Яблоко Гесперид (гет)

Джинни проснулась от того, что Драко нежно прикоснулся к ее животу. Его рука тут же скользнула ниже, в то время как вторая двинулась к ее груди. Джинни повернулась к Драко лицом.

— Вообще-то я спала, — проворчала она.

— Но теперь-то ведь не спишь, — ответил он, прижимая ее ближе к себе.

— Нет, ты прав, — оживившись, отозвалась она и, поднимаясь, добавила: — я только соберусь, и…

Драко поймал ее прежде, чем она успела вылезти из кровати, и подмял под себя.

— А давай, — начал он и поцеловал ее в лоб, — не будем, — поцелуй в нос, — никуда,— чмок в подбородок, — собираться, — последнее слово он пробормотал ей в губы.

Джинни задорно улыбнулась, словно обдумывая предложение, затем обвила его тело ногами и прижала к себе еще ближе. Порождая тем самым хаос.

Когда они оторвались друг от друга час спустя, Джинни предложила пойти на пляж. Растянувшийся на кровати Драко энтузиазмом не горел.

— Ну пожалуйста! — взмолилась Джинни. — На этом острове находятся три самых красивых бразильских пляжа, а ты не воспользуешься возможностью получить солнечный ожог?

— Кто говорит о солнечных ожогах? — растягивая слова, поинтересовался Драко. — Я бы с радостью предпочел прохладный полумрак этой прекрасной комнаты. В твоей компании, разумеется, — добавил он.

— Что скажешь, если с утра отправимся на пляж, а потом вернемся сюда, чтобы… эээ… вздремнуть?

Драко нахмурился. Его девушки обычно делали то, чего желал он. Однако Джиневра была его женой, разве это не давало ей больше прав?

Драко так не думал. Он уже собирался ей об этом сообщить, но Джинни прислонилась к нему и хрипло зашептала:

— Только мы вдвоем, нежимся на солнышке час или два... Представь нашу разгоряченную и пылающую золотом кожу… Ты толкаешь меня в тень кокосовой пальмы и сам присоединяешься ко мне…

Драко закрыл рот. Наверное, ему все-таки стоит позволить ей кое-что решать.

Они находились на небольшом островке архипелага Фернанду-ди-Норонья на северо-востоке от Бразилии. Возвышающиеся из воды высокие утесы тянулись вдоль белых песчаных пляжей, которые, в свою очередь, чередовались с покрытыми буйной растительностью холмами и ровными долинами. Остров кишел животными, однако Джинни вскоре поняла, что Драко избегает только комаров и маглов. Их отель был похож на дворец из белого мрамора с арками и колоннадами столь изящной и тонкой работы, что казалось, будто они вырезаны из бумаги. Номер состоял из большой комнаты, объединенной с террасой, которая, в свою очередь, выходила в отдельный сад с бассейном. Повсюду пестрели желтые, оранжевые и красные зонтики от солнца и ширмы таких же цветов.

Пляж находился всего в пяти минутах ходьбы от отеля, однако в их распоряжении имелись паланкины. Джинни отказалась ими воспользоваться и вытащила Драко из кресла, которое он уже успел себе облюбовать.

— Пошли пешком, — настояла она.

Джинни трансфигурировала вещи в плоскую корзину, которую теперь пыталась удержать на голове. Она смеялась словно ребенок над своими попытками, но Драко был слишком сосредоточен на разглядывании ее бедер, которыми она усердно качала, чтобы удержать баланс. По длинному ряду ступеней, тонувших в роскошной растительности, они спустились на небольшой закрытый пляж, усыпанный мелким песком и огражденный темными стенами утесов. Прозрачная вода океана отливала глубокой синевой. Джинни бросила корзину на песок и побежала к воде. Ударившись о землю, вещи словно ожили: подобно гигантским цветкам тут же раскрылись два зонтика, под ними разложились складные кресла, а на них легли полотенца. Джинни еще прихватила с собой фрукты, в основном кокосовые орехи, молоко которых она особенно любила.

— А гавайские танцовщицы будут? — проворчал Драко, но, повернувшись, увидел только брошенное на песке платье. Джинни уже была по талию в воде.

Все прошлые ночи он тщательно исследовал ее тело, обнаружив при этом бледные следы веснушек вдоль ее живота и под левой лопаткой, а также крохотный шрам за ухом и еще несчетное количество родинок. Однако, глядя на нее теперь, прыгающую в воде в простом черном купальнике, он чувствовал, что далеко еще ею не насытился.

Джинни поплескалась в теплых волнах, а затем нырнула, позволяя водяной глади сомкнуться над ее головой. Когда через несколько мгновений она вынырнула, на берегу виднелись только расплывчатые пятна вещей. Драко нигде не было видно. Джинни неуверенно огляделась вокруг, однако все было тихо, только лениво покачивались ветви деревьев. Неожиданно ее талию обвила сильная рука, и в горле Джинни застрял отчаянный крик. Она попыталась высвободиться, но обе ее руки были крепко зажаты в хватке напавшего.

— Шшш, — зашипел он ей в ухо, проводя рукой по шее, останавливаясь на мгновение на горле, а затем опускаясь к груди. Длинные пальцы оттянули узкую ленту бюстгальтера и охватили ее сосок. Джинни с облегчением вздохнула, узнав прикосновения Драко, и ее тело тут же отозвалось на ласки.

Малфой удивился тому, с каким неистовством Джиневра сопротивлялась. От нее исходил такой отчаянный ужас, что Драко почувствовал себя едва ли не виноватым из-за того, что довел ее до почти бессознательного состояния. Но она расслабилась, попыталась высвободить руку, которую он все еще держал прижатой к своему бедру, и Драко решил, что обдумает реакцию жены чуть позже.

Он отпустил ее руки, и Джинни тут же обняла его за шею. Нежно лаская губами плечи девушки, Драко нетерпеливо проник пальцами между ее бедер. Джинни захныкала и прижалась теснее к его пульсирующей от возбуждения плоти. Наконец Драко взял ее на руки, отнес ближе к берегу и, уложив на песок, опустился сверху. В предвкушении предстоящего она прикусила губу, однако в следующее мгновение ее осенила неожиданная мысль:

— А что, если сюда заглянут люди?

— Люди? Ты об этом думаешь сейчас?

— Ну, не только об этом, — ответила Джинни, недвусмысленно проводя ступней по его бедру.

— Это частный пляж, глупая девчонка.

При этих словах ее взгляд засиял, и она издала нечто среднее межу смехом и вздохом, впуская Драко в себя.

Он двигался мощными толчками, мерно погружаясь в ее тело, сливаясь с ней в едином ритме. Она кричала, и когда ее крики, наконец, выплеснулись в восторженные стоны, Драко сделал одно последнее движение бедрами и застыл, напряженный до невозможности, не чувствуя ничего, кроме чистого наслаждения.

После они лежали на песке, позволяя волнам ласкать их усталые тела.

— Я же говорила, что это хорошая мысль, — произнесла Джинни.

— Напомни мне, чтобы я всегда, всегда шел туда, куда ты захочешь.

— Хочу в Музей Орсе в Париже.

— А что если туда заглянут люди? — передразнил ее Драко. — А они обязательно заглянут, — добавил он глубокомысленно.

— Не для этого, — засмеялась она, — я просто хочу посмотреть карти...

Неожиданно замолчав, она поднялась и торопливо направилась в сторону торчащих из песка зонтиков, где были сложены их вещи и еда. Приподнявшись, Драко увидел, что она что-то колдует палочкой над своим животом. Он опять откинулся на песке. Когда тень вернувшейся Джинни заслонила ему солнце, Драко спросил:

— Что ты делала?

Джинни опустилась рядом с ним на колени и положила на его живот кокосовый орех с воткнутой в него соломинкой.

— Мне захотелось пить, и я вспомнила, что у нас есть орехи! Нет ничего лучше свежего кокосового молока, — весело защебетала она.

Драко наблюдал, как она потягивает напиток. Глаза Джинни были закрыты, а губы удовлетворенно улыбались. И он решил больше не спрашивать.

Тихо напевая, Джинни свернулась в клубочек и положила голову ему на грудь. Вскоре пение прекратилось, а ее дыхание выровнялось. Драко самодовольно улыбнулся.

«Кто же еще, кроме меня, может высосать из ведьмы все ее жизненные силы...»

Он осторожно взял Джинни на руки, отнес к шезлонгам и уложил ее на одном из них. Ни секунды не колеблясь, он взял ее палочку, направил на нее собственную и прошептал:

— Priori Incantem.

Из палочки Джинни вырвалась струя розового дыма, которая тут же начала сворачиваться в кроваво красный кокон, внутри которого сформировалось что-то светлое. Сначала это было похоже на фасоль, затем на сморщенный боб, а затем все больше и больше стало походить на эмбрион. Но прежде, чем закончилось развитие, он приобрел серый оттенок, затем почернел и скрючился, превращаясь ни во что иное, как мертвый зародыш.

«Контрацептивные чары... Что ж, полагаю, нам следует ими пользоваться», — неуверенно подумал Драко. Обычно именно он настаивал, чтобы девушки их использовали, но сейчас его беспокоила решительность, с которой Джинни произносила заклинание.

«В конце концов, мы только поженились. Еще слишком рано».

Он размышлял о том, что многие дети волшебников обычно рождаются по истечению едва ли семи месяцев после свадьбы родителей, а еще он думал о своей матери, которая мечтала о внуках. Он вспомнил, как Джиневра играла с детьми Соммерса, словно они были ее собственными. Где-то в затаенном уголке своего сознания он даже представил свою жену с круглым животом, а затем с сыном на руках, их сыном, прижатым к ее набухшей от молока груди, но быстро отогнал это видение.

«Действительно, слишком рано», — подумал он.

* * *

— Как здесь примитивно, — простонал Драко, раздосадованно оглядываясь вокруг. Они сидели в круглом зале ресторана, который выбрала Джинни. Пол и мебель здесь были деревянными, корявые деревья, обвитые ползущими растениями, сплетались над головами, создавая, таким образом, потолок. К тому же в ресторане было многолюдно. Стен и окон здесь вообще не было, поэтому по залу свободно гулял ночной воздух. Буйная растительность джунглей то и дело врывалась в помещение в виде пляшущих на полу листьев и цветов, завлекаемых внутрь дыханием ночи. Хриплый голос певца выводил песенные мотивы, тонувшие в оживленной болтовне посетителей.

Джинни, которой все здесь напоминало о шумных трапезах в Хогвартсе и Дурмстранге, возбужденно разглядывала движущиеся силуэты людей, и никакое раздражение мужа не могло испортить ей настроения.

— Здесь готовят изумительные блюда из морепродуктов, — произнесла Джинни, — к тому же тут весело, если ты не заметил.

— По крайней мере, здесь нет маглов, — равнодушно заключил Драко, озираясь.

Ссориться во время медового месяца не хотелось, поэтому Джинни, призвав все свое смирение, мягко поинтересовалась:

— Откуда ты знаешь?

— Они все в мантиях.

Джинни закатила глаза.

— Ну а если бы они все были, скажем, голыми, как бы ты определил? Ты бы мог отличить магла от волшебника просто по внешнему виду, или разговаривая с ним о таких обычных вещах, как погода или дети?

— Конечно, — отрезал он. — Маглы бы не поняли меня, если б я сказал, что мои дети не разговаривают с незнакомцами, или того хуже, с грязнокровками.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, — бросила Джинни резче, чем ей того хотелось. — Почему ты так уверен, что мы, чистокровные волшебники, достойны большего, чем они?

— Сила, — недолго думая, ответил Драко. — Ты бы могла сразиться с целой армией маглов при помощи одной только волшебной палочки, тогда как они с трудом сражались бы один на один. — Джинни внутренне сжалась при его словах. — Знания, накапливаемые волшебниками, в книгах и энциклопедиях маглов превращаются в детские сказки! — продолжал Драко, — они невежественны, слабы, безполез...

— Могу поспорить, ты вырос, слушая подобные изречения своего отца, — желчно произнесла Джинни, теряя терпение. Она видела, как сузились глаза Драко, и оставалось только надеяться, что она не зашла слишком далеко.

— Ты не знала моего отца, — холодно отчеканил он.

— Нет. И каким же он был? — полюбопытствовала она, стараясь побороть предубеждение.

— Он был незаурядным человеком, обладающим множеством достоинств. Он был чистокровным, образованным, богатым и, по счастью, еще и красивым. Под его очарованием скрывался расчетливый ум, и, поверь мне, его замыслы заходили далеко за пределы того, что может придумать заурядный человек. Единственный, кто смог его превзойти в этой игре разума — Темный Лорд, но мой отец заплатил свою цену. Так или иначе, он всегда умел ладить с людьми, и за это его уважали.

Джинни наблюдала за Драко, безучастно кивая его утверждениям и изумляясь той гордости, которой было пропитано каждое его слово. Как можно с раннего детства готовить своих детей такому извращенному будущему?

— И, несмотря ни на что, — тем временем продолжал Драко, — все, что он делал, он делал хорошо, и его дела были посвящены тем, кого он любил.

— И кого же он любил? — скептически поинтересовалась Джинни.

— Мою мать. Думаю, он полюбил ее, как только увидел с Сортировочной шляпой на голове. Конечно, тогда ему едва стукнуло тринадцать, а она была одиннадцатилетней девочкой, но он опекал ее, помогал с домашней работой и провожал до классов, словом, делал все, что бы сделал для нее старший брат...

«Это ты так думаешь. В действительности старшие братья ничем подобным не занимаются...»

— ... пока ей не исполнилось пятнадцать, и она не превратилась в ослепительно красивую молодую девушку. Тогда она перестала в нем видеть старшего брата, которого у нее в действительности никогда не было.

— И он стал ее мужем, которого она могла иметь?

— Где-то три года спустя, когда она закончила Хогвартс.

— То есть ее он любил, это понятно. А тебя? — спросила Джинни. Она всегда была уверена, что Драко рос эдаким избалованным наследником, лишенным родительской ласки.

— Сначала отец был слишком увлечен моей матерью, чтобы согласиться делить ее с кем-то третьим. Моему деду пришлось напомнить ему о его обязанностях, но даже после этого я родился только четыре года спустя после родительской свадьбы.

— Мой старший брат родился через шесть месяцев после того, как мои родители вместе сбежали, — засмеялась Джинни. — Они были не против поделиться своей любовью с кем-нибудь еще.

— В конце концов и мой отец понял это. Когда он увидел меня, такого миленького... — Драко чарующе улыбнулся.

Джинни фыркнула и закатила глаза, но все же не сдержала улыбку. Она подперла рукой щеку, приготовившись слушать дальше.

— Полагаю, отец во мне видел и себя, и черты моей матери, поэтому он решил, что я должен их превзойти во всем. В некотором смысле я не был просто сыном своих родителей, потому что я мог стать лучше. Я мог превзойти все их ожидания. По крайней мере, моему отцу так казалось.

— А что ты сам думаешь? Ты оправдал его ожидания?

Драко странно на нее посмотрел, и на секунду Джинни показалось, что она затронула слишком личную тему. Но затем она впервые увидела в его взгляде отблеск неуверенности. Именно она заставляла его казаться таким сильным, таким уверенным, таким жестоким. Он не успокаивался, пока не был уверен, что он лучше остальных. Так было в школе, затем на работе, дома. Джинни не хотела, чтобы ее дети росли, изводясь неуверенностью в себе.

«Мои дети? — неожиданно осознала она. — О чем я думаю? Я не собираюсь иметь детей. По крайней мере, от него».

Эти мысли породили в ее душе суматоху. Джинни взяла руку Драко и прижалась к ней губами.

— Не отвечай, — произнесла она. — Я не должна была спрашивать об этом. Ты мне все расскажешь, когда будешь готов.

— Спасибо, — в его ответе слышался сарказм. Он освободил руку из ее ладони, но все же провел пальцами по ее щеке. — А теперь, миссис Малфой, хватит говорить обо мне, хотя, должен признать, разговор был очень увлекательным, а предмет обсуждения прямо-таки очарователен. Ты не против, если репортером теперь буду я?

— Вперед, — ослепительно улыбнулась Джинни. Слишком редко Драко интересовался кем-нибудь еще кроме своей бесценной персоны, поэтому она не собиралась упускать случай.

— Твои родители сбежали. Почему? — он рассмеялся при виде искреннего удивления на ее лице. — Да, я слушал, что ты говоришь. Отец всегда говорил, что, внимательно слушая, можно определить слабые стороны своего собеседника.

— Держу пари, как только ты научился говорить, это стало твоим девизом, позволяющим играть с людьми, подчиняя их своей воле.

— В большей степени ты права. Но я недолго получал от этого удовольствие, если конкретно — только на первом курсе в Хогвартсе. А особенно я наслаждался, изводя трех учеников, среди которых был Гарри Поттер, мой кровный враг того времени.

— Гарри Поттер? — восхищенно прошептала Джинни.

Драко нахмурился. Джинни подумала, что он, скорее всего, так и не смог избавиться от своей неприязни к герою волшебного мира. Она бы тоже не смогла, если б кто-нибудь так обесчестил ее семью, как Гарри обесчестил семью Малфоев.

Драко смотрел на нее с возрастающей злостью.

— Не думай, что я не понимаю, что ты делаешь, — произнес он. Джинни при этих словах едва не поперхнулась. — Избегаешь вопросов и переводишь разговор на меня... — она тихонько выдохнула. — Но ничего, к тебе мы еще вернемся. Да, я учился вместе с Мальчиком-Который-Выжил, или Совершеннейшим Поттером, как мы обычно его называли.

Джинни хихикнула.

— Каким он был? — спросила она.

— Чертов придурок, гонявшийся за славой, — прорычал Драко. Джинни вопросительно на него воззрилась. — Ладно, может, он за ней и не гонялся, он был и так знаменит. Но Поттер так увлекся своей «борьбой со злом», что думал, будто ему все дозволено. Он и еще два его прихвостня нарушили столько школьных правил, что их должны были исключить, по меньшей мере, три раза. Но вместо этого они сгребали награды и баллы для своего факультета. Чертово Золотое Трио...

— Наверняка, если бы их исключили...

— Да, они убили василиска и несколько раз расправились с мелкими сошками, подосланными Темным Лордом, если ты это имеешь в виду. И за это их боготворили. Однако в них не было даже искорки сострадания. Ни капельки понимания.

«О да, зато из тебя они так и хлещут», — подумала Джинни, хотя в тоне Драко ощущалась боль.

— На шестом курсе мне... дал задание Темный Лорд. — Джинни в ужасе уставилась на него. Что он думает, разговаривая о таких вещах на людях? — Не волнуйся, меня оправдали, — махнул Драко рукой, в точности угадав ее мысли. — Я должен был избавиться от Дамблдора, иначе моих родителей запытали бы до смерти на моих глазах. Естественно, меня в любом случае ждало жестокое наказание, скорее всего, мне бы пришлось выбирать между поцелуем дементора и встречей с оборотнем. И когда я говорю про выбор, это не значит, что он бы действительно у меня был.

Джинни смотрела в ничего не выражающие серые глаза Драко. Посетители ресторана потянулись танцевать, официанты, словно тени, тихо сновали от столика к столику, освещенным тусклым светом желто-красного пламени. С таким выражением Драко мог говорить и о своей последней поездке в Гватемалу, если б не его мрачный тон. Джинни молчала. Она все это знала. Она просто никогда не задумывалась, насколько его история печальна и проста.

— Я сделал несколько попыток, но они не увенчались успехом. Я хотел умереть, потому как знал, что приговариваю родителей к верной смерти. Золотое Трио — наконец они успокоились: мой отец был в тюрьме, и они знали, что могут делать все, что им заблагорассудится, и никто им уже не помешает. Всю жизнь мне казалось, что я непобедим, пока Волдеморт... — произнесенное имя больно резануло слух, — ... не решил, что я должен поплатиться за ошибки своего отца. Ты можешь себе представить, что это такое — пытаться убить единственного человека, который может избавить тебя от монстра, запугавшего твою семью? — вопрос Драко прозвучал почти отчаянно.

Джинни покачала головой.

— Я не смог этого сделать. Когда пришел момент, и Дамблдор зависел от моего милосердия — я не смог этого сделать! Об этом позаботился мастер зельеваренья. Не знаю почему. Может, хотел меня защитить, а, может, возжелал почестей. Волдеморт был счастлив. Думаю, только тогда Поттер и его друзья поняли, во что превратилась моя жизнь после битвы в министерстве.

Бесконечное одиночество. Боязнь, неуверенность, поражение, опасение, страх, разъедающий их сердца. Джинни помнила, что смерть Дамблдора значила для них всех. И все эти эмоции Драко переживал в одиночестве целый год?

— Они разрешили мне вернуться в школу. То есть, я сумел отвертеться. Поттер видел, что я не смог убить Дамблдора и, очевидно, он даже поручился за меня, — Драко фыркнул и пригубил вина из бокала. — Министерство взялось меня опекать, чтобы, как они выразились, защитить. Волдеморту это было как раз на руку — я мог предоставлять ему информацию. Но все равно они мне больше не доверяли. Я не мог им ничего дать. Лорд начал терять терпение. Он начал злиться.

Драко, словно что-то вспоминая, зажмурился. В уголках его глаз залегла сеть морщинок. Когда он открыл глаза, у Джинни сложилось впечатление, будто она смотрит на чистую сталь.

— Гарри Поттер в конце концов убил его. Они оба погибли. А те несколько человек, знавших, как все произошло, — они исчезли.

«Да, знали только несколько маглорожденных и полукровок, которых тактично убрали с дороги», — злобно подумала Джинни. Однако ее гнев был далеко не таким сильным, как бы она хотела.

— Итак, — ровно произнес Драко, — я опять ударился в свое антипоттеровское пустословие. Лучше расскажи мне, почему сбежали твои родители.

— Ты ему благодарен? — спросила Джинни.

Драко невозмутимо кивнул, затем поднял бровь и беззвучно прошептал: « Побег».

— Они были совсем еще юными, фактически только закончили школу. Семье моей мамы не нравилась эксцентричная семья моего папы. Да, они отличались странностями, однако не в плохом смысле. Некоторые волшебники считали их сумасшедшими, другие называли гениями... Разумеется, я склоняюсь к последнему. — Драко улыбнулся. — Во всяком случае, повода для свадьбы не было. Поэтому моя мама потеряла терпение и подговорила отца украсть ее. Они были счастливы вместе.

— И имели много детей? — поддразнил Драко.

— По правде говоря, да. Нас было семеро.

— Семеро гномов? — невинно уточнил он.

Джинни одарила его мрачным взглядом.

— Позволь донести до твоего сведения — я самая маленькая в семье. Ну, не считая мамы. И я не такая уж коротышка.

— Нет, конечно же, нет.

Драко ухмыльнулся, а Джинни возбужденно ухватила губами соломинку и закончила свой коктейль с поразительной быстротой. Драко следил за ее действиями с равнодушной, недоброй улыбкой на губах.

— Ты такая высокая, что в тебя с легкостью поместится и мой коктейль, — произнес он, пододвигая свой напиток Джинни.

— Драко Малфой, ты хочешь меня напоить? — спросила она, чувствуя, как алкоголь с бешеной скоростью проносится по ее венам.

— Может быть.

— Дурацкая идея, — бросила она и, достав из напитка Драко вишенку, медленно поднесла ее к губам. Драко следил как ягода, а затем кончики ее пальцев скользнули ей в рот.

— А вот это мы посмотрим.

* * *

Драко провел день в Нью-Йорке, где американские акционеры ожидали его ежегодного отчета. Джинни, неожиданно оказавшись в одиночестве, отправилась в больницу Св. Мунго, чтобы хоть как-то отвлечься от безделья. Регистраторша поприветствовала ее улыбкой и без возражений пропустила на четвертый этаж. Джинни неторопливо шагала по разукрашенному в ярко-желтый цвет коридору, кивая встречающимся по пути колдоведьмам и пациентам. В воздухе пахло сахарной ватой; каждый раз по прибытию сюда Джинни раздражалась, вдыхая этот сладкий аромат. Приторная сладость запаха, витавшего на четвертом этаже, как-то расходилась с горестным положением его обывателей. Джинни дошла, наконец, до палаты, в которую направлялась, и взглянула внутрь. Увидев только двух пациентов, Джинни вошла.

— Привет Алиса, Фрэнк, — жизнерадостно поздоровалась она.

Фрэнк слегка поднял голову, реагируя скорее на ее голос, чем на приветствие.

— Как поживаешь? — спросила Джинни у него.

Фрэнк Лонгботтом окинул ее отрешенным взглядом, затем сжал руку в кулак и потряс им в воздухе. Несколько мгновений он осматривал свою руку, пока Джинни взбивала ему подушки. Затем медленно разжал пальцы, растопыривая их так, что рука стала похожа на маленькое розовое солнце. Когда растягивать пальцы стало больно, он пошевелил ими и засмеялся.

— Ловкий трюк, — произнесла Джинни.

— Фигисмаслом, — спокойно парировал он.

Джинни сложила руки ладонями друг к другу, развернула их и, просунув посередине средние пальцы, получив таким образом один большой двухголовый палец, пошевелила ими. Фрэнк издал благодарный вздох, переходящий в восторженное хихиканье. Его смех вывел Алису Лонгботтом из ступора.

Алиса сидела на своей кровати и пялилась в окно, но теперь она повернулась и посмотрела на Джинни и своего мужа со слабой, грустной улыбкой на губах. Джинни не знала, как подойти к миссис Лонгботтом. Она не предлагала Алисе конфеты, так как чувствовала, что таким образом она будет словно обкрадывать Невилла. Джинни тихо радовалась, видя обертки от французких яблочных ирисок «Карамбар», мексиканских кремовых помадок «Дювалин» или японских жвачек «Керокерокероппи». Доказательство, что Невилл, путешествуя по миру, не забывает своих родителей. Несмотря на то, что они несомненно были обузой для него, Джинни радовалась, что он поместил их в Св. Мунго. Если даже их разум так и не удалось вылечить, они все равно в некотором смысле были здесь.

* * *

Сжимая в руке обрывок пергамента, Джинни стучит в дверь. Не дождавшись ответа, она начинает неистово барабанить по двери кулаками. Ее тело сотрясают рыдания.

— Нет, не был, — спокойно отвечает Гермиона, не зная, как объяснить все остальное.

«Джинни,

Перси приходил ко мне домой. Он мертв. Мне пришлось уехать. Встретимся в Лондоне, на улице Вандсворт 13.

Гермиона».

Мысль, что Гермиона могла убить Перси, даже не посетила голову Джинни, пока между ними не оказалась дверь — барьер между мечтающей отомстить вдовой и растерянной сестрой. Джинни потеряла еще одного своего брата. Гермиона должна ей все объяснить.

— Да. Волшебники понимают его, потому что сами боятся. Они ему сочувствуют. В конце концов, нет никаких доказательств, что Люциус кого-либо убивал или мучил... «Я бы поступил так же», «может, он просто оказался в неправильном месте в неправильное время». Людям надо напомнить, что все это бред. Есть трусы и есть бойцы, и ты бы сделал большое дело, присоединяясь к этим бойцам.

Обрывок пергамента с адресом Норы выскользнул из кармана мантии министра и плавно пролетел в центр зала. Дверь за министром и Перси закрылась, а Джинни, проследив за пергаментом взглядом, увидела, как вокруг него сжались длинные бледные пальцы. Подняв голову, Джинни уставилась на бесстрастное лицо Драко Малфоя.

* * *

— Ох, простите, — со стороны двери послышался приятный голос.

Джинни подняла голову и увидела Невилла Лонгботтома. Его загоревшее на солнце лицо, казалось, еще больше округлилось, однако взгляд парня светился добротой, под стать его голосу.

— Не стоит извиняться, — отрезала Джинни, намеренно прикидываясь разраженной и усиливая свой болгарский акцент.

Она высокомерно надула губки и, не удостоив Невилла взглядом, вышла из палаты. Он глазел на нее недоумевающе, но без тени смущения. Джинни втайне улыбнулась.

Она была счастлива, что с ним все в порядке.