Каша заваривается (гет)

Барон Шарль д’Антраг или «Антрагэ», как имели обыкновение кликать его приятели, сидел в трактире вместе с Луи де Клермоном графом де Бюсси, бароном Ги де Ливаро и виконтом Франсуа де Рибейраком. Поздний ужин плавно перетек в разговор за жизнь под бутылку старого доброго анжуйского из недр хозяйского погреба. На душе Антрагэ было паршиво. Его одолевало чувство смертельной усталости и также мерзкой гадливости, будто его отравили. А как бы вы чувствовали себя, если бы по отношению к вам проявили вероломство? Просто наплевали в душу. Недавняя польская эпопея завершилась тем, что на престоле Франции воцарился Генрих III Валуа, несостоявшийся король Польши, потеснив и оставив в полнейшей прострации своего младшего брата герцога Франсуа Анжуйского, который в мечтах уже мерил вожделенный венец себе на голову. И вот, его новоявленное величество стал проявлять свою первую монаршью волю.

— Не горюй, Антрагэ, полно… — дружески подпихнул барона локтем Рибейрак. — Знаю, неприятно… Но не вышло, так не вышло. Зато всегда можно рассчитывать на выгодную женитьбу. Да почему бы и нет? Присмотри себе невесту с приданым попышней. А, Антрагэ?

— Всегда из положения найдется выход, — поддержал речи приятеля Ливаро, чокаясь с Антрагэ. — А виконт дело говорит. Да чтобы хоть одна прелестница устояла перед храбрецом Антрагэ! Такого быть не может. Дамы за глаза тебя величают не иначе, как «красавчиком», сам слыхал. В эдакие моменты я был бы вовсе не прочь оказаться на твоем месте. Так что можешь быть разборчивым, Антрагэ, разыщи девицу щедро одаренную не только приданым, но и другими прелестями, — тут Ливаро сделал недвусмысленный знак руками, намекая на изумительный парный предмет, тот, что всегда немедленно приковывает к себе внимание зрителя у статуй древнереческих богинь, вкупе же и у их римских копий, и является источником неиссякаемого восхищения для всего мужского пола.

— Выгодная женитьба и, правда, может принести изрядную фортуну, — усмехнулся Бюсси. — Однако и даму получаешь еще впридачу, и ее родичей, но… От неугодной супруги всегда можно сбежать на войну, а может, и не захочется никуда сбегать. Вдруг она окажется красоткой? Кто там есть на брачном рынке? Антрагэ, полно, мы шутим, но, в каждой шутке, заметь, есть всегда доля правды.

Барон лишь опрокинул единым махом чарку доброго вина. Но легкое опьянение нисколько не утешало. Все еще ощущался этот проклятый вкус предательства… Увы, пьеса окончена! Немалое состояние почившей тетушки было все целиком и полностью отдано не ему, прямому наследнику, а уплыло в руки родни, что была седьмой водой на киселе по отношению к усопшей, а именно, дальнему кузену Антрагэ д’О, по личному распоряжению короля. И попробуй, потребуй от правящей персоны объяснений!

Они оба: и барон, и его кузен служили Генриху Валуа. Антрагэ — так верой и правдой. И вот, король хладнокровно сообщил ему о том, что… В общем, для барона в единый миг рухнули все планы на жизнь и скорое благополучие. Ушлый д’О подсуетился разрешить дело о наследстве исключительно в свою пользу, исхитрился, уболтал на это Генриха. Знать бы, как они, эти ловкачи, проделывают штуки подобного рода! Что ж, Антрагэ остается сказать только то, что отныне одним преданным слугой у правящего монарха стало меньше.

Женитьба из-за приданого? По расчету? Ну уж нет! Довольно барону приходилось мириться с самодурством господ-суверенов на службе, чтобы он допустил это в личную жизнь.

И вообще, это никого не касалось! Только его одного. В Анжу Антрагэ ждала невеста, ну как ждала, скорее, подрастала. Подросла… Ей как раз миновало шестнадцать.

Женевьев… Так ее звали. Женевьев де Ла Рош… И имя это отзывалось музыкой в ушах барона. Никогда не был он сентиментальным, но тут… Относительно его намерений, все обстояло серьезнее некуда.

Нет, невеста его не была бедна, ее опекун, старик-барон де Ла Рош, чье имение граничило с вотчиной Антрагэ, готов был дать свои анжуйские владения за невестой в приданое, что роскошно расширило бы земли барона. Но Антрагэ решительно не желал, чтобы в округе ходили слухи, что он поправил финансы деньгами невесты. Пусть ее приданое будет приятным дополнением, не более того. Щепетилен он был в этих вопросах.

Если бы удалось получить в свое распоряжение значительное наследство почившей родственницы, Антрагэ мог бы тут же выйти в отставку, уехать в Анжу и, наконец, заключить этот столь желанный им брачный союз. Имеет же он в конце концов право на спокойную жизнь и личное счастье! И вот заветная цель создания уютного семейного гнезда, которая была так близка, отныне отодвинута еще на пару лет, ибо мерзкий король-нытик поломал накорню все его планы. С воссоединением со своей невестой теперь придется подождать. Опять подождать!

Антрагэ смутно догадывался, что Генрих столь жестоко обошелся с ним, тая при этом особый умысел. Вероятно, до короля дошли какие-то слухи о намерениях Антрагэ относительно отставки, но как же ревнивый Валуа заблуждался, думая, что подобным образом, лишив барона необходимых ему средств, удержит его подле себя на службе. Антрагэ немедленно покинул свиту вмиг опостылевшего ему монарха, и из протеста перешел к герцогу Анжуйскому. Хрен редьки не слаще, скажете вы, ну да выбирать не приходилось. Новый господин также не вызывал у барона особых восторгов, но возле него Антрагэ почувствовал себя свободнее, к тому же он сразу как-то крепко сдружился с молодыми дворянами из свиты герцога, отчаянными шпагами Франции: Бюсси, Ливаро и Рибейраком. Будто бы они знали друг друга всю жизнь. Может, столь надежному союзу способствовало еще и то, что у каждого из них была тайная причина быть недовольным нынешним королем. Генрих обладал поистине искусным умением запросто настраивать против себя всех и вся, уж Антрагэ ли этого не знать…

Нет, Антрагэ своего, конечно, добьется, как бы ему ни совали палки в колеса, и непременно с Генрихом Валуа поквитается за все хорошее. Но пока его одолевало бессилие. Скорей бы оно улетучилось! Тогда можно начать действовать.

Он ответит на страшное оскорбление тем, что поможет низложить слюнявого монарха и сделать королем Франции Франциска III. Пусть Франсуа ему также безразличен, но лучше уж на троне да пребудет он, чем это нынешнее жалкое подобие короля! Тысячу раз лучше!

Шум трактира отхлынул прочь, как морской вал, барон задумался.

Он посватался к своей невесте, когда та только-только ступила из детских лет в пору ранней юности. Помолвка его была головокружительно-скоропалительна, прямо как головой в озеро, когда прохладная, кристально-чистая вода приятно обжигает разгоряченное тело…

Тоненькая да ладная, подвижная и живая, и с пронзительно синими глазами, глянув в которые, Антрагэ пропал. Никогда ничего подобного в жизни он не испытывал. У барона просто захватывало дух, и сердце ныло и замирало. Он готов был заделаться поэтом, чтобы воспевать ее в своих одах, но… Шпагой ему было дано орудовать лучше. Он сразу же безоговорочно решил, что именно она — станет будущей баронессой д’Антраг. В общем, Антрагэ понял, что нужно просить ее руки немедленно, в тот же час, пока его никто не обошел. И судьба, казалось, ему благоволила. Опекун Женевьев, почтенный барон да Ла Рош, воспринял его сватовство с восторгом. Да что там «с восторгом»! Старик едва не кинулся ему на шею от радости, без конца повторяя, что не мог желать лучшего счастья для своей племянницы. Брак, однако, решено было отложить в виду крайней молодости невесты.

Эх, не было в округе лучшей наездницы! А как она натягивала тетиву боевого лука! Прижмурив ярко-синий глаз, решительно целилась в мишень, и непокорная прядь волос, выбившаяся из прически, трепетала на вольном ветру у нее надо лбом. Волосы ее в тени были темны, но стоило лучу солнца упасть на них, как вокруг головы немедленно расцветало огненное сиянье… Все же жаль, что Антрагэ не поэт…

Она также любила сидеть на замшелой балюстраде террасы старинного шато и читать какую-нибудь книгу, прилежно водя при этом пальцем по странице, либо накручивая на него непослушный локон, который не сумели удержать в своей власти шпильки.

Антрагэ тревожился, как бы невеста не свалилась с высокой террасы вниз, на лужайку, и тайком высказал свои опасения старику барону. Тот, не раздумывая долго, отдал приказ расставить по периметру опасного места кадки с пышными деревцами из оранжереи, одну возле другой, так что к балюстраде с тех пор невозможно было подобраться, а на площадку будущей мадам д‘Антраг стали выносить большое кресло с резными ручками, но оно все время пустовало. Женевьев на террасе отныне не появлялась.

Она облюбовала себе другое место для проведения досуга чтения: ветку древнего дуба, что произростал в роще позади замка, Антрагэ об этом доложили вездесущие слуги, и он сам воочию сумел в том убедиться. Его невеста сидела, прислонившись спиной к стволу мощного дерева, вытянув перекрещенные ноги вдоль толстой нижней ветки, которая проходила горизонтально земле. Излучая невозмутимое спокойствие, сия роза, расцветшая в Анжу, все также прилежно водила пальцем по странице раскрытой книги и чуть покачивала башмачком в воздухе. Час от часу не легче, но если сорвется с ветки, то хотя бы падать ей будет пониже…

Неподалеку от дуба барон заметил насыпанный холмик земли, напоминающий захоронение, и венок, аккуратно на него возложенный. Явно под дерном что-то покоилось. Любимая собачка ли? Канарейка? Вряд ли… Старик барон не терпел в замке мелкой экзотической живности. Там держали только крупных охотничьих собак.

Стоит упомянуть, что Антрагэ наблюдал за своей суженой под прикрытием густых кустов. «Из кустов? — скажете вы. — Почему же из кустов?» Барон сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Хотя нет! Знал. Он просто опасался, что будущая баронесса д‘Антраг, возможно, заподозрит, что именно жених оказался субъектом, изгнавшим ее с излюбленного места на балюстраде. Отчего-то барон был уверен в том, что Женевьев разгневается на него за это. А ему не хотелось начинать подобным образом семейную жизнь. Короче, он струсил. Сказать бы кому! Вот таким нерешительным дурнем он оказался. Оробел перед девчонкой. Боялся ей не понравиться.

Под ногой барона, сидящего в засаде, предательски хрустнул высохший сучок. Будущая супруга вскинула ярко-синие глаза. Вот тут барону и нужно было бы выбраться на открытую лужайку, обнаружить свое присутствие и завести разговор. Но… Кроме дурацкого вопроса, который метнулся в тот миг у него в сознании: «А что там истлевает у вас в могилке?», придумать ничего не смог. И барон тихонько ретировался. После он сурово отругал себя за глупую нерешительность (и это он, барон Антрагэ, мямлит и заикается!), ибо надо было спросить, что она с таким увлечением читает. Или, на худой конец, отчего она забросила упражнения в стрельбе из боевого лука.

Отрепетировав все возможные варианты своих речей и окончательно расхрабрившись, Антрагэ во что бы то ни стало решил побеседовать с ней на другой день, но… Генрих Валуа — опять он! Тогда еще носивший титул герцога Анжуйского, при правящем брате-короле Карле IX, вызвал барона отбывать воинскую повинность срочной, доставленной в тот же вечер, депешей. И разумеется, встрял, как всегда, в самый неподходящий момент. Будь он неладен! Приказ гласил выезжать немедленно! Просто все брось и беги! Горазд был Герике накручивать. Будущий король даже для верности выслал особого вестового, чтобы тот за бароном «проследил», насколько неукоснительно будет исполнено высочайшее повеление. Генрих требовал присутствия Антрагэ истерично и настырно, ибо под Сансером разворачивались военные действия. Очередная война с гугенотами. Подождали бы и Сансер, и еретики, все вместе взятые, и противный военачальник армии католиков, но… Долг есть долг!

Антрагэ завернул проститься с утра пораньше со своей нареченной к старику-барону, но суженой в замке уже не застал. По распоряжению барона-соседа, шато перевернули вверх дном: искали и на чердаках и в подвале, но Женевьев просто испарилась. Наконец, слуги обнаружили, что в конюшне была взята лошадь. Значит, невеста барона уехала на конную прогулку до утренней трапезы. Ищи ее теперь по лесам. Старик-барон очень негодовал на подопечную и страшно расстроился. Пришлось Антрагэ уехать, не попрощавшись.

Военная кампания тем летом разворачивалась по горло в грязи, так раскисла земля от череды проливных дождей на западе королевства. Уже несколько месяцев шла безрезультатная осада Сансера. Антрагэ тогда вдосталь намахался и шпагой и алебардой, усмиряя мятежников-гугенотов при их вылазках из осажденного города. Он как раз менял, в обвисшей от сырости палатке, помятую кирасу, с досадой думая, что во всей округе будет не сыскать ни единого приличного кузнеца-оружейника, чтобы выправить доспех; запасной же нагрудник был чуть тяжеловат и менее удобен, когда барону доставили письмо из Анжу с вестовым от старика-барона соседа. В письме будущий родственник присовокупил несколько строчек привета от бароновой невесты… Нет, Антрагэ предпочел бы, чтобы эти строки были написаны ее собственной рукой, но увы, приходилось довольствоваться тем, чем располагал на тот момент.

Барона осенило тогда безотчетное чувство покоя, сознание того, что все разворачивающиеся вокруг безобразия когда-нибудь для него закончатся, и в Анжу его отныне ожидает тихая пристань. И эта мысль грела. Среди промозглого холода и невыносимой сырости театра военных действий.

С тех пор так и повелось, что старичок барон де Ла Рош в каждом письме сообщал, как поживает его суженая. Антрагэ несколько изумляло, что опекун Женевьев готов был обвенчать свою воспитанницу с Антрагэ немедленно, лишь только барон заикнулся об этом, но переписку вот контролировал немилосердно. Жаль, что в этом он был страшно старомоден. Может, он проделывал все это с умыслом, чтобы подогреть интерес барона? Зря потраченные усилия! Женевьев крепко запала Антрагэ в душу. И ему нужна была лишь отставка…

Гугенотские войны… А потом эта Польша… Да где уж тут вырваться, чтобы съездить в Анжу! За эти годы, что слились для барона в единую сумасшедшую круговерть, его невеста изумительно похорошела. О том говорил портрет-миниатюра, присланный ему стариком-бароном.

Барон де Ла Рош также переслал ему старое колечко Женевьев со скромной жемчужиной, видавшее виды и весьма поцарапанное. По нему Антрагэ заказал у самого известного парижского ювелира для невесты изящное помолвочное, что лежало теперь в бархатном мешочке в шкатулке рядом с ее портретом. Ждало своего часа. Барон во что бы то ни стало хотел передать его лично и не желал доверять посланнику-вестовому. Он иногда в одиночестве примерял его себе на мизинец. Золотой ободок доходил ровно до половины. Сторонний наблюдатель отметил бы, что в подобные моменты улыбка всегда трогала губы барона. Иногда она была иронично-игривой, иногда чуть лукавой, но всегда довольной. Антрагэ вспоминал Женевьев и желал бы видеть, как кольцо будет красоваться у нее на пальце.

Сказать бы кому, что он, как неоперившийся зеленый юнец, занимается подобными глупостями и грезит наяву, узнали бы о том друзья, так не удержались бы от насмешек, но это уж его дело, он поступает так, как хочет и как пожелает нужным. И плевал он на тех, кто упрекнул бы его в излишней чувствительности!

Барону не нужно даже было вовсе смотреть на портрет, чтобы вспомнить черты невесты. Стоило только закрыть глаза — и ее образ тотчас же вставал перед его мысленным взором. Вот Женевьев, сломя голову, мчится в галоп на резвом скакуне и егеря едва поспевают за ней. Вот она удаляется по аллее старого парка шато Ла Рош… Остановилась, обернулась… А сейчас она перевернет страницу книги, и сверкнут ее синие глаза, обращенные на барона… Влюбился, ты, друг Антрагэ. Влюбился не на шутку. Поэтому и не отказываешь себе в удовольствии помечтать и подумать о ней на досуге, и приносит это тебе безотчетную радость… Но теперь, благодаря его величеству, опять несколько лет будешь располагать только мечтами. Как привлекала барона ее независимая живость: и во взоре, и в каждом движении! Настало самое время познакомиться поближе! Но! Этот подлец-правящий Валуа все столь искусно испортил. Антрагэ не простит ему этого вовеки и отныне считает своим долгом, как только выдастся удобный случай, отплатить королю за его мерзкие деяния! Не будь он Шарль де Бальзак…

Барона снова подтолкнули под локоть и вывели из задумчивости.

— Гляди, какое общество нам послала фортуна, — объявил Рибейрак.