Слепота/Blindness (гет)

МакГонагалл наблюдала за ним в течение трех дней, не желая в это верить, не в силах смотреть фактам в лицо.

Она смотрела, как бесценный сын Лили и Джеймса осторожно идет по улице, вытянув перед собой трость, которая всегда была при нём, если его не сопровождал дядя или двоюродный брат.

Смотрела, как он ждет, когда откроются двери, как его учат, что заказывать и как питаться в общественных местах, наблюдала, как его родственники-магглы заботятся о Гарри, окружая его своим теплом.

Гарри был умен, посещал школу, учась с ребятами вдвое старше него, но даже его острый ум никак не мог компенсировать отсутствие зрения.

Гарри Поттер не мог направить палочку в цель, которую не видел. Гарри Поттер не мог читать магические учебники или делать заметки на лекциях профессоров.

Не было волшебных книг, напечатанных шрифтом Брайля. В Хогвартсе не учили слепых волшебников. Те немногие практикующие маги, что были слепы, не были таковыми с юности, они потеряли зрение в старости или от несчастных случаев уже в достаточно зрелом возрасте.

Может быть, грамотный наставник и смог бы научить его нескольким базовым заклинаниям. Возможно, он бы смог приготовить зелья из заранее нарезанных компонентов или поработать руками на уроке гербологии. Но всё же волшебный мир был слишком опасен для него.

Он был Гарри Поттером. Он был знаменит. Волшебный мир не знал бы, что делать со слепым Избранным.

Для оставшихся в живых приспешников Темного Лорда он станет легкой добычей.

— Это для его же блага, — мягко ответил Альбус Дамблдор, когда МакГонагалл поделилась с ним своими наблюдениями. — Он не сможет учиться в Хогвартсе. Возможно, будет лучше, если он просто затеряется в мире магглов.

— Будут вопросы, — тихо сказала Минерва, и почтенный директор вздохнул.

— Мы скажем всем, что он получает частные уроки.

Мысленно директор уже просчитывал, насколько юный Лонгботтом может соответствовать параметрам пророчества.

Он ведь мог и ошибиться с самого начала.

Вот так легко проблема Гарри Поттера была отодвинута в сторону.

* * *

Сердце Петунии разрывалось, когда она читала письмо.

Как бы ей ни хотелось, чтобы племянник остался с ней, она знала — отказ раздавит его.

Несмотря ни на что, она всё же поделилась с ним своими опасениями, что волшебный мир не примет его, но Гарри лишь улыбнулся.

Он знал то, чего не знали они: магия всегда была с ним, был ли он слеп или нет, и он научится использовать ее — так или иначе.

Шло время: дни, недели, месяцы. Имя Гарри Поттера стало известным в маггловских научных кругах Британии, он стал восходящей звездой, гениальным ребенком, гордостью программы "Одаренные дети" Ее Величества.

А тем временем в волшебном мире у судьбы на него были свои планы.

* * *

— Как вы могли допустить, чтобы это произошло с моей дочерью?!

Маггл взревел от разрывающей душу боли, стоя над больничной кроватью своего ребенка.

— Мистер Грейнджер, это несчастный случай... — начала профессор МакГонагалл.

— Вы утверждали, что в школе она в безопасности! — прервал ее тот, размахивая кулаком.

— Успокойтесь, сэр, вы можете разбудить ее, — мягко вмешалась мадам Помфри, и мистер Грейнджер, поморщившись, понизил голос, продолжая резким отрывистым шепотом высказывать свой гнев декану факультета своей дочери.

— Нам сказали, что это лучшая школа магии. У меня были сомнения, но вы, профессор, убедили нас. Теперь мы получаем письмо, в котором говорится, что наша дочь находится в больнице для волшебников? В этом, как его... Мунго? Потому что тролль разбил ей голову, сломал кости? И она никогда не сможет полностью восстановиться? Моя дочь?! Где вы были, когда этот тролль бродил по вашей школе?!

— Мисс Грейнджер покинула празднование Хэллоуина по собственному желанию…

— Она вышла в туалет! — почти что прокричал мистер Грейнджер. — Может ли хоть один из ваших студентов быть в безопасности в этой школе?

— Мне очень жаль...

— Нет, — сказал он твердо и посмотрел на свою бледную маленькую девочку, с вьющимися каштановыми, как у матери, волосами. — Больше никаких извинений. Если ... когда моя дочь проснется, она не вернется в вашу школу. У нее были стипендии в лучших школах Британии. Она может изучать магию, если все еще хочет, но в безопасности: с репетитором или дома со своей матерью и мной.

Профессор Макгонагалл запиналась и умоляла, но мистер Грейнджер остался глух к её словам.

Он больше не собирался выпускать своего ребенка из виду.

* * *

1992

В январе, когда ее сверстники вернулись в Хогвартс, чтобы начать новый семестр, который — определённо — ознаменуется очередной драмой, Гермиона Грейнджер снова поступила в маггловскую школу.

Ей потребовался месяц, чтобы выйти из магической комы, которая должна была исцелить ее разум. Магия легко могла залечить сломанные кости и израненную кожу; дух — другое дело, человеческий разум — это загадка, которую так и не удалось разгадать.

Гермиона больше не могла хорошо говорить: её речь была то медленной и невнятной, то отрывистой и односложной.

Еще месяц родители не отходили от нее ни на шаг, даже когда ее навещал логопед, обучая заново разговаривать. При этом письменная речь не покидала ее одаренный ум, и сложные конструкции сменяли друг друга в её голове так же легко, как и всегда.

Наконец, устав от постоянного кудахтанья над ней, от беспокойных взглядов родителей и жалостливых жестов, Гермиона настояла на том, что готова вернуться в школу.

И вот в Лондоне, в первый же день учебы, она услышала имя, произнесенное с придыханием, имя, весьма знакомое ей по магическим книгам и легендам.

Каковы шансы, что слепой любимец ее новой Лондонской школы также мог оказаться и знаменитостью магического мира?

Конечно, это было нереально. Ни единого шанса. Мальчик-который-выжил не был слепым, его тайно обучали Авроры и Министерство.

Но Гермиона все равно смотрела на него как зачарованная и не могла подойти; слишком застенчивая, чтобы заговорить в своей новой манере, особенно с мальчиком, который, казалось, знал больше, чем она сама, слишком нервная, чтобы предложить ему помощь, когда он шел по коридорам осторожными шагами.

Однажды, когда Гермиона сидела рядом с ним в кафетерии, наблюдая за его сосредоточенным лицом, за уверенными движениями пальцев, ласково проводящими по странице Брайля, она обнаружила, что очарована мальчиком.

На расстоянии, конечно, потому что Гермиона Грейнджер, которой она сейчас стала, уже не была той девушкой, что четыре месяца назад. Она не предлагала помощь своим сверстникам, хотя они были более отзывчивыми, чем студенты в Хогвартсе; она больше не могла говорить достаточно бегло, чтобы давать ответы в классе, когда учитель задавал вопрос. Толпа заставляла ее нервничать; ванные комнаты, даже маггловской разновидности, были крепко связаны с её кошмарами и всегда ассоциировались с комнатами боли и темноты.

* * *

В январе Гарри увидел нечто новое.

Сине-фиолетовый свет, как спиральная электрическая молния в грозовом небе. Фигура, ниже его ростом, то появлявшаяся, то исчезавшая из поля зрения.

Кто-то наблюдал за ним. Вспыхивая ярче, чем любой другой человек в Лондонской школе. Сгорая от чего-то, чего не было ни у кого, кроме него самого.

Магия. Носитель сине-фиолетового света обладал каким-то волшебством.

Она или он, Гарри не мог сказать точно, но некто следил за его движениями. В своем воображении он с любовью начал называть видение Violaceus за уникальный вибрирующий оттенок его магии и жизни. Он нашел, что латынь для голубого оттенка фиолетового описала его достаточно метко, и представил, что это была девушка, очень похожая на него самого, возможно, изломанная жизнью, выгнанная из волшебного мира за какой-то недостаток, который сделал ее менее совершенной.

Виола, как Гарри сам прозвал её, не имела с ним общих уроков. Она быстрыми шагами проносилась мимо по коридорам порывистой нервной походкой. Во время обеда она сидела в пределах его ощущений, ее свет исходил от нее робкими рывками, как кошка, проверяющая лужу воды, чтобы понять, что она на самом деле мокрая.

Он был недостаточно быстр, чтобы поймать ее. Слепым, даже тем, кто видел свет, было трудно бегать.

И он начал думать о том, как привлечь ее к себе, ведь он не мог даже спросить ни у кого ее имени, не мог указать на нее в толпе. Слепой мальчик, ищущий среди бесконечного цвета один единственный привлёкший его оттенок.

* * *

Тем временем в Хогвартсе Невилл Лонгботтом и Рон Уизли по нелепой случайности стали друзьями. То, что случилось с Гермионой Грейнджер, изменило их, это происшествие изменило всех гриффиндорцев, но не больше, чем двух мальчиков, неохотно отправившихся на поиски девчушки, которую так обидели их жестокие слова.

Невилл хотел пойти раньше, Рон — нет. Один чувствовал вину за то, что не был сильнее, другой — за то, что был так слаб.

При этом оба знали, почему всезнайка Грейнджер оказалась в туалете для девочек. Стыд связал их крепче, чем любая дружба.

После зимних каникул они стали находить причины заниматься вместе, причины помогать сверстникам. Следуя сигналам, слишком неясным, чтобы их понять, они стали искать способы получить для себя прощение.

Хоть как-нибудь компенсировать то, что сделали.

И из подсказок, что им были даны, они узнали о Философском камне и о том, где он был спрятан. Рон и Невилл вместе спасли дракона. Они последовали за Снейпом под плащом-невидимкой, который Невилл получил от таинственного благодетеля.

Симус и Дин были привлечены к общей тайне. Следуя своим подозрениям и ведомые твёрдой рукой, четверо гриффиндорских мальчишек считали себя практически спасителями Хогвартса.

И вот Дамблдор покинул замок, профессор Снейп исчез, глава их дома не захотела прислушиваться, и они, наконец, сделали то, что должны были сделать.

Последовали за подсказками, так тщательно для них оставленными, и отправились спасать камень.

Невилл победил дьявольские силки. Рон поймал ключ и прошел живую шахматную доску. Дин и Симус с большим трудом справились с загадкой.

И Невилл, единственный, кто не пострадал во время шахматной партии, прошел сквозь огонь, ощутив первую в своей жизни вспышку мужества.

Дамблдор был доволен.

Его уловка сработала. Мистер Лонгботтом оправдал возложенные на него надежды и подружился со своими сверстниками, хорошими мальчиками, настоящими гриффиндорскими львами.

Камень был уничтожен, и Невилл Лонгботтом решил, что он и его друзья спасли волшебный мир, и что, возможно, сам Невилл был именно тем, кто сможет победить Темного Лорда.

Семенам, умело брошенным в благодатную почву, нужно лишь время, чтобы прорасти и окрепнуть.

Альбус Дамблдор создал Избранного, в котором нуждался его мир.

* * *

По мере того, как летели месяцы и приближалось лето, внимание Гермионы Грейнджер сконцентрировалась на трёх важных аспектах её жизни.

Занятия в маггловской школе: продвинутый материал, наконец, оказался достаточно сложен, чтобы бросить вызов её блестящим умственным способностям.

Ее магические исследования: задания, приходившие с совами, и еженедельные практические занятия с миссис Хиддлстикс, давно вышедшей на пенсию профессором чар и трансфигурации.

И Гарри Поттер, самый умный мальчик в школе. Иногда ей почти казалось, что он ищет ЕЕ, его удивительные зеленые глаза на секунду останавливались на ее лице, когда она проходила мимо, его голова поворачивалась именно в те моменты, когда она приближалась.

Гермиона всегда нервно отворачивалась и убегала, искренне не понимая, почему её это так волнует.

На самом деле, он не мог ее видеть. Он был слепым, все так говорили, и это было легко увидеть по тому, как он ходил, как читал, как нуждался в помощи, чтобы выбрать еду в кафетерии.

Но Гермиона не могла рисковать.

Она предпочитала наблюдать издалека и пытаться разгадать загадку, которую он из себя представлял.

Когда на лето школа закрылась, а семестр кончился, Гарри ушел из школы с чувством разочарования и молчал всю дорогу домой.

Он так и не сказал ни слова Виоле, этот свет избегал его на каждом шагу.

Однажды он попытался позвать ее, но что он мог сказать?

Эй, ты там, с красивыми огнями, девочка? Или мальчик? Ты младше меня или старше?

Эй, ты, остановись.

Позволь мне поговорить с тобой.

Но этого не произошло, и Гарри почувствовал странное нежелание прибегать к помощи кого-либо из своих школьных знакомых. Что они подумают? Как он мог это объяснить?

Он мог лишь надеяться, что этот невероятный свет все еще будет в школе, когда возобновится семестр. Он ненавидел неразгаданные головоломки.