Гарри Поттер и сила Раданы (гет)

После того, как неподалеку от нашего лагеря появился городок, жизнь в лесу усложнилась. Причем не для нас, а для животных. Большими группами начали наезжать охотники, но если они хотя бы старались соблюдать правила и имели лицензию на отстрел, то браконьеры были выше всех этих бюрократических заморочек.

Община оборотней с готовностью встала на защиту леса. Мы и сами в какой-то степени были зверями, и потому проблемы животных волновали нас даже больше, чем местных лесников. Днем мы бродили по лесу, отыскивая силки, петли и капканы, а по ночам освобождали попавших в ловушку животных. Благодаря звериному чутью, нам без труда удавалось найти пострадавших лосей и волков, а однажды я вытащил из силков крохотного крольчонка.

Волшебным сообществом было решено, что наш лагерь останется на месте, и мы не будем прятаться от людей. Переносить общину в другое место было очень сложно, к тому же, никто не давал гарантии, что там также не объявятся люди. По легенде, сочиненной для местных жителей, мы являлись группой ученых, изучающих проблемы хвойных лесов.

Со временем оборотни подружились с лесниками, обитающими в Вереске. Поддерживать легенду оказалось несложно: среди нас действительно было двое ботаников, годом ранее работающих в институте биологии. Семен и Сергей поехали в березовую рощу, где более половины деревьев были поражены странным заболеванием — кора гнила и осыпалась. Ученым предстояло собрать образцы для исследований. Обратно они отправились уже поздней ночью, дорога была неблизкой. Внезапно им прямо под колеса из леса выскочило какое-то животное. Семен не успел затормозить, машина сбила зверя, которого они приняли за волка, животное перелетело через капот и свалилось на землю, автомобиль занесло. С трудом справившись с управлением, мужчины выбрались из машины и подошли к сбитому зверю, чтобы проверить, нельзя ли ему помочь. Но ему не требовалась помощь. А вот ученым после той ночи — да.

Чтобы как-то объяснять наше отсутствие раз в месяц, был пущен слух о ежемесячных экскурсиях далеко в горы. Не знаю, были ли обитатели Вереска легковерными, или им просто было все равно, но никакого подозрения мы не вызвали. С лесниками и экологами у нас вообще сложились очень хорошие отношения, которые на фоне общей борьбы с браконьерами переросли в дружбу.

Мужики из городка часто заходили к нам по вечерам, чтобы пропустить по рюмочке. Я не жаловал подобные посиделки: мне от отца по наследству передалась непереносимость алкоголя. Но однажды из разговоров я узнал, что в Вереск приехал таежный ветеринар, который будет помогать раненым животным. По словам изрядно поддатого лесника, стало ясно, что эта профессия очень редкая, так как помимо специализации требуется иметь подход к диким животным, а это дается далеко не всем.

Меня эта информация ничуть не заинтересовала. Ветеринар представлялся мне одышливым, грузным дядькой в мятой кепке. Именно так выглядел ветеринар, осматривающий недужных коров и прочую живность в Волчанке. У звериного доктора была круглая красная рожа с маленьким носиком-пимпочкой и невероятно сложное для детских языков имя — Фрол Саввинович. С подачи местных ребятишек и с учетом внешности и специализации дядечки имя сократили, и ветеринар стал известен как Крол Свиныч. Вот примерно таким Кролом Свинычем я и представлял себе таежного ветеринара.

Сивый помолчал пару минут, подождав, пока Марьяна перестанет хохотать взахлеб, а затем продолжил.

Несколько дней спустя я отправился к роднику за водой. Возвращаясь обратно с полными ведрами, я неожиданно услышал чей-то крик, раздающийся неподалеку.

Я остановился и прислушался, но крик больше не повторился. Решив, что мне послышалось, я направился было дальше, но тут снова раздалось: «Помогите!»

Бросив ведра, я помчался сквозь кусты, огибая пни и деревья, и так разогнался, что едва не ухнул в глубокую яму, вырытую прямо посреди поляны. При одном взгляде на нее я сразу понял, что она была выкопана браконьерами. Среди лесников эта ловушка была известна под названием «Медвежья яма».

На краю ямы, взывая о помощи, висела молодая девушка, из последних сил держась за вывороченный корень дерева. На дне ловушки были вбиты заостренные деревянные колья, и случись женщине сорваться, она бы погибла в мучениях. Не раздумывая ни минуты, я ухватил бедолагу за руку и одним махом выдернул из ямы.

Пока незнакомка, трясясь от ужаса, пыталась отдышаться, я с интересом разглядывал ее. Простой ситцевый сарафанчик, зацепившись за корягу, разорвался, косынка, завязанная концами назад, сползла на глаза, а лицо девушки было измазано землей. Но тогда она показалась мне сказочной феей.

Было в ней что-то такое, что сразу выдавало в ней доброго человека. Когда она поправила косынку, я увидел лучистые голубые глаза, смотревшие без всякого страха, и, несмотря на пережитый ужас, она приветливо улыбнулась мне.

— Кто соорудил этот ужас? — возмущенно спросила девушка. — Еще вчера здесь этого не было!

— Очевидно, браконьеры выкопали ночью, — пояснил я, присев на траву рядом с ней. — Это ловушка, она используется для охоты на крупного зверя.

— И ветеринаров, — сердито добавила незнакомка, поднимаясь с земли.

— Причем здесь ветеринары? — удивился я, тоже вставая на ноги.

— При том, что я тоже едва не поймалась, — объяснила она, отряхивая сарафан. — Если бы вы не подоспели, я бы погибла… Благодарю вас, вы спасли мне жизнь.

— Ну что вы, не стоит… — машинально ответил я и тут же вытаращил глаза. — Вы ветеринар?

Очевидно, у меня был очень комичный вид в тот момент. Девушка заливисто расхохоталась и кивнула.

— Ну да, я таежный ветеринар, приехала три дня назад, буду лечить животных, — подтвердила она.

— Я представлял вас совсем не такой, — смутившись, пробормотал я.

— Даже не знаю, радоваться мне или печалиться, — покачала головой девушка, — а могу я узнать имя своего спасителя?

— Меня зовут Федор, — представился я и отчего-то покраснел, — Федор Сиваев.

— Наталья Волконская, — девушка протянула мне руку и улыбнулась. — А что вы здесь делаете?

Пришлось выкладывать ей легенду об ученых-исследователях. Я предложил ей проводить ее до Вереска, мотивируя это тем, что она может провалиться еще в какую-нибудь яму. Она согласилась, но не успели мы сделать и двадцати шагов, как я вспомнил о брошенных ведрах. Пришлось нам сначала искать ведра, набирать воду, относить ее в общину, а потом уже идти в городок.

На дорогу, обычно занимавшую у меня от силы полчаса, в тот день ушло почти три часа. Мы шли не спеша, разговаривая обо всем на свете, но больше всего о животных, Наташа осматривала лес, а я любовался ею. Казалось, никогда прежде я не чувствовал себя так хорошо и спокойно. Простились мы очень довольные новым знакомством, и условились встретиться через пару дней, чтобы я мог показать ей лес. На самом деле, я не представлял, как проживу без ее улыбки эти два дня, но у Натальи были какие-то важные дела в городке.

Случай увидеть эту улыбку представился уже на следующий день. Рано утром я проснулся от заунывного волчьего воя, и сразу понял, что случилась беда. Так воет волк, когда попадает в капкан.

Я быстро оделся и выбежал из домика — действовать следовало незамедлительно. Волк по своей натуре свободное животное, и через некоторое время он начинает отгрызать себе лапу, чтобы вырваться из ловушки. К тому же, охамевшие браконьеры в основном ставили медвежьи капканы, чтобы уже наверняка, а это грозило серьезными последствиями.

Зверя мне удалось найти только через час. В лесу создается удивительный акустический эффект — кажется, что звук раздается близко, буквально за соседним деревом, а на деле оказывается, что до его источника около километра.

Я успел вовремя. Волк, попавший в капкан, был отцом большого семейства и обитал вместе с волчицей и кучей разновозрастных детей в норе неподалеку от нашей общины. Когда я появился, он уже начал грызть себе лапу. С помощью толстого сука, подобранного на земле, мне удалось разжать капкан, оказавшийся и в самом деле медвежьим, но зверь был в тяжелом состоянии. Лапа была сильно искалечена железными зубами капкана, да еще погрызена, и животное потеряло много крови. Я поднял волка на руки и понес его в Вереск.

Когда я прибыл на место, то сообразил, что не знаю, в каком домике живет Наташа. Было около пяти утра, городок еще не проснулся, и я не мог ходить в каждый дом и стучать в двери. Поразмыслив, я решил сходить к дому главного лесничего и спросить у него, где живет ветеринар. Положив волка на землю, я сходил до лесника, но на стук никто не отозвался, и я вспомнил, что Наталья еще вчера говорила мне, что Егор Филиппович собирается в город.

Вернувшись ни с чем, я неожиданно увидел Наташу, сидящую рядом с раненым волком прямо на земле и колдующую над его окровавленной лапой. Она ловко накладывала гипс и негромко разговаривала со зверем. Как рассказывала мне потом сама Наталья, для диких животных использовался специальный гипс, разработанный учеными в институте экологии. Дикое животное не придет к вам на перевязку, а потому пришлось позаботиться о материале, который не потребует снятия или замены. Гипс сохраняет свои естественные свойства и крепость на три месяца, необходимые для нормального заживления раны и сращивания кости, а потом пересыхает и становится хрупким, вследствие чего животное само от него избавляется, разбив случайно о камень или в прыжке. Но используется он только для животных, которые живут стаями: в этом случае, если кто-то из них теряет подвижность, то его будут кормить другие члены семьи.

Положив голову на здоровую лапу, зверь тихо лежал, кося глазами на доктора. Я не мог в это поверить… Дар (так мы его звали, хотя он и откликался через раз) был очень злобным и свирепым, даже некоторые из моей общины боялись его, хотя оборотни и волки не воюют, и то, что он так спокойно подпустил к себе человека… Это было невероятно…

Очевидно, Наташа сделала ему больно, потому что он вдруг дернулся, оскалил клыки и зарычал. Я напрягся и собрался было броситься ей на помощь, но она совсем не испугалась. Протянув руку, она ласково почесала волка между ушами.

— Ну, что ты, мальчик, не сердись, я же хочу тебе помочь, — улыбаясь, проговорила она.

Зверь успокоился, ткнулся носом ей в ладонь и неожиданно лизнул ей руку. Наташа засмеялась и продолжила перевязку. Когда гипс был наложен, волк поднялся и заковылял в лес. Девушка подняла голову и заметила меня.

— Федор! — обрадовалась она. — Что ты здесь делаешь? Соскучился?

— Есть немного, — улыбнулся я, — как насчет прогулки по лесу?

— С удовольствием, — ответила Наташа, занесла врачебные принадлежности в дом и мы отправились на прогулку.

Так началась наша дружба, которая крепла день за днем. Со временем мы очень сблизились, а через месяц у нас начался роман. Наталья была старше меня на четыре года, но мы не замечали этой разницы. Я знал, что она должна уехать в конце лета, и не мог позволить себе потерять ее. Когда до ее отъезда оставалось пара недель, я сделал ей предложение.

Честно говоря, я не был уверен, что она его примет, тем больше радости мне доставило ее согласие. Мы условились уехать из Вереска вместе, но я знал, что перед этим я должен буду рассказать ей свою тайну.

До нашего отъезда осталось два дня. В тот вечер, расставшись с Наташей, я дал себе слово поговорить с ней на следующее утро. Уйти мне в тот день пришлось очень рано, так как было полнолуние, и мы уходили в подвал до того, как стемнеет.

На утро после трансформации я чувствовал себя не очень хорошо, а потому вышел из подвала только к обеду. Остальные оборотни громко галдели на кухне, обсуждая пожар, произошедший ночью в Вереске. По словам Геруса, в три часа ночи неожиданно загорелась баня, от нее огонь перекинулся на близлежащие постройки, но пожар удалось затушить раньше, чем он перекинулся на дома. Я спросил оборотня, не приходила ли Наталья, и тот ответил, что не видел ее. Я собрался и направился в Вереск.

Там вовсю шли работы по устранению последствий пожара. Я обошел весь городок, зашел в дом Наташи, но нигде не мог отыскать ее. Главный лесник, заметив меня, сообщил, что ветеринар утром уехала в город.

Я был убит наповал этим сообщением. Наталья никак не могла уехать без меня, или хотя бы не объяснив причины. Но когда старик рассказал мне, что Наталья ночью ходила к нашей общине за помощью, а вернувшись, ничего не объясняя, принялась паковать вещи, я понял все.

— Натка тебе письмо оставила, — сказал лесник, вынимая из кармана свернутый пополам конверт, — просила передать.

Я поблагодарил мужика, взял письмо и пошел в общину. Едва углубившись в лес, я присел на первый попавшийся пенек, чтобы прочесть ее послание, и надорвал конверт. Правда, читать там было особо нечего.

Все письмо состояло из трех строчек. « Меня испугала не твоя сущность, но твоя ложь. Я не знаю, кто ты, но приняла бы любым, только не лживым. Почему, Федя?» В конверт была вложена половина фотографии, вот эта самая… Мы снялись на опушке леса за неделю до этого.

Это был настоящий удар, настолько сильный, что поначалу я не воспринял письмо всерьез. Ведь Наташа не могла действительно меня бросить… Я никогда не воспринимал любовь как что-то материальное, попросту не верил в нее… До того, как встретил Наталью.

Я растворился в ней без остатка, жил и дышал только ради ее улыбки, вся моя никчемная жизнь была сосредоточена на ней, и я знал, что она чувствует ко мне то же самое. Мы могли часами сидеть на берегу и смотреть на звезды, понимали друг друга, не говоря ни слова, и ощущали затопляющее с головой, истинное, исключительное счастье, видя свое отражение в глазах любимого человека. Разве могло все это исчезнуть в никуда?

Я решил ждать. Ведь она должна была вернуться рано или поздно, просто ей нужно было время, чтобы осознать и принять мою истинную, так пугающую ее сущность. Но через месяц в Вереске появился новый ветеринар.

Я пошел к главному леснику, чтобы поговорить с ним о Наташе, но он ничем не смог мне помочь. Однако, я узнал от него шокирующую новость.

— Наталья уволилась, не вернется она, — сказал мужик, раскуривая вонючую папироску, — Ленка, что заместо нее приехала, говорила, будто она ребеночка ждет, в декрет ушла.

— На каком она месяце? — спросил я.

— Не знаю, — ответил лесник, — да ты у Ленки спроси, она небось знает.

Ленка, обнаруженная мною в том домике, где раньше жила Наташа, сообщила, что не знает точно, какой у нее срок, но совсем маленький — живота еще не видно. Адрес она тоже не смогла мне сообщить, так как видела Наташу только в институте, который нанимал рабочих для Вереска.

Я поблагодарил ее и поплелся обратно, в голове вспугнутыми птичками метались перепутанные мысли. У меня был ребенок… Мой ребенок, моя плоть и кровь, единственное хорошее, что я сделал в этом мире, что создавало грань между добром и злом, что отличало меня от монстра. Мысль о сыне наполняла мою душу теплом и светом, позволяла чувствовать себя человеком… И я не собирался просто так отказываться от этого.

Той же ночью я покинул общину и отправился на поиски Наташи и своего ребенка. Добирался до Москвы пешком и на попутках, предпочитая не думать, как я буду разыскивать их в таком огромном городе. Вся сложность была в том, что, кроме имени и фамилии Наташи, я больше ничего о ней не знал.

Правда, раздумывать об этом мне долго не пришлось. Едва оказавшись в городе, я сильно сплоховал — не оценил суматохи бурной столицы. Наверное, сказалась юность, проведенная мною в тихой деревне, не говоря уже о жизни в сонном, спокойном лесу. Как бы то ни было, стоило мне выгрузиться из машины, подвозившей меня, и попытаться перейти дорогу, как раздался оглушительный визг тормозов, затем сильный удар и темнота.

Очнулся я уже в больнице, хотя и не сразу понял, где нахожусь. Белые стены, низкий потолок, белая лампа, светящая прямо в глаза… Все тело опутывали какие-то проводки, в голове слегка шумело. За дверями послышались шаги проходивших мимо людей, и одновременно до меня донесся их странный разговор.

— Это просто невероятно, доктор, — говорила, судя по звонкому голосу, молодая женщина, — все его страшные глубокие раны заросли буквально за два дня… И кости срослись… А ведь у него был открытый перелом.

— Результаты его анализов у вас, Оксана? — поинтересовался мужской голос.

— Да, Дмитрий Борисович, вот они, — ответила невидимая Оксана, — вы хотите показать их этим людям?

— Придется, ведь именно из-за них мы их и вызвали, — ответил врач, — вы уверены, что ничего не перепутали?

— Ну, что вы, как можно? — возмутилась девчонка. — А они нам поверят? Ведь таких анализов не может быть у человека! Если бы я самолично не брала у него кровь, то решила бы, что она принадлежит собаке… Или волку.

— Я пойду, поговорю с ними, а вы приведите пациента, — приказал Дмитрий Борисович, — чем быстрее его заберут, тем лучше.

Я молниеносно вскочил, сдирая с себя проводки, и подбежал к окну. Несмотря на то, что палата находилась на третьем этаже, на окнах были решетки. Не успел я обдумать план побега, как дверь за моей спиной скрипнула, и появилась медсестра в белом халате.

— Вы уже проснулись? — с преувеличенной доброжелательностью заговорила она. — Пожалуйста, пойдемте со мной, вас хочет видеть доктор.

Я заметил, что, несмотря на сияющую улыбку, глаза ее остаются настороженными, и она явно опасалась приближаться ко мне. А еще я почувствовал запах страха, волнами исходивший от нее.

Но выбора у меня не было. Я кивнул и вышел из палаты вслед за медсестрой. На повороте она слегка отстала, позволив мне ее обогнать, и я понял, что она боится поворачиваться ко мне спиной.

— Вам сюда, входите, — пригласила она, распахивая передо мной дверь и отступая назад.

Я медленно переступил порог комнаты. Посреди кабинета стоял огромный письменный стол, за которым сидел крупный мужчина в белом халате, а по другую сторону стола стояли два человека в строгих черных костюмах и внимательно изучали меня колючими взглядами. В руках одного из них была папка с какими-то бумагами.

— О, как замечательно, что вы пришли в себя! — расплылся в улыбке толстяк, сидящий за столом. — Прошу, входите! Эти люди хотят поговорить с вами.

— Зачем? И кто они? — спокойно спросил я, не продвигаясь ни на шаг в кабинет.

— ФСБ, отдел исследования сверхъестественных возможностей человека, — пояснил тот, что держал папку, вынимая из кармана красные корочки.

— А при чем здесь я? — поинтересовался я, удивленно приподняв брови.

— Видите ли, ваши анализы показали некоторое несоответствие с нормами организма человека, — начал объяснять другой парень, — не беспокойтесь, мы уверены, что с вами все в полном порядке, но, чтобы не осталось никаких сомнений, вам придется проехать с нами и пройти обследования.

— Почему их нельзя пройти в больнице? — спросил я.

— Наша больница не укомплектована необходимым оборудованием, — выкрутился врач, стреляя глазками на фээсбэшников.

Я молчал, обдумывая ответ, и вдруг ощутил сильную жажду. На столике у двери стоял графин с водой, и я, не задумываясь, протянул к нему руку. Очевидно, я сделал слишком резкое, стремительное движение, что присуще всем оборотням, и у одного из законников сдали нервы. Он сделал незаметное движение рукой, раздался щелчок, и в паре сантиметров от моего уха в косяк вонзился шприц, наполненный каким-то лекарством. Я вздрогнул, вскинул глаза на парня, и увидел в его руке пистолет, заряженный, по всей видимости, ампулами.

Развернувшись, я бросился в коридор, сбив с ног медсестру, напряженно прислушивающуюся к нашему разговору. За спиной слышался топот, а один из парней кричал в рацию: « Он уходит! Задержите его!»

Я мчался, не разбирая дороги, понимая, что если они догонят меня, то я уже никогда не увижу Наталью, просто сгнию в секретной лаборатории. Топот за спиной приближался, я выскочил в двери в конце коридора и попал прямо на лестницу, но тут дорогу мне преградил еще один мужчина в форме.

Он странно посмотрел на меня и улыбнулся, а затем, сунув руку за пазуху, вытащил точно такой же пистолет, что был у стрелявшего в меня парня. Я резко затормозил, мужчина вытянул руку вперед, прицелился и выстрелил. Расстояние между нами было не более пары метров, но ампула просвистела мимо моего уха и попала в преследователя. Догонявший меня парень рухнул на пол, а стрелявший сунул пистолет в карман, подскочил ко мне, схватил за руку и, не говоря ни слова, потащил за собой. Я подчинился, сам не зная, почему…

Парень затащил меня в маленькую комнатенку, заваленную всяким хламом. Он отбросил стоящие возле стены коробки, и я увидел маленькое окошко под самым потолком, безо всяких решеток.

— Давай, лезь! — приказал спаситель, ногой подпихивая к стене стул и дергая меня за руку. — За кустами стоит черная машина, садись в нее, тебя отвезут в убежище.

— Почему ты мне помог? — удивился я, забираясь на стул. — Что ты им теперь скажешь?

— Я оборотень, такой же, как и ты, — ответил парень, — работаю под прикрытием, чтобы помешать этим ублюдкам ловить нас и ставить свои поганые опыты. Я к ним больше не вернусь, на мое место придет другой.

— Спасибо, — кивнул я, открывая окошко.

— Не за что, шевелись живее! — крикнул парень, помогая мне забраться.

На улице меня и впрямь ждала машина, в которой сидели трое мужчин. То, что они тоже оборотни, я понял сразу, едва сел в машину: от них пахло волками.

— Ты в порядке, парень? — спросил тот, что сидел за рулем, трогая машину с места. — Меня зовут Ракус.

— Федор, — представился я, — куда мы едем?

— Домой, — улыбнулся мужчина постарше, сидящий рядом с ним, и повернувшись назад, протянул мне руку, — я Лайнус.

— Фенрир, — кивнул самый молодой, сидящий рядом, — очень приятно…

Так я оказался в общине, где всем заправлял Сайрус — самый лютый из всех ныне живущих оборотней, проклятый. Он нападал на всех без разбору, и смыслом его жизни было убить или обратить как можно больше людей. Фенрир, совсем юный, почти еще мальчишка, пытался во всем ему подражать, и постепенно сам становился похожим на Сайруса. Одной из устоявшихся традиций в этой общине была охота в полнолуние, когда оборотни, обернувшись, уходили в соседнюю деревню, находящуюся на опушке леса, в котором мы жили. Справедливости ради скажу, что не все были такими, как Сайрус и Фенрир, но у них просто не было выбора: по жестокости с предводителем мог сравниться только нынешний Волан-де-Морт.

У меня тоже не было выбора и, хотя душа рвалась на поиски Натальи, я понимал, что один ничего не смогу сделать, мне требовалась помощь. К счастью, умение себя контролировать позволяло мне сохранять рассудок. Обернувшись, я просто убегал подальше в лес и лежал там, пока луна не сходила на нет.

Но со временем я начал вызывать подозрения. Все оборотни возвращались с охоты залитыми кровью с ног до головы, на мне же никогда не было ни капли. И однажды кодекс доверия, установленный в общине самим Сайрусом, дал трещину.

Как-то во время обеда ко мне подсел ухмыляющийся Фенрир. Сказать, что мне этот зверь не нравился, значит — не сказать ничего. Я не понимал, как может умещаться столько ярости и жестокости в молоденьком мальчишке. Фенриру едва исполнилось шестнадцать лет.

— Привет, Федор, — ехидно поздоровался парень, накладывая себе на тарелку куски жареного мяса, — Сайрус сказал, что в ближайшее полнолуние мы отправимся на охоту вместе.

— С чего бы это? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Он хочет тебя проверить, — ответил Фенрир, — ты всегда возвращаешься такой чистенький, словно и не охотишься вовсе, хочет убедиться, что ты действительно один из нас.

— Я же перевоплощался на его глазах, — возразил я.

— Это не мой приказ, а его, — пожал плечами мальчишка, — или ты против?

— Нет, конечно, — ответил я, лихорадочно соображая, как выкрутиться из этой ситуации.

Неделя, оставшаяся до полнолуния, пролетела быстро. Вечером перед охотой ко мне подошел Фенрир.

— В деревню из Москвы приехали туристы, кажется дети из какой-то заграничной школы, — сообщил он с хитрой улыбкой, — я слышал, что они пойдут в поход этой ночью, очень удобно.

— Ты решил напасть на детей? — ужаснулся я.

— Их нужно кусать, пока они юные, только тогда из них можно воспитать настоящих оборотней, — оскалившись, ответил Фенрир.

Теперь я точно не мог отпустить его одного, иначе никто из этих детей никогда не вернулся бы домой. Я еще не знал, что эта ночь навсегда изменит мою жизнь.

Оборотни даже в полнолуние могут общаться между собой, поэтому мы вышли из общины уже в облике монстров и направились в лес. Я сразу почувствовал человеческий запах, он притягивал, как магнит, но все попытки отвлечь Фенрира ни к чему не привели: после многочисленных убийств его обоняние стало, наверное, даже сильнее моего. Вскоре мы оказались на поляне среди множества палаток.

Все, что произошло дальше, я вспоминаю, как кошмар. Испустив дикий, звериный вой, Фенрир разорвал когтями первую попавшуюся палатку и полез внутрь, оттуда понеслись пронзительные крики ужаса. Из-под полотнища разорванной палатки выбрался светловолосый мальчишка и бросился бежать, но оборотень нагнал его и повалил на землю. Его пасть была измазана кровью, запах которой сводил с ума.

Я бросился на него и отшвырнул в сторону от перепуганного мальчика, но я был оборотнем, запах крови, проникая через ноздри прямо в мозг, напрочь лишал рассудка, в голове стоял туман… Я укусил мальчишку…

По рассказам других оборотней, стоит лишь капле крови попасть на язык — и все, у тебя моментально сносит крышу. Но вкус крови ребенка, напротив, отрезвил меня. Я отпустил испуганного, рыдающего мальчишку, чувствуя, как нутро наполняется лютой ненавистью к Фенриру, превратившему меня в настоящего монстра.

Очевидно, он понял все, потому что, едва поднявшись на ноги, бросился на меня. Мы катались по земле, истошно воя и грызя друг друга, я чувствовал, как из разодранного живота на траву стекает кровь, и знал, что он победит. Фенрир был сильнее меня, но, очевидно, в ту ночь мой ангел-хранитель не спал.

В какой-то миг, собрав все силы, я со всей мощью отшвырнул Фенрира ногами в сторону, секунду отдышался и приготовился к новой схватке, но нападения не последовало. Противник тихо стоял у дерева и не шевелился. Я поднялся с земли и подошел к нему.

Фенрир был мертв. Отлетев в сторону, он со всего маху напоролся на острый сук, оставшийся от обломанной ветки, и он пронзил ему горло насквозь.

Я просидел рядом с ним до утра. Когда начало светать, я снял его с сука и закопал здесь же, в лесу, а потом направился в общину.

Я не знал, как объяснить исчезновение Фенрира. Я знал, что его будут искать: он был любимцем Сайруса, а по запаху его крови, оставшейся на мне, вожак вполне мог понять, что случилось. И я знал, что в таком случае он убьет меня.

Когда я добрался до нашего домика, еще не совсем рассвело. В общине было тихо: большинство оборотней после трансформации отлеживались в лесу, возвращаясь не раньше обеда, а то и к вечеру.

Смыв кровь водой из бочки, стоящей во дворе, я вошел в домик, погруженный в собственные невеселые мысли, и увидел мужчину в мантии, сидящего за столом. Заметив меня, он оживился.

— Добрый день, — поприветствовал меня человек, — я ищу Сайруса.

— Его пока нет, — ответил я, проходя в дом и садясь на стул.

— Дело в том, что я явился по поручению Темного Лорда, — объяснил мужчина, — меня зовут Джон Нотт. Мы хотели бы принять в наши ряды оборотня, и Сайрус посоветовал нам взять парня по имени Фенрир. По его словам, он очень способный. Вы не знаете, как нам его найти?

В тот же миг я понял, как должен поступить. Находясь рядом с волшебниками, у меня было гораздо больше возможности отыскать пропавшего человека, к тому же, только так можно было скрыть факт гибели Фенрира. От меня требовалось принять решение молниеносно, и я его принял.

— Фенрир — это я, — человек в мантии внимательно осмотрел меня и улыбнулся.

— А фамилия у вас есть? — поинтересовался он.

— Сив… — забывшись, я едва не назвал свою собственную, но вовремя спохватился, — Сив… Сивый! Меня зовут Фенрир Сивый.

Так я оказался у Лорда. Мне стыдно в этом признаться, но я был у него на хорошем счету. Большинство людей, которых он требовал убить, я оставлял в живых, и мне даже удавалось убедить Волдеморта, что обращенный волшебник намного хуже мертвого, стоит лишь вспомнить, как относится к оборотням волшебное сообщество. Иногда после таких нападений я неделями отходил от Круциатуса, но спасенные жизни того стоили. Если бы я сказал, что за годы службы не убил ни одного человека, это было бы ложью. Мне пришлось стать оборотнем, таким оборотнем, какого желал видеть рядом с собой Темный Лорд, но если появлялась хоть единственная возможность сохранить жизнь человеку, я никогда ее не упускал.

Через три года службы мне удалось найти Наташу, вернее ее дом. От соседки я и узнал, что моя любимая погибла, а ребенок оказался в детском доме. У меня больше не было надежды быть вместе с Натальей, но я поклялся себе, что найду свое дитя, чего бы мне это не стоило. И вот, двадцать пять лет спустя я сдержал обещание.

Знаешь, чего я больше всего боялся все эти годы? Что погибну, так и не обняв своего ребенка, так и не сказав, как он дорог мне… Теперь я ничего не боюсь… Ни Азкабана, ни дементоров, ни смерти…

— Я не позволю отправить тебя в Азкабан, — горячо возразила Марьяна.

— Дамблдор никогда не отпустит меня на свободу, — покачал головой Сивый.

— Ничего, я неплохо умею убеждать, — улыбнулась Марьяна, поднимаясь на ноги и прихватывая поднос с чашками, — я зайду завтра. Спокойной ночи, отец.

— Спокойной ночи, — прошептал Фенрир, изумленно глядя вслед девушке, и улыбнулся.