Невидимый свет (джен)

Наконец-то было темно. И гораздо тише, хоть гомон наверху не смолкал. Я укрылась под землёй, в просторных тоннелях, как те, что у нас: но и там было людно, так что приходилось осторожничать. Здесь внизу большие люди живут теснее и беднее, чем на поверхности. Мне удалось подобраться поближе и стащить пару облезлых кур.

Всё тело ужасно ныло — особенно спина: длинная рана от хлыста напоминала о себе при малейшем движении. Глаза всё ещё чесались от полуденного солнца. Но теперь я хотя бы была сыта.

Духи, чего я только не навидалась за эти несколько дней!

* * *

Сначала в Багдад пришли ещё большие люди. Человек тринадцать. У них был огромный двухглавый змей, который вертел своими узкими ушами и с их помощью летал над землёй, как птица — на нём они и прилетели. Они поймали меня и посадили ему в пасть.

Внутри я говорила с их предводителем. Он украл моё второе имя, и я очень испугалась. Кадир — так его звали — понял это и приказал своим людям ослабить хватку. Я тогда ещё не понимала, что он был добр ко мне — он пытался решить дело миром. Но тогда я подумала: «Пусть он такой большой и сильный, пусть он подобен богу — всё равно: он — убийца из рода убийц, он враг, они все враги. Я убью их столько, сколько успею». Их было больше, но они не стали ни убивать, ни даже бить меня — просто связали покрепче и увезли куда-то.

Потом мы вошли в огромный белый дом. Там было многолюдно, стояло много богато одетых шаманов, а выше всех, во всём зелёном, стоял их вождь: у него были глаза, словно угли, голос, подобный грому, и деревянная нога. Кадир говорил с ним. Потом меня отвели в маленькую комнату: там их вождь кричал на меня и делал больно, что-то выспрашивая. Я, понятное дело, почти ничего не поняла: повторялось только одно слово — «сара». Возможно, это было чьё-то имя. Скоро в комнату вошёл Кадир и попросил вождя о милосердии. Тот обругал его и уже собирался выгнать — но тут ему в голову видимо пришла какая-то идея.

Меня омыли волшебной водой, прогоняющей Призраков, накормили какой-то лепёшкой, одели в какую-то простую ткань. До следующего утра меня продержали в совсем маленькой каменной комнате без окон.

На утро меня посадили в клетку. Клетку погрузили на большую арбу, владел которой очень круглый человек в богатых ярких одеждах. Он стоял и долго спорил с большими людьми, но вскоре их спор закончился, и меня куда-то повезли.

Ехали долго. В клетках по соседству сидели другие большие люди. У меня в голове не укладывалось, что большие люди сажают друг друга в клетки, а потом везут бознать куда. Зачем?

Цепочку из нескольких таких повозок с клетками охраняли большие люди, одетые победнее. Если в клетке сидел мужчина, они иногда бранили его, если женщина — трогали там, где в данных обстоятельствах трогать было совсем неуместно. Один из них добрался и до меня. Обычно, когда так трогают, мне нравится, но это был враг, да ещё и грубиян, так что я откусила ему палец. Ещё один без пальца — похоже, это становилось доброй традицией. А что, хоть какое-то мясо — всё лучше, чем эти чёрствые лепёшки. Другие большие люди заржали, круглый человек громко накричал на виновника торжества, а меня с тех пор боялись, словно дикого зверя, и еду подавали только на конце острой палки. Неприятно, конечно, но пусть уж лучше боятся, чем трогают, когда я не хочу.

Повозки тащили большие шестиногие животные. Они были кроткими и очень сильными. У них был густой бледно-песчаный мех, горбы на спине и большие влажные глаза. И они ни на кого не нападали — разве только плевались иногда, и это вызывало взрывы хохота. Хорошие звери — мне они сразу понравились.

В клетке по соседству сидел большой человек с оранжевыми волосами на голове, руках и лице. И в отличии от остальных он был действительно Большой. Он был могуч, как огнекот, и смотрел на всех с ехидной улыбочкой. Когда я откусила охраннику палец, этот человек смеялся громче всех. Мы кое-как познакомились — его звали Шонофарел. Он же научил меня паре-тройке слов на языке больших людей.

Потом мы приехали в ещё один город больших людей. Они жили там, и какая-то часть города действительно была восстановлена. Город стоял на реке, его окружала высоченная стена. Диких зверей там не было, Призраков, насколько я могла судить, тоже.

У ворот клетки сгрузили, и несколько дней круглый человек что-то призывно кричал прохожим: иногда кого-то выводили из клетки и передавали прохожему, а он вручал круглому человеку какие-то круглые блестяшки. Меня заковали в цепи и вывели на деревянный помост. Круглый человек издевался надо мной, как умел, а я, как ни старалась, не могла дать сдачи. Он бил меня кнутом, давал другим большим людям рассмотреть меня повнимательнее: тогда я поняла, что они вообще не знают о нашем существовании, раз смотрят на меня, как на диковинку. Меня раздевали, и мужчины уважительно цокали языками: я не против похвалы, но это вызывало у меня отвращение — мужчины больших людей не умеют ни любить, ни говорить, что любят. Других женщин в клетках они тоже нахваливали, но держались бедные ещё хуже, чем я. Немудрено: нельзя так прикасаться к женщине, если она этого не хочет.

Ночи я проводила в большой деревянной комнате, где от других моих собратьев по несчастью было душно и тесно. Шонофарел иногда болтал со мной. С ним обращались гораздо лучше. Он объяснил: таких, как мы называют словом «раб», а круглый человек — торгует нами. Торговля — довольно интересная вещь: есть какой-то предмет, или раб, или услуга; один человек отдаёт это второму, а второй отдаёт первому те самые круглые блестяшки, которые называются «деньги». Деньги же можно поменять почти на все, что угодно, но разные вещи стоят разное количество денег. Шонофарел сказал, что он могучий воин (кто бы спорил), а потому — стоит очень много денег, а если с ним будут обращаться плохо, то он испортится, и круглый человек получит за него меньше денег. Он также сказал, что я, наверное, тоже стою очень много, потому что я, как он выразился, «мутант», то есть большая редкость. Причём всё, что я умею, не имеет значения: важно лишь то, что я — редкость. Оказывается, большим людям становится хорошо, если они обладают чем-то, чем не обладает никто или почти никто другой: то, что я могу незаметно проникнуть куда угодно или завалить крокубийцу с двухсот метров в глаз, их не интересует.

Те женщины в клетках, как он сказал, стоят тем дороже, чем они моложе и красивее. Как по мне, так они все были красивы — особенно в области груди: будь мы в других условиях, я бы умерла от зависти. Покупают их затем, чтобы любить их, даже если они не согласны. Большие люди — очень странные: кому понравится любить женщину, если она не согласна?

Мужчины в клетках были либо воинами вроде Шонофарела, либо теми, кто делает для хозяина особо трудную и грязную работу, не получая за это деньги — те люди, которые не называются рабами, обычно их получают. Тот, кто купил раба, обращается с ним либо хорошо, либо — как со зверем, но в любом случае — отнимает его свободу. Шонофарел не волновался об этом: в его силах было убить хозяина голыми руками и сбежать. После этого он планировал снова быть воином, но быть свободным и получать за свою службу деньги.

У меня голова шла кругом — в племени всё было гораздо проще. Был Вождь — лидер, командующий нами. Был Шаман — борец с Призраками и кладезь мудрости. Были касты: Воины, Искатели, Земледельцы и Жестянщики. И не было никаких рабов. Не было и денег: по всему выходило, что это довольно удобная штука, но Шонофарел предупредил, что деньги могут свести с ума.

Я очень сильно скучала. Шонофарел говорил со мной и успокаивал, он был очень добр, хоть и посмеивался надо мной. Остальные рабы были так измотаны, что не обращали на нас внимания.

Оказывается, большие люди могут быть добрыми и хорошими, но таких очень мало, и их никто не любит.

На пятый день я услышала, как с круглым человеком говорит какая-то женщина: она говорила так тихо, что я просто не могла услышать её за всем этим гомоном (большие люди — очень громкие), но почему-то я её прекрасно слышала. Её голос показался мне смутно знакомым. Вскоре ко мне вошёл человек, чьё лицо было скрыто тканью. Он пытался что-то мне сказать, но я была до того зла, что не послушала. Потом оказалось, что этот человек — шаман. Он шагнул, пропал, появился в моей клетке, схватил меня, а потом мы оказались на улице. Я испугалась, сбила его с ног и убежала.

* * *

Так я и оказалась, в подземельях этого города. Жизнь налаживалась. В городе очень много торгуют, но денег у меня не было, так что всё необходимое я воровала. За последние две ночи я стащила просторную светло-серую одежду, платок, который они наматывают на голову, громовой жезл, несколько стрел к нему и достаточно еды, чтобы наконец отъестся досыта. Сырое мясо, конечно, не очень вкусное, но разводить огонь было рискованно. Я уже пришла в себя — даже плакать больше не хотелось, хотя всё равно очень грустно. Что мне было нужно, так это добраться обратно до Багдада, а ещё наверное — встретить того шамана и извиниться. Я думала, что возможно мы подружимся, и он мне поможет.