Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Встала я за спиною безумья,

Разбежалась и прыгнула в ад.

И однажды в канун полнолунья

Не нашла уж дороги назад.

Я расправила крылья над бездной,

Над туманом безликой дали,

А когда обернулась — исчезла

Даже тень опустевшей земли.

И теперь среди стен подземелий,

В гуле шорохов грешной земли,

Я у демоновой колыбели

Пеленаю заслуги свои...

Восемнадцатого декабря Габриэль родила сына.

Крошечное создание с белоснежной кожей и ангельским взглядом демонёнка.

Младенец казался Гермионе совсем игрушечным, неестественным. Но в этом было что-то чарующее, особенно в его глазах — небесно-голубых с едва различимой багряной поволокой. Да и в самих чертах лица было нечто неземное, нечеловеческое — но вместе с тем неизъяснимо прекрасное.

И царственное. Повелительное, властное, если не диктаторское. Воплощенное в почти невесомом младенце, это незримое, неуловимое нечто гипнотизировало и внушало едва ли не сакральный трепет, даже страх, смешанный с восхищением.

На наследника Темного Лорда, особенно если он не спал, можно было смотреть до бесконечности...

Габриэль быстро отошла от родов и сама заботилась о малыше, которому предстояло невесть сколько времени расти в роскошных подземных покоях Блэквуд-мэнор, таимым от всякой живой души, не посвященной в тайну его появления на свет.

Впрочем, пока он был еще слишком мал, чтобы это могло обеспокоить кого-либо.

Крошечный человечек почти не плакал — обо всем, что ему было нужно, он говорил вслух — вдовствующей сестре, малолетней племяннице, отцу или огромной Королевской Кобре Нагайне.

Салазар Волдеморт Гонт с рождения владел парселтангом.

* * *

После рождественских праздников Беллатриса вернулась к обязанностям преподавателя самозащиты в гимназии Темного Лорда.

Причин, по которым она скрывалась эти полгода, не открывали никому.

А жизнь входила в привычное русло. Етта готовилась к поступлению в гимназию, проглатывая знания с аппетитом, подобно деду и матери когда-то.

После седьмого дня рождения Волдеморт взялся обучать ее основам магии — и Гермиона с удивительной покорностью приняла это: воспитать девочку в гармонии с окружающей ее действительностью казалось ей сейчас благом.

Здравствовал в подземельях маленький змееуст Салазар, опекаемый Габриэль под надежной защитой Нагайны.

В магическом мире царил покой, всё снова затихло, вошло в колею.

Гермиона учила гимназистов Даркпаверхауса премудростям, связанным с сознанием. Рон и Женевьев готовились к свадьбе, которую планировалось сыграть осенью.

Хихикая, Амаранта сообщила своей подруге, что и ее Чарли зовет под венец — но это всё «такие глупости».

Черная Вдова снова вышла на охоту — об этом леди Малфой узнала от Крама, с которым часто общалась теперь в гимназии.

Виктор возмущался последними тайными расправами, предшествовавшими принятию нового закона в Министерстве магии, и всеми силами старался перетащить Гермиону на свою сторону.

То ли по личной инициативе, то ли по плану упорного Ордена Феникса, Виктор вознамерился сделать из наследницы Темного Лорда своеобразного двойного агента.

— Только препятствовать излишнему злу, — увещевал он. — Для тебя это безопасно. Помогая спасать безвинных, ты искупишь многие прегрешения, — твердил Крам со всей возможной убедительностью.

И еще постоянно пытался выведать что-либо о судьбе Габриэль — но Гермиона лишь заверяла, что та жива и вполне счастлива сейчас без своих «героических воспоминаний».

— Она не такая, как считаешь ты, — упорствовал Виктор. — Без этих воспоминаний она не она. Помоги спасти девочку, и я больше ни о чем уже тебя не попрошу.

Но Гермиона только улыбалась странно и качала головой — исключительно из заботы о самой Габриэль. Мать ее брата едва ли будет счастлива расстаться с возлюбленным чадом и осознать всю ужасную правду произошедшего.

* * *

— Как бы нам с тобой помирить Чарли и Рона?

Это было в самом начале весны. Гермиона и Амаранта пили чай в кабинете провидицы, и леди Малфой затронула тему, давно беспокоящую ее почти счастливого рыжего друга.

— Ты же знаешь... — вздохнула полувейла.

Чарли упорно не желал возобновлять отношения с братом, всё еще обвиняя того в смерти Джинни.

— Но ведь Рон не виноват! — горячо возразила Гермиона. — Он пытался смело следовать долгу — так, как понимал его тогда. Если бы я не узнала правду о своем происхождении, я тоже ввязалась бы за Гарри в эту бессмысленную борьбу, и кто знает, когда мне удалось бы остановиться! А Рон к тому же очень подвержен чужому влиянию. И крайне высоко ценит дружбу! Но он смог оставить Гарри до того, как обратился в чудовище...

— Чарли говорит, что сестры этим не вернешь, — развела руками Амаранта. — Что я могу сделать?

— Давай я с ним поговорю? — предложила леди Малфой.

— Поговори. Но я не думаю, что ты добьешься чего-либо.

— Когда бы нам увидеться? — воодушевленно спросила ведьма, оставляя без внимания последнее замечание.

— Мы обычно встречаемся в деревне у моих родителей, — меланхолично заметила полувейла. — Если не имеешь ничего против, возьму тебя как-нибудь с собой, только предупрежу его заранее. Может, за одно втолкуешь этому упрямцу, чтобы оставил свои глупости с подношениями Гименею(1)!

— Амаранта...

— И ты то же зелье мешаешь! — возмутилась полувейла. — Кадмина, подумай сама! Мне больше восьмидесяти лет, я на всю жизнь изуродована этим шрамом, питаюсь кровью невинных магглов и во мне самой нет абсолютно ничего человеческого! Знаю всё, что ты сейчас скажешь, — замахала руками она. — Кадмина, я — не человек, существо, создание ночи. Я даже не имею права использовать волшебную палочку! Думаешь, отец Чарли и все его близкие будут рады такому союзу? Ты так хочешь помирить Чарли с братом и ратуешь тут же за то, чтобы рассорить его со всей родней! Лучше втолкуй ему очевидное — когда мы заговариваем об этом вдвоем, он начинает напоминать мне тролля. И это утомляет...

__________________________________

1) В греческой мифологии божество брака.

* * *

Для визита в вампирскую деревню Альмовин, расположенную в глубине лесов на одном из притоков Прута речке Жижии, выбрали вечер воскресенья. Выходить следовало на закате — днем, по словам Амаранты, поселение спит и всяким гостям, вынудившим жителей выбраться на солнечный свет, вампиры рады не будут.

— Обычно я спускаюсь по холмам бегом, но ты не пройдешь столько, — сказала профессор прорицаний, мечтательно глядя в окно Гермиониного кабинета на клонящееся к горизонту красное мартовское солнце, — потому Чарли создал для тебя портал к берегу реки, нашему с ним местечку — там я легко тебя отыщу. Ведь ты не против, если я спущусь привычным путем? Это не займет много времени.

— Спуститься к реке — не займет много времени?! — ахнула Гермиона. — Ты сходишь пешком до реки?! Или тут, в лесах, есть еще какая-то?

— Я могу перемещаться очень быстро, — усмехнулась полувейла. — Да и выбора особого нет, — добавила она. — Трансгрессировать, как ты понимаешь, я не умею. Сама создавать порталы — не могу. А немногочисленные камины Альмовина не подключены к Сети летучего пороха... Вот, возьми, — Амаранта протянула подруге старинную брошь, — это вещица моей матери, вернешь ей потом, хорошо? Чарли заколдовал ее для тебя, когда мы виделись в последний раз. Портал сработает примерно через час, в половине седьмого. Подождешь на тропинке, если я задержусь. А чтобы избежать этого, мне лучше поторопиться.

Амаранта плотнее закуталась в свой темно-синий плащ со скрывающим лицо капюшоном, попрощалась и уверенно вышла из кабинета.

Время тянулось неторопливо, и из окна Гермиона наблюдала за тем, как быстрая тень в развивающемся плаще показалась из замка, заскользила к ограде и скрылась в кромке леса.

Ожидая, пока сработает портал, леди Малфой выкурила несколько сигарет и затем взялась читать «Воскресный пророк». В разделе светской хроники сообщалось о помолвке между Адамом Мелифлуа и двадцатитрехлетней Эльсинэей Мальсибер, племянницей одного из слуг Волдеморта Фабиана.

От нечего делать Гермиона припомнила, что именно с мамаши этой новой невесты «милого Адама», Сириусовой тетки Элладоры, пошла и перекочевала в семейство Вальбурги Блэк, кузины мужа ее сестры, милая традиция обезглавливать домашних эльфов и засушенными развешивать их сморщенные рыльца на стенах фамильных домов. Хорошо, что идеи миссис Мальсибер не вдохновили ни одну из хозяек Блэквуд-мэнор, и усадьбу, где сейчас проживала Гермиона, миновал этот специфический обычай.

Это же нужно было додуматься! Повезло с женушкой, ничего не скажешь...

Зато брат Фабиана не стал Пожирателем Смерти, не успев по малолетству перенять у отца пагубной привязанности к Волдеморту. Пауль Мальсибер, батюшка Кристиана и Фабиана, познакомился с Темным Лордом в период, когда тот путешествовал по миру, проникая в глубины магии. Он был восхищен Волдемортом и вскоре присоединился к сопутствующей ему тогда паре друзей-слуг, которые еще не называли себя Пожирателями Смерти.

Пауль успел жениться на Мелани Гойл, сестре Гойла-старшего, и даже стать отцом двоих сыновей, одному из которых еще довелось рядом с ним встать в строй подданных его повелителя, — а потом убежденного Пожирателя Смерти окончательно свело на нет древнее проклятье, подхваченное где-то в Шри-Ланке еще во время мировых скитаний.

А Кристиан так и не стал слугой Волдеморта, вследствие чего и не попал в Азкабан... Зато попал в мужья даме, придумавшей обезглавливать домовых эльфов... Наверное, милая особа... Младший сын этой парочки, Родерик, выпускник Гермионы, Черный Зверь, был гордым, злым и жестоким мальчишкой, таким себе темным принцем курса. Наверное, сестра мало чем отличается от него... Что же «милому Адаму» так не везет с невестами?

От мыслей о грядущей женитьбе троюродного дядюшки и воспоминаний об Элен, которые теперь порождали внутри что-то теплое и приятное, но очень грустное, — как и любая мысль о Люциусе, Гермиону оторвала наливающаяся синевой брошь матери Амаранты. Портал активировался, и она, прихватив со стула теплый плащ с капюшоном, крепко стиснула украшение в руке.

Со знакомым ощущением брошь рванула ведьму лицом вперед, в темноту, где неуправляемо закружила, перекидывая сквозь пространство. Вот ноги с силой врезались в твердую землю утопающей в сумерках проселочной тропинки. Гермиона с трудом удержалась, чтобы не упасть.

Кругом расстилалась синяя мгла, отдающая тем ярким предсумеречным светом, от которого становится больно глазам. Дул прохладный ветерок, несущий с собой запах болота. Ухали и пищали в лесу какие-то животные или магические твари.

Гермиона поежилась и поспешила закутаться в свой плащ. Использованный портал сунула в карман.

И в этот момент почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Ведьма быстро обернулась — кто-то далеко впереди юркнул с тропинки в густо заросший овраг.

— Эй, кто там?! — громко крикнула леди Малфой, быстро нащупывая волшебную палочку. — Амаранта?

Кусты зашевелились, но не издали ни звука.

— Кто здесь?! — настойчиво и угрожающе повторила Гермиона, с опаской двинувшись к ним. — Эй! — уже с ноткой испуга окликнула она.

Кусты дрогнули снова, и оттуда высунулась чумазая загорелая голова. Парнишка лет двадцати с перепуганным лицом блеснул в густеющей темноте мутными глазами.

— Кто такая? — крикнул он по-румынски, стараясь казаться грозным.

— Ой, — растерялась Гермиона, отступая на шаг.

Видя ее нерешительность, маггл — а парнишка, безусловно, был магглом, — выбрался из оврага и пошел вперед, крепко сжимая увесистую палку, обмотанную какими-то тряпками.

— Полегче, любезный! — попятилась Гермиона, обращаясь к неожиданному знакомцу на его языке, освоенном в свое время с помощью удобных чар, которые так презирал за что-то ее покойный второй супруг.

— Ты что тут делаешь? — угрожающе спросил крестьянин, останавливаясь и вглядываясь в нее на довольно внушительном расстоянии. — Испужала меня в смерть!

— Простите, — пролепетала Гермиона. — Я... Собственно... Подругу жду.

— Какую подругу?

— Да ты сам кто такой?! — пошла в наступление леди Малфой.

— Дануц Попеску я, из Малых Вискрей. Обожди, запалю.

И маггл завозился со своей палкой, оказавшейся на поверку факелом, который он поджег с помощью дешевенькой зажигалки — пропитанное чем-то тряпье тут же запылало ярким пламенем. Лицо Попеску озарили пляшущие блики.

— Я уж решил, что ты кровопийца, — доверительно сообщил маггл, подходя ближе, и Гермиона вздрогнула от этих слов.

— Такой большой, а во всякие глупости веришь, — криво усмехнулась она.

— Поверишь тут. Ты куда идешь-то? И откуда?

— В Альмовин, — не стала сильно распространяться ведьма.

— Брр, страсти какие! — охнул парень, снова пятясь. — Ты это брось!

— У меня там подруга выросла, — пожала плечами Гермиона. Ее начал забавлять маггловский крестьянин.

— Да? А как по мне, так там все странные. Днями почти всегда в домах сидят, огня не жгут, с другими людьми редко когда заговорят, себе на уме. — Пока он высказывал свои наблюдения, с пылающего факела падали на тропинку большие огненные кляксы, которые дымились и вспыхивали на земле — Гермиона следила за ними завороженным взглядом. — Бледнючие все, от солнца бегут, — продолжал ее новый знакомец, — чем живут — непонятно. И много их...

— Вампирская деревенька, — подстрекнула Гермиона, переводя с теплящихся клякс озорной взгляд на алеющее в пламени лицо Попеску.

— Заметь, не я это сказал! — буркнул паренек. — Многие шепчут. Хотя наши бабки у ейных какие-то корешки достают... Да и они, альмовинские, ходят, бывало, и к нам. Когда пасмурно, — значительно добавил он. — Девки с детями сидят. Хотя я б ни в жизни к дитю такую не пустил!

— Что, кого-то вампиры загрызли? — хмыкнула Гермиона.

— Да нет, но всё равно... Я вот скажу, что и детки, за которыми эти, бледные, глядят, сами становятся бледными. А кто возьми да и помри потом по нездоровью. Еще мужик Сáбин рассказывал, как он вампирку в лесу встретил. Даже следы от зубов показал. — Попеску почесал нос. — Только врал всё. То его мошкара погрызла — у нас тут болота, места не здоровые, почти у всех такие отметины есть. А всё равно ходить боязно. Ты зачем подругу эту одна на дороге ждешь? Аль не страшно? — опять насторожился он.

— Я пути в деревню не знаю, — призналась Гермиона. — Да и не боюсь я вампиров.

— Баба-дура, — сплюнул парень. — Ну так я... Это... По... по... пойду...

Маггл внезапно начал как будто заикаться и глядел уже не на Гермиону, а на что-то за ее спиной.

— Ты чего? — спросила ведьма и оглянулась.

Неслышно, словно тень, закутанная в свой синий плащ, скользила к ним совершенно бесшумно Амаранта.

Капюшон спущен, на голове — шелковый платок, скрывающий половину лица и струящийся свободными краями по ветру вместе с белокурыми волосами. Кожа бледная, чуть синеватая в угасающих сумерках. Полы мантии, легкой и воздушной, тоже струятся в ветерке. И будто синие влажные карбункулы сияют огромные блестящие глаза.

Гермиона и сама невольно залюбовалась полувейлой.

— Не волнуйся, это моя подруга, — сказала она Попеску.

Тот не ответил, не отрывая глаз от Амаранты, подходившей всё ближе, но не издававшей при этом ни шороха, ни звука.

— Знакомьтесь, это Дануц Попеску из Малых Вискрей, — представила Гермиона, в то время как ее маггл опустил свой факел и упер его в землю так, что жар от горящего конца должен был сильно жечь ему руку. Он всё еще завороженно смотрел на Амаранту.

— Какая удачная встреча, — мелодичным голосом пропела та, причем тоже, почему-то, не глядя на Гермиону. Полувейла не отрывала глаз от лица крестьянина.

В свете низкого пламени ее губы казались кроваво-алыми, и в глазах тоже проступил легкий пурпур. Амаранта подняла руки к груди и медленно потерла друг о друга ладони.

— Как же нам с тобой повезло, — промурлыкала она, и Гермиону вдруг пробрал холод. — Ненавижу слоняться по деревенькам магглов и забираться в их дома. Да и времени сколько уходит, — говорила та, с грацией кошки приближаясь к Попеску, который бросил свой пылающий факел, горевший теперь в пыли.

— Ты же не будешь... Ведь ты же не станешь... — залепетала Гермиона.

— Отвернись, Кадмина, если хочешь. Хотя Чарли считает, что это красиво.

Маггл начал отступать, не сводя с глаз вампирши завороженного взгляда, а она приближалась к нему — бесшумно и неотвратимо. Так оба сошли с тропы, и Попеску прижался спиной к широкому стволу огромного дерева. Амаранта голубоватой тенью прильнула к нему — силуэты в быстро наступившей темноте различались только благодаря пылающему в дорожной пыли факелу.

Белоснежные руки с длинными острыми ногтями скользили по телу крестьянского парня, в то время как алые губы прильнули к его шее в несущем смерть поцелуе.

«Хотя, согласно законодательству, вампиры ведь не могут убивать магглов», — подумалось завороженной Гермионе.

Попеску блаженно закрыл глаза и стал оседать — но хрупкие руки Амаранты с неожиданной силой удержали его на весу.

Она отстранилась только минут через десять, но всё это время Гермиона, словно тоже была околдована вампирским гипнозом, не могла отвести взгляда от этой освещаемой языками затухающего пламени пары.

Вот ее подруга прервала свой кровавый поцелуй и с легкостью усадила побелевшего верзилу наземь. Проворно вытащила из карманов плаща какую-то колбу и платок, обильно смочила его и прижала к кровоточащей ране на шее маггла, без чувств откинувшегося на дерево.

Когда она убрала платок, ранки затянулись, и от них на загорелой коже остались только две чуть припухшие отметины, будто след от старого укуса змеи. Чистой стороной тряпицы Амаранта отерла кровь, слегка заляпавшую рубаху парня, и подняла свои огромные прекрасные глаза на Гермиону.

— Извини, — произнесла она, — но я стараюсь не оставаться с Чарли наедине, когда не бываю сыта. А у нас и так сегодня мало времени. Пойдем, путь еще неблизкий.

— Он... Он будет помнить случившееся? — спросила Гермиона, в каком-то оцепенении пробираясь за Амарантой по свернувшей в лес кособокой тропе. Факел Попеску остался далеко позади, и ведьма подсвечивала себе дорогу палочкой.

— Смутно, — ответила полувейла, — как сон или марево. Ничего, через пару дней оклемается. Говорят, магглы иногда даже сами ходят сдавать кровь для своих целителей. Осторожно, Кадмина, тут местность болотистая. И водятся всякие твари.

Они шли опушкой леса, и Гермиона старалась разглядеть вдали огоньки деревни — но всё было мрачным и темным. Сколько же, по мнению Амаранты, миль она способна вот так вот запросто пройти?

— Я попросила бы заколдовать портал прямо в деревню, но ты сама понимаешь: вампиры не любят проявлений магии такого рода. Да и вообще не сильно жалуют волшебников. Во всяком случае, большинство, — говорила тем временем Амаранта. — Да это и понятно — маги ставят себя выше всех других, многие из них пренебрежительны. Но исключения встречаются везде ... Эй, куда же ты, Кадмина? Там только старое кладбище, нам налево.

Пораженная Гермиона вскинула палочку выше и вдруг поняла, что они пришли. И стоят у дороги, пролегающей между массы двухэтажных и трехэтажных строений. Совсем невидных в темноте из-за того, что во всем Альмовине, казалось, не горело ни одного огонька.

Зато там мелькали силуэты и тени, и из сумрака, теперь Гермиона это видела, на нее устремилась не одна пара блестящих любопытных глаз.

— Они меня не съедят? — на всякий случай уточнила Гермиона, чувствуя на коже морозец.

— Нет, что ты! — засмеялась ее спутница. — Ты же волшебница. Вампиры не трогают волшебников. — Амаранта взяла подругу за руку и уверенно повела за собой. Гермиона светила под ноги приглушенным светом палочки. — Тут даже когда-то жил коротышка-Уорпл, почти полгода, — говорила полувейла, уверенно продвигаясь в темноте, — и ничего, доволен остался. Вот мы и на месте.

Гермиона и сама это видела — в мутном матовом стекле небольшого дома плясал отблеск веселого огонька. Амаранта поднялась на ступеньки и распахнула дверь. Леди Малфой обернулась напоследок — безликие и бесшумные тени, казалось, столпились у нее за спиной. Ведьма быстро юркнула в дом и придавила дверь руками.

— Доброй ночи, мадам! — произнес по-румынски неземной, чарующий голос, и Гермиона, вмиг позабыв обо всем, с изумлением воззрилась на его обладательницу.

Доамна(1) Нэсмизидас была укутана в плотную темную чадру, и лишь ткань, скрывающая нижнюю часть ее лица, слегка просвечивала в отблеске горящей в комнате одинокой свечки. Но, невзирая на это, представшая перед Гермионой женщина была самой прекрасной из всех, какие только могут существовать на земле. Завораживающая, чарующая.

Ее кожа, белоснежная и блестящая, сияла едва заметным лунным светом, а золотые локоны под чадрой струились в неосязаемом ветре, колыхавшем и ее одеяние. Обнажающиеся от этого неземные руки вейлы, белоснежные и изящные, едва заметно мерцали миндаликами ноготков.

Глаза Нимрадели Нэсмизидас блестели неясным потусторонним свечением, колышущем что-то глубоко внутри любого, дерзнувшего взирать в них. Ее голос звучал, словно музыка, и разом охватывал и пленял разум и чувства, околдовывал и покорял.

Гермиона никогда раньше не видела чистокровных вейл так близко — только когда-то очень давно с высоты трибун на Чемпионате мира по квиддичу. И вот теперь будто сама красота воплотилась перед ней в образе этой женщины, которая не была, не могла быть просто человеком. Неземная, потусторонняя: всё колдовство красоты, воплотившееся в образ сильфиды.

— Я вижу, матушка произвела на тебя впечатление, — засмеялась тем временем Амаранта, чья краса будто меркла рядом с этим чарующим творением природы и магии.

Гермиона запоздало поздоровалась, стараясь сдерживать трепет восторга.

— А это отец, ты, видно, и не приметила его в тени лучезарной супруги, — мелодично продолжила Амаранта, и, опомнившись, Гермиона второй раз в жизни увидела настоящего чистокровного вампира вблизи.

Высокий и будто истощенный мужчина с темными кругами под глазами и заплетенными в длинную косу тронутыми проседью эбеновыми волосами странно улыбнулся, делая несколько шагов навстречу гостье. Несколько выбившихся темных прядей обрамляли бесплотную бледность его лица, черты казались настолько хрупкими, будто были высечены изо льда; ни признака света или тепла — и всё же этот алебастровый лик, казалось, светился каким-то внутренним пламенем. Вампир протянул Гермионе ладонь, но, вместо того чтобы пожать, поднес ее руку к губам — и кожа его, и его синеватые бескровные уста оказались очень холодными и как будто каменными.

— Мое почтение, мадам, — произнес отец Амаранты звучным и красивым, но весьма необычным голосом. Гермионе было бы сложно сказать, в чем состоит странность — но она была очевидна. — Мое имя Рэжван, — продолжал вампир, пристально следя за ее глазами своим немигающим взглядом.

Глаза домнула(2) Нэсмизидас были похожи на черные омуты, подернутые инеем. Передвигался он бочком, странными отрывистыми и резкими движениями и почему-то напомнил Гермионе величавого богомола.

— Мы напугали твою подругу, дорогая, — пропела, будто перебирая струны арфы, Нимрадель. — Не смущайтесь, мадам. Присаживайтесь. Или вы желаете сразу уединиться с Чарльзом?

Только теперь Гермиона наконец-то заметила Чарли, который беззвучно смеялся, сидя за большим деревянным столом у самой свечи и наблюдая за ней. Амаранта уже стояла рядом, и ее тонкие изящные пальчики играли кончиками его шейного платка.

— Ох матушка-Моргана, Чарли! — ахнула леди Малфой. — Как же это я тебя не заметила? Привет.

— Здорóво! — хохотнул волшебник. — Заметишь тут убогого пасынка эльфа-домовика рядом с моей лучезарной будущей тещей!

Амаранта тяжело вздохнула, а под вуалью Нимрадели проступила, словно вспышка лазури, легкая улыбка осуждения.

— Чарльз как будто и не видит меня, когда дочь рядом, — вздохнула доамна Нэсмизидас и перекинулась с мужем странными взглядами.

— Ваша брошь, миссис... Ой, простите, — неловко закончила Гермиона, протягивая вейле использованный портал.

— Благодарю, дорогая. — Кожа пальцев, коснувшихся Гермиониной ладони, была бархатно-воздушной, даже быстрое ее прикосновение ласкало и казалось поистине упоительным. — Идите, побеседуйте с Чарльзом в той комнате, — Нимрадель кивнула на затворенную дверь, — а потом уж мы с вами пообщаемся немного, пока дети друг другом натешатся.

Чарли хмыкнул, поднимаясь со стула, а Амаранта улыбнулась задумчиво и пленительно. Волшебник первым вошел в небольшую, но уютную комнату, где опустил на тумбу свечу, которую забрал со стола, оставив хозяев дома без освещения.

— Итак, гонец противной стороны, — с усмешкой заговорил рыжий волшебник, — ты будешь взывать к моим братской любви и чувству справедливости?

— Вроде того, — хмыкнула Гермиона.

— Впрочем, я могу сильно помочь тебе, — продолжал Чарли. — Знаешь, Гермиона, быть может, я уже давно помирился бы с Роном, невзирая на всё его беспутство и страшные этого беспутства последствия, — неожиданно произнес он, отворачиваясь к мутному матовому стеклу окна, — но ведь моего брата Рона уже нет, и никогда не будет на этой земле, — продолжал он. — Рон изменился: неузнаваемо, необратимо — и мы совершенно чужие с этим человеком теперь. Я не знаю, о чем говорить с ним, не знаю, как может выглядеть наше так называемое примирение — и к чему оно нужно. Мы не ссорились с ним, Гермиона, — снова повернулся к своей собеседнице Чарли. — Он просто в один прекрасный день исчез, бросив свою семью для того, чтобы скитаться по миру с безумцем, который затем хладнокровно прикончил нашу сестру у него на глазах. Чего ты от меня хочешь? Устроить семейный ужин вместе с Роном и его малолетней невестой? Это будет мрачной затеей: наша мать сошла с ума, наша сестра в могиле, там же два наших брата. Другой наш брат вместе со своей супругой носят незримый траур по ее пропавшей сестре и оба никогда не улыбаются. Устрой ужин для Рона и семейки Перси — вот уж кто легко сносит всё, меняет стороны и устраивается, руководствуясь исключительно своим честолюбием. Нам стоит поучиться у него, пожалуй. Перси — малый дальновидный. И самый успешный из нас. Он будет польщен.

— Прости, Чарли, — грустно пролепетала Гермиона. — Я не хотела бередить твои раны. Просто я считаю, что стоит дорого ценить то, что еще осталось. Пока оно есть. Джинни так и не успела помириться с вашим отцом — и очень от того страдала. А еще больше страдает теперь он. Как бы человек ни переменился, он всё равно где-то глубоко остается прежним.

— Дело твое, — махнул рукой рыжий волшебник. — Может, в этом что-то и есть. Попробую повидаться с ним, а дальше — посмотрим.

— Ты не пожалеешь! — горячо заверила ведьма, вдохновленная внезапной победой. — Он ведь твой...

— Гермиона, — Чарли решительно повернулся к ней, — ведь ты же знаешь о том, что пропала сестра моей невестки?

Ведьма осеклась на полуслове.

— Чарли...

— Крам говорил, ты даже в курсе... — безжалостно продолжил тот и красноречиво умолк, вопросительно глядя на свою собеседницу.

Она кивнула с мученическим выражением лица.

— И Волдеморт тоже знает?

Гермиона кивнула вновь. И предостерегающе подняла руку.

— Не спрашивай меня о Габриэль, — торопливо попросила она. — Я ничего не скажу тебе, кроме того, что уже говорила Виктору — она жива и вполне счастлива сейчас без своих воспоминаний. Не проси меня о том, в чем я вынуждена буду отказать тебе.

Какое-то время они молчали. Казалось, Чарли пытается побороть что-то у себя внутри.

— Ты не говорила Ами о том, что я состою в Ордене Феникса? — наконец с усилием спросил он.

— Нет. Не переживай об этом.

— Не хочу, чтобы она была втянута в нечто подобное. Даже когда мы поженимся.

— Послушай... — с невольной дрожью пробормотала Гермиона, внезапно вспоминая Дануца Попеску. — Я... Впервые сегодня побывала здесь, в этой деревне, среди... Этих существ...

— Не стоит утруждать себя подобными речами! — хмыкнул Чарли, снова развеселившись. Смущение его пропало без следа. — Мне плевать, будь Ами хоть чадом двух полоумных дементоров!

— Но твоя семья...

— Билл женился на внучке вейлы, — прервал ее собеседник, — все только рады были.

— Но Флёр тем не менее человек. Она ведьма, признанный член Магического сообщества.

— Я выбираю себе супругу не уточняя, есть ли у нее волшебная палочка, — резко перебил Чарли. — А еще мне казалось, что ты ее подруга.

— Подруга, — вздохнула Гермиона. — И я всё это время ратовала за ваш союз. Просто сегодня... Вся эта деревня, эти вампиры...

— Тебя вырастили магглы, и ты всё еще с ними общаешься, — произнес рыжий волшебник, сощурившись. — Если бы я вздумал жениться на маггле?

— Это... совсем... О, я не знаю, Чарли! А твои дети? Они ведь будут...

Гермиона беспомощно замолчала.

— Да, в наших детях будет течь кровь Ами. И если они будут хоть в чем-то похожи на нее — большего мне и не нужно.

— Ох, Чарли, — всплеснула руками Гермиона, — прости. Я — дурочка. Я поговорю с ней. Вы будете очень-очень счастливы!

— Спасибо, — с чувством сказал он.

— Просто у меня было слишком много впечатлений сегодня. Пойдем, ты, наверное, хочешь побыть с ней наедине.

Отца Амаранты в комнате уже не было. Когда за влюбленными закрылась дверь, Нимрадель услужливо отодвинула для своей гостьи стул и зажгла еще одну свечку.

Под матовыми стеклами окон мелькали неслышные тени.

— Вампиры не очень любят гостей, правда, доамна Нэсмизидас? — не сдержалась Гермиона, вглядываясь в темноту улицы.

— Зовите меня Нимраделью, мадам, — улыбнулась сквозь вуаль мать Амаранты.

— Тогда и вы зовите меня Кадминой.

— Хорошо, Кадмина. Вампиры не рады приходу посторонних, — после короткой паузы ответила на вопрос очаровательная вейла, — но всегда любезно обходятся с ними. В меру сил. Вампиры стараются держаться подальше от людей, чтобы не придаваться искушению. Когда они голодны, сложно побороть природные инстинкты.

Амаранта — лишь наполовину вампир, и потому сумела научиться жить среди волшебников, смиряя природу. Но и ей нужно постоянно контролировать себя, особенно во время бурных эмоций. Тем опаснее эти их отношения, и тем безрассуднее блажь Чарльза о женитьбе! — горячечно закончила она.

— Вы считаете, что это невозможно? — вздрогнула Гермиона.

— Это не нужно, мадам, — покачала головой Нимрадель, и сияющий локон выбился из-под ее чадры. — Живому существу очень сложно обитать в среде тех, кто не принимает его за своего. Уж мне-то поверьте, — горько усмехнулась она. — Привычка значит многое, но против природы идти тяжело. Изменить всем своим склонностям и обыкновениям, но всё равно никогда не стать равной тем, кто столь отличен от тебя. Всегда оставаться чужой — и чувствовать это.

— Почему вы носите чадру? — спросила Гермиона.

— Чтобы не искушать стаю, — усмехнулась Нимрадель. — Разумеется, настолько, насколько этого можно добиться при помощи одеяния. Звериные инстинкты у вампиров развиты куда сильнее, нежели у людей. — Вейла подняла белоснежную руку и отстегнула булавку, укреплявшую край черной ткани на ее спине. Изящным жестом она откинула его, словно завесу.

Обворожительно красивая, с припухлыми алыми губами на белоснежном прекрасном лице, мать Амаранты указала тонким пальчиком на свою шею — испещренную шрамами: зажившими следами зубов. Гермиона охнула.

— Это Рэжван, разумеется, — произнесла Нимрадель, приводя в порядок свой наряд. — За все эти годы, а их больше сотни, никто более не тронул меня. И, конечно, мы делаем это по общему согласию. Но то, что может снести и позволить по отношению к себе существо, и даже вполне может позволить и человек, — далеко не всегда может быть понято и принято другими людьми. Поймите, Кадмина, чародеи, что бы там ни говорили, извечно презирают всякую тварь, на них непохожую. И запачкаться этим обвинением очень легко...

С внезапной дрожью Гермиона вспомнила неизменный шейный платок Чарли, придававший ему сходство с лондонскими денди XIX века.

— Да, мы — я уже давно говорю «мы», Кадмина, — так вот: да, мы взаимодействуем с волшебниками, чтим их законы, — продолжала мать Амаранты, — а они в меру сил не трогают нас. Открыто мы не чураемся друг друга. Когда-то в Альмовине много месяцев жил забавный колдун Элдред Уорпл, он писал книгу. Стая привыкла к нему, как к домашнему питомцу... Простите, — спохватилась вейла. — Это ничего, что я так отзываюсь о представителе вашего вида?

— Нет, что вы! — заверила, вздрогнув, ведьма.

— Он был большим энтузиастом, — продолжала Нимрадель. — Немного сумасшедшим, но в целом безобидным. Увез нашего Сангвини слоняться за собой по миру. В качестве ручной обезьянки, — с сожалением добавила она. — Пока Уорпл жил здесь, мы потешались над ним. В своем же мире абсолютно все воспринимали его «друга» как диковинного питомца. Севастьян всё еще плюется, вспоминая свое путешествие. Да и сложно вампиру сдерживать инстинкты в окружении большого количества людей. Уорпл с ним тоже намучался. Я веду это всё к тому, что смешивать виды и дразнить природу — себе дороже. Придется бороться и с ней, и с обществом. Постоянно. Знаете, как мне было тяжело в стае первые годы? Да я чуть рассудка не лишилась! Мы с Рэжваном хорошо относимся к Чарльзу, — помолчав, продолжала вейла, — и даже стая к нему привыкла. Но связывать их отношения Венчальными чарами — дикая и безумная блажь, страшная ошибка. Амаранта это понимает, а он твердит всё одно и приводит меня в пример. Вы с Чарльзом одного вида, быть может, вы поговорите с ним? Впрочем, я понимаю, что вас, наверное, уже каждый из нас попросил об этом со своей стороны... Но постарайтесь обдумать мои слова, Кадмина. Я не желаю зла ни Чарльзу, ни своей дочери...

Когда дверь соседней комнаты скрипнула, и Амаранта с Чарли показались на пороге, Гермиона внимательным глазом отметила несколько бурых пятнышек на вороте мантии рыжего волшебника. Точь-в-точь таких же, как те, что остались на рубахе Дануца Попеску.

— Вы тут не скучали? — деловито осведомилась Амаранта.

— Нет, дочь, мы нашли, о чем поговорить, — улыбнулась Нимрадель, вспархивая на ноги с грацией бабочки. — Но вы, верно, спешите?

— Чарли проведет нас до реки, — сказала Амаранта, сжимая руку своего возлюбленного. Тот был немного бледен, но тоже улыбался.

Гермиона поднялась.

— Было очень приятно познакомиться с вами и вашим мужем, — сказала она на прощание, кивая прекрасной вейле с легким трепетом.

— Заходите к нам, если будет желание, Кадмина, — поклонилась та. — И прощайте.

Они расстались с Чарли у реки и еще долго шли под гору лесом, разговаривая в ночной прохладе. В воздухе пахло болотом, а под ногами стелился затейливыми клубами ползучий густой туман.

— Ты выглядишь озабоченной, — сказала полувейла, не глядя на Гермиону и ловко скользя среди кочек и древесных корней, о которые постоянно спотыкалась ее спутница.

— Не могу решить, чью сторону занять благоразумнее, — призналась Гермиона.

— Чарли попытался закабалить тебя, да? — хмыкнула Амаранта, останавливаясь и освобождая запутавшийся в колючках край плаща. Из большого куста выскочили и быстро скрылись в чаще несколько крупных кнарлов. — И матушка, наверное, прочитала лекцию?

— Точно, — вздохнула Гермиона, машинально присвечивая своей подруге волшебной палочкой, в помощи которой та явно не нуждалась.

— Если ты как следует поразмыслишь, поймешь, что я и мои родители правы, — сказала полувейла, снова берясь за ручку большой плетеной корзины, которую они несли вместе — Гермиона превратила лукошко в портал до трансгрессионного круга в холле Даркпаверхауса.

— Но он очень любит тебя, — произнесла леди Малфой.

— Я знаю.

— И он хочет быть с тобой, несмотря ни на что...

— Знаю. Но это только сейчас кажется, будто можно победить грифона кочергой. А там — из чащобы да в химеровы когти.

Она остановилась — корзина наливалась синевой. Гермиона крепче сжала ручку и вздохнула.

До того, как портал рванул их за собой в темноту, ведьма успела заметить двоих лепреконов, с любопытством наблюдающих за лесными путешественницами с ветки большого дерева. Потом дыхание перехватило, и всё закружилось в диком водовороте.

______________________

1) Доамна — в Румынии замужняя женщина.

2) Домнул — в Румынии обращение к мужчине.

* * *

Когда портал перенес их в трансгрессионный круг, в глаза Гермионе ударил неожиданно яркий свет, сразу даже ослепивший ее после лесного мрака. В замке царило странное, неслыханное для этого позднего ночного часа, оживление. В холле горели все свечи и толпилось много непонятных людей, ни один из которых определенно не был гимназистом.

Гермиона заморгала, выпуская корзину и осматриваясь.

В открытой двери Трапезной виднелись какие-то волшебники, умостившиеся за столом Стеклянных Горгулий, на котором громоздились кубки, фляги, пергаменты и прочий хлам. Все говорили громко и часто жестикулируя; в трансгрессионном кругу, когда Гермиона и Амаранта отошли, появились друг за другом два человека в черных одеждах.

Приглядевшись, растерянная наследница Темного Лорда поняла, что в холле полно Пожирателей Смерти.

Вон Антонин Долохов говорит с Эдвином Гойлом; Руквуд и Селвин шепчутся в углу; у входа в комнаты Волдеморта — Алекто Кэрроу; Джагсон что-то втолковывает гигантскому поджарому мужчине с седой шевелюрой, усами и заостренными кривыми зубами, которые тот скалит во время разговора — не иначе Фенрир Седоспиный. Здесь, в Даркпаверхаусе!

— Кто это? — спросила за ее спиной замершая Амаранта.

Взоры многих присутствующих обратились к ним. Узнав Гермиону, кто-то кивнул, кто-то картинно поклонился.

Та отступила к возвышающемуся на пороге привратницкой хмурому Рону. Амаранта, ниже опустив капюшон, неслышно скользнула следом.

— Что случилось? — пораженно спросила леди Малфой у своего товарища.

— Да леший его разберет! — почти зло буркнул Рон. — Второй час невесть что творится. Пожирателей Смерти набилось немерено. Гимназистов велено с утра из левого крыла не выпускать, кормить прямо в гостиной. Занятий не будет...

— Что произошло?!

— Не знаю я! Вдруг возьми да и начнись переполох. Мне сказали мадам Финглхалл разбудить, она уже битый час оттуда не выходит, — Рон кивнул на кабинет Волдеморта. — Потом велели послать за Снейпом, который дома ночевал. Тот уж тоже там. Больше ничего не знаю. Но вроде что-то с Черной Вдовой. Ее как будто Эйвери принес. И поди разбери, что там у них приключилось!

— То есть как «принес»?! — ахнула Гермиона.

— Да не знаю я!!! — вспылил сердитый Рон.

— Будьте здесь, — зачем-то бросила она в ответ и быстро пошла к кабинету отца.

— Сюда нельзя, — преградила дорогу приземистая и сгорбленная Алекто Кэрроу.

— Мне — нельзя?! — возмутилась наследница Темного Лорда.

— Никому нельзя, — обнажила акульи зубы Алекто.

Леди Малфой хотела сказать резкость, но тут на ее плечи опустились чьи-то уверенные руки.

— Иди сюда, Кадмина, — мягко, но настойчиво потянул ее за собой появившийся откуда-то, наверное, из Трапезной, Волден Макнейр, — сейчас тебе там не место.

— Что случилось, Волд? — быстро спросила Гермиона, послушно давая себя увести. Он взял ее под руку и, провожаемый хмурым взглядом Рона, повел в сторону открытого зала.

— Ты только особо не волнуйся, потому что уже всё в порядке, — произнес Макнейр.

— Убийственное начало, — нервно хихикнула Гермиона. Они миновали стол Стеклянных Горгулий, за которым устроились многие Пожиратели Смерти, и пошли в дальний конец зала на лавки подальше от остальных.

— Было совершено нападение.

— На Maman?

— Да, — кивнул Волден.

— Гарри? — быстро спросила леди Малфой, сжимая его локоть.

— А кто ж еще? — хмыкнул спутник. — Белла жива, хоть и... В общем, Поттер в край озверел. Они... были в коттедже Вайярсмиттов, Белла и Прекрасный Принц. Ты ведь знаешь о Сэмюэле Вайярсмитте? — неуверенно уточнил он, запнувшись.

— Не знаю, и знать не хочу. Очередной приговоренный?

— В общем и целом — да, — поморщился Волден. — Однако это более чем странное место для нападения Поттера на Черную Вдову. Ой, прости, на Беллатрису. Потому что никто не мог знать о том, что она там будет. И тем не менее он ждал ее. Мне... сложно сказать, зачем. Я предположил бы, что он собирался убить ее. Но... Если послушать Прекрасного Принца, то, захоти Поттер кого-то убить, так теперь своего не упустит. Вайярсмитта вон прикончил без зазрения совести, чтобы тот не мешал, вместе с Меган. И напасть из своей засады быстро мог, никто ведь не ждал.

— Но?.. — быстро перебила Гермиона. — Что же он сделал?

— Данкана оглушил, странно, как голову не снес — такое мощное было проклятье, а Белле... — Волден нахмурился и с сомнением посмотрел на Гермиону, — отсек руки. Обе. Выше локтей. Отсек и левую, ту, что с Меткой, унес с собой. А добивать не стал ни ту, ни другого.

Волшебник умолк и отвел хмурый взгляд в сторону.

Гермиона потрясенно молчала.

Обе руки выше локтей... На левой руке Беллатрисы была не только Черная Метка. На безымянном пальце этой руки Черная Вдова носила Хоркрукс своего супруга, их обручальное кольцо.

— Как... Как они попали сюда? — наконец произнесла Гермиона хриплым голосом. — Ведь они здесь, Maman и Прекрасный Принц?

— Эйвери очухался от проклятья и перенес ее прямо к Темному Лорду.

— А Гарри?..

— Ушел, разумеется. Ищем. Только это всё напрасно, — буркнул Макнейр и скривился. — Пока Поттер не захочет, чтобы его нашли, его не найдут. Чай не мальчик.

— Как она? — после паузы спросила Гермиона.

— Нормально. Снейп и Лекарь колдуют там над ней с этой вашей краснокожей целительницей.

— А Данкан?

— Цел. Голова, говорит, трещит только.

— Что Papá? — дрогнувшим голосом спросила леди Малфой.

— Я давно не видел его в такой ярости.

— Палач! — рявкнул в открытую дверь раскрасневшийся и усталый Амикус Кэрроу. — Хозяин зовет!

— Прости, — спешно поднялся Волден. — Прислать к тебе кого-то?

— Не нужно. Иди, Волд.

Беллатрису Гермиона увидела только на следующий день в Блэквуд-мэнор. Иссиня-бледная от потери крови, угрюмая и мрачная, она мало разговаривала, беспрестанно барабаня стальными когтями по столам и подлокотникам кресел. Обе руки Черной Вдовы были теперь будто одеты в серые литые перчатки, зазубренным узором переходящие в кожу повыше локтей. Пальцы венчали длинные и изогнутые почти звериные когти черной стали.

В глазах, кажущихся огромными на похудевшем бескровном лице, плясало свирепое пламя.

И всюду, где проходила Черная Вдова, на мебели и стенах виднелись теперь неровные глубокие полосы — следы безжалостных когтей хищницы.

Волдеморта Гермиона не видела еще несколько дней.