гарри, приподнимаясь на локтях. В голове, казалось, проходил парад по случаю дня рождения Королевы. Вспомнив, что после парада, как правило, начинается салют, Гарри горестно схватился за голову. – Как все?

— Живы. Так что тут всё-таки было, Гарри? – постановка вопроса профессором МакГонагалл юноше понравилась куда больше и он, обрадованный хоть сколько-нибудь хорошими новостями, по возможности подробно изложил, что застал в лазарете.

— А Берк где? – осведомился юноша, пока зельевед что-то колдовал над ближайшим к нему пострадавшим. На самом деле Гарри бы его к ним на пушечный выстрел не подпустил, но, увы, мадам Помфри в себя приходить не спешила, а за неимением медсестры преподаватель зелий был единственным, хоть сколько-нибудь разбирающимся в медицине.

Яды ведь тоже в каком-то смысле медицина…

— А вы уже соскучились? – спросил Снейп, оставляя несчастного больного в покое.

— Да не то чтобы, — признался Гарри, медленно и торжественно усаживаясь на пятую точку прямо рядом с камином, но так и не рискнув отпустить свою многострадальную и однозначно больную голову. – Но когда прознает, что интересное без него кончилось, поднимет вой в два раза громче… Зачем?!

Последнее его восклицание было закономерной реакцией на то, как Снейп досадливо махнул палочкой в сторону зелья, испаряя его.

— Потому что эта бурда тут не поможет, — снизошёл для объяснений зельевед и тут же принялся запугивать своих невольных ассистентов, разбавляя обещания страшных кар указаниями, что требуется немедленно принести из лаборатории, и не дай им Мерлин что-нибудь разбить, перепутать или потерять. Ребята прониклись и оперативно покинули помещение, спеша оказаться от Снейпа подальше. Закономерное желание. – Поттер, перечисляйте ваши симптомы.

— Голова болит, — честно принялся за диагностику собственного потрёпанного организма Гарри. – Круги перед глазами, почти ничего не видно. Дышать трудно, как будто в комнате много дыма. Ноги не шевелятся – частичный паралич, а пока профессор не поколдовала был полный. И эйфория, будто что-то выкурил. Да, и сейчас стошнит, — поспешно предупредил он и получил какую-то ёмкость, в которую счастливо уткнулся носом. Ёмкость оказалась уткой. По счастью пустой.

Когда Гарри вернулся к обществу, Снейп уже мрачно мешал что-то в котле, а ученики под руководством МакГонагалл разложили пострадавших (кроме всё того же Гарри, что было уже свинством и вселенской несправедливостью) по свободным кроватям и поспешно ретировались.

— И как это лечится? – осведомилась наконец МакГонагалл.

Снейп немножко чересчур сосредоточенно мешал в котле жутковатое варево, в котором Гарри, если бы когда-нибудь учил прикладное зельеваренье, опознал противообездвиживающее зелье. Увы, он толком знал исключительно яды, так что опознать его не смог. Отвечать, однако, Снейп не спешил. Пауза затянулась до неприличия, но, наконец, он, нехотя, словно рецепт немагического лекарства от простуды, признал:

— Алкоголем.

Дальнейший диалог, увы, был невозможен, так как именно в этот момент внимательно прислушивающийся к разговору Поттер не выдержал и расхохотался. Причём той самой разновидностью демонического хохота, которую так долго и упорно репетировал в младших классах Том Риддл.

— Поттер, — прорычал Снейп таким тоном, будто наступил в стерильной лаборатории на таракана, который, в сущности, сам по себе ничего плохого не делает, но стерилизовать всё придётся заново.

— Меня нельзя выгонять – я потерпевший, — быстро заявил отсмеявшийся подросток, хихикнув.

— Напою костеростом, — пригрозил зельевед сквозь зубы. – А потом опять напою. И так пока вторая голова не отрастёт.

— Это, между прочим, ещё и второй рот, — авторитетно просветил Поттер, — вам одного мало?

— Поттер!

— Молчу, боюсь…

Страха Гарри перед костеростом хватило минут на пять.

— А меня вы тоже поить будете?..

— Поселю в одну палату с Малфоем, — продолжил угрожать Снейп.

— Не надо, он храпеть будет!

— Скормлю фестралам.

— Подавятся! И вообще, они меня любят и не тронут.

— Переведу из лазарета в башню прорицаний для индивидуальной терапии под руководством профессора Трелони.

Гарри подавился фразой «она не согласится» и звучно захлопнул рот. С неё сталось бы и согласиться.

— А я всё Вольдеморту расскажу, — пробурчал он себе под нос полтора часа спустя, когда зелье в снейповом котле сменило цвет крысиного помёта на иссиня-чёрный.

…

— Как же так?! Ты не должен был выжить!!! – возопила профессор Трелони, бросая бесполезные карты на стол.

— Когда именно? – обречённо уточнил Гарри, свешиваясь с кровати над придвинутым к ней вплотную столиком калибра «табурет» и аккуратно сгребая разбросанные таро в колоду.

Профессор замялась. Видимо, в какой именно момент его бурной биографии Гарри непременно должна была настигнуть его незавидная участь, она ответить затруднялась.

Скучающий Гарри, который к тому времени – о ужас! – уже успел сыграть с профессором Трелони две партии в шахматы и выяснить, что старая прорицательница первоклассно жульничает в карты, тяжко вздохнул.

Снейп честно выполнил свою угрозу, отправив болящего Поттера на постой в кабинет прорицательницы. Коварная Трелони, поломавшись минут пять, всё-таки согласилась, что в таком сложном и запущенном случае, когда больной в любой момент может сойти в могилу, ему действительно необходимо индивидуальное лечение. Кто-то, возможно, усомнился бы в способности профессора прорицаний это самое индивидуальное лечение организовать, однако Гарри, с замиранием сердца слушающий переговоры Снейпа и Трелони, решающих его дальнейшую судьбу, не обольщался. Действительно, всё решилось не в пользу юного волшебника: Гарри Поттеру был показан двухдневный постельный режим и относительный покой, которые вполне можно было при должной фантазии организовать и в башне прорицаний. Постель туда доставили из лазарета, а по покою (вечному) Сивилла Трелони была признанным специалистом.

Принять сколько-нибудь активное участие в решении собственной судьбы Гарри не смог: слизеринский декан подло воспользовался его полубесчувственным состоянием и вновь лишил гриффиндорца способности говорить и двигаться, за что Гарри решил ему в отдалённом светлом будущем (через недельку) страшно отомстить.

Очень скоро, однако, Гарри порадовался возможности оказаться вдали от лазарета. Новости до него долетали обрывочно, как правило с ребятами, которых припахали носить почётному пациенту лечебные зелья.

Итак, согласно свидетельствам очевидцев, вскоре после позорной отправки героя всея магического мира к Трелони в лазарет ворвался Берк. Видимо, по прошествии нескольких часов директор случайно прослышал, что часть занятий самоотменилась, а в лазарете происходит что-то подозрительное и незапланированное. Какое-то время Берку потребовалось на то, чтобы на глаз прикинуть ситуацию, собраться с мыслями и сделать для себя какие-то выводы. А потом, если верить Ании Томпсон, имел место самый грандиозный на её памяти скандал. Дело в том, что во всей школе счастливчиков, имевших честь лицезреть, как цапаются декан Гриффиндора и декан Слизерина, можно пересчитать по пальцам. Причём большинство счастливчиков было преподавателями: волю высоким чувствам Снейп с Макгонагалл давали довольно редко, но, говорят, раз увидев, такое не забудешь никогда. А вот, пожалуй, то, как деканы Гриффиодора и Слизерина вдвоём орут на кого-то третьего, видеть не доводилось даже им. Гарри Берку, конечно, не позавидовал, но и жалеть не стал. Думать надо было, прежде чем обвинять в нарушениях и некомпетентности Макгонагалл в дурном настроении и Снейпа в критические дни (сейчас как раз шла неделя контрольных работ по зельеделью у пятых курсов, а значит зельевед, вынужденный их проверять, находился в совершенно особом расположении духа).

Сам же юный спаситель мира мрачно грустил, предвидя два бесполезных дня в обществе старой вешалки, раз в пятнадцать минут стенографирующей, что в ближайшем будущем Поттера ожидает трагическая гибель. Причём причины этой гибели она так же оглашала, и с каждым разом они были всё фантастичнее.

Ну и, конечно, юноша не мог не возрыдать и не посыпать голову пеплом по поводу того, что из-за снейпова коварства пропустил тот самый исторический скандал.

— …игаясь по коридору жизни и смерти, не оглядывайся назад!

Гарри аж подпрыгнул, когда из приступа жалости к себе, несравненному, его вывел глухой голос прорицательницы, звучащей с той характерной интонацией, когда она не играет на публику.

— Все нити ведут к пауку в центре паутины, все дороги тянутся в одном направлении! Не ошибись, Тот-кто-выжил!..

И снова растерянность на лице профессора, снова глупые вопросы о том, что случилось и фальшивые заверения, что все прекрасно. Все это уже было где-то и когда-то, а сейчас словно бы вернулось из глубин времени: Гарри в смятении ищет ответы на появившиеся вопросы, а Трелони… а Трелони это Трелони, она неисправима и снова говорит со смертником о смерти.

Какое-то мгновение Гарри видел сегодняшнее свое будущее так, словно оно уже стало прошлым. Этим вечером он, не желая ждать новых Истин, покинет башню прорицаний, левитируя на кровати, и нагло заявится в Больничное крыло — требовать сатисфакции. Его постараются выставить, сославшись на распоряжения Снейпа, но Поттер не пожелает ничего слушать и так и останется в лазарете. В конце концов, если бы Снейп хотел, чтобы Гарри торчал у Трелони, отобрал бы палочку.

В лазарете было весело. Пациенты давно и капитально позабыли о различиях факультетов, возрастов, концессий, социального положения, да и положения вообще: где чья кровать они бы, наверное, тоже вряд ли определили. Причина такого безобразия была видна невооружённым глазом, была по-своему парадоксальна, но вполне закономерна. Пациенты были мертвецки пьяны. Настолько, что если кому-то удавалось сползти с кровати, возвращать его приходилось либо совместными усилиями дежурных по палате (Гарри очень хотелось добавить «для буйно помешанных»), либо посредством магического вмешательства всё тех же дежурных. Сперва, до начала собственно лечения, эта ответственная миссия была возложена на шестой и седьмой курс. Потом Снейп, кривясь, ругаясь, корча страшные рожи (в общем, всячески изображая клоуна) приступил к лечению. Гарри зелье досталось одним из первых, в самом маленьком количестве: пострадал он значительно слабее остальных.

Титанического усилия воли юноше стоило не выплюнуть жуткое месиво куда выплюнется. Значительно укрепило выдержку юного мага то, что случаях в трёх из пяти субстанция оказалась бы на мантии Снейпа, не соблаговолившего отойти на достаточное для нужд Гарри расстояние. В общем, зелье он выпил. Даже не смотря на то, что настояно оно было на чистом спирте. А уж что там плавало, юноша даже представить себе боялся: цветом зелье до боли напоминало шкуру миссис Норрис…

Довольно скоро пациенты, пребывавшие в состоянии, близком к смертельному исходу, сильно повеселели. Затем принялись активно общаться с соседями, а когда обнаружили, что могут двигаться, оказалось, что уже и не могут, но по совершенно другой, не связанной с магией причине.

Зато зелье явно действовало: голова Поттера перестала гудеть, а конечности, хоть и отказывались слушаться, теоретически были готовы повиноваться.

Какое-то время – Гарри точно помнил – он объяснял мадам Помфри, за что он её уважает, и почему постельный режим так необходим и полезен. Юный маг задним умом (вернее находящимся в сладком тумане головным мозгом) осознавал, что медсестре это скоро будет очень неприятно и унизительно вспоминать, но, как она сама говорит, лечиться не всегда приятно.

Далее имел место провал в памяти, а через несколько часов юношу разбудил громкий, исполненный отвращения голос директора Хогвартса.

— Есть хоть одна трезвая душа в этом притоне?

Ответа он не дождался и потому принялся излагать соображения насчёт художественно расположившихся в лазарете бездыханных тел куда-то в пустоту. Пустота голосом Флитвика выразила мнение несколько противоположное, сводящееся к тому, что это всё-таки была необходимость.

— Необходимостью было принять зелье, а не устраивать дебош, — в лучших слизеринских традициях прошипел Берк. Получилось бы даже внушительно, если бы он в конце не хрюкнул.

— Это был не дебош, а дружеская вечеринка, зря вы не пришли, — полувнятно пробормотал Поттер, приподнимая голову и оглядывая директора, Аллерта, привычно находящегося у него на подхвате, да четвёрку деканов с постными лицами любующихся на результат свальной пьянки. – И вообще, мы потерпевшие, а вы тут шумите, как на базаре. Может, у меня от этого рецадик случится.

— Рецидив, Поттер, — угрюмо поправил Снейп. – Не умничайте.

— Да как хотите, — пробормотало полуразумное тело Гарри, — я не то что умничать, даже чушь нести не в состоянии.

— Вы себя недооценили, — констатировала Макгонагалл. – Чушь вам прекрасно даётся.

— Талант не пропьёшь, — заверил ее Снейп, вновь обозревая спящий вертеп разврата.

— Какие все злые, — постановил Гарри и снова отключился, не желая дослушивать, чем же кончится визит верховной власти в лазарет.

Спал Гарри как убитый, но увы, как убитый особо изощрённо, да после жестоко изнасилованный. То бишь дрых крепко, но беспокойно. Снились ему всяческие изощрённые ужасы, начиная летающим Вольдемортом и заканчивая немедленной свадьбой с Джинни Уизли, однако подскочить в холодном поту заставило жуткое видение о том, что некто под покровом тьмы пробирается в его комнату, долго-долго роется в тумбочке, крадёт оттуда волшебную палочку, непонятно как оказавшуюся в тумбочке мантию-невидимку, спрятанный в носок вредноскоп и коллекцию фантиков от шоколадных лягушек. Коллекция вкладышей к оным лягушкам, что удивительно, была оставлена на законном месте. Под подушкой.

Вырвавшись из плена кошмара о собственной трагической преждевременной свадьбе, юный волшебник несколько минут сидел на кровати, исступленно глядя в темноту и пытаясь отдышаться. Какого бы то ни было осознания себя во времени и пространстве у юноши не было. Волшебной палочки тоже не было. Голова была тяжёлая, а настроение – паршивое.

— Lumos, — прошептал он, вытягивая руку ладонью вверх. В какой-то момент ему показалось, что это аврорская школа, а вчера у них был внеплановый, но очень и очень масштабный загул.

На ладони загорелся хилый, убогий, подрагивающий и совершенно непригодный для государственных нужд огонёк, стремительно вытягивающий из юноши силы. – Nox.

Картину огонёк немного прояснил: местом действия был лазарет, время действия явно перевалило за полночь, декорации отсутствовали, прочие действующие лица мирно, можно сказать идиллически, спали на кроватях. Штабельками. Масштабный загул действительно имел место быть, это Гарри всё-таки вспомнил. А волшебная палочка обнаружилась в стоящем возле кровати ботинке, что не могло не радовать: юноша уже живейшим образом представил себе, как, пошатываясь, отправится искать коварного похитителя по ночному Хогвартсу.

Но что-то же его разбудило?

— Lumos!

Огонёк, загоревшийся на с великим трудом добытой из ботинка палочке, заставлял верить в светлое будущее: он горел вполне уверенно и света давал значительно больше, чем давешние поттеровы подвиги. Всё-таки беспалочковая магия совершенно не для него.

Увы, кроме недвижимых тел, самозабвенно предающихся последней стадии излечения от тяжкого недуга, в лазарете не было никого. Ещё несколько минут Гарри посидел неподвижно, тихонько вздохнул и, наколдовав для собственного успокоения на стены палаты несколько щитов, вновь улёгся спать. Правда, уже через несколько минут снова резко сел на кровати и для очистки совести добавил по щиту на спящих товарищей по несчастью. Паранойя вещь такая, ей надо потакать, всячески холить и лелеять.

Третьим, финальным пробуждением за эту долгую ночь Гарри был обязан Рональду Уизли. Лучший друг, прилежно проникаюшийся истинно некромантской подлостью, пятой точкой плюхнулся поверх одеяла прямо на живот опрометчиво отключившегося на спине Гарри. Поттера столь неуважительное обращение заставило сдавленно охнуть и развить бурную деятельность по спихиванию с себя нежданного постояльца. Не скамейка же он, в конце-то концов. Но увы, с Рональдом Уизли Поттеру было не тягаться: повозившись немного в тщетных потугах освободиться и вернуться ко сну, Гарри со сдавленной руганью расслабился и попытался хотя бы получить удовольствие.

— Друг мой Рон, — прорычал Поттер, отчаявшись спихнуть с себя скалящегося Уизли, — не окажешь ли ты мне одну маленькую, можно сказать незначительную услугу?

— Для тебя – всё что угодно, радость моя, — ещё шире оскалился Рон.

— В таком случае убери с моего живота свою неповторимую задницу, — начал перечислять пожелания Гарри, — и, раз уж мы с тобой зарисовались перед толпой народу в одной постели, принеси в неё кофе.

— Прости, милый, Парвати этого не поймёт и не оценит, — с искренней скорбью посетовал Рон. – Придётся тебе организовывать питание без меня.

— Тогда не смей на мне сидеть — такие вольности я позволяю только тем, кто носит мне в постель кофе, — вновь потребовал придавленный дружественным, но от того не менее весомым организмом юноша.

— Ты разбиваешь мне сердце! – горестно простонал Уизли, запрокидывая к потолку голову и старательно ёрзая на своей посадочной площадке, дабы доставить ей ещё больше незабываемых впечатлений. – А как же безвозмездная помощь, идеалы добра и справедливости, наконец?

— Если идеалы добра и справедливости предполагают, что на мне безвылазно будет сидеть чья-то жопа, — грубо огрызнулся Гарри, вновь пытаясь вывернуться, — то я, пожалуй, изменю своё к ним отношение.

— К идеалам, добру или справедливости, — дотошно уточнил любопытный Уизли, бессовестно продолжая лучезарно улыбаться и елозить пятой точкой по рёбрам и внутренним органам Поттера в тщетной надежде устроиться поудобнее.

— Во всех сразу!!! – рявкнул Гарри. – Всё, слезай с меня, органы у меня, в конце концов, не казённые. Говори, зачем пришёл, не на мягком же ты посидеть припёрся, в самом деле…

— Злобный ты сегодня, дружище, — попенял Рон, поспешно оставляя насест, — а насчёт мягкого не обольщайся – на тебе сидеть как на нашем старом диване. Том самом, который Фред и Джордж заколдовали. Из него ещё пружины лезут и кусаются, если пять минут посидеть.

— Помню, как же, — проворчал Гарри, садясь на кровати, морщась и потирая пострадавшие от совершённого Уизли акта вандализма рёбра. – Перси ещё на нём доклад свой писать пристроился, потом очень долго ругался. Так что случилось-то?

— Утро случилось, — бесхитростно развёл руками Рон. – Солнце встало, роса высохла, туман рассеялся, а минут через пятнадцать сюда заявится Берк и начнёт кукарекать. Все уже разбежались, а ты что предпочтёшь — бежать сейчас, или дожидаться утреннего петуха?

— Сейчас, конечно! – воскликнул Поттер, подскакивая с кровати. До него запоздало дошло, почему из лазарета уже две минуты как поспешно слинял последний из вчерашних потерпевших. – А прыгать сверху-то зачем было?!

— Настроение было хорошее, — пожал плечами Рон, сгребая в охапку поттеровскую мантию, висящую на спинке кровати.

Поспешные сборы, поиск очков и волшебной палочки, символическое застилание кровати и натягивание мантии были произведены в рекордные сроки, и уже через несколько минут юноши торопливо отступали с поля боя, оставляя врагам разгром и запустение.

Настроение, как оказалось, действительно было хорошим не только у Рона. Своё самочувствие Гарри так же не мог назвать иначе, чем великолепным. Энергия, можно сказать, била через край, не смотря на вчерашнее… лечение. Видимо, одним из свойств снейпова незабываемого варева было отсутствие последствий по утрам. Впрочем, надо сказать, что повторно Поттер сию мерзость внутрь принимать не стал бы, даже если бы ему сулили блага намного большие, нежели бодрое утро после выпавшего из памяти, но однозначно весёлого вечера.

По дороге друзья едва не натолкнулись на директора Берка собственной персоной. Лишь чудом, благодаря мистическому, но однозначно счастливому стечению обстоятельств и отменному слуху Рона, натренированному тяжёлым детством с Фредом и Джорджем и издалека уловившему антимузыкальные звуковые колебания, издаваемые директорской лужёной глоткой, юноши успели юркнуть в гостеприимную нишу в стене, избежав лобового столкновения с этим асфальтоукладочным катком министерской сборки.

Директор же целенаправленно перекатывался в сторону больничного крыла и громогласно вещал что-то про некомпетентность невозмутимо шагающей рядом Макгонагалл. Родного декана и подпольного лидера Поттеру было искренне жаль, но не настолько, чтобы явить себя из укрытия миру и принять огонь на собственную, уже порядком опалённую и прокопчённую, личность (в том, что Берк, увидев главного министерского любимца и обожанца, незамедлительно попытается перевесить собак на него, сомневаться не приходилось). А уж как и какими словами Берк обрадуется, застав в больничном крыле тишину и пустоту, юноша уже представлял себе в красках, но любоваться желания совершенно не испытывал: пусть Пожирательская братия с самозабвением наследственных мазохистов идёт Вольдеморту под Куруцио, а он, Гарри, впервые за месяц был бодр, свеж и не испытывал совершенно никакого дискомфорта. Великолепное, надо сказать, ощущение, почти забытое за мыслями о спасении мира. Хотелось, чтобы оно длилось и длилось. А вот Берк в это ощущение лёгкости и гармонии с миром ну совсем никак не вписывался. Завтрак – да, а вот Берк — категорически нет.

На трапезу Гарри с Роном, как это водится, опоздали, так что завтракать им пришлось в гостиной родного факультета, причём тем, что пожертвовали сердобольные однокурсники и прочие сочувствующие. Однако – увы – личные запасы пищи у учеников были прискорбно скудны: главный источник продовольствия – почта родителей, в военное время если и приходила, то с перебоями и запозданием, да после читки Берком, в ходе которой, как подозревали адресаты, все съедобные компоненты послания изымались директором в личное и немедленное пользование, изобилием деликатесов не радовала.

Хогсмид, разумеется, как источник продовольствия рассматривать смысла больше не было. В общем, есть хотелось, а ждать обеда нет. Рон изъявил желание предаться общению с Парватти и прочим обществом, а Гарри же остался насуплено сидеть в одном из кресел возле камина и размышлять, настолько ли он голоден, чтобы отправиться на поклон домашним эльфам.

Примерно в тот момент, когда гордый гриффиндорец постановил, что подниматься и куда-то идти ему лень, в помещении гостиной, там, куда самоустранилось пошушукаться то самое «общество» в составе Дина, Симуса, Рона и Парватти с Гермионой, вспыхнула перепалка. Само по себе оное событие редкостью, конечно, не было, однако в данном случае ситуация усугублялась наличием в пределах видимости разрушительной троицы: Забини, Морган и Томас. Но если двое последних внимали разгорающейся драме с подобающим благоговением и с почтительной дистанции, то Брендон Забини бодрым козликом скакал между спорщиками, с отточенной годами жизни со старшим братом сноровкой уворачивался от досадливых подзатыльников и вставлял свои комментарии а также абсолютно бесценное личное мнение.

— А я не подстрекатель, а вы не подерётесь! – бодро возвестил мальчишка, заранее отпрыгивая от карающей длани Рональда, на личном опыте знающего, как полагается правильно вести себя с маленькими спиногрызами. Опрометчиво так отпрыгнул – спиной вперёд, не озаботившись разведкой и не обезопасив тылы от возможных посягательств со стороны враждебных элементов. Собственно, за неосмотрительность в отношении тыла он и поплатился: получил наконец символический, но вполне заслуженный подзатыльник от Гарри, заинтересовавшегося происходящим и даже изволившего, отринув мысли о продуктах и их потреблении, приблизиться к месту действия. Шел Гарри медленно, ни от кого не прятался, так что винить прихваченному за шкирку Брендону было кроме себя некого. От пола мальчишка, конечно, не оторвался, но вид приобрёл донельзя насупленный и жалкий.

— Я тоже хочу подраться, за что сражаемся? – бодро выпалил Гарри, стоически не обращая внимания на скорбно обвисшего Брендона, возмущённого до глубины души и призывающего на голову Поттера возмездие и всевозможные кары.

— Он меня обижает! – заявил Забини, в упор глядя на распалённых спором старост, будто и не замечая, что они сейчас и сами кого хотят, того и обидят.

— Бренди, приглохни, или с этого дня здесь будет введена дедовщина! – припомнил Рон часто используемую в аврорской школе старшими товарищами из снежной России присказку. Смысл её от Гарри и Рона всегда ускользал, но интуитивно они догадывались, что так старшие товарищи витиевато формулируют просьбу о тишине и призыв к покою. К тому же звучала фраза достаточно устрашающе.

— Да чем плоха идея?! – завел старую пластинку Симус, не обращая внимания на новоприбывшего.

— Лучше бы трансфигурацию учили, — недовольно и осуждающе фыркала Гермиона.

— Меня тут не ценят, — грустно констатировал Забини.

— Так что за шум? – продолжал допытываться Гарри.

— Ничего, при дедовщине оценят…

— А на последнюю страницу – кроссворды!! – вдохновенно вещал полный энтузиазма Дин.

— Да что творится?!

— Тебе только бы трансфигурация...

— Да нет, идея хорошая, но тупая…

— А зачем нужны другие факультеты? Мы и сами прекрасно справимся!

— Угу, а назовём «Красный баян».

— Гр-р-р…

— Мяу!

— Я хочу править миром!!!

— Тише, Глотик, не будем мешать убогим…

— Бабушка не поймёт, если в один прекрасный день меня исключат за ЭТО!

— Да правь, Гарри, мы же тебе не мешаем…

— О, так вы меня всё-таки слышите!..

— Ребята! – одиноко воспарил над помещением глас разума, прерывая галдёж инстинктов, писки эмоций и рулады вселенской глупости, — а давайте мы успокоимся и притихнем, а? Нет, мы, конечно, так и так притихнем, но просто хочется чтобы до того, как взорвётся вот та навозная бомба…

Члены коллегии с удивительными синхронностью и единодушием обернулись и воззрились на указанный Невиллом (в этот раз та часть коллективного гриффиндорского бессознательного, что зовется разумом, говорила его устами) предмет.

Там, где лишь недавно понуро стоял не понятый миром младший Забини, на полу вольготно возлежала разбухшая навозная бомба, готовая в любой момент взорваться и окатить всех, оказавшихся в зоне поражения, не слишком приятной субстанцией. Что характерно, самого злодея, на минуту в запале выпущенного из рук и поля зрения, на прицеле окуляра не наблюдалось. Равно как и несомненных подельников Моргана и Томас.

— Стазис! – первым пришёл в себя и сориентировался в обстановке Гарри, вечно находящийся на определённой стадии шухера и готовый к обороне (а также стоящий к бомбе ближе всех и в случае промедления гарантированно попадающий в зону поражения). Чары четвёртого светлого порядка, заставляющие замереть молекулы вещества, вообще-то принято применять в бою, но Поттер привычно сперва жахнул и лишь потом принялся разбираться, в кого палит.

— Не размораживай, — попросил Рон, озираясь по сторонам, — когда я поймаю этих троих, заставлю проглотить.

— Так уж и заставишь? – усомнилась в намерениях старосты более гуманная Гермиона.

— Не проглотить, так прожевать, — угрожающе сдвинул брови Рон. – Представь, какие бы мы тут сейчас стояли, если бы эта пакость взорвалась?!

— Гермиона, — безошибочно определил Гарри, к кому переместился разум от Невилла, — хоть ты объясни толком, в чем проблема и о чем спор? Вдруг все можно решить…

— Грубой силой, как обычно? – перебила взвинченная спором староста. – Нет, увы. В этот раз фокус, — она кивнула на замороженную бомбу, — не пройдет.

— Я не это имел ввиду, — виновато пробурчал Поттер, пряча палочку: уж очень сейчас подруга походила на профессора МакГонагалл. – И все же?

— Дин и Симус, — уничижительно глянув на означенных, изрекла Гермиона, — только что родили идею.

Гарри заинтересованно поднял брови.

— Они желают издавать газету.

Юный спаситель мира, у которого с прессой в силу жизненных обстоятельств сложились совершенно особые отношения, приподнял очки и задумчиво потер переносицу.

— Знаете, ребята, по-моему ваш первенец не вполне удачен, — честно высказался он.

— Ничего подобного! – категорично заявил Дин. Если ее как следует оформить, да договориться с ребятами с других факультетов, то будет очень даже неплохо! А главное, и мы вроде как заняты, и факультеты дружат, и вообще сказка…

— А многие за? – Гарри оглядел собравшихся однокурсников, которые, по всей видимости, достойных аргументов против придумать не сумели.

— Сколько надо наберётся. А ты, Гарри, что думаешь? – уточнил Симус.

— А я-то что? – изумился Поттер. – У нас старосты есть, да и декан, если хорошо поискать, найдется. Кто я такой, чтобы что-то советовать или от чего-то отговаривать? Сам я пас, а за вас буду рад: нечего сидеть и киснуть.

С этими словами юноша оставил ребят спорить, а сам удалился, резким взмахом палочки слевитировав навозную бомбу в услужливо открывшееся окно. Действительно, почему получилось так, что за однокурсников что-то решает он? А что же будет дальше? После того, как боги смертных выстроятся в ряд? Кого они станут слушаться тогда? Ведь хотели-то не мнение узнать, а чтобы он решил, быть газете, или не быть! Нет, не слушаться им надо, а решать за себя самим, даже в таких вот мелочах, как школьная газета.

Да и он сам, Гарри, загружен достаточно сильно, чтобы взваливать на себя еще и эту блажь.

Говоря о загруженности. Сегодня Поттеру светила и переливалась дивная перспектива занятий с профессором Снейпом. И если все дополнения в собственном расписании Гарри мог себе позволить радостно проигнорировать, посчитав себя смертельно больным и вообще недееспособным, а потому могущим себе позволить один вечер поплевать в потолок, то занятия со Снейпом, пожалуй, лучше посещать даже будучи под заклятием Империус. Оно безопаснее…

Добрался до подвала юноша без приключений, если не считать возжелавший поттеровской крови доспех, вздумавший свалиться на пол именно тогда, когда мимо проходил юноша. Посетовав на халтурящего Фильча, Поттер добросовестно отлевитировал «нападавшего» на место и продолжил увлекательнейшее путешествие по катакомбам Хогвартса к кабинету профессора зельеделья.

Профессор был не в духе, а потому из всего занятия Гарри почерпнул большей частью одну единственную мысль: что он, Гарри, жалкая и никчёмная личность, не способная даже к самым простым магическим действиям.

Посчитав, что с сумасшедшими, Пожирателями и Снейпом, как золотой меж ними серединой, спорить себе дороже, юноша со всем согласился, извинился и откланялся. Однако стоит признать, что в скверном настроении сейчас пребывали все без исключения профессора, и не один зельевед радовал весенними зверствами. Так уж получилось, что не без участия Гарри Министерство Берка не привлекло к расследованию инцидента в лазарете, а на соответствующий его запрос обработанные учениками камины ответили нечто совершенно невразумительное, что можно было с натяжкой истолковать как предоставление Хогвартсу самостоятельно решать свои дела.

В общем, получив подобную отмашку, Берк самозабвенно играл в сыщика: день напролёт допрашивал тех, кто, по его мнению, мог быть свидетелем чего-нибудь важного. Мадам Помфри, добрейшую медсестру, он довёл до зубного скрежета и базарной ругани. Долго выслушивал путанные показания пятикурсников Равенкло, готовых рассказать что угодно, лишь бы их не отправили обратно на зельеделие, с которого забрали на допрос. Стоически выслушал мнение профессора Вектор и деканов о предпринятых им, как директором, мерах безопасности и личное дополнение зельеведа о практике снятия учеников с занятий для идиотских допросов. Несколько часов Берк провёл, выслушивая показания профессора Трелони, лично на месте происшествия не присутствовавшей, но привлечённой к следствию как выдающийся специалист по провидению и узрению Истины. Каких истин она ему назрела история тактично молчит, но больше к ней за консультациями не ходили.

В общем, если прежде Хогвартс и сохранял какую-то (весьма убогую) видимость серьезного учебного заведения, то теперь окончательно превратился в большой балаган с башенками.

А еще через несколько дней, когда свет увидел первый выпуск газеты «Хогвартс сегодня и всегда» под совместной редакцией учеников четырех факультетов, балаган стал песочницей. Копии газеты можно было увидеть повсюду. Они читались, разглядывались и перечитывались. Отовсюду неслись смешки, а то и откровенный хохот. Один из экземпляров Поттер, обнаружив, что ребята косятся на него как-то странно, немедля изъял для детального изучения и, усевшись в кресло, приступил к чтению.

За переменами на его лице, затаив дыхание, следила вся гостиная. По прочтении юноша был готов вскочить с места и кинуться голыми руками убивать недостойных. Прямиком в подземелье, где эти самые недостойные влачат свое жалкое существование.

Нет, в целом газета была неплоха и даже по-своему интересна. На предпоследней странице красовались совершенно потрясающая карикатура на профессора Снейпа, а ближе к началу располагалась длинная и весьма злободневная статья о пользе транфигурации в быту. При желании можно было найти небольшую колонку, посвящённую травам, и целый разворот про квиддич с сатирическими комментариями.

Однако же статья, расположенная на странице со слизеринским гербом, по сути и статьей-то не была, а представляла собой пронумерованный список наиболее расхожих и ужасающих небылиц об окружающих. Куда там новостям о женитьбе Гарри на левых старушках!

«Тайны и ужасы Хогвартса», — гласил заголовок. А ниже автор довольно едко проходится по окружающим его персонам, в меру своей фантазии и собранных где-то сплетен освещая их вероятное (или невероятное) будущее, настоящее или прошлое.

«Альбус Дамблдор – мудрый старец, или дедушка Ахтунг?!», — в ужасе прочел Поттер. «Братья Уизли – Казанова, или Коза Ностра?». «Гарри поттер и Джинни Уизли – всерьёз и надолго? Как они назовут общих детей?», — на этом месте юноша похолодел и покрылся холодным потом, искренне считая себя слишком молодым для подобных заявлений. «Колин Криви – человек, или привидение?». «В. Гойл. Говорящая мумия?»

«Драко Малфой – трус или идиот? Что он вообще делает в этом дурдоме?!», — Здесь Поттер выбором мучился недолго, сделав однозначный вывод в пользу идиота.

«Гарри Поттер – внебрачный сын С.Снейпа?»

На этом месте юноша резко прижал газету к коленям, понимая, что еще несколько десятков пунктов примерно аналогичного толка и столь же ничтожной вероятности, и он начнет извергаться прямо здесь.

Поттер быстро поднял газету и прочел подпись под статьёй, выяснив, что сей бесценный вклад в школьное издание был внесен факультетом Слизерин в лице старосты Драко Малфоя, которому Гарри, трижды пожалевший, что опрометчиво самоустранился от создания газеты, и собрался пойти объяснять, в каких местах он был глубоко неправ.

Лишь совместными усилиями нескольких курсов удалось отговорить Гарри идти разбираться с гнусным графоманом сейчас же, оставить это дело на попозже и отправиться спать.

Разбудил юного волшебника неслабый такой грохот, живо напомнивший те весёлые времена, когда они с Роном упражнялись в технике вождения и на полной скорости вписались в дракучую иву. Живо подскочив в кровати и выставив вперёд палочку с голубоватым огоньком, Гарри, подслеповато щурясь, обозрел оперативный простор, готовясь как отстреливаться от Вольдеморта и тех, кто ему в ночном визите к любимому кровнику изволит аккомпанировать, так и страшно ругаться на соседей, учинивших среди ночи оргию, а его не разбудивших.

Реальность, как и следовало ожидать, таилась где-то между, явив Поттеру его ручного тираннозавра, нежно обвившего мощными кольцами некий объект. Объект был толст, небрит и облачён в потрёпанную мантию. А главное – он подавал признаки разумной жизни, целенаправленно, правда, не очень убедительно, пытаясь проковырять дырку в чешуе всё сильнее сдавливающей его Кеары. Означенная ковыряльная конечность в тусклом свете слепленного спросонья люмуса отчётливо блестела серебристыми гранями. Змея сжала визитёра чуть сильнее, хрустнули кости.

— Ну здравствуй, Питер, — не особенно приветливо констатировал Гарри, не спеша поднимаясь с кровати и скрещивая руки на груди. – Кеара, пусть живёт, но не двигается, — добавил он на понятном сторожевому ужасу наречии.

Кольца вокруг поднятой над полом фигурки медленно, нехотя ослабли, но никуда не пропали: гигантская змея лишь позволила непрошенному гостю вздохнуть свободнее и чуть меньше волноваться за сохранность оставшихся в наличии конечностей. Ноги Петтигрю коснулись пола напротив негостеприимно настроенного Гарри. Глаза предателя бегали, пальцы здоровой руки, торчащие между змеиных колец, нервно дрожали. Палочка, которую ночной гость, по всей видимости, держал в руках в начале своего путешествия от входной двери к кровати Поттера, валялась на полу.

Надо сказать, тот знаменательный путь, что проделал анимаг от двери к кровати спящего спасителя мира, отслеживался чётко и ясно безо всякого служебно-розыскного опыта, дедуктивного метода, следопытства и прочих присущих дешёвым и не очень детективам ноу-хау. Расстояние в несколько метров от двери Петтигрю проделал в своём основном, то бишь крысином обличии. Далее, видимо, решил перекинуться и, раз уж случилась такая оказия и он родился магом, начать колдовать. Для чего скорее всего даже извлёк волшебную палочку. В полной боевой готовности Питер сделал ещё приблизительно два шага, после чего с полога кровати Невилла (как раз рядом с ней потерпевший посетитель в тот момент находился) на него воззрилось два немигающих глаза. Смотреть Кеара умела, надо сказать, совершенно по-особенному: часа полтора кряду, не мигая и не меняя позы, даже Гилдерой Локхарт, пожалуй, не смог бы любоваться на свои портреты. Впрочем, насчёт Локхарта Гарри как раз уверен не был. Итак, обнаружив, что за ним, фосфоресцируя глазами, следят свыше, Питер скорее всего запаниковал и, может, даже попытался чего-нибудь выколдовать в сторону неожиданного наблюдателя, будь то даже Гермионин Живоглот, тем более что в своё время они с Питером не особенно поладили. Однако в этот раз Петтигрю повезло чуть меньше, чем несколько лет назад, и нарвался он не на Гермиониного пушистого проказника, а на чешуйчатого любимца Поттера. Кеара, будучи созданием умным, не в пример некоторым министрам, ожидать, пока посетитель представится, не стала и метнулась вперёд. Далее имело место нечто, с натяжкой тянущее на борьбу, в ходе которой были перебужены и подняты по тревоге соседи Гарри по комнате, только сейчас начавшие высовывать из-за дальней кровати Симуса нечто большее, чем готовые к труду и обороне волшебные палочки. Впрочем, нет, Рон в своей неповторимой пижаме уже вовсю метит волшебной палочкой куда-то в область, занимаемую Петтигрю: Уизли явно собрался самым радикальным методом отвечать за того, кого некогда приручил. Помимо морального вреда соседям, вынужденным скрываться за предметами интерьера и прикидываться ветошью, серьёзно пострадала кровать Дина. Собственно, именно треск ломающегося столба, на котором держался полог, и разбудил Гарри. Видимо, Кеара по доброте душевной сперва шваркнула постороннего о ближайшую кровать, и лишь затем уверенно одержала верх в этом вселенском противостоянии, надёжно зафиксировав пациента в том состоянии, в котором его и застал счастливо проспавший основные эпизоды эпохального сражения Гарри. Кроме прочего змея не забывала угрожающе бряцать хвостовыми наростами возле лица жертвы, ещё сильнее подрывая её моральный дух.

— Не стыдно тебе среди ночи в комнату к мальчикам пробираться? – продолжил беседу юноша. – Мало ли, что кто подумает. Или ты никому не сказал, что сюда собрался?

В ответ юноша получил некое телодвижение, равно могущее сойти и за положительный ответ, и за отрицательный, и за грубый посыл по известному адресу.

— Хозяин, спрашиваю, прислал? – не огорчаясь некоторой расплывчатостью ответа, Гарри перефразировал вопрос.

В ответ юноша вновь получил гордое молчание, полный презрения взгляд выпученных глаз и какое-то полувнятное пищание довольно позорной тональности. Тут-то Гарри запоздало и сообразил, что кто-кто, а уж Питер Петтигрю на гордо молчащего партизана ну никак не тянет, разве что язык при ударе неудачно прикусил.

— Кеара, — строго отчеканил юноша, — «живёт» в моём понимании предполагает то, что он может отвечать на вопросы. Будь добра ослабить хватку ещё чуть-чуть.

— Меня заставили! – первым делом прохрипел потерпевший.

— Кто заставил? – скучающе и монотонно уточнил Гарри, усаживаясь на свою кровать, скрещивая руки на груди и заранее предвидя долгий разговор: первым делом Питер обязательно свалит всех собак на Верховного Гада всех времён и народов.

— Он заставил! – не стал разочаровывать юного волшебника пленник.

— Что заставил?

— Всё заставил!

— Питер-р, — начиная раздражаться, Гарри чуть повысил голос, — больше конкретики, будь любезен.

— Тот-кого-не-называют! Заставил пробраться в Хогвартс, — негромко, едва разборчиво зачастил Петтигрю, — сначала шпионить, потом убивать, только не получалось. Открыть двери заставил, а сам пустил это чудовище! Потом ещё в лазарете заставил… и теперь вот… отпусти, Гарри?

— Нет уж, повиси пока, — постановил Поттер, поднялся с кровати и принялся расхаживать по комнате, шлёпая босыми пятками и старательно обходя останки диновой кровати. Ребята, дипломатично решившие не вмешиваться, организованно покинули помещение, дабы успокоить соседей, буде тех потревожил подозрительный грохот из спальни шестикурсников. Рон же, насупившись, отделился от деликатно удалившихся и обустроился в партере, оккупировав кровать Симуса.

Что ж. Всё помаленьку становилось на свои места. Сначала мелкие неприятности в школе, потом акромантул, готовый сожрать первого, кто спустится в Большой зал. Недавний случай с отравой в лазарете, разумеется, — рассуждал Гарри. — Да и сегодня Питер скорее всего не спокойной ночи пожелать зашёл… и никто, разумеется, его не заставлял: каминная связь с недавних пор в школе не действует, ничего никто Питеру насчёт лазарета и его, Гарри, не приказывал. Шпион и засланец действовал на свой страх и риск. Единственное, что…

— Профессор Дамблдор? -

— Меня заставили! – надсадно проскулил Питер – Неужели не понятно, Гарри? Ну как я бы сам на такое отважился?

Действительно, теперь всё было понятно. Гарри не знал и не хотел знать, как крыса пробралась к охраняемому вампирами директору. Не хотел знать, как анимаг убил директора. Скорее всего, в спину, конечно. Ведь Дамблдор был очень сильным волшебником, и будь у него хотя бы чуть-чуть времени, он непременно бы среагировал. Завязалась бы драка, и Питер в ней бы, конечно, не победил…

— Как ты справился с портретами?

— Он дал порошок, — затараторил Питер, — совсем немножечко, велел рассыпать в кабинете, и все уснули!

Так вот оно что. Просто, как всё гениальное: рассыпать порошок в воздухе, и уже через минуту портреты крепко-крепко спят. И никто никогда не увидит, что случилось в директорском кабинете. Никто, правда ведь?

— Legilimens, — любопытство толкнуло Гарри в омут рассудка, замутнённого болью в переломанных Кеарой рёбрах, страхом и желанием жить. Скрываясь, прячась, бегая по канализациям, годами пребывая в крысином обличии, лебезя перед господином, но всё-таки жить. Разум был подёрнут вязкой поволокой надвигающегося безумия, паники и гибели. Лишь то, что случилось в кабинете Дамблдора, было видно отчётливо, ясно и однозначно.

Узнав всё, что того стоило, Гарри опустил палочку и привалился к опорному столбу своей кровати.

— И что же мне с тобой делать, Питер? – протянул Гарри в лучших традициях слизеринских коллег-убивцев.

— Гарри! Пожалуйста! Твой отец… он бы отпустил…

— Рон?

— Как знаешь, — Уизли махнул рукой и демонстративно задёрнул полог. В атмосфере разрухи и захламления, царящей в комнате, выглядел этот жест донельзя нелепо, да Уизли ещё и явно перестарался: полог явственно затрещал, однако Гарри друга понял. Плевать тот хотел, что будет с Питером, но был не против его скоропостижной кончины. Однако у самого на пусть и поганого, но безоружного и обездвиженного человека рука не поднимается.

А у Гарри поднимется? Поднимется ли у него рука убить человека, когда-то бывшего другом отца? Предателя. У Сириуса бы поднялась. У Дамблдора наверное нет, хотя кто ж старика разберёт? Может, своего убийцу директор бы покарал. У того странного дамблдорова дружка, Айвена, наверняка поднялась бы. Да и до сих пор скорее всего клыки да когти чешутся…

— Я не отец, Питер, прости. Я даже не знал его, за что тебе спасибо. – Гарри тяжело опустился на свою кровать, запустил пальцы в волосы, несколько секунд посмотрел на свои колени, но всё же поднял голову.

— Кеара. Убей.

Говорят, загнанная в угол крыса способна на многое. Гарри в этом убедился только этой ночью, но зато на всю жизнь. Он заставил себя, не опуская глаз, не мигая, смотреть на то, как Питер отчаянно скребёт металлической рукой змеиный бок, обдирая чешую, вырывая куски мяса, как конвульсивно дёргаются ноги сдавленного человека, как хрустят его кости, как Питер пытается, пытается но не может перекинуться в крысу из-за переломанных конечностей. Как, наконец, ему это удаётся, и огромная Кеара, злобно шипя, кидается на крошечное животное, едва не скрывшееся в тени между кроватей.

Дважды отчаянно желающей жить крысе удавалось вырваться, и дважды змея, питавшаяся ими едва ли не всё время, проведённое в Хогвартсе, в последний момент мешала убийце и предателю вновь скрыться.

Говорят, анимаг, умирая, всегда приобретает человеческий облик, в кого бы он ни перекидывался и как бы ни умер. Говорят, что, перекидываясь, анимаги в первые секунды не чувствуют боли, чтобы не умереть от шока, вызванного судорогами в меняющемся теле.

Первые оказались правы: оглушённая и переломанная, крыса пугающе медленно вновь перетекла в человека. Вторые же, похоже, ошиблись, потому как человек продолжал что-то сдавленно мычать. Проклятия? Мольбы? Угрозы? Разве это важно? Гарри неотрывно смотрел, как Кеара целиком поглощает предателя, слушал чавканье чудовища и тихо что-то шептал. Нет, не молитву, конечно: слишком широка пропасть между магией и религией. Но и не заклинание. Глядя на жестоко убитого по его приказу человека, Гарри шептал имена умерших, которые только что были отмщены. Однако, когда всё стихло, а от Питера Петтигрю не осталось даже металлической руки, месть перестала казаться достойным оправданием жестокости. Да, возможно, право судить было за ним, сыном преданных друзей и другом убитых людей. Его никто не осудит, но ему придётся жить с осознанием того, что он чужими руками уничтожил безоружного, всю оставшуюся жизнь. Недолгую, к счастью.

— Reparo, — рука, которой юноша, творя заклинание, сжимал палочку, не дрожала. Сейчас вернутся Невилл, Дин и Симус, да и Рон обязательно высунется, хотя ему вряд ли намного лучше. Но всё же не хватало ещё, чтобы они видели и помнили Гарри трясущимся неврастеником. Хватит эмоций! Всё в себя.

Щепки, оставшиеся от столба диновой кровати, медленно закружились в воздухе небольшим вихрем, а потом собрались в единое целое и заняли положенное место. Полог, валяющийся на полу, поднялся в воздух и медленно поплыл к потолку, закрепился на кровати и, мерно покачнувшись, замер.

— Reparo! Reparo! Reparo!!!

Чинить в комнате давно было нечего, однако исступленно выкрикивать заклинания магу это нисколько не мешало. Не мешали ему и поникший Рон, выбравшийся на свет, и Кеара, довольно сворачивающаяся кольцами посреди комнаты, и мальчишки, впущенные Роном в комнату.

— Завтра же, — наконец проговорил Поттер на Серпентеро, — мы отправимся в Тайную Комнату. Эта скоро станет для тебя маловата.