Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть II (гет)

В чем радость? Отогнать весь рой сомнений прочь.

И в бой не опоздать, и страх свой превозмочь,

Быть храбрым, и любить стремительность порыва,

И молодости слать привет вольнолюбивый.

Э. Верхарн

Хогвартс. 27 октября 1998 года

С одной стороны — кладка из покрытых лишайником камней. С другой — ели, которых вокруг Замка не так много. Этот уютный закуток был расположен выше пристани, куда сейчас никто не заглядывал. Стена закрывала скамью от озёрного холода. От дождей дерево скамьи стало мокрым, но на то и палочка, чтобы подсушить скамью заклинанием.

Финикс скромно сидел на краешке, а Эмма пристроилась перед скамейкой на корточках и раскладывала на крашеном дереве разноцветные листья, которые набрала во время их прогулки по лесу.

Финиксу наконец-то удалось уговорить девочку пойти с ним погулять. После сцены в «Трёх мётлах» Эмма избегала его, проводила всё больше времени с Колином. Финикс злился, нервничал, нарезал вокруг Эммы круги, пока не поймал, наконец, свою добычу и не уволок на прогулку.

— Что ты будешь с ними делать?

— Сначала устрою так, чтобы они не сохли и не сморщивались, — Эмма достала палочку и стала водить по листьям её кончиком, шепча заклинание.

— А почему?.. — Финикс осёкся и замолчал.

Он, болван, чуть было не спросил Эмму, почему она не пользуется невербальными заклинаниями. Он забыл, что никто из преподавателей не требовал от неё, чтобы она пыталась их освоить.

— Хочу сохранить на память, — улыбнулась Эмма, посмотрев на Клиффорда. — Ох! Что с тобой?

— Ничего, — пробормотал он. — Ты так сказала… Мне показалось, что ты из школы хочешь уйти.

— Нет, что ты! Хороший день был, мне понравилось, как мы погуляли. Вот я и хочу сделать такую памятку, — Эмма задумчиво посмотрела на листья. — Вклеить их в альбом или оформить под стекло в рамку?

— А что за альбом?

— Мой альбом. Что-то вроде дневника. Хочешь, покажу?

— Мне? — Клифф даже покраснел, проникшись степенью доверия.

— Да там ничего такого. Просто всякие мелочи на память.

— Покажи, конечно.

— А тебе правда интересно?

— Правда.

Эмма сложила листья аккуратной кучкой и села рядом с Клиффордом.

— Скажи: я тебя чем-то обидел, что ты со мной два дня не разговаривала? — спросил он.

— Понимаешь: я не хочу, чтобы ты из-за меня ссорился со своей мамой, — ответила Эмма. — Что я от тебя бегала — это неправильно, ты извини меня.

— Я с мамой не ссорился. Эмма… Дело не в тебе, и не во мне, и не в том, что я делаю и с кем я дружу. Дело в том, что мама слишком любит наше несчастье. И я не понимаю, почему я должен поступать так же.

— Клифф… А ты со мной дружишь, потому что ты хочешь… потому что ты меня… из-за того, что ты сделал с колдографией, а потом об этом пожалел, и вот так пытаешься…

— Нет, — ответил Финикс, поняв, что имела в виду Эмма. — Потому что я тебя узнал поближе, и ты мне понравилась, а не потому, что я тебя пожалел. И кто же тебе сказал такое?

— Никто. Это я сама думала, — Эмма опустила голову.

Клиффорд взял её за руку.

— Я тебя не жалею. Я хочу о тебе заботиться.

Эмма подняла на него удивлённый и немного восхищённый взгляд. У Клиффа ёкнуло в груди. Он держал её маленькую ладонь в своей и впервые в жизни мучился такими противоречивыми желаниями. Обнять сейчас Эмму и поцеловать ему казалось неправильным, хотя он очень хотел этого. Но и не обнять было нельзя, потому что она была такая маленькая и беззащитная, и потому что он хотел быть для Эммы чем-то вроде каменной стены, что сейчас ограждала их от ветра с озера. Клиффорд ещё не настолько потерял голову, чтобы не относиться к этой своей уверенности с изрядной долей насмешки. Разум ему подсказывал, что Эмма не настолько одинока, не настолько беззащитна, чтобы ей нужен был такой спасатель, как он. Он вполне понимал, что спасательством заниматься тут — последнее дело.

— Ты знаешь, я очень боюсь… тебя потерять, — признался он.

— Что со мной случится? — удивилась Эмма.

— Ну… потерять — в смысле, что тебя не будет рядом, и я не смогу видеться с тобой.

— Да куда я в этом-то году…

Эмма не договорила. Ветер всё-таки добрался до их убежища и одним махом сдул листья со скамейки.

Клиффорд кинулся их спасать. Собрав их заклинанием, он нашёл камень и положил его на жёлто-оранжевую стопку.

— Теперь не улетят, — сказал он. — Давай поменяемся местами, чтобы на тебя не дуло. Ты не замёрзла?

— Нет, — Эмма отрицательно покачала головой, как-то странно глядя на Финикса, и он совершенно не мог определить значение её взгляда. — До ужина ещё далеко, а я пока в замок не хочу.

Как звук боевой трубы, в голове пронеслась мысль: «Она хочет побыть со мной».

— Давай наколдуем плед, — предложил Клиффорд.

— Давай, — улыбнулась Эмма. — И закутаемся?

— Ага, — он достал из кармана платок и превратил его в плед.

Они сели рядом, накрывшись клетчатой ворсистой тканью. В голове Финикса замелькали коварные мысли — как бы половчее обнять Эмму, чтобы это выглядело естественно. Они сидели рядом, плечо к плечу — каждый держал свой конец пледа. Но Клиффорду этого было мало. Он стал нервно покручивать бахрому пледа и завязывать на ней узлы. Он завязывал, а Эмма развязывала, а потом просто взяла Клиффорда за руку и стала держать. Его тут же бросило в жар, и под пледом ему стало, как в пекле. Он скинул его с плеч, набросил на Эмму, закутал её всю (она тихо засмеялась), а потом зажмурился и обхватил девочку за плечи, прижав к себе. Она не дёрнулась и не попыталась вырваться, а просто прислонилась к Финиксу. Несколько мгновений ему казалось, что сердце сейчас пробьёт грудную клетку. Потом оно вообще, кажется, перестало биться.

— Ты такая маленькая, — прошептал Клиффорд.

— Как мама, — ответила Эмма. — Она тоже маленькая.

— За что её?

— Она знала некоторые вещи. Если бы она сообщила в Министерство, то не было бы столько человеческих жертв, — произнесла Эмма так, словно пересказывала чужие слова.

— Это… за недоносительство, что ли?

— Угу… Маме дали сыворотку правды, и она призналась, что знала, чем занимается… её муж.

— Это же… на мужа-то как же… — Клиффорд не выдержал и поцеловал Эмму в пробор на макушке. — А как ты с тётей — ладишь?

— Тётя Марта хорошая. Она меня не обижает… Но она… я её совсем не знаю. Она мне как чужая, — Эмма всхлипнула.

Клиффорд чуть не взвыл от отчаяния, ещё крепче стискивая руки.

— Я тебя люблю, — выдохнул он и поцеловал Эмму в щёку.

Она вздрогнула, но не отстранилась, а подняла голову и посмотрела на Финикса. Тому вначале показалось, что её взгляд напоминает взгляд ребёнка, которому вдруг подарили слишком ценную игрушку, и он сомневается — не отнимут ли? А точно ли это для него? Она выпростала из-под пледа руку и уцепилась за мантию на его плече.

— Ты не говори ничего, если пока не можешь ответить. Ты только скажи — это тебе нужно или нет? — сказал он.

— Нужно, — шепнула Эмма. — Ты мне нужен.

Она мяла и разглаживала складку на его мантии.

— Не переживай, Эмма, — Клиффорду показалось, что он понял её сомнения. — Главное, что ты знаешь. — Он улыбнулся. — И не послала сразу.

— Дурак! — Эмма стукнула его кулачком в грудь, потом уткнулась в то же место носом.

Последние пять минут Клиффорду было страшно неудобно сидеть на скамье.

— Почему это? — пробормотал он, чувствуя себя как после двух-трёх бутылок сливочного пива.

— Потому, — буркнула Эмма.

— А тебя веснушки на носу, — ни к селу ни к городу промолвил Финикс.

— Неправда! — Эмма вскинула голову и возмущённо посмотрела на него

— Правда. Вот тут, — Клифф поцеловал её в нос.

— А у тебя… У тебя усы, — мстительно сощурив глаза ответила та и, приподнявшись вдруг, поцеловала Финикса в эти самые усики. — Ой, ты что? Тебе неприятно?

— Мне… приятно…

Он только радовался, что сидел в пол-оборота, и что на мантии сзади никаких следов не останется — тёплое медленно ползло по его левому бедру.

— Слушай… мы же опоздаем… — он показал Эмме часы на своём запястье.

— Ой, правда! Надо бежать!

Она вскочила, достала палочку и превратила плед обратно в платок.

Вот что Финикс не мог сейчас физически, так это бежать.

— Я сейчас… я догоню.

Как только Эмма скрылась за каменной кладкой, он, чертыхнувшись, быстро привёл себя в порядок, прихватил забытые листья и поспешил вслед за своей мучительницей в Замок.

После ужина Эмма, придя в общую гостиную, долго раздумывала, с кем бы ей поговорить: с Джинни или с Гермионой? Она, конечно, больше дружила с Полумной, но вот с ней-то о таких вещах точно не посекретничаешь.

Наконец она остановила свой выбор на Гермионе и пошла её искать. Только бы та оказалась в общей гостиной. Эмме и повезло, и не очень. Гермиона нашлась там, где надо, но в большой компании. И главное — в обнимку с Драко.

Эмма помялась-помялась неподалёку, вздохнула и уже собиралась уходить, когда её окликнула Джинни.

— Ты чего? Идём к нам!

— Да я просто… Я хотела с Гермионой поговорить, — откликнулась Эмма.

Гермиона поцеловала Драко в уголок рта и что-то ему сказала. Тот улыбнулся, кивнул и разжал руки.

— Чего? — Гермиона, счастливо сверкая глазами, утащила Эмму в уголок. — Что стряслось?

Хотя Эмма была всего на год младше Джинни и на два — Гермионы, но обе казались ей страшно взрослыми и очень красивыми. Наверное, всё дело было в росте Эммы — обе подруги были её выше на голову.

— Мне просто поговорить надо…

— Пошли в Выручай-комнату, — Гермиона потащила Эмму за руку из общей гостиной. — Или нет — пойдём сюда.

— Но там же пустое крыло.

— Ну и что? Добби нас не выдаст — мы свои.

Гермиона закрыла за собой дверь в пыльный и тёмный коридор, зажгла огонёк на конце палочки. Открыв первую же дверь справа, она завела Эмму в пустой бывший класс.

— Сейчас сядем.

Она отстегнула заколку, увеличила её в размерах и превратила в скамейку.

— Садись — на часок нам хватит. — Рассказывай, что у вас случилось с Финиксом?

— Почему ты так…

— Ну, вы же гулять ходили сегодня, да?

Эмма кивнула.

— Он в тебя влюблён, ты знаешь?

— Откуда ты…

— Да у него на лице всё написано!

Гермиона не стала, конечно, говорить, что Финикс сегодня вечером перед ужином напомнил ей пса, пожирающего преданными глазами хозяйку.

— Он мне сказал, да…

— Ну?

— Я не знаю.

— А? — терпения Гермионе было не занимать, и она по словечку выуживала у Эммы факты.

— Понимаешь, я не знаю, как я его люблю — просто как друга, или… не только как друга.

— Вот теперь понимаю, — ответила Гермиона, нащупав конкретную проблему. — Знаешь, у меня такое было. Я ведь раньше встречалась с Роном. Мы с ним и обнимались, и целовались. Но у меня было всегда такое чувство, что он отдельно и я отдельно. А когда я поближе узнала Драко, когда он меня в первый раз обнял — просто как друг ещё, это было совсем по-другому. Я почувствовала, что он… он мой.

Эмма покраснела и улыбнулась.

— Обнимались?

— Угу…

— Ну и?

Эмма кивнула.

— Он такой сильный, — мечтательно пропела она.

Гермиона радостно рассмеялась, обняла Эмму и звонко чмокнула её в щёку.

— Ну, вот видишь? Всё же хорошо!

— Мамы, — пожаловалась Эмма.

— А! У нас с Драко тоже есть проблема — называется «его папа», но мы друг от друга отказываться не собираемся. Ещё чего!

Эмма вздохнула.

— Это всё война, — сказала Гермиона, поглаживая её по спине. — А вообще обе мамы должны за вас только радоваться. Потому что у каждой был такой Финикс. И у тебя будет, если не откажешься от своего. А мамы потом поймут всё.

— Вряд ли мамы поймут друг друга.

— Тебе когда семнадцать?

— В феврале.

— Ну, и слава Мерлину! Давай держись и не вешай нос.

Эмма хихикнула.

— Ты чего?

— Клифф меня в нос поцеловал. Сказал, что у меня веснушки.

Гермиона критично посмотрела на эммин нос.

— Есть такое, но они миленькие. Не своди. Хорошенькие такие конопушки. Ладно, пошли, а то нас начнут искать. Вот увидишь: Финикс, наверняка, уже пару кругов по школе сделал.

* * *

Снейп разбирал почту, когда в дверь постучали, и вошла Минерва. У них установились такие внешне ровные и нарочито доброжелательные отношения, которые или приводят к взрыву, или к спокойствию на грани равнодушия, когда оба привыкают их поддерживать.

— Что-то случилось? — Снейп встал из-за стола и вышел навстречу коллеге и заму.

— Нет, я просто хотела поговорить по поводу сдачи экзаменов у семикурсников.

— Так рано? — удивился директор. — Садитесь, прошу вас. Чаю?

— Да, не откажусь.

Когда на столике появился чай с кексом, Снейп поухаживал за Минервой, добавив в чай по её просьбе молока и сахара, и справился о цели её визита.

— Я хотела поговорить по поводу возможной сдачи некоторых экзаменов экстерном нашей четвёркой, хотя мистер Уизли упорно отказывается. Но вот Гарри, Гермиона и мистер Малфой вполне могли бы в декабре сдать по предмету, а, возможно, по два. Как преподаватель трансфигурации я не совсем понимаю, что они делают у меня на уроках. Думаю, что и ЗОТИ им вполне по силам. Они ведь, в сущности, сейчас повторяют курс седьмого года. Вы с ними прекрасно занимались, — Минерва улыбнулась, — что ещё раз доказывает, что вы замечательный педагог, Северус.

Снейп покачал головой.

— Вернее было бы сказать, «можете быть таким, когда захотите», — рассмеялся он.

— Можно и так, — улыбнулась МакГонагалл.

— Что ж, я ещё раз поговорю с кандидатами и сделаю запрос в Министерство.

— Это ведь поможет Гарри, верно? — поинтересовалась Минерва. — У него будет больше свободного времени.

— Конечно, — кивнул Северус. — Время для отдыха ему совсем не помешает.

Минерва поставила чашку на стол и замолчала.

— Вы хотите о чём-то спросить? — нарушил молчание Северус.

— Да. Гарри стал больше заниматься с мистером Негусом. Что-то готовится?

— Скоро тридцать первое октября.

— И?

— Это несколько облегчит Гарри задачу. Вы не волнуйтесь, Минерва. Гарри просто попытается побывать там, где он уже был, но не во сне, а в состоянии транса. Негус хочет, чтобы Гарри научился контролировать процесс. Он уже бывал у маленького Тома, и тот относится к Гарри с симпатией. Это всего лишь ребёнок.

— Такой ребёнок, о котором вы когда-то говорили? — недобро усмехнулась Минерва.

Снейп отрицательно покачал головой.

— Просто ребёнок.

— И всё же, я хотела бы понять, чем всё это должно закончиться. Допустим, Гарри соберёт пять частей души Тома Реддла. А дальше?

— На этом его миссия заканчивается. Дальше будут решать другие силы, высшего порядка. Дальше всё будет зависеть от самого Тома.

— Хорошо ещё, что не от Гарри.

Это прозвучало желчно, но Снейп опять не поддался на явную и невольную провокацию.

— Да, я ещё кое-что хотела сказать, — резковато продолжила Минерва. — Вчера я виделась с Розмертой. Она очень недовольна матерью Финикса. Та опять напилась. Может быть, стоит намекнуть мальчику, что дружба его с Эммой Ноббс добром не кончится?

— Минерва…

Снейп достал эти свои ужасные магловские сигареты.

— Позвольте, — он закурил. — Минерва, миссис Финикс пила ещё до того, как Клиффорд подружился с Эммой. Ей не нужен формальный повод, чтобы пить, как всяким алкоголикам. Формальный повод всего лишь оправдывает женщину в её же собственных глазах. Она всё ещё в «Трёх мётлах»?

— Да, Розмерта её пока что не уволила.

— Я попытаюсь поговорить с миссис Финикс, — он пожал плечами. — Хотя вряд ли это возымеет какое-то действие.

Вид курящего Снейпа действовал на Минерву странно волнующе, и она засобиралась.

— Спасибо за чай, Северус, но мне пора. У меня ещё гора работ не проверена.

Бросив сигарету в камин, директор поднялся, любезно проводил её до двери.

Где он только манер таких понабрался?

Когда горгулья встала на своё место, Северус вернулся в кресло и тяжело вздохнул. После визитов Минервы ему всегда хотелось забиться в тёмный и тёплый угол или приткнуться к родному и мягкому боку, пахнущему зелёным чаем и холодным шёлком, который даже горячее женское тело не могло согреть, и чтобы его погладили по голове и пожалели.

Да, он был виноват когда-то. Да, и Минерва была в чём-то не права. Но всё это было дело прошлое. А она постоянно напоминала о том, что он был виноват, что она была не права. Напоминала одним своим видом. В директорстве Снейпа чиновники Министерства были светлым пятном, по сравнению с необходимостью видеть каждый день собственного зама.

* * *

Гарри проснулся глубокой ночью. Он уже привык к своим странным снам, и только взмокшая подушка напоминала о ночном кошмаре. Взяв палочку, Гарри высушил наволочку, потом натянул халат и осторожно спустился в гостиную. Негус ему советовал подробно записывать свои сны, чтобы потом можно было проанализировать их и найти какие-то намёки на то, где искать другие части души Лорда.

Гарри сел за стол в углу гостиной, зажёг свечи, взял пергамент и перо и стал писать:

«Это не было просто сном, мистер Негус. Это было как на пятом курсе, когда я был в теле змеи Лорда, ползущей по коридору Министерства. Я не просто как бы ощущал себя внутри её, а чувствовал и думал, как она. Я был ею.

И сегодня мне не просто снился сон. Я видел часть воспоминаний Тома. Я говорю Тома, потому что ему там было двенадцать или тринадцать лет.

Я буду дальше писать от первого лица, потому что мне так легче передать те чувства, которые он, а значит и я, испытывали. Почему-то я знаю дату: 28 декабря 1940 года.

Я находился в своей комнате в приюте, читал какую-то книгу, и вдруг завыли сирены воздушной тревоги. Я вскочил и схватил заплечный мешок, который у меня был уже приготовлен и лежал на стуле у кровати, и выскочил в коридор. Воспитательницы уже строили там детей по парам. Рядом со мной оказался какой-то мальчик помладше. Он схватил меня за руку. Мне было неприятно, но я перетерпел, потому что тоже был напуган.

Нас повели в бомбоубежище, вход в которое находился в подвале соседнего дома. Туда набилось много народа, нас посадили всех вместе. Это была первая такая бомбардировка, снаружи раздавался страшный грохот, многие женщины в бомбоубежище вскрикивали, кто-то из взрослых, как я слышал, молился. Мне было очень страшно, но я старался держать себя в руках, потому что, когда я начинал бояться особенно сильно, то лампочки разом принимались мигать, а оказаться в полной темноте не хотелось. Потом я словно совсем оцепенел, полностью ушёл в себя, и очнулся, когда воспитательница начала бить меня по щекам, думая, что я потерял сознание. Я не знаю, сколько прошло времени.

Нам повезло, вход не был завален. Мы выбрались наружу. В ад. Я не преувеличиваю. Город пылал, пахло дымом, горелым мясом, выли сирены. Я плохо помню, почему я ушёл от своих — откровенно говоря, я не вполне осознавал в тот момент, что происходит со мной. Лондон я знал хорошо, я привык везде ходить в одиночестве. Я шёл по улицам, шарахаясь от обгорелых трупов. Мне казалось, что вокруг меня просто нет целых людей — только какие-то куски. Конечно, это было следствием страха, но мне так казалось. Я шёл и ревел и ненавидел себя за то, что реву, как ребёнок. Как обычный ребёнок. На меня почему-то никто не обращал внимания — словно меня не было. Может быть, это так действовала моя магия, когда я инстинктивно создал вокруг себя щит из охраняющих чар. Но и жар, и вонь проникали сквозь него. Я думал, что или задохнусь или спекусь заживо. Дорогу к "Дырявому котлу" я нашёл, несмотря на то, что улицы напоминали ландшафты Босха (вот спросите меня, мистер Негус, кто такой Босх — я вам не смогу сказать). "Котёл" стоял нетронутым, абсолютно. Я вошёл внутрь, зал был полон людей, но вещей в руках у них не было — видимо, они просто пережидали здесь бомбёжку. Выйдя на задний двор, я открыл проход в Косой переулок. И остолбенел. Ничего. Всё, как обычно. Даже магазины были открыты. Я видел несколько плачущих людей, которых утешали знакомые — наверное, они оплакивали своих друзей или родных маглов, погибших сегодня. Я просто стоял и смотрел на это безумие, потом потерял сознание. Очнулся я в Хогвартсе, в больничном крыле.

Дальше сон был каким-то спутанным. Кажется, я видел Альбуса, который что-то говорил мне. Что-то про статус секретности. Про невмешательство. Но тут я проснулся».

Гарри немного перевёл дух. Сон был такой реальный, что ему потребовалось успокоиться, прежде чем он опять обмакнул перо в чернильницу и продолжил писать.

«Мне кажется, мистер Негус, что я видел самый большой страх, пережитый Томом. Мне почему-то кажется, что следующую часть его души надо искать в месте, которое похоже на то, что я видел во сне. Мне кажется, что там будет много людей, но он будет чувствовать себя полностью отрезанным от них. Я не слишком фантазирую, проводя такие аналогии?»

Записав свои соображения, Гарри поставил точку, свернул пергамент, задул свечи и пошёл в спальню, прихватив записи с собой. Занятия с Негусом дали свои плоды. Он смог внятно изложить видение, и это его успокоило. Гарри постоял немного у своей кровати, прислушался к дыханию спящих однокашников, потом снял халат и нырнул под одеяло. Он, конечно, не сразу уснул, но потом всё же начал задрёмывать. На этот раз в сознании мелькала всякая чепуха, вроде кусочков дневных воспоминаний, прерываемая всхрапыванием Рона, в которого так и хотелось запустить подушкой.

30 октября 1998 года

Вечером Снейп отправился в Хогсмит. Ему очень не нравилось то, что сказала Минерва о миссис Финикс, и он решил взглянуть на женщину сам. Он поджидал её у «Трёх мётел». Жила миссис Финикс не в трактире, а в квартирке, которую она снимала в соседнем доме. Когда она наконец-то вышла из дверей, Снейп окликнул её.

— Кто это? — женщина подошла ближе. — А, это вы, мистер Снейп.

— Мы могли бы поговорить, Джеральдина?

Та молча кивнула. В деревне двери не запирали опять, из общей прихожей они поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Квартирка была маленькая: у двери ютилась вешалка-стойка. Снейп скинул дождевик, повесил его и прошёл к камину, куда его уже приглашала миссис Финикс.

— И о чём вы хотели поговорить, Северус? Садитесь.

Она повесила на крюк в очаге пузатый чайник — кипятить воду.

— У вас тут нет кухни?

— Нет, а зачем она мне? Ем я у Розмерты, а воду вскипятить и так можно. Так чем обязана?

— Я хотел поговорить о вашем сыне.

— Он что-то натворил?

Снейп усмехнулся.

— Напротив, он блестяще учится. И по итогам первого триместра он в числе лучших учеников школы.

Миссис Финикс улыбнулась и покраснела от удовольствия.

— Правда? Отрадно это слышать. Но вы вряд ли общаетесь во всеми родителями лучших учеников лично?

— Разумеется. Мы посылали сов.

— Раньше такой традиции не было.

— А сейчас ввели.

Чайник что-то долго не подавал признаков жизни — видимо, вода была уже кипячённая, и нужно было только ещё раз согреть её.

— Это очень хороший шаг, — заметила женщина.

— Но поскольку мать одного из учеников живёт совсем рядом, то можно ведь и не ограничиваться письмом, а сообщить об успехах сына лично.

— Вы слизеринец, — улыбнулась миссис Финикс.

Это получилось у неё даже кокетливо: она всё ещё была привлекательной женщиной, хотя горе значительно состарило её и наложило на лицо отпечаток постоянного уныния, которое, впрочем, иногда легко было спутать с неудовольствием.

— А я и не скрываю, — улыбнулся Северус в ответ.

— И что ещё вы хотите сказать мне о Клиффорде? Вы ведь пришли агитировать меня за его подружку, верно? Попробуйте, — съязвила Джеральдина.

— Зачем? Я думаю, что душевные качества вашего сына взялись не с потолка, — ответил Снейп. — Наверняка, от родителей. Значит, вы прекрасно со всем разберётесь и оцените девочку не по её происхождению. Клиффорд — удивительный молодой человек. У него есть потребность заботиться о ком-то и опекать, причём довольно последовательно, что нетипично для его возраста.

— Разве не было никого, кто бы пострадал в войне и кого бы можно было опекать? Обязательно было выбирать дочь Пожирателя? — возразила миссис Финикс.

Снейп заметил, что его дифирамбы в адрес Клиффа, однако, не прошли мимо.

— Так получилось. Началось-то всё не слишком красиво. Клиффорд, конечно, просил меня не сообщать вам, так что я по секрету. Эмма попалась ему под горячую руку, и он напал на девочку.

— Как напал? Он никогда на девочку руку не поднимет!

— Не в этом смысле, что вы. Он распотрошил её сумку и порвал колдографию её отца — единственную, что у неё оставалась. Понимаете: Ноббсы скрывали от дочери, чем занимается её отец. Когда их арестовывали, то мракоборцы вели себя в доме крайне нечистоплотно, и не только все бумаги были конфискованы, но и колдографии. Метрики, бумаги на владение имуществом потом вернули опекунше, а вот колдографии сгинули. Так что это был единственный снимок. Клиффорд потом пожалел о том, что сделал, он извинился перед Эммой.

— Значит, он просто чувствует некоторую вину, — промолвила Джеральдина.

Такое объяснение устраивало и казалось логичным выпускнице Равенкло.

— Клифф не такой человек, который станет взращивать в себе это чувство, — парировал Снейп.

Миссис Финикс тут только обратила внимание на грохочущую крышку чайника. Она взяла прихватку и повернула держатель, на котором он висел.

Она занялась приготовлением чая, видимо, обдумывая всё, что ей сказал Снейп.

— Я, конечно, могла бы сказать, что это всё мне назло, но я ещё не совсем дошла до ручки, — промолвила, наконец, миссис Финикс. — Я понимаю, что виновата перед сыном.

— Вы просто запутались, Джеральдина. И вы слишком горды. Но надеюсь, что вы также обладаете некоторым здравомыслием и не откажетесь от делового предложения?

— Делового? — она удивилась. — Вы о чём?

— Я хочу предложить вам работу в Хогварсте.

— В качестве кого? — недоверие смешивалось во взгляде Джеральдины с откровенной насмешкой.

— В качестве младшего преподавателя по травологии. Профессор Спраут жаловалась мне, что стала уставать от такого объёма работы. Министерство хорошо профинансировало школу, попечители тоже расщедрились. Так что мы можем себе позволить вакансию младшего преподавателя на первый и второй курсы. Вы также будете помогать Спраут в теплицах. Конечно, была ещё одна кандидатура: выпускник прошлого года Невилл Лонгботтом, но он решил пойти по научной стезе.

Миссис Финикс нервно рассмеялась.

— Вы в своём уме, Северус?

— Абсолютно.

— Это такая разновидность благотворительности?

— Я не занимаюсь благотворительностью, — ответил Снейп холодно. — Я предлагаю вам работу. Ваше дело — соглашаться или нет. Если согласитесь, но не справитесь с обязанностями, то я вас уволю.

— Странно. Мне кажется, тут что-то не так. Какой-то подвох, — промолвила Джеральдина. — У меня нет опыта преподавания.

— Все начинали без опыта. Думаете: у меня он был, когда я стал преподавать? А мне ещё факультет достался. И был я не намного старше своих учеников с последнего курса. Думаю, что выпускница Равенкло, у которой были такие блестящие результаты по ЖАБА, вполне в состоянии восстановить в памяти несложную программу первых двух курсов.

Снейп вопросительно посмотрел на миссис Финикс и побарабанил по подлокотнику.

— Всё равно не понимаю… Вам было бы лучше, если бы я находилась подальше от вашей протеже.

— Во-первых, Эмма мне не протеже. Во-вторых, там просто дружба, а если подросткам вставлять палки в колёса, они способны на самые безумные поступки, лишь бы доказать свою самостоятельность. В-третьих, вы женщина и вы мать. Несмотря на то, что мои отношения с прекрасным полом складывались не лучшим образом, у меня сохранилось убеждение, что женское сочувствие и милосердие могут очень многое.

Джеральдина рассмеялась, и тут же расплакалась.

— Вы страшный человек!

— Почему? — хотя Северус с трудом выносил женские слёзы, ему хватило выдержки продолжать играть свою роль.

— Наверное, вы правы: я слишком ушла в себя и потеряла три года жизни, когда была так нужна сыну. Вы сварите мне зелье? Вы знаете, какое…

— Сварю, — кивнул Снейп.

Джеральдина заплакала уже всерьёз.

— Вы говорили… Клифф в родителей… Он на своего отца очень похож. Джон был таким чудесным человеком, таким чудесным… А я не смогла спасти его!

— Вы спасли сына, — сказал Снейп очень тихо. — Вы сделали то, чего больше всего хотел бы ваш муж. Уверен, что он благодарен вам за это.

Миссис Финикс зарыдала, потом собрала всю волю, вскочила с кресла и кинулась в глубь комнаты.

Снейп слышал, как она высмаркивается, наливает воду и пьёт. Он не оборачивался.

Наконец, Джеральдина вернулась в кресло.

— Когда я должна быть в Хогвартсе?

— Я пришлю вам все бумаги завтра. И подъёмные.

— Не надо. Не беспокойтесь.

— Вы предпочитаете обратиться к сестре? — спросил Снейп спокойно.

— Да, — кивнула миссис Финикс. — Так будет лучше.

— Хорошо, — Снейп встал. — Через неделю я вас жду.

Джеральдина вышла проводить Снейпа до дверей.

— Спасибо вам, — она протянула руку, Снейп пожал её, попрощался и аппарировал к границе. Когда он уже подходил к воротам, зарядил дождь. Трансфигурировав в зонт подобранную палку, Северус поспешил к Замку.

Центральные двери уже были заперты на ночь, и он вошёл в холл через боковую дверку, назвав пароль для преподавателей. В холле на ступеньках сидела Шицзуки.

— Наконец-то вы вернулись, — она встала и поспешила навстречу. — Вы не замёрзли, сенсей?

Зонт исчез под взмахом палочки.

— Всё в порядке, — Снейп обнял и поцеловал Шицу. — Но горячего чаю я бы выпил.

— Тогда идёмте ко мне.

Потом они сидели на диване. Северус пил чай и рассказывал о беседе с миссис Финикс. Шицзуки слушала, кивала. Она всегда очень внимательно слушала, и всегда начинала свой ответ с одобрения, пусть даже в мелочи. Это заставляло прислушиваться к её мнению, к её советам и возражениям.

Это перед Минервой он должен был бодриться и делать вид, что всё под контролем. Перед Шицзуки пытаться держать лицо было бессмысленно: она всё равно почувствовала бы и волнение, и страхи. Но с ней можно было поделиться этими страхами. Ей можно было рассказать всё. Ей не нужно было, например, объяснять, почему Гарри должен совершать свои путешествия: Шицу была частью культуры, где долг — это одна из первейших добродетелей.

Ей не нужно было объяснять, зачем он пригласил в школу Джеральдину, потому что дети должны почитать своих родителей, но им нужен для этого и повод, а не только установления. Если же повода нет, то надо помочь его создать.

— Это очень хорошо, что вам удалось уговорить миссис Финикс прийти работать в школу, — Шицзуки просияла.

«Очень хорошо» звучало так: «Это очень хорошо, и кто, кроме как вы, мог это сделать? Никто! Хорошо, потому что это сделали вы». Снейп никогда бы не усомнился в искренности Шицу. Отставив чашку на столик, он ласково взял женщину за запястье.

— Что бы я делал без вас? — он улыбнулся.

— Вы бы прекрасно со всем справились, сенсей.

— Конечно, справился бы. Если завязать себя в узел, то можно справиться с чем угодно. — Наклонившись, Снейп поцеловал руку Шицу. — Вы же понимаете, о чём я.

Она как-то очень быстро прижала ладонь к его спине и погладила.

— Что бы вы хотели? — спросила она вдруг. — Пожелайте…

Снейп выпрямился и покачал головой.

— Пожелайте вы, — ответил он. — Для себя.

— Я боюсь…

Как тогда в палате, Северус усадил Шицу к себе на колени и стал укачивать, как ребёнка.

— Вы обещали показать мне фей, но так и не показали, — сказала она.

— Каюсь, дорогая, — ответил Снейп, поглаживая её волосы. — Но вы простите меня, правда?

Шицу тихо фыркнула.

У Снейпа было сегодня такое состояние, про которое обычно говорят «его несло».

— Мне определённо не хватает мягкой руководящей женской руки, — в подтверждение своих слов он поцеловал маленькую ладонь Шицзуки. — А именно этой.

— Это что же? — спросила лиса, с любопытством глядя на Северуса, но, судя по её виду, она в любой момент готова была спрятаться в «норку».

— Предложение, — ответил он, чувствуя себя, как после доброго стакана огневиски.

Кажется, полагается встать на одно колено, но кто-то уже был на коленях — определённо.

— Я ведь могу согласиться.

Боже, она ведь предупреждала совершенно серьёзно!

— Соглашайтесь, — проговорил Снейп глухим голосом. — Где вы ещё найдёте такое сокровище?

— Да, это правда.

Шицзуки обхватила ладонями его голову и поцеловала в губы. Дыхание занялось, закружило, как на карусели. Дальше всё было в странном тумане, будто во сне. Вспышки просветления сменялись моментами полной потери всякой ориентации в пространстве и времени, как у пьяного. Северус совершенно не помнил, как он оказался в постели у Шицу. Он не помнил, когда умудрился раздеться, или его успели раздеть. Он не мог протестовать, когда мягкие губы стали касаться его шрамов. Он охнул, почувствовав это удивительное сочетание жара и прохлады, из которых было соткано женское тело. Распластанный на кровати, он смотрел, как Шицзуки ворожила над ним.

Облик женщины странно дробился, не желая складываться в единую картину. Существо нечеловеческой природы, чьи глаза светились вожделением, уступало место маленькой и хрупкой Шицзуки — тоненькой, как девочка. У Северуса ещё хватало сил обнимать, гладить, целовать — она позволяла. Она позволяла всё, и даже больше, совершенно при этом властвуя над ним. И Северус перестал сопротивляться этому даже в мыслях, перестал вздрагивать от собственных стонов, он подчинился желаниям женщины, которая шептала ему совершенно невообразимые вещи, и от них стыд окрашивал щёки краской, потому что трудно было поверить в то, что он единственный и любимый. Ему вдруг показалось, что ему приоткрыли дверь в тайное и запретное. Оставалось только протянуть руку и взять. Но он небрежным движением захлопнул дверь. Его ведь ждали тут.

Прежде чем тело совершенно перестало контактировать с его разумом, он успел подумать с мягкой иронией, что даже в таком положении он умудрился остаться джентльменом и пропустить даму вперёд.

3 ноября 1998 года

Люциус провалялся в лазарете неделю, и выписали его в субботу. Попасть под выходные опять камеру — хуже и быть не могло. Собственно, разницы особой не было, но у Люциуса ещё сохранились какие-то стереотипы насчёт выходных. Кроме того, чьё дежурство ещё окажется.

Его забирал незнакомый страж и повёл куда-то не туда. Когда Люциуса поставили лицом к стене, пока отпиралась решётка в блок, он решился спросить:

— Простите, страж, меня перевели в другое место?

— Вас всех пока перевели в другое место, мистер Малфой, — ответил мракоборец. — В вашем блоке идёт ремонт. В понедельник вернётесь обратно.

Перед дверью в камеру Люциус вздрогнул: она была глухая, а не в виде решётки.

Оказавшись в камере, он осмотрелся. Внутри клетушка ничем не отличалась от его прежней, только в этом блоке койки были навешены на стену справа, а не слева. Слева, соответственно, был умывальник и отхожее место.

Люциус привычно растянулся на койке, привычно запутавшись в мыслях и воспоминаниях.

Что случилось со стражем Тэмпли, он так и не понял. Неделю он не мог узнать ничего внятного о нём, кроме того, что Роджера не уволили из ведомства, а перевели на другую должность. Та девочка, Адамина Блейк, больше не занималась им, хотя он мельком видел её в лазарете.

Всё, что случилось с Люциусом за последние два месяца, ужасно раздражало его. Это было, несомненно, событие, а значит, оно выбивалось из однообразной череды дней, оно было определённой вехой, оно было словно пограничный столб, отделяя одну часть времени, проведённую Люциусом в тюрьме, от безгранично длинной оставшейся.

Он вскочил с койки и заметался по камере. Глухая дверь с глазком вызывала в нём совершенно необъяснимый страх. Взгляд спасительно зацепился за какие-то царапины на штукатурке — ближе к углу, а вот ещё — сбоку от койки, и у окна. Это были имена, палочки, которые группировались по семь и были перечёркнуты. По всему видать, в этой камере раньше сидели те, у кого был небольшой срок за незначительное преступление. Может быть, незаконное использование магловских изобретений, или шутки на соседями-маглами. «Рубеус Хагрид», — прочёл вдруг Люциус. Изумившись, он придвинулся к процарапанным буквам почти вплотную и тогда убедился, что ему почудилось. «Руперт Хаггит». Конечно же, разве Хагрид смог бы просидеть тут хотя бы пару суток? А куда его помещали? Есть ли тут камеры побольше, или они все одинаковые? Люциус утёр со лба пот. Эта камера меньше, чем его бывшая. И тут совсем нечем дышать. Через решётку хоть воздух проходил. Зачем-то он измерил шагами камеру в длину и в ширину и сел на койку. Взгляд опять упёрся в железную дверь, и Люциус подвинулся в сторону узкой бойницы и почти упёрся в угол стола. Она точно меньше! Перемерив камеру и убедившись, что она не изменилась в размерах, Люциус метнулся к рукомойнику, сухо погремел его стержнем — воды не было. На столе стояли жестяной кувшин и кружка. Воды в кувшине оказалось на донышке, и она была несвежая. Люциус смочил ладонь и протёр лицо. Они его тут уморить решили?! Он лёг на койку лицом к стене, на левый бок. Потом встал, стянул одеяло, закутался в него и опять лёг. На левом боку лежать было неудобно, хотелось поменять положение — подтянуть колени к животу или руку вытянуть, но мешала стена.

Люциусу показалось, что через глазок за ним наблюдают. Наблюдают и потешаются. Это у них тут развлечение такое. Он метнулся к двери, чуть не свалившись с койки и запутавшись в одеяле, подбежал и стукнул по глазку ладонью. Звук показался таким громким, что сразу накрыл страх: ведь сейчас придут и накажут за то, что он шумит. Но в коридоре было тихо. Э, нет! Он точно слышал, как кто-то метнулся от двери прочь и прошуршала мантия. А что если они дождутся, пока он заснёт, а потом придут и убьют его? Люциус взял со стола кувшин и кружку и поставил у двери. Кто бы ни вошёл — обязательно споткнётся.

Планам Люциуса суждено было сбыться, и даже больше.

Пока он сидел в углу, закутавшись в одеяло, наблюдая за дверью, пришло время, когда кувшины заключённых наполнялись водой. И когда страж делал обход и заглянул в глазок, то он не обнаружил на койке арестанта. Выхватив палочку, он распахнул дверь, ринулся в камеру, налетел на уже полный кувшин. Кувшин кувыркнулся прямо ему на ноги, аврор чуть не полетел щучкой носом вперёд, споткнувшись.

— Какого хрена ты тут творишь? — заорал он, прибавляя непечатные выражения.

В ботинках стража чавкала вода. Он посмотрел на съёжившегося в углу Люциуса и заорал куда-то в коридор:

— Фред!

Прибежал второй, рослый и белобрысый.

— Чего это с ним?

— А хрен его знает? Баррикады тут устроил перед дверью. Совсем шизанулся.

Люциусу было ужасно больно так сидеть — болело в левом боку. Он смотрел на нашивки на мантиях стражей. Точно: один из них Фред, а второй — Джордж. Люциус не удержался и тихо и тоненько засмеялся из своего угла.

Переглянувшись, стражи подошли ближе. Люциус попытался вжаться в стенку.

— Думаешь — сбрендил? — спросил Фред.

— Да вроде нормальный был. Симулирует — поди, опять в лазарет захотел.

Тот, который Фред, наклонился и посмотрел на Люциуса.

— Вы чего тут оба делаете? — буркнул он.

— Мы тебе сейчас покажем, что мы тут делаем! — рявкнул тот, который был Джорджем.

— Погоди, — остановил его Фред. — Что значит, что мы тут делаем, заключённый Малфой?

Люциус засмеялся:

— Разорились и в мракоборцы подались?

Две одинаковых физиономии в веснушках уставились на него.

Фред, размахнувшись, отвесил ему пару пощёчин. Такой радикальный метод лечения возымел действие. Люциус вскочил на ноги и отрапортовал:

— Заключённый Малфой!

И тут же привалился к стене. Ноги всё норовили подогнуться.

Страж Фредерик Смитсон схватил Люциуса за грудки, перетащил его на койку, усадил.

— Что с ним делать-то? — спросил он стража по имени Джордж Маллиган.

Тот заржал:

— А давай его к бабам! Они его в чувство приведут.

— Не смешно, Джордж. За такое с нас головы снимут. Потащили в лазарет, а там пусть разбираются.

Люциус вдруг вспомнил, что Тэмпли пугал его Мунго. Когда его подхватили под руки, он попытался сопротивляться, бормоча что-то, умоляя оставить его тут.

— Выруби его, — сказал кто-то из двоих.

И стало темно.

— Это что же вы такое натворили-то, мистер Малфой?

Люциус за неделю привык к белизне этих помещений, и теперь не зажмурился.

Зато он услышал знакомый голос.

— Мисс Блейк…

— Узнали? Вот и хорошо. Сесть можете, голова не кружится?

Люциус сел на койке. Нет, голова не кружилась. Но он привалился боком к стене и закрыл глаза, чтобы не заплакать.

— Что с вами?

— Я не сумасшедший, не отправляйте меня в Мунго, — прошептал он.

— Не волнуйтесь, — Адамина погладила его по голове. — Не всё так страшно, как вам кажется. Вы просто лишены возможности сравнивать. Бывает и хуже. Но очень скоро многое изменится — в Азкабан назначен новый комендант, Министр полностью одобрил его план реформ.

— Новый?

Люциус был вовсе не уверен, что при новом будет лучше.

— Да, — Адамина улыбнулась. — И это Роджер Тэмпли.

Малфой широко распахнул глаза и уставился на целительницу. Видимо, его бред продолжался. Он рассмеялся хриплым каркающим смехом.

— Тэмпли — комендант?

А что если это правда? Каков, а? Вот это воспользовался ситуацией!

— Почему вы смеётесь?

— Министр точно не пытается сделать из него… как это…

— Козла отпущения? — усмехнулась мисс Блейк. — Нет, Министр возлагает на Тэмпли большие надежды. Прилягте пока. Пока есть возможность.

Люциус не совсем понял последнее замечание, но лёг.

— Мне слышались странные вещи в разговорах стражей, — он решил расспросить Адамину, если уж та была склонна поддерживать беседу. — Но я не уверен, что это не было бредом.

— И что вы слышали?

— Например, что в нашем блоке ремонт.

— Это правда, — кивнула женщина. — В камерах будут проведены некоторые улучшения. Поэтому всех ваших перевели на другие этажи.

— Хм…

Что можно переделать в этих клетушках?

— А ещё? Мне точно показалось, наверное, но тот, который Джордж, смеялся и предлагал поместить меня к… кхм… к бабам, как он выразился.

— Урод, — буркнула себе под нос Адамина. — В принципе, вам не послышалось. У вас в блоке было три женщины — их всех поместили в другую камеру. В большую. Общую.

— Всех вместе? — Люциус удивлённо приподнялся.

— Да, всех вместе. Так им будет легче.

Это было уж как-то слишком по-доброму, а потому подозрительно.

— А что ещё? — спросил Люциус.

Явно намечалось что-то уж совсем радикальное. Чтобы немного улучшить условия пребывания заключённых, незачем было менять коменданта — достаточно было просто приказать старому.

— А ещё заключённые теперь будут работать, — улыбнулась Адамина. — Так что, мистер Малфой, готовьтесь: я вас буду сейчас эксплуатировать. Это лучшее лекарство от ненужных мыслей: поработать руками.

Люциус вовсе не возмутился. Наоборот. На сей раз смех его звучал по-другому.

— Чистить утки, как в Хогвартсе?

— Незачем, — улыбнулась мисс Блейк. — А вот камеры и коридоры заключённые теперь будут убирать сами. Это полезно — двигаться и совершать физические усилия.

— Тэмпли хочет заставить чистокровных волшебников уподобиться домашним эльфам? — скептически хмыкнул Люциус, поднимаясь с койки.

— Если не захотят лишиться некоторых привилегий, которые будет давать новый режим, то будут драить. А вы мне поможете нарезать компоненты для зелий. Идёмте.

Зелья. Это было неплохо. Совсем неплохо.

Люциус побрёл за мисс Блейк, которая в нарушение правил шла впереди. Он сокрушённо качал головой, удивляясь доверчивости этой женщины. Он даже начал вздыхать, и почему-то почувствовал себя совсем стариком.

— А что за привилегии? — спросил он, когда ему выдали нож, доску и корзину с кореньями. — Помните, как это делается? — спросила Адамина. — Это ирис.

— Обижаете, мисс Блейк. Профессор Слизнорт меня хвалил. Значит, тоненькими кружочками. А потом насыпать на эти подносы?

— Правильно.

С первыми корешками, правда, пришлось повозиться — пальцы, казалось, были деревянными. Но потом Люциус приноровился, пусть и выполнял работу медленно.

— Ничего, — кивнула Адамина. — Главное, чтобы качественно. Вы спрашивали о привилегиях… Это прогулки, получение почты, пользование библиотекой, передачи и свидания.

— Будут свидания? — Люциус чуть не оттяпал себе палец.

— Осторожнее! Да, за примерное поведение предполагаются свидания раз в месяц.

За свидания с родными — Люциус не сомневался — коридоры и камеры будут драить и два раза в день. Ай да, Тэмпли!

— Вы сказали — библиотека…

— Да, в Азкабане будет библиотека. Каждый раз гонять почтовых сов с книгами не нужно. И книги уже начали поступать. Вы же не читаете газеты — там было помещено объявление о принятии в дар книг. Беллетристика, исторические книги. Беллетристика, разумеется, и магловская тоже.

Люциус хмыкнул.

— Нечего хмыкать, мистер Малфой, — нахмурилась Адамина. — Вы же не читали.

— Кое-что я читал, — признался Люциус. — Но тех авторов, которые были магами, хотя предпочли печататься у маглов и тем самым зарабатывать. Наподобие Марло или Шелли.

Когда Люциус заполнил два подноса нашинкованными корешками, он взмолился.

— Можно я присяду ненадолго?

— Конечно. Вы отвыкли так долго стоять на ногах. Но давайте сделаем иначе.

Она позвонила в колокольчик и сказала в пространство:

— Два чая и что-нибудь перекусить.

— Вы будете пить со мной чай?

Люциус нахмурился. Опять эти послабления. Зачем?

— Нам ещё работать и работать, мистер Малфой. А вы пропустили обед. До ужина же ещё далеко. Так что не упрямьтесь.

Малфой не стал упрямиться. Он выпил чаю и съел почти все сэндвичи и почти весь кекс. Хмурился, смотрел, как мисс Блейк улыбается, глядя на него, — но ел.

— А теперь за работу, — когда чашки и тарелки исчезли, Адамина решительно взяла в руки нож и встала к столу.

Вечером, после ужина, Люциус лежал в палате, успокоенный и даже в чём-то счастливый. Правда, кисти рук с непривычки ломило, но это было даже приятно. Он вспоминал, что рассказывала Адамина о тюремном хозяйстве, и думал о том, что работы здесь найдётся много. «А кто будет следить за порядком?» — «Эльфы». Малфой вспомнил, как приложил его Добби, когда он попытался напасть на Избранного, и усмехнулся. Да, эльфам только дай волю и дай власть.

Он думал о сегодняшнем дне, думал о том, что сегодня сделал. И о том, что сделает завтра. Теперь можно было думать и о завтрашнем дне. Можно было даже мечтать о том, чтобы увидеть сына. Люциус вовсе не был уверен, что он не ударится в панику в последний момент, но мечтать-то было можно.

Он думал о том, что хочет увидеть Роджера Тэмпли. Просто увидеть и попытаться его понять — зачем он всё это на себя взвалил? А ещё он хотел увидеть Тэмпли, потому что ему казалось, что в отношении к нему нового коменданта есть что-то особенное. Он даже был согласен на то, что это просто игра его воображения. Но он уцепился за эту странную возможность поиграть в жизнь.