Слепота/Blindness (гет)

Пророчество — это не просто магическое явление, напротив, это нечто совершенно иное. Это узел в паутине судьбы, факт, момент во времени, которого нельзя избежать, как бы ни складывались события.

Так почему же простые смертные так стараются их изменить? Зачем пытаться отречься от своей судьбы?

Пророчества не имели бы силы, если бы их можно было избежать.

Но все же человечество продолжает бороться против них, в итоге лишь слегка меняя.

* * *

Гарри Поттер больше не чувствовал себя одиноким, как прежде, когда он был маленьким мальчиком, потерявшимся в мире разнообразных красок и оттенков и в то же время находившимся во мраке. Даже несмотря на свой дар, многие вещи оставались для Гарри недосягаемыми: он не мог поддержать простой семейный разговор, например, обсудить потрёпанный вид соседской собаки, новую краску на почтовом ящике, наличие синяка под глазом у подростка-драчуна. Гарри не мог сказать, красива ли девушка, которой все восхищаются, не мог высказать своего мнения о новой модели машины или модной одежде.

Но с появлением Гермионы всё изменилось: магия стала их маленьким секретом, их занятия — игрой, в которую они играли только вдвоем, словами и движениями, понятными только им и никому другому.

— Умеешь же ты выбирать симпатичных, — заметил Дадли, выглядывая откуда-то из-за двери. Гарри лишь выгнул бровь, сидя лицом к столу.

Дадли прокашлялся.

— Я имею в виду, ну, что она хорошенькая, если тебе интересно. У нее немного растрепанные волосы, но ведь и у тебя тоже, — он сделал несколько шагов по направлению к Гарри. — Я не имею в виду, что беспорядок на голове — это плохо, вовсе нет. Это вроде... даже круто. Да, круто. Все девушки так считают.

— Благодарю, — сухо ответил Гарри, а Дадли подошёл ещё ближе, прежде чем наклониться над ухом кузена и прошептать:

— Ты хочешь, чтобы я описал ее? Я имею в виду, думаю, ты знаешь разницу, но есть некоторые вещи, которые можем понять только мы, парни, понимаешь? Она растет, если ты понимаешь, что я имею в виду. Ну, в области груди…

— Хорошо, хорошо, — Гарри прервал неловкий комментарий, покачав головой. — Я не хочу, чтобы ты заглядывался на ее грудь. Заранее спасибо.

— Пожалуйста, — Дадли прочистил горло. — Ну да, конечно. Я бы тоже не хотел, чтобы кто-то пялился на мою девушку. Не волнуйся, я прослежу и дам тебе знать, если увижу, что кто-то заинтересуется Гермионой.

Дадли отошел к двери, фальшиво насвистывая; его тяжелая поступь подчеркивала, что кузен все еще полноват для своего возраста.

Действительно, темно-коричневый оттенок его свечения говорил о физической силе, которая, несомненно, будет ещё расти. Возможно, поэтому Дадли и стал звездой боксерской команды Академии Смельтингса.

Гарри вздохнул и откинулся на спинку стула.

Он совершенно потерял ход мыслей.

Гарри было четырнадцать, а в четырнадцать лет думать о девочках было не только нормально, но и ожидаемо.

Единственная проблема заключалась в том, что Гарри не мог вспомнить, как должны выглядеть люди. В его видении они представлялись некими цветными узорами, одни ярче, а другие тусклее, некоторые оттенки были привлекательны, другие откровенно отвратительны. Как например, профессор естественных наук, чей желтовато-коричневый оттенок вызывал тошноту, а учитель биологии, напротив, обладал перламутровым бледно-голубом узором, на который Гарри мог любоваться часами.

Гарри иногда забывал, что другие люди видели иначе и могли замечать его блуждающий взгляд, в то время, как он сам мог подолгу исследовать чей-нибудь разноцветный узор, порой — случайно — сконцентрировавшись на частях тела, не подходящих для рассматривания на публике.

Гарри стал носить солнцезащитные очки и проводил всё больше времени, сравнивая окружавшие его женские узоры и оттенки.

Но ни один из них он не изучал так подробно и не знал так хорошо, как свет, исходивший от Гермионы Грейнджер.

Гермионе показалось немного странным, что Гарри начал носить темные очки, и она забеспокоилась, что таким образом он пытается скрыть шрамы на своём лице.

"Кто-то что-то ему сказал? Может, посмеялся над ним?"

От этой мысли у нее закипела кровь.

Гермиона попыталась деликатно заговорить об этом, но Гарри лишь нахмурился при упоминании о его шрамах.

— Я и забыл, что они там, честно. А что? Кто-нибудь упоминал о них?

"Ой. Ее умозаключения оказались явно ложными".

— О нет. Нет, я, э-э... просто подумала, может быть, со всеми этими новостями о том человеке, Петтигрю, ты решил, что кто-то м-м-может быть, э-э... кто-то может узнать тебя.

Она неуклюже закончила свою мысль, слегка поморщившись.

Гарри снова нахмурился.

— Ты ведь знаешь, что газеты опубликовали рисунок моего шрама, имеющего совершенно другую форму. На этот раз слухи и сплетни определённо сыграли мне на руку. А тебя что, беспокоит мой шрам?

— Нет! — в ужасе воскликнула Гермиона. — Н-н-нисколько. Мне просто было любопытно, вот и все.

Гарри пожал плечами, и ей стало немного неловко.

— Хорошо.

Гермиона вздохнула, глядя на свои записи. Ее проблемы с речью почти полностью исчезли, они проявлялись лишь в редкие моменты волнения, и каждый раз это заставляло ее смущаться.

"А если Гарри заметил, что она снова заикается?"

О боже, как она надеялась, что нет.

Гермиона заправила упрямую прядь волос за ухо и снова уставилась в блокнот.

— Мистер Поттер, мы действительно мало чему можем научить вас здесь. Рассматривали ли вы возможность получения стипендии? Многие колледжи были бы рады заполучить вас.

Гарри отвернулся от серого спирального цвета своего куратора, кабинет наполнился знакомым запахом тонкого сигарного дыма и ванили.

— Я просмотрел их предложения.

На самом деле он изучил каждый колледж. Физика, естественные науки, языки, математика — десятки программ, оплаченных государством, слащавые речи по телефону, заманчиво рассказывающие о прекрасных студенческих кампусах, которые он никогда не увидит, и о разнообразных удобствах, которыми не сможет воспользоваться.

Ни один из колледжей не имел того, что Гарри действительно хотелось, а именно, Гермиону: видеть её каждый день, изучать с ней магию и открывать новые чудеса. Но она не сможет претендовать на перевод по крайней мере еще в течение двух лет.

— Имперский колледж Лондона к тому же предлагает разнообразные онлайн-программы, если вы предпочитаете проходить обучение на дому; возможно, вам так будет комфортнее.

Гарри пожал плечами, хмуро глядя вниз, на свои ноги; его собственный глубокий изумрудный свет был уникальным, если не считать более светлых оттенков зеленого деревянного пола.

— Наверное. Я думал, что смогу продолжить своё изучение человека как биологического вида. Для меня это сложная тема.

Для Гарри это действительно было сложно, так как он не мог видеть ни мышцы, ни кости, не говоря уже о плоти человека. То, что он мог видеть, была кровь — множество нитей и потоков, словно жизненные силы, выходящие из сердца в грудную клетку и проходящие сквозь всё тело — грубый набросок человека.

А в трупе он увидел лишь тусклое, неподвижное отражение, похожее на эхо, оставленное в пустой комнате. Это заставило его задуматься о жизни после смерти, о том, как появляются призраки, о разнице между полтергейстами и привидениями и о том, существуют ли они в человеческом образе, который он обычно наблюдал. Это было захватывающе.

Но и проблематично для тех, кто не понимал его точки зрения. Почему слепой мальчик хочет наблюдать за студентами-медиками, которых он не может видеть? Почему он хочет лично изучать человеческое тело — единственным способом, который он, должно быть, знает, — запахом, звуком, осязанием?

Куратор заерзал в кресле, серый свет замерцал в рваном ритме.

У мужчины был небольшой порок сердца, аритмия. Гарри размышлял, знает ли он об этом, и гадал, следует ли сказать ему, и если да, то как.

— Я... понимаю. Гарри, позвольте мне быть откровенным. Вы блестящий студент, у вас высшие баллы по большинству предметов, вы лучший из тех, кого нам доводилось обучать за многие годы. Но наступил момент, когда вы должны начать думать, чем хотите заниматься в жизни, вы должны остановиться на чём-то одном. Несколько месяцев назад я думал, что вы, возможно, остановитесь на компьютерном оборудовании и электротехнических работах, но вы резко отошли от этого. Теперь, этот интерес к анатомии... Это кажется не очень практичным в долгосрочной перспективе.

На самом деле Гарри потерял интерес к электричеству, потому что не мог понять связь между магией и электроэнергией без книг из магазинов Косой аллеи, а так же у него не было доступа к маггловским трансформаторам, достаточно большим, чтобы проверить свою последнюю теорию. Он отложил этот проект на время до тех пор, пока Гермиона не сможет найти больше информации об ограничении эффекта магии с помощью магических камней и ритуальных кругов. Она не слишком преуспела в этом, отчасти из-за его внезапного интереса к духам и тому, что их породило.

Гарри действительно нужно было найти призрака или двух, чтобы задать им интересующие его вопросы.

— Мистер Поттер?

Гарри неожиданно вздрогнул: он почти забыл о присутствии своего куратора...

— Да, сэр.

— Сынок, я знаю тебя уже почти шесть лет. Я вижу, что сейчас ты просто попусту тратишь своё время, и подозреваю, что это как-то связано с твоей юной подругой.

К своему удивлению, Гарри почувствовал, как жар приливает к щекам. Его куратор слегка усмехнулся, и серый свет чуть приблизился, затем Гарри почувствовал, что мужчина похлопал его по колену.

Свет снова мигнул, сбиваясь с ритма.

— Я знаю, каково это, мы все через это прошли. Первая любовь, первые увлечения. Но ты не можешь позволить этому сдерживать тебя. Если мисс Грейнджер настоящий друг, она тоже это поймёт. Вы можете оставаться друзьями и не посещая одну и ту же школу.

Гарри почувствовал, как его щеки запылали, и в ответ сжал кулаки, одна нога подскочила от волнения.

— Я знаю. Я... Думал об этом, правда. Может быть, после этого семестра.

Куратор вздохнул; серый свет слегка отражался в зеленом контуре стула, их разделяло лишь пустое пространство пластикового стола.

Он знал, что стол находится именно там, потому как его колени неизбежно ударялись об него каждый раз, когда Гарри приходил в этот кабинет.

— Дай мне знать, если тебе понадобится помощь.

Куратор казался расстроенным. Его свет снова слегка мигнул.

Уже стоял в дверях и собираясь выйти, Гарри резко обернулся, боясь передумать.

— Мистер Адамс, я думаю, вам следует сделать электрокардиограмму. Ваше сердце проявляет симптомы аритмии.

Консультант на мгновение замер, лишившись дара речи, а когда, наконец, нашёлся с ответом, Гарри уже покинул кабинет, быстро шагая по коридору, отчетливые звуки его трости эхом отдавались от каменного пола.

* * *

— Дамблдор, вы шутите?

Голос Скримджера был низким и насмешливым.

Альбус улыбнулся с мягкой решимостью.

— Возможно, это как раз то, что укрепит нашу репутацию, министр...

Министр Скримджер вмешался, ехидно скривив губы:

— Я думал, что вы устали от гибели студентов, находящихся под вашим крылышком.

Директор не мог сдержать вспышку гнева или гримасу, исказившую его лицо. Но он прикрыл ее долгим страдальческим вздохом.

— Турнир Трех Волшебников имеет благородную историю. С некоторыми изменениями, возрастным ограничением и контролируемыми проблемами он должен стать довольно безопасным.

Скримджер рассмеялся с мрачным юмором.

— Это как раз та схема, в которую мой предшественник позволил втянуть себя. Если ваш Турнир провалится... У нашей страны достаточно проблем и без международного скандала.

Директор выпрямился в кресле.

— То, что происходит в Хогвартсе, никоим образом не должно быть связано с Министерством...

— Ха! И все же Корнелиус был отстранен от должности за действия, которые имели место именно там. Я не такой дурак, — бывший аврор быстрыми движениями поправлял бумаги на столе. — Я пока не вижу веской причины для того, чтобы министерство поддержало такие проекты.

"Что ж, без политических интриг не обойтись". Голос Альбуса был холоден.

— Я слышал, ты пытаешься укрепить позиции авроров, увеличить тренировки. Визенгамот сопротивляется таким преобразованиям в мирное время.

Скримджер нахмурился.

— Тучи сгущаются, Дамблдор. Я вижу признаки усиления активности у тех граждан, что испытывают большое негодование к этим "мирным временам". Дайте им хоть малейшее послабление, и они всегда будут стремиться захапать больше. У меня нет желания снова развязать войну.

Дамблдор сложил руки на коленях.

— Возможно, я смог бы протянуть вам руку помощи... Если, конечно, не буду слишком занят, пытаясь заручиться поддержкой для своего собственного дела.

— ...Возможно, — министр Скримджер медленно согласился, проницательно прищурив свои желтые глаза.

Они прекрасно поняли друг друга.

* * *

— Где он, Хвост? — угрожающе прошипел голос, издав что-то среднее между криком младенца и низким стоном.

Человек на полу униженно и испуганно что-то пробормотал в ответ.

— Мой Лорд, я не могу сказать! Никто не видел его с тех пор, как вы... э-э... оказались в этом плачевном состоянии. Он не появлялся в Хогвартсе! До меня доходили слухи, что он путешествует или тренируется.

— Дамблдор, — прошипел голос. — Он что-то замышляет. Он знает! Он уверен, что мальчик — угроза для меня, и прячет его. Мы должны выманить его, он необходим для моего возвращения больше, чем кто-либо другой. Ты разыщешь его для меня, Хвост. Обещай мне это.

— Я о-обещаю, мой Лорд, — донесся сдавленный ответ.

— Не подведи меня.

* * *

На чемпионате мира по квиддичу, находившемуся под усиленной охраной более двух дюжин авроров, был зафиксирован лишь один инцидент, хотя он и попал во все главные газеты МагБритании.

Бартемиус Крауч-старший был найден мертвым вместе с телом своего домашнего эльфа, оба были убиты смертельным проклятием прямо на трибунах стадиона.

До сих пор не был задержан ни один подозреваемый, и в связи с убийством министр Скримджер заручился поддержкой со всех сторон для повышения бдительности во имя поддержания правопорядка и безопасности людей. ДМП и аврорат пополнились новобранцами, и их ряды стремительно увеличивались, так как агитация шла полным ходом.

МагБритания никогда не чувствовала себя в такой безопасности под властью компетентного министра.

И когда был объявлен Турнир Трех Волшебников, магический мир замер в предвкушении.

У Дамблдора был план, детальный, продуманный план, который почти осуществился.

Миру необходим был Избранный: некий номинальный лидер, способный сразиться с Томом Риддлом, чтобы спасти положение, чтобы исполнить пророчество.

Герои Хогвартса практически подходили на эту роль, единственной досадной тенью оставалось полузабытые воспоминания волшебников о мальчике, который пережил смертельное проклятие.

Но это изменится. Дамблдор поставит перед их глазами того, кто примет любой вызов и победит, кто сможет соревноваться с ведьмами и волшебниками старше него, лучшими и умнейшими из всех магических школ Европы. Кто-то храбрый, кто-то настоящий.

Нужно лишь допустить небольшую ошибку.

Когда Кубок выплюнул два имени чемпионов Дурмстранга, в Большом зале поднялся шум. Школьники обменивались угрожающими словами и ехидные взглядами, профессора встали во главе стола, а Виктор Крам и Анетт Фалла среди этого шума выглядели растерянными.

Но затем были выбраны два имени и для Шармбатона, что вызвало ещё больше смущения и гнева, тем более, что один из кандидатов не подходил по возрастному ограничению. Старшая Делакур крепко прижимала к себе младшую сестру, глаза ее горели гневом, а мадам Максим кричала что-то по-французски.

Большой зал заполнился шепотками и догадками, все внимание студентов были сосредоточено на том, будут ли выбраны двое, чтобы представлять Хогвартс.

Седрик Диггори был встречен аплодисментами, Невилл Лонгботтом — восторженной овацией. Новоиспеченный герой Хогвартса гордо занял свое место рядом с хаффлпаффцем.

Директор выглядел мрачным, но в то же время странно спокойным; когда он читал имя вслух, его голубые глаза мерцали: он видел, как молодой наследник Лонгботтома стоял, расправив плечи и мужественно задрав подбородок.

Альбус начал отходить от помоста.

А потом Кубок снова вспыхнул, и из него, как искра из огня, вылетел ещё один клочок бумаги.

Дамблдор рефлекторно поймал бумажку; в зале воцарилась тишина.

В Кубке Огня угасло голубое пламя.

Все видели, что директор читает; все заметили, как он смертельно побледнел, впервые испытав настоящий шок, и его пурпурная остроконечная шляпа нервно задрожала.

Бумага смялась в сморщенном кулаке.

Затем он произнес вслух имя, которое все знали, но никто не ожидал услышать.

"Гарри Поттер".

* * *

Гарри был расслаблен; облокотившись на стол, он сосредоточился на своем текущем проекте, наблюдая, как Гермиона перескакивает с одного места на другое, настраивая параметры, старательно проверяя последние детали, тихим шепотом описывая свои действия.

Она привыкла проговаривать вслух то, что делала; зная, что мельчайшие движения ее пальцев и рук могут ускользнуть от внимания, и понимая, что Гарри жаждет знать все, что происходит.

А затем он увидел свет.

Он быстро приближался; пронзительный темно-синий огонь, спиральный и живой, прорывался сквозь сверкающие белые оштукатуренные стены, чтобы поглотить его.

Он вскочил в полной боевой готовности, его посох с грохотом ударился об пол, оба кулака крепко обхватили его при столкновении с возможной угрозой.

— Гарри?! — вскрикнула за его спиной Гермиона, но у него не было времени. Синий огонь охватил его прежде, чем он успел подумать о том, чтобы выставить щит, не зная, с чем он столкнулся, неспособный увидеть, был ли огонь реальным или магическим, физической формой или духовной; его узор был знакомым и чужим, похожим на огонь, но с очень, очень неправильным оттенком.

Гарри закричал, дрожа, зная, что он должен что-то чувствовать, по крайней мере, жар, синий свет, пробегающий через него, связывающий его.

— Гарри, что случилось? Г-гарри!

Гермиона была рядом, ее успокаивающий оттенок был утешением, к которому он потянулся, его дрожащая рука схватила ее за плечо. Она подошла ближе, пока все, что он мог видеть, не превратилось в сине-фиолетовый свет.

— Что-то, что-то внутри меня. Я... ты что-нибудь видела? Именно сейчас?

Гермиона притянула его к себе, крепко сжимая в объятиях, и Гарри без малейших угрызений совести прижался к ней.

— Н-нет, клянусь. Что ты видел?

Ее вопрос, такой естественный в их работе, заставил его сделать глубокий вдох.

Он должен быть аналитиком. Он должен быть спокойным, рациональным. Ему не было больно, как будто ничего не случилось. Не было запаха дыма, и он не слышал ничего, что сопровождало бы свет. Было ли все это иллюзией?

— Свет, проникший в меня... слева, сзади, но я не ощущаю никаких повреждений. Так как ты его не видела, сила была либо духовной, либо магической. Голубой свет глубокого оттенка: кобальт или сапфир — по обычной шкале. Его рисунок был очень похож на стандартные мерцающие спирали огня с уклоном в нижнюю часть синего спектра.

Говоря это, он расслабился и отошел от Гермионы. Увидел, как привычным жестом она потянулась к коричневому блокноту.

Глубоко вздохнув, Гарри продолжил, прислушиваясь к себе:

— Мое собственное состояние кажется, не изменилось, и у меня нет физических симптомов нападения. Ни тепла, ни холода, только небольшое сужение дыхательных путей, которое могло быть связано с началом панической атаки, — услышав вопросительный возглас Гермионы, Гарри заставил себя улыбнуться. — Теперь я в порядке. Он посмотрел на свои руки, наклонился, чтобы посмотреть на ноги, затем оглянулся через плечо. Наконец он растерянно покачал головой. — Я не вижу никакой разницы. Я не могу видеть свое лицо, и если это "что-то" было связано с разумом, знаки были бы там. В такие моменты, как этот, я хотел бы использовать зеркало.

Хотя зеркала отражали свет, для зрения Гарри они светились только ровным блестящим тоном серебряного сплава или более распространенными глубокими тенями искусственных отражающих соединений.

— Ты не изменился, Гарри. Я сделала заметки, но то, что ты описал, почти невозможно соотнести с тем, что мы знаем. Сияние от палочки отображает магическую подпись заклинателя. Модель, которую ты описал, не похожа на человеческую. Хотя, мы действительно должны исследовать магических существ, причем в ближайшее время. Если это может быть воздействие чего-то, что ты никогда не видел раньше…

Было много такого, чего он не видел раньше.

Гарри захотелось застонать, но вместо этого он заставил себя сесть на зеленовато-коричневый стул, дерево под его весом казалось твердым.

— Да, мы должны исправить это. Заглянем в зверинцы под Лондоном. Я могу распознать гоблинов и оборотней — по визитам в Косую аллею, но других, более редких существ будет труднее обнаружить и изучить. Вейлы, кентавры и им подобные.

— Ну, если это было похоже на огонь, я полагаю, вейла... Но нет, они обладают только искусством обольщения, притом непосредственно связанным со зрением. Это было какое-то заклинание, и по твоему рассказу оно прошло сквозь стену. Я не знаю заклинания, которое может это сделать.

Гарри медленно покачал головой. Гермиона подошла ближе и опустилась перед ним на колени.

Ее лицо, грубое круглое пятно света — почти самая яркая часть ее формы — приблизилось к его собственному.

— Все в порядке. Мы с этим разберемся.

Гарри улыбнулся и прислонился лбом к ее лбу; его глаза закрылись, хотя это не помогло приглушить видимое им свечение.

— Да, конечно.