Яблоко Гесперид (гет)

Малфой-мэнор, Англия

— Даже ты, мама, против меня?

— Перестань, Драко, не драматизируй. Неделя в Париже пойдет ей на пользу. Джиневре нужен отдых, и, Мерлин свидетель, ты вовсе не помогаешь ей в этом.

— Что ты…

— Бесчисленное количество вечеринок, приемов, торжественных открытий. Не говоря уже о том, чем ты занимаешься с ней по ночам.

— Мама…

— Ладно, вне зависимости от твоих поздних развлечений… Знаешь, как говорят: лучше синица в руке, чем журавль в небе. Подари-ка мне сначала одну внучку, а то создается впечатление, что ты одновременно стараешься зачать и вторую…

— Внука.

— Без разницы, дорогой, без разницы. Я действительно полагаю, что тебе следует ей позволить…

— Джиневра не поедет в Париж одна, и это мое последнее слово.

* * *

— Следующую неделю Джиневра проведет в Париже, — сквозь зубы процедил Драко. — Я хочу, чтобы ты за ней следил и докладывал мне о каждом ее шаге. Ты справишься сам или отправишь кого-то вместо себя?

Блейз сидел за столом напротив Драко и лениво вертел резаком для бумаги.

— Не волнуйся, я займусь этим сам. Если она будет там с кем-то встречаться, ты первый об этом узнаешь.

Он сдержал ухмылку, так как на скулах Драко заиграли желваки. Если бы взглядом можно было убивать, Шехзин стала бы одной из самых молодых вдов в Англии.

* * *

Париж, Франция

Джинни аппарировала прямиком к фонтану святого Мишеля. Вокруг было темно, но на площади плясали блики света. Джинни в изумлении огляделась вокруг в поисках человека, который должен был ее проводить до арендованной квартиры. Маглы бросали на нее странные взгляды, и она уже начала подумывать, что натянув на себя джинсы и блейзер, она поспешила с выбором одежды. Легкое похлопывание по плечу прервало ее мысли. Повернувшись, Джинни увидела женщину около сорока лет с нацепленными на нос круглыми очками и в полосатой желто-фиолетовой мантии.

— Леди Малфой? — с легким акцентом спросила женщина.

— Да, — кивнула Джинни, — здравствуйте.

— Изабель Герен к вашим услугам. Квартира, которую забронировал для вас лорд Малфой, находится в пяти минутах ходьбы отсюда, однако я подумала, что вы пожелаете осмотреть площадь святого Мишеля.

— Разумеется.

Изабель Герен зашагала в направлении многолюдной авеню. Люди спешили мимо Джинни, даже не глядя на ее одежду, только несколько мужчин окинули ее одобрительными взглядами, что вовсе не смутило их спутниц. Наверное, следовало что-нибудь одеть под коротенький блейзер, однако Джинни не помнила, чтобы ее отец упоминал об этом.

— Бульвар святого Мишеля. Здесь находится множество прекрасных магловских магазинов, где продается неплохая одежда. Сможете выбрать что-нибудь для своих друзей в подарок. Желтые витрины указывают на книжные магазины, в них можно купить книги за довольно приемлемые цены. Студенты штурмуют книжные магазины по ночам, так как в позднее время книги можно приобрести за один евро — это что-то около двух сиклей. Многие здесь просто гуляют или отправляются в Ile Saint Louis — остров святого Людовика — он находится ниже по течению Сены.

Джинни кивала, с любопытством рассматривая кованые решетки балконов и серые фасады зданий. Приоконные ящики пестрели геранями, а зеленые фонарные столбы выглядели архаично на фоне движущихся туда-сюда автобусов и автомобилей, слух нежил гармоничный и претенциозный французский язык.

— Вот мы и пришли, — произнесла Изабель, останавливаясь на рубеже двух книжных лавок, и добавила по-французски: — Six-cent soixante-six, Boulevard Saint Germain (1).

Перед ними появился дом с персиковым фасадом с непременным кованым балконом и геранью под окном.

— Суеверные маглы стараются не спрашивать, — пояснила Изабель.

Джинни просто кивнула, притворяясь, что поняла слова, произнесенные Изабель, но адрес постаралась запомнить. Изабель толкнула деревянную дверь, и они оказались во внутреннем дворике, мощенном старым камнем. Крупная сине-красная надпись и висящий под одним из окон снитч говорили о живущих здесь поклонниках «Парижских принцесс», а свисающие с одного из балконов усики растения подозрительно напоминали щупальца порхалоцвета.

— Большинство жильцов разъехались по отпускам, — продолжила говорить Изабель, — остальным я сказала, кто вы, они вас не потревожат. Фамилия Малфой вызывает уважение далеко за пределами Англии.

— Какое утешение, — хмуро съехидничала Джинни.

Они вошли в дом. Изабель отперла первую дверь слева и отошла в сторону. Небольшой коридор вел в просторную, ярко освещенную гостиную, обставленную мебелью из красного дерева. Пол был покрыт плетеной раттановой циновкой, по углам зеленели кактусы и пальмовые деревья. Декор завершали многочисленные медные статуэтки, вазы и декоративные тарелки.

— Мило, — чопорно заметила Джинни, как и подобало леди Малфой.

— Кухня вон там, а рядом со спальней, естественно, находится ванная комната. Я оставлю ключи здесь, — Изабель положила связку на кофейный столик. — Если вам что-то понадобится, возле камина найдете летучий порох. Надеюсь, вам понравится в Париже.

— Спасибо. До свидания.

— Au revoir.

И Изабель оставила Джинни одну в ее новом pied-a-terre (2). Джинни сразу же подошла к окну и открыла его настежь. Внизу, на бульваре Сен-Жермен, кипела жизнь, вдали свои воды несла Сена, над ней возвышался Собор Парижской Богоматери. Сначала Джинни подумывала, не спустится ли ей и смешаться с толпой гуляющих, но неожиданно накатившая усталость заставила ее передумать.

Спальня встретила ее приятным сумраком с оттенками яблочно-зеленого и белого и обстановкой отделанной железом мебели. Кровать, в которой Джинни с удовольствием растянулась после принятия душа, походила на большое прямоугольное облако. Доносящийся с улицы равномерный гул и изредка пробегающие по стенам вспышки света не давали Джинни заснуть. Она скучала по объятьям Драко и впервые за несколько последних месяцев почувствовала себя крайне уязвимой.

На следующее утро ее разбудили солнечные лучи, ярко осветившие белые стены спальни и подобравшиеся к простыням. Повернувшись на другой бок, Джинни не обнаружила рядом с собой ни Драко, ни вмятины на подушке, доказывающей, что он был тут. Цветов и записок, которые он ей нередко оставлял, тоже не было. Появившееся внутри чувство пустоты заставило Джинни на себя разозлиться.

«Соберись, дура! Ты и так расслабилась в последнее время. Перестань о нем думать. Готовься избавиться от ребенка. — От этой жестокой мысли Джинни содрогнулась. — Избавиться от ребенка? Неужели нет другого выхода?»

Она натянула черное платье с высоким воротником, толстые колготки и высокие сапоги, которые она заказала — тайно, конечно же, — из магловского магазина. Пальто до колена и шляпа ноготкового цвета заставили Джинни улыбнуться — она стала похожей на пчелку, хотя вряд ли люди обратят на нее внимание, даже будь она одета в бирюзовую мантию.

Спустившись на улицу, она глубоко вдохнула — воздух пах морозом, непролитым дождем и речной водой, омывающей старый камень. Гуляя по набережной, Джинни рассматривала почтовые открытки, афиши французского канкана, черных кошек и фотографии Жозефины Бейкер (3). Наконец, достигнув музея Д’Орсе, она штурмовала его с блокнотом и кусочком угля в руке.

После музея Д’Орсе Джинни направилась в Лувр, но там она успела осмотреть только галерею скульптур, прежде чем музей закрылся. Поужинав на Елисейских полях, Джинни предстала перед выбором: аппарировать ли ей обратно в свою квартиру или вернуться домой на такси или автобусе, а может, вообще прогуляться. Наконец она наколдовала согревающие чары на свою одежду, и, засунув руки глубоко в карманы пальто, направилась вниз по Шанз-Элизе. Мимо Джинни со свистом проносились автомобили, неизменно пугая, однако в общей сложности шум и суматоха Парижа радовали и ее изумленный взгляд, и слух. На улице Риволи поток людей иссяк, и она обнаружила, что шагает вдоль длинного ряда арок в одиночестве. Несколько раз ей слышались шаги позади, но в большинстве случаев это был шум, доносящийся из ресторанов и ночных клубов.

Берега острова святого Людовика служили пристанищем для групп пьющих вино и играющих на гитарах подростков. Они не обращали на Джинни никакого внимания, но все равно она не могла избавиться от ощущения, что за ней кто-то следит. Ей порядком надоело оглядываться назад и никого там не видеть, поэтому сейчас она шагала, не отрывая взгляда от маслянисто-черной поверхности воды Сены.

Джинни проходила под мостом, когда кто-то схватил ее за руку. Она вздрогнула от неожиданности, хотя, в общем-то, не удивилась. Повернувшись, она увидела неопрятно одетого человека, с красным, разбухшим от продолжительного запоя лицом.

— Eh bien, ma jolie, on se promene, seule, dans la nuit? (4)

Джинни окинула его надменным взглядом, но ничего не ответила, посчитав, что, несмотря на чужой язык, ей не стоит отвечать человеку, так грубо ее остановившему.

— T'es pas très polie, dis donc. A moins que tu ne sois stupide? (5)

Джинни уловила слово «stupide», на английском звучавшее примерно также, и разозлилась. Попытавшись высвободить запястье из хватки напавшего, она прорычала:

— Отстань от меня.

— Oho, mademoiselle eez Anglish? Je vais te montrer, moi, ce qu'on leur fait, aux Rosbifs (6), — пробрюзжал мужчина и, дернув Джинни к себе, попытался схватить ее за задницу.

Общение с братьями не прошло для Джинни зря: резко развернувшись к насильнику лицом, она изо всех сил ударила его коленом в пах. Простонав «рutain de femelle» (7), он согнулся пополам, но хватку не ослабил. Он грубо впечатал Джинни в стену, но от боли его движения были все еще плохо скоординированы. Поймав момент, Джинни сжала пальцы в кулак и изо всех сил заехала ему в подбородок — Чарли когда-то учил, что подобный удар свалит любого противника. Мужчина упал на спину. Окинув его полным отвращения взглядом, Джинни поспешила прочь.

«С меня хватит. Завтра отправляюсь повидаться с Гермионой. Мне нечего делать в Париже одной».

За ее спиной над скрученным телом упавшего мужчины склонилась темная тень. Блейз, все еще держа палочку наготове, презрительно подтолкнул неудачливого насильника ногой. Француз застонал. Блейз изо всех сил пнул его в живот, пробормотав при этом:

— Грязная свинья. Как бы я хотел покончить с тобой прямо сейчас…

Однако ему нужно было следить за Джинни, чтобы она опять не вляпалась в какие-нибудь неприятности. Интересно, стоит ли рассказывать об инциденте Драко, не рискуя потерять при этом голову?

* * *

Сен-Дени, Франция

Джинни едва не аппарировала на почтовый ящик, который, судя по всему, был установлен здесь недавно. Красный ящик ярко выделялся на фоне густо обросших подсолнечниками холмов. С левой стороны в тени деревьев прятался дом. Воздух был довольно теплым, поэтому Джинни с облегчением сняла пальто. Она бодро зашагала в направлении старой фермы, радуясь скорой встрече с Гермионой, с которой не виделась уже почти год. Гермиона сидела на каменном крыльце и не сразу заметила приближающуюся подругу. Казалось, она очень занята чем-то, что лежало у нее на коленях.

— О Боже… — сокрушенно прошептала Джинни.

Гермиона кормила грудью младенца.

Она подняла взгляд и, увидев Джинни, расцвела теплой улыбкой. Даже не попытавшись отнять ребенка от груди, Гермона поднялась на ноги, и, подойдя к Джинни, представила их друг другу.

— Джинни, это Гарри Артур Уизли. Гарри, познакомься с тетушкой Джинни, о которой я тебе столько рассказывала.

Джинни стояла, уставившись на довольное личико малыша, на его крохотную ручку, прижатую к груди Гермионы, на непослушные рыжие кудри и веснушчатые щечки, и чувствовала, как из глаз покатились теплые слезы. Еще несколько нетвердых шагов, и она остановилась возле Гермионы, осторожно поглаживая мягкие волосики своего новорожденного племянника.

— Это… это… — Джинни никак не могла подобрать правильных слов. — Это ребенок Рона?

Гермиона уставилась на нее гневным взглядом.

— Конечно, Рона! Как будто я бы могла… с кем-нибудь еще… ох, солнышко мое, — Джинни не могла сказать, относились ли последние слова к ней — она опять плакала — или к ребенку, который начал издавать булькающие звуки.

Гермиона отняла малыша от груди, затем положила его животиком себе на плечо и погладила по спинке, пока мальчик не отрыгнул. Гермиона засветилась счастьем. Казалось, она так не радовалась даже когда узнала, что стала старостой школы. Поманив Джинни рукой, она пригласила ее присесть.

— Со светлыми волосами ты выглядишь… довольно интересно.

— Только не начинай, — пробормотала Джинни.

Гермиона вытащила палочку и, направив ее на голову Джинни, прошептала заклинание. Волосы Джинни стали рыжими и волнистыми. Нежно оглядев подругу, Гермиона уложила сына в колыбель, стоящую возле скамейки. Наступила неловкая пауза.

— Гермиона, почему ты мне ничего не сказала? — спросила Джинни наконец. Впервые после того как Рон сделал ей предложение, Гермиона не нашла слов, чтобы ответить. Она скрестила руки, словно собираясь что-то сказать, однако так и не смогла найти должного объяснения, которое оправдало бы грусть в голосе Джинни. — Все это время у меня был племянник, а я об этом даже не знала. Не могу поверить, что ты могла так со мной поступить, тем более зная, что ты — это все, что осталось от моей семьи!

Еще не закончив фразу, Джинни почувствовала, что кривит душой. Частично она говорила правду, так как чувствовала себя одинокой и преданной, но ей приходилось неохотно признать, что Нарцисса и особенно Драко тоже стали для нее чем-то, что она могла назвать семьей.

— Я боялась, что кто-то узнает, — выдавила наконец Гемиона, порозовев от смущения.

— Потому что я обязательно ляпнула бы что-то типа «а тогда мой племянник, сын Рона Уизли и грязнокровки»…

Гермиона вздрогнула.

— Некоторые из них отличные легилименты, ты сама знаешь, — огрызнулась она со слезами на глазах. — Я просто не знала, что мне делать! Когда я поняла, что беременна, это было словно… Словно Рон вернул мне частичку себя. А потом родился малыш, и я могла думать только о том, что они могут нас найти, отобрать его у меня или убить! Я запаниковала, прости, но я так боялась… Что не могла думать ни о чем больше.

Гермиона заплакала, и Джинни ощутила иррациональный страх и одиночество подруги так остро, что ей не осталось ничего другого, как только ее обнять. Вскоре они плакали обе, обнимаясь, как в тот раз, когда узнали о разгроме Норы, но только сейчас это были слезы облегчения и радости от того, что они все еще живы и вместе.

— Я тоже беременна, — прохрипела Джинни.

— О Господи, — только и смогла прошептать Гермиона, прежде чем опять заключить Джинни в объятия.

Когда они, наконец, выплакали все слезы и почувствовали себя опустошенными, Гермиона перевела нежный взгляд на маленького Гарри Артура. Джинни оставалось только надеяться, что однажды она также сможет посмотреть и на своего малыша.

«Постой, дорогая, — остановила она себя, — у тебя не будет никакого ребенка».

— Какой срок? — спросила Гермиона.

— Около двух месяцев.

— А ты использовала…

— Да, Гермиона, я использовала заклинание каждый раз, и когда я это говорю, поверь, это правда.

Гермиона вспыхнула.

— А Малфой об этом знал?

— Драко? — машинально поправила ее Джинни. — Нет, не думаю. По крайней мере, он никогда меня об этом не спрашивал.

Гермиона кивнула, однако казалось, что слова Джинни ее не убедили. Ей с трудом верилось в то, что Малфой не знал о действиях жены, потому что контрацептивное заклинание можно было отменить только контрзаклятием. Ее пронзило беспокойство при мысли, что Малфой мог догадываться и об остальных их планах, но затем подумала, что Джинни, скорее всего, знала бы об этом.

— Тогда я не знаю, как это вышло, — заключила она.

— Меня больше тревожит вопрос, что мне сейчас делать?

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Гермиона.

— Мне его оставить? Я не могу рожать Драко детей и одновременно планировать его разорение, я не могу рожать этого ребенка и планировать его крах. Я чувствую себя так, словно моя беременность — самая неправильная вещь… То есть я даже не вышла замуж за любимого человека, как это должно было произойти! Но по-прежнему сама мысль о том, что я должна избавиться от ребенка, доставляет мне такую боль, словно я теряю тебя!

Гермиона терпеливо слушала эмоциональный монолог Джинни, прекрасно понимая ее сомнения и отчаяние.

— В таком случае оставь его, — спокойно предложила она, осторожно прислушиваясь к своим чувствам, вызванным этими словами.

— Что? Оставить Драко? — Джинни на мгновение задумалась. — Но я не могу. Ребенок…

— Уйди от него и роди ребенка. Нелегкое решение, но оно того стоит. Ты бы легко нашла работу в любом месте, где бы ни решила обосноваться.

Джинни неуверенно посмотрела на Гермиону, явно не в восторге от ее предложения. Это только подтвердило подозрения Гермионы, что ее подруга привязалась к Малфою, человеку, которого сама Гермиона по-прежнему считала неимоверно отталкивающим и чудовищным, хоть время несколько и притупило боль от совершенных им преступлений. К несчастью, Джинни, казалось, совершенно запуталась в своих чувствах и порывах ему отомстить. Гермиона почувствовала укол вины за все те события, которые постигли ее подругу.

— Если я оставлю ребенка, я никогда не смогу от него уйти, ведь так? — тихо спросила Джинни.

Гермиону душили слезы.

— Я не думаю. Я… Мне так жаль, — выдохнула она. — Это была моя идея, мне не следовало вовлекать еще и тебя! Теперь ты беременна, а я чувствую себя так паршиво, — голос Гермионы сорвался.

— Перестань, — спокойно ответила Джинни. — Я сама согласилась тебе помочь. Теперь мне остается только придумать, как из всего этого выпутаться. Я не могу больше позволять тебе принимать за меня решения, разве не так? — она грустно улыбнулась. — Я что-нибудь придумаю. А пока я должна отдохнуть и позаботиться о себе — если хочешь знать, это слова Нарциссы — и, думаю, уход за новообретенным племянником — это то, что мне нужно.

Увидев, как Джинни воспринимает положение вещей, Гермиона облегченно улыбнулась и обняла ее. Затем они наклонились над колыбелью, из которой доносился неразборчивый лепет малыша. Джинни нежно ворковала о крошечных кулачках Гарри Артура, о его глазках шоколадного цвета и восхитительных веснушках. В следующие несколько дней сын Гермионы стал для обеих девушек центром всей вселенной.

Джинни словно восполняла утрату семьи, не оставляя мальчика ни на секунду, восхищаясь его пытливыми взглядами, лепетом, который, как она считала, был выразительным и ясным. Все, что делал малыш, ее сразу очаровывало, и она была готова о нем рассказывать всему миру. Гермиона кормила мальчика, но остальное время ей приходилось уступать сына Джинни, которая явно унаследовала от Молли Уизли способность единолично всем править.

Когда Гарри Артур Уизли спал или играл с плюшевым гиппогриффом, Гермиона и Джинни гуляли возле озера за домом. Они вместе работали на огороде или в саду: Гермиона уверила подругу, что владельцу дома, который по счастливой случайности оказался ее начальником, это придется по душе. Они вспоминали времена Хогвартса, рассказывали друг другу о своей новой жизни, понимая, как мало могли вместить в свои письма. Время от времени Джинни прерывалась и спешила к своему племяннику. Затем они обсуждали Невилла и созревшую в нем наконец уверенность в себе, смеялись над его очевидной влюбленностью в Луну. Восхищались карьерой Вуда в квиддиче, Падмы Патил в министерстве, Дина Томаса в искусстве. Они сожалели о друзьях, которым пришлось эмигрировать или жить магловской жизнью, и о тех, которые придерживались законов и становились частью чистокровного общества.

Вечером перед отбытием Джинни обратно в Париж подруги как обычно уложили Гарри Артура в кроватку. Устроившись возле длинного, грубо обтесанного деревянного стола, они пили травяной чай и слушали шум ветра за окном. Незакрытые ставни время от времени бились о стены домика, придавая вечернему времени своеобразный ритм. Под стеклянными колпаками масляных ламп весело плясали язычки пламени.

— Итак, что ты решила? — прервала тишину Гемиона.

— Не знаю, — тихо ответила Джинни, не отрывая взгляда от своих пальцев, на одном из которых сверкало ее обручальное кольцо. — Думаю, мне… Мне… Нужно больше времени…

Не зная, на что ее подруге нужно больше времени, Гермиона промолчала. Она встала и подошла к ближайшему шкафчику. Открыв один из ящиков, она достала небольшой мешочек и, вернувшись к столу, положила его перед Джинни.

— Я не желаю быть той, которая делает все, чтобы у тебя не было детей, — произнесла она. — Сначала контрацептивные чары, теперь вот это… Я только хочу, чтобы у тебя был выбор, потому что, втягивая тебя в этот замысел, я заставила тебя выбрать путь, который никогда не выбрала бы сама. Сейчас я просто пытаюсь исправить то, что натворила. Несмотря на то, каков будет твой выбор, я надеюсь, что он будет лучшим в данной ситуации, и я уверена, что ты достаточно взрослая, чтобы принимать благоразумные решения.

Джинни улыбнулась подруге грустной, утомленной улыбкой и спрятала мешочек в карман.

— Все будет выглядеть натурально?

Гермиона кивнула. Старые часы на каминной полке пробили одиннадцать, медным эхом отмечая каждый удар. Девушки впали в задумчивость.

— Гермиона?

— Да?

— Ты никогда не рассказывала мне о последней битве. Я знаю, что в газетах писали неправду, но…

Теперь уже Гермиона заинтересованно уставилась на свои пальцы. Наконец, закрыв глаза, она глубоко вздохнула и медленно кивнула.

— В конце концов, — произнесла она, придя к какому-то заключению, — ты заслуживаешь знать правду… Только помни — люди никогда тебе не поверят. Всем удобнее верить в ту версию, которую к всеобщему вниманию преподнесло тогдашнее правительство. — Джинни кивнула. — Благодаря указаниям Регулуса Блэка мы разыскали и уничтожили все хоркруксы. Я не знаю, почему Волдеморт, — Гермиона произнесла имя лорда твердо, ни секунды не колеблясь, — позволил нам это сделать. Скорее всего, он думал, что таким образом Гарри, наконец, посмеет к нему приблизиться. Лорд, разумеется, ошибался — Гарри не был таким глупцом, чтобы нападать на него в период расцвета его власти, не имея на руках хоть какого-то оружия.

— Это Гарри… — нежно протянула Джинни.

— Да, таков наш Гарри. В любом случае мы знали, что после гибели Дамблдора у нас было мало шансов убить Волдеморта. Но с помощью Сириуса нам удалось его провести.

— Сириус? Но он же…

— Умер? Вообще-то да, но Гарри никак не мог смириться с потерей своего крестного, поэтому провел некоторые исследования Арки, находящейся в Тайном департаменте. Основную подсказку предоставил, как ни странно, Билл, объяснив нам происхождение этой арки, которая, как ты, наверное, догадалась, оказалась проходом в иной мир. Он увидел мой набросок и сказал, что на многих гробницах, которые он исследовал в Египте, было такое же изображение арки. Он даже разыскал для меня несколько очень древних манускриптов.

Джинни заинтригованно слушала рассказ Гермионы, хотя в мыслях у нее все возникал вопрос — как все это относится к делу?

«Неужели Гермиона считает, что Волдеморт погиб благодая свиткам, которые ей предоставил мой брат?»

— Ворота Анубиса — вот куда провалился Сириус. Как ты знаешь, у мертвых есть колоссальная власть — они отвечают за магическую энергию живущих волшебников. Ворота — один из нескольких путей, обуздывающих часть этой власти.

— Только не говори, что у вас хватило времени подготовить план свержения Волдеморта и разгадать тайну Ворот Анубиса, над которой невыразимцы бились сотни лет, — произнесла Джинни несколько вызывающе, так как поучительный тон Гермионы начал действовать ей на нервы.

— Я не разгадала, это сделали невыразимцы. Их своевременное открытие пришлось как нельзя кстати. Марла Медоуз, тайный агент Ордена, по счастливой случайности работала в команде, которая исследовала Ворота, и помогла нам. Поставив свою карьеру на карту, она выкрала черную колыхающуюся занавесь — ты помнишь ее?

— Конечно помню. Зачем она ее выкрала?

— Потому что именно занавесь делала Ворота Анубиса хранилищем той самой силы. Существуют мнения, что ткань соткана из волос Нефтиды (8) — египетской богини, которая, как полагалось, одевала умерших в погребальные одежды. Но, вне зависимости от мифологии, сама по себе занавесь является субстанцией смерти. Можешь представить, какую силу она в себе содержит!

— То есть это и было ваше оружие против Волдеморта? Вы его удавили куском ткани? — мрачно поинтересовалась Джинни.

Несколько растерявшись от резкости тона подруги, Гермиона, однако, постаралась ее понять. Она могла себе представить, насколько Джинни хотела быть частью всего этого, частью их расследований, наконец, она хотела быть со своей семьей и любимым человеком в последние моменты их жизни.

— Нет. Мы обманули его.

— Что?

* * *

Ночь наступает рано. Тюрьма Азкабана кутается в черных облаках, вьющихся вокруг его вышек, словно саламандры. Волны бросаются на холодные камни, взрываясь солеными брызгами, просачиваясь в темные скалы, а затем отступая, чтобы вернуться с новой силой. Гермиона произносит несколько заклинаний, зажигая огни на башнях, стенах и во внутреннем дворе. Вокруг скользят тени волшебников с палочками наготове, пока Ремус Люпин усиливает охранные чары вокруг замка. Неожиданно небо рассекает голубая молния, и защитный купол над вздрогнувшим Азкабаном бьется вдребезги.

— Гарри...

— Пообещай. Сейчас, Гермиона. Они уже идут.

— Они все олухи!

— Беллатрикс, — Волдеморт предупреждающе поднимает руку, и она закрывает рот. — Как интересно. Итак, ты думаешь, что снова готов со мной сразиться? Полагаешь, на этот раз у тебя есть шанс?

— Ага, Поттер… Кажется, ты не такой уж беспомощный, как когда-то. Я… Чувствую… Силу. — Гарри просто стоит и смотрит на него, держа палочку наготове. — Итак? Что же ты сделал? Как это случилось, — Волдеморт прерывается, чтобы еще раз глубоко вдохнуть, — что на твои хрупкие плечики легла потусторонняя сила?

— Avada Kedavra!

____________

(1) Шестьсот шестьдесят шесть, бульвар Сен-Жермен (фр.)

(2) Временное пристанище (фр.)

(3) Жозефина Бейкер, урождённая Фрида Джозефин МакДональд, американо-французская танцовщица, певица и актриса (Wikipedia).

(4) Так-так, моя красавица… И что же ты здесь делаешь так поздно совсем одна? (фр.)

(5) А ты не очень-то вежливая. Разве только ты полная дура? (фр.)

(6) О, мадемуазель англичанка? Сейчас я тебе покажу, что мы делаем с ростбифами (фр.)

Французы, которых обычно англичане обзывают лягушками, мило отплачивают своим соседям той же монетой, называя их ростбифами из-за предположительно красных лиц жителей туманного Альбиона (прим. автора).

(7) Потаскуха (фр.)

(8) Нефтида (греч.), Небетхет (др.егип. «Госпожа обители») — в египетской мифологии являлась спутницей Ра во время его ночного плавания по подземным водам и сестрой Исиды. Нефтида рассматривалась одними авторами как богиня смерти, а другими — как аспект Черной Исиды. Нефтиду также иногда называли Владычицей Свитков и приписывали ей авторство скорбных песнопений и других гимнов. Плутарх описывал Нефтиду как «владычицу всего неявленного и нематериального, в то время как Исида властвует над всем явленным и материальным». Несмотря на связь с Нижним Миром, Нефтида носила титул «Богини творения, которая живет во всем». Её также считали богиней сексуальности и женским аналогом вечно возбужденного бога Мина. В Мендесе, в регионе нильской дельты, её чтили как богиню врачевания. (Wikipedia)