Дитя Дурмстранга (гет)

Дождь был мелкий, моросящий, грозовые тучи практически полностью закрыли солнце, а ветер шумел в ветвях ив, траурно склонивших свои кроны. Самый подходящий день для похорон — будто погода сама льет слезы по усопшему. Во дворе дома было не протолкнуться — проститься пришло человек сто, а то и больше. Мало кто разговаривал. Рыжую женщину, мать погибшего, била крупная дрожь. Она сидела у гроба на табурете, бормоча что-то себе под нос и мотая нечесаной рыжей головой, как сумасшедшая. Высокий тощий мужчина, ее муж, тоже рыжий, в полинялом траурном костюме, крепко держал ее за плечо. Вся семья, в общей сложности человек двадцать, все разных оттенков рыжего, поникшие, молчаливые, столпились у гроба, ожидая пока все простятся с покойным.

Покойный был молод и красив— вражеское заклинание настигло его всего в двадцать лет. Спокойное лицо было белым, руки скрещены на груди, темно-рыжие волосы приглажены и зачесаны набок. Казалось, что он просто спит.

По одному к гробу подходили друзья. Мало кто сдерживал слезы. Приблизилась девушка с туго затянутыми в узел каштановыми волосами, игнорируя правила приличия, она сжала руку покойного, до последнего надеясь, что он проснется. Но он не проснулся— рука, твердая и ледяная, никак не отреагировала на пожатие.

Следом за ней потянулась вереница таких же — убитых горем, несчастных, шокированных.

Последним к гробу подошел человек в плаще с капюшоном, с которого стекали дождевые капли. Лицо было закрыто, так что было даже невозможно определить, мужчина это или женщина. Человек долго смотрел в мертвое лицо, наконец, не снимая перчатки, склонился над ним, погладил темно-рыжие волосы, что-то шепнул и тут же исчез, растворившись в толпе.

Наконец, гроб понесли. Крышку отчего-то не закрыли, и дождинки плавно скатывались по мраморно-белому лицу, мочили темно-рыжие волосы, превращали цветы и венки в мокрое разноцветное месиво.

— Не умирай! — кто-то крикнул в исступлении. — Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

* * *

Немногочисленные постояльцы «Дырявого котла» побаивались девушки, которая жила в конце коридора на втором этаже. Днем, веселая и приятная на внешность, она любила выпить кружку пива в трактире внизу и побродить по Косому переулку, заглядывая во все спортивные магазины и охотно вступая в разговоры о Чемпионате мира, лучших ловцах и о тактике тотального квиддича. Но по ночам она кричала:

— Не умирай! Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

И так было уже почти два месяца, с тех пор, как она поселилась в «Котле». Каждую ночь — один и тот же кошмар и одни и те же слова:

— Не умирай! Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

Сначала постояльцы (а их было всего трое) прислушивались и боялись, потом проявляли сочувствие, а потом и вовсе перестали обращать внимания. Иной раз седовласый хозяин, протирая кружки за барной стойкой, заглядывался на блестящие черные волосы, волнами ниспадавшие по прямой спине, смуглую, слегка тронутую румянцем кожу, руки с мозолями, которые могут быть только от частого контакта с древком метлы, и вспоминал, что этой девочке по ночам снятся чьи-то жуткие похороны.

Мариса Бустаманте тем временем бросала курить. Выходить в мир магглов ей было строго запрещено, первичный запас сигарет быстро истощился, а немногие люди, с которыми Мариса общалась в последние два месяца боялись маггловского мира, как огня, и ни за что бы не купили ей пачку никотиновой отравы.

Совы из Хогвартса прилетали каждый день, и Мариса старалась строго следовать указанием МакГонагалл — она писала учебный план, не высовывалась к магглам и старалась как можно меньше выходить на улицу. Все это давалось ей не слишком-то легко. Больше всего на свете ей хотелось схватить «Нимбус» и улететь из «Котла» к чертям собачьим, но кошмары, мучившие ее каждую ночь, заставили бунтарку поумерить свой пыл. Одним словом, Мариса была напугана. Кошмаров не было год, но стоило ей преступить порог треклятого Хогвартса, как похороны, бледное лицо покойника и черный гроб возникли в ее сознании.

После того короткого визита Мариса сразу же вернулась в Дурмстранг — навестила старых приятелей из команды по квиддичу, смоталась к матери в Россию и поздравила обеих младших сестер-полукровок с поступлением в Шармбатон.

После коротких визитов к близким, Мариса собрала небольшие пожитки и осела в «Дырявом котле», где редко задавали вопросы незнакомым людям.

По утрам она спала, днем мастерила самокрутки из паршивого волшебного табака, самозабвенно затягивалась в форточку и набрасывала план занятий, вечерами гуляла по Косому переулку или играла партию в квиддич на ближайшем поле. Но к концу августа Мариса слегка одичала от одиночества, она познакомилась уже со всеми посетителями «Котла» и прошлась по всем магазинам, по каким только можно, кроме одного. Как бы странно это ни было, но от яркой вывески «Weasleys' Wizard Wheeses» Марису Бустаманте бросало в холодный пот.

Однако в тот вечер она подошла слишком близко. Спрятавшись за углом, Мариса смотрела, как входят и выходят посетители, как иногда на крыльце появляется высокий рыжеволосый парень в летней темно-синей мантии, хозяин магазина.

— Это твоя метла?

Мариса ошарашено посмотрела на рыжеволосого. Высокий, загорелый, разрумяненный от быстрого бега, такой красивый и полный жизни. Совсем не похожий на мертвого и бледного, в черном гробу. Нет-нет, абсолютно живой.

— Твоя метла, спрашиваю? — рыжий улыбался. — Охрененная метла!

— Это последний Нимбус, производства США, тис, волосы из хвоста единорога, повышенное сопротивление, встроенный внешний тормоз, — Мариса старательно отводила взгляд.

Рыжий изучал ее лицо внимательно и насмешливо. Мариса почувствовала, как под футболкой по голому телу катятся капли пота.

— Слушай, я тебя помню! — наконец заключил он. — Точно, это ты!

Мариса побледнела.

— Нет, это была не я. Мы не знакомы. Не знакомы.

— Сто процентов ты! — улыбнулся рыжий и обошел вокруг девушки. — 2006 год, четвертьфинал Чемпионата мира, Англия –Аргентина, четыре часа чистого времени и на сухую!

Мариса почувствовала, как цепкие руки страха отпустили ее.

— А. да. Это была я, — она перевела дух. — Мой предпоследний матч за сборную. В полуфинале мы проиграли Болгарии.

— Охренеть! — заключил он. — Бустаманте, десятый номер. Брат с ума сойдет. Он не оставляет надежды снова увидеть тебя в составе вашей сборной. Заглянешь в магазин?

— Послушай, мне надо идти.

— Да ладно тебе. Завезли новую партию рвотных пастилок. Соглашайся, — рыжий заискивающе улыбнулся, явно понимая отказ как женское кокетство.

— Рвота — это довольно убого, — Мариса сморщилась.

— Окей, — рыжий рассмеялся. — А что Бустаманте, десятый номер, считает не слишком убогим для своей звездной персоны?

— Например, это, — Мариса нашла в себе силы улыбнуться и вытащила из кармана пачку презервативов.

— Что это, Мерлин Великий? — рыжий с интересом рассматривал коробочку.

— Одна маггловская штука. Может быть весьма полезной, если знаешь, для чего она, и весьма забавной, если не знаешь.

— Тогда я обязательно узнаю, Бустаманте.

— Не порви, если будешь узнавать на практике, — Мариса наконец нашла в себе силы улыбнуться. — А теперь мне нужно идти.

И она ушла, оставив нового знакомого наедине с коробочкой неизвестных предметов.

— Забавная шалость вышла, — улыбнулась про себя Мариса.

Дурацкие шутки вроде этой обычно помогали ей отогнать дурные мысли. Вот и сейчас она вполне уверенно шла по Косому переулку, щурясь на красный закат и разглядывая прохожих.

— Эй, Бустаманте, постой! — послышался сзади голос рыжего. — Меня зовут Фред! Фред Уизли!

Липкая капля пота пробежала по спине Марисы, сердце бешено заколотилось где-то в горле и, как ни пыталась Мариса отогнать его напускным весельем, страх взял над собой верх и окатил ее ледяным душем. Она бросилась бежать, не разбирая дороги, потом легко вскочила на «Нимбус» и, под удивленные взгляды прохожих, взмыла в небо и скрылась среди черепичных крыш волшебных переулков.

«Тебя зовут Фред Уизли. И ты должен быть мертв!...»