Воровка (джен)

Даже из иллюминатора орбитальной станции Коррибан выглядел жутко неприветливо. По картинкам из учебников, которые Рисса года два назад штудировала более-менее регулярно, складывалось впечатление, что все пригодные для жизни планеты похожи друг на друга: синие океаны, зеленые материки с бурыми проплешинами гор и пустынь да редкие вкрапления вечных льдов. Коррибан эти наивные представления безжалостно ломал. Рисса, как ни вглядывалась, не заметила ни вкраплений зелени, ни хоть самого завалящего моря — что уж об океанах говорить. Зато нашлась целая цепь до того здоровенных вулканов, что их было видно невооруженным глазом даже с такого расстояния. Рванет хоть один такой — и все, трындец всему живому на сотни километров окрест. Впрочем, Рисса слабо представляла себе, как кто-то вообще может жить на планете, где вида природных зон имелось, похоже, ровно два: пустыни равнинные и пустыни горные.

Не было на Коррибане и больших городов, заметных из космоса. Если бы на орбите не висел целый флот, от размеров которого Ремис — пацан, которого забрали из талармской тюрьмы вместе с Риссой, — пришел в пищащий восторг, можно было бы подумать, будто в этом пыльном шарике нет вообще ничего интересного.

— Жесть. Это что, мы вот тут будем жить? — Рисса поежилась. Она понятия не имела, что ждет их на Коррибане, но он ей уже не нравился. Она почти готова была полюбить эту орбитальную станцию: здесь, по крайней мере, было чисто и прохладно. — Так себе у ситхов священное место.

Ремис так вытаращил на нее глаза, будто Рисса во весь голос пообещала разнести эту их Академию по священному камушку.

— Тихо ты! — шикнул он, больно впиваясь пальцами в ее предплечье. — Еще услышат!

— Да и хрен с ними. — Рисса презрительно фыркнула и гордо задрала подбородок, но голос все-таки понизила. Какой-то ее части даже хотелось нарваться на неприятности: за те два дня, что их везли от Талармы до Коррибана, злости в ней накопилось столько, что через край перехлестывало. Но инстинкт самосохранения пока брал верх. — Знаешь что-нибудь про эту дыру?

Если кого из ее новых знакомых можно было спросить об этом, то только Ремиса. Он, как выяснилось, был тем еще фанатом Империи — как, впрочем, и многие другие мальчишки: государство, вылезшее из неизведанного космоса и в Великую галактическую уложившее на обе лопатки Республику, против которой прежде ни один независимый сектор даже вякнуть не смел, нравилось им уже одной своей крутизной. Рисса часто слышала от приятелей восторженный писк про самый передовой боевой флот в галактике, самую мощную армию, самых могучих колдунов, самую опасную и всевидящую разведку... в общем, все в Империи было самое-самое и уж точно в десять раз лучше, чем в Республике. Только почему-то самых лучших рабовладельцев во вселенной мальчишки как-то вниманием обделяли.

Ремис собрался что-то ответить, но тут же захлопнул рот и вытянулся в струнку: мимо решительно прошагал тип в тяжелых алых доспехах и со световым мечом на поясе. До детей, согнанных в малоорганизованную кучку у иллюминатора, он снизойти даже не подумал — сразу направился к молодой краснокожей девице, которой было поручено их пасти. Девица, к всеобщему облегчению, оказалась ленивой, и на подопечных реагировала, только если кто-то начинал шуметь. Реагировала, правда, остро: девчонка, осмелившаяся слишком громко хныкать, теперь хныкала не от страха, а от боли, съежившись в уголке. Никто и не подумал за нее вступиться, когда надсмотрщица заставила ее выйти вперед и ударила молнией, сорвавшейся прямо с пальцев: стояли смирно и боялись даже вздохнуть слишком громко. Сейчас с малявкой возилась девочка постарше — гладила по голове, утирала сопли и шептала на ухо что-то ласковое. Рисса держалась от них подальше: ее от этих игр в дочки-матери перекашивало.

— Да откуда мне знать-то? — прошептал Ремис, когда тип отвел их надсмотрщицу в сторонку, о чем-то в полголоса совещаться. — Коррибан — закрытая территория, про него в ГолоСети мало что найдешь. Знаю только то, что все знают: что это родина ситхов, но сейчас здесь почти никто не живет, потому что джедаи с республиканцами тысячу лет назад поубивали всех, кто не успел сбежать. Ну и про Академию, конечно, слышал кое-что.

Опасливо осмотревшись по сторонам, Ремис наклонился к уху Риссы и продолжил страшным шепотом:

— Говорят, многие ученики не доживают до выпуска. Слабаки здесь быстро отсеиваются. Никто их не щадит и не жалеет: не справишься — сдохнешь, вот и весь разговор. Самых лучших забирают в ученики лорды ситхов, и тогда-то у них жизнь начинается... — Ремис аж с дыхания сбился от восторга: видимо, в красках представил себе, какая жизнь начинается у счастливчиков-избранников. — Ты только представь: у них и денег куча, и положение высокое, и простые люди им кланяются и иначе как "милорд" не обращаются... Если учитель достаточно крут, то ученик вообще может делать все, что захочет, и ему за это ничего не будет!

"Ага, если только ему от учителя по первое число не влетит, — подумала Рисса, но смолчала.

— Это, небось, как в бандах: если слишком забалуешь, тебя собственный вожак в феррокрит закопает, потому что проблем лишних никому не хочется".

— Ну, нам с тобой это точно не грозит.

— Чего это вдруг?! — тут же окрысился Ремис. Похоже, он по-настоящему разозлился: его острая физиономия будто бы заострилась еще сильнее, а узкие темные глаза превратились в щелки. Тонкий рот от возмущения пополз на сторону. — Ты как хочешь, а я, раз уж меня в ситхи загребли, выжму из этого максимум. Тренироваться буду днем и ночью. Надо будет — по головам пойду. Я...

Ремис все больше распалялся — даже кулаком у нее перед лицом помахал, видимо, для большей внушительности. Рисса с самого начала подозревала, что земляк ей попался малость ударенный. Теперь поняла, что не малость, а совсем.

"Лучше бы Девва с Вильком вместо этого долбанутого забрали".

— Я, я, я... задрал уже якать! — шикнула на него Рисса. — По головам он пойдет... Не видишь, как они к нам относятся? — Она кивнула в сторону надзирателей. — Мы для них — шаачье дерьмо. Забыл, как они тебя в тюрьму швырнули? Имперцы никого за людей, кроме самих себя, не считают, не заметил, что ли? Хочешь выжить — надо вместе держаться, а не "по головам ходить"!

Ремис некоторое время буравил ее взглядом, гневно раздувая ноздри. Рисса с трудом сдерживалась, чтобы не засветить ему по физиономии. Он казался ей нормальным, пока они летели до Коррибана: сам подсел к ней, подбадривал, без устали рассказывал о своей банде и изредка — то, что знал об Империи. Оттого слышать от него такие бредни было вдвойне обиднее.

— Я не про твою голову говорил, а вообще, — буркнул он с неохотой, будто делал одолжение. — Просто ты говоришь как неудачница, а с таким отношением ты плохо кончишь. В Академии у всех есть шанс. Тот ситх нам так и сказал.

— Ага. Я помню.

А еще Рисса не успела забыть талармскую тюрьму. И слышала, как девица, "заботам" которой их поручили, презрительно скривилась и сквозь зубы назвала подопечных "свежим мясом". У Ремиса был шикарный талант слышать и видеть только то, что ему нравится. Он чуть до потолка не подпрыгнул, когда ему сунули в руки красно-серую форму и сказали, что теперь он — послушник в Академии ситхов.

Рисса, в принципе, тоже была рада — тому, что отправится не в трудовой лагерь. Но насчет своего будущего в Академии не обольщалась. Чужая территория — она и есть чужая территория: старожилы всегда хотят либо обломать новеньких, либо сожрать с потрохами. От одной стаи только другая стая отбиться может. А единственный ее земляк во всей группе — придурок, проглотивший ситский бред и еще добавки попросивший. Повезло ей, нечего сказать.

Ремис, так и не дождавшись от нее другой реакции, сердито встряхнулся и отошел к иллюминатору. Сутулый, взъерошенный и злой, он походил на помойную варакью-падальщицу.

— Ты права, — вдруг подала голос девочка, успокаивавшая получившую молнией плаксу. Она говорила так тихо и неуверенно, что Рисса даже не сразу поняла, что девочка обращается к ней. — Твой друг глупый и никогда не жил в Империи. Мы с Милли раньше были рабынями у имперского офицера. Знаешь, что он нам сказал, когда у нас обнаружили Силу?

— Ну? — спросила Рисса на автомате. Дурь Ремиса ее раздражала, но и нытье девочки — к слову, красивенькой, похожей на куколку со своими большими ласковыми глазами и пухленькими губками, — слушать не слишком хотелось. Ей вполне хватало своего.

— Он сказал, что мы не проживем на Коррибане и недели, — грустно вздохнула девочка, отводя взгляд. — И то, что в нас есть Сила, не означает, что мы перестали быть грязью.