Злая сказка  (гет)

Я села на диван рядом с Риддлом. Настолько близко, что наши бедра почти соприкасались.

— Том, — позвала я его.

Он повернул голову и вопросительно посмотрел на меня. Каждой клеточкой своего тела я ощущала исходящее от него предвкушение. Несомненно, он знал, что я разгадала часть его замыслов. И это будоражило парня, заставляло каждый раз изворачиваться, придумывая новые игры. Жестокие, на грани дозволенного — они подталкивали меня все ближе к безумию.

— Зачем ты спровоцировал Эйвери?

— Я? — удивленно изогнутые брови. — Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Очаровательная улыбка и лукаво прищуренные глаза были совершенно невыносимы.

— Я разговаривала с ним. Он сказал, что вы заключили пари.

— Ну и что? Я же не заставлял его участвовать в дуэли.

— Нет. Ты всего лишь научил Эйвери тем чарам. Признайся хотя бы в этом, Том.

Слизеринец мягко рассмеялся. Он находил наш разговор чрезвычайно занимательным.

— Нет, я не делал ничего подобного, — соврал парень, глядя мне в глаза.

— Неужели? — я мило улыбнулась и спросила: — Тогда откуда тебе известны лечащие заклинания? Для каждого вида темных чар они специфические. То, что помогает в одном случаи, может искалечить в другом. А ты почти полностью исцелил Блэра.

— Из книг. Знаешь ли, я люблю читать.

Немыслимо! Он надо мной издевался. Более того, впервые не хотел признать свою вину.

— Том, зачем ты меня обманываешь? — я расстроено посмотрела на него.

— Ты задаешь неправильные вопросы, — пояснил Риддл.

Верно. Я спрашивала его о тех вещах, ответы на которые были совершенно очевидны.

— Он послушался тебя. Но как?

— Что «как»? — уточнил парень.

— Как ты сумел уговорить Эйвери?

Я придвинулась к нему еще ближе. Наши лица были на расстоянии нескольких дюймов. Удивительно, но меня это не смущало.

— Так же, как и все эти годы. Умение влиять на выбор людей тоже в своем роде магия.

Увидев возникшее на моем лице недоверие, он искренне рассмеялся.

— Гермиона, неужели ты и правда думала, что все эти избалованные мальчишки добровольно признали меня лидером? Наивная девчонка!

Риддл неожиданно подался вперед и обхватил мое лицо ладонями.

— Пойми! Ни мой интеллект, ни многочисленные таланты ничего не стоят на Слизерине. Даже способность говорить на парселтанге ничто по сравнению с истинной ценностью.

— Какой?

Мне казалось, что мое лицо пылает. Его руки были горячими и сильными. И этот глупый вопрос стал единственным, что не давало мне раствориться в нем. Подчинится его воли, стать еще одной бездумной марионеткой.

— Чистая кровь. И деньги. У меня нет ни одного, ни другого. Мне претит сама мысль подчиняться этим идиотам. Если бы ты знала, как я их презираю!

Том никогда еще не говорил так эмоционально. Казалось, что каждое его слово пропитано ненавистью и злобой. Мой милый Том, что же ты с собой делаешь?

— И ради мнимого величия ты калечишь других учеников?

— Ничего подобного! Я их и пальцем не тронул, — горячо возразил парень.

— Но другие…

— Им нужна цель. Пусть забавляются! Так их легче контролировать.

Вот в этом и весь Риддл. Я могла бы до хрипоты и сорванного голоса доказывать ему, что он не прав. Что нет ни малейшего оправдание его поступкам. Что это все безумие, порожденное больным разумом. А Том бы в ответ взглянул на меня снисходительно и сказал бы, что я заблуждаюсь.

— Ты не прав.

Эти слова — единственная моя защита: от его голоса, от горячих рук на моем лице, от болезненного удовольствия. О, как я ненавидела себя за него! Ведь Риддл говорил именно то, что я хотела услышать. Я жаждала поставить зарвавшихся слизеринцев на место, доказать, что чистая кровь и счет в банке не дают права унижать других. Только у меня никогда не хватало смелости воплотить мечту в реальность. А Том сможет. Я знала это. И поэтому пыталась изменить ход событий.

— Гермиона, — прошептал он, — зачем ты обманываешь себя?

Я не ответила. Отодвинулась, отняв руки Риддла от своего лица. Да и что я могла ему сказать? Что десятки, сотни, тысячи раз лгала, оправдывая себя высшими идеалами? Глупо. Ведь он прав: я не верю в то, что говорю.

— Эйвери упоминал об Ордене, — сменила тему разговора. — Оказывается, и я вхожу в него.

— Да, — не стал отрицать парень.

— Мило. А мне ты «забыл» сказать об этом, — заметила я, а потом потребовала: — Ответь, как ты сумел их убедить принять меня? Я магглорожденная, они не могли так легко смириться с этим.

— Они и не смирились. Я сказал им, что ты одна из… особенных студентов.

Его слова удивили меня. Более того — вызвали тревогу.

— В каком смысле «особенные»?

— Ты ведь помнишь, как я экспериментировал с собаками, заставлял их делать то, что я хочу, — сказал он, тщательно подбирая слова.

Мерлин! Риддл опять хотел солгать, не обманув. Размеренное течение слов, мнимый доверчивый голос и скрупулезно отобранные факты — он определенно не хотел, чтобы я знала всю правду.

— Помню, — подтвердила я.

— Я перешел на новый уровень манипуляции сознанием.

Том был очень бледен, на его щеках горел неестественный румянец. Он волновался.

— Люди? — я ошеломленно посмотрела на него.

Нет. Не верю! Это же отвратительно. Безнравственно. Лишать права выбора? Даже Риддл не мог на такое решиться! «Разве? — мелькнула мысль. — А что он в последнее время делал с тобой?». Я спрятала лицо в ладонях. Легче не стало. Вздохнула и спросила:

— Ты и надо мной ставил эксперименты? Я угадала? Очередной подопытный кролик, верно? — в моем голосе прорезались истеричные нотки. Еще немного — и я начала бы на него кричать. Самовлюбленный эгоист. Будь ты проклят!

Риддл ответил не сразу. Встал с дивана, несколько раз прошелся перед камином. А потом подошел ко мне, опустился на корточки и попросил:

— Посмотри на меня, пожалуйста.

Я отрицательно покачала головой. Не хотелось. Слишком больно было видеть его равнодушие.

Он мягко, но настойчиво отнял мои руки от лица и сжал их в своих ладонях.

— Орден Салазара — закрытый клуб для избранных. Такова официальная версия. На самом деле туда принимаются волшебники с определенными наклонностями и, разумеется, связями, — произнес Риддл. — Жестокость, садизм, жажда власти приветствуются и поощряются. Долохов яркий тому пример. Я сам создал этот клуб и установил правила. Слизеринцы охотно подхватили эту идею. Они имеют возможность безнаказанно сводить счеты с «магглами», зная, что я всегда их прикрою. Пока ученики в это верят — моя власть безгранична и незыблема. Но время от времени им нужны подачки. Новая забава.

— Мейбл? — мой вопрос был нелеп и не требовал ответа.

— Да, — подтвердил Том. — Она одна из многих. Но есть еще и ученики, которые составляют так званый внешний круг. Марионетки. Те, чья воля подавлена, а цели навязаны. Их немного, но они везде.

— И на Гриффиндоре?

Не знаю почему, но этот вопрос заинтересовал меня, заставил сбросить оцепенение и внимательней слушать то, что парень говорит.

Риддл медленно кивнул, не сводя с меня пристального взгляда. Я поняла, что он не скажет, кто они. Никому. Это одна из тех вещей, которые я, по его мнению, не должна знать.

— Я солгал им. Ты не марионетка. Я слишком дорожу нашей дружбой.

— А ведь ты лукавишь, Том, — возразила я. — Это лишь отчасти правда.

Парень крепче сжал мои руки, цепляясь за них, словно он боялся утонуть в своей лжи.

— Я пробовал несколько раз подчинить твою волю. У меня почти получилось. Но появлялись побочные эффекты. Своеобразная плата.

— Какая?

— Магия. Ты начала терять контроль над ней. Заклинание разрушало тебя, и ты могла стать обычным человеком.

Это прозвучало так холодно, бездушно, как будто я была действительно неудачным экспериментом. Господи, отчего же так больно? Я проглотила горький комок, ставший поперек горла, и поинтересовалась:

— Ты сожалеешь об этом?

— Нет, — не задумываясь, ответил он.

— Чудовище!

Я резко встала на ноги и оттолкнула Риддла. Было трудно дышать, а где-то глубоко внутри разгоралось пламя обиды. Мелькнула даже подленькая мысль проклясть его сейчас. Ведь он останется здесь, в Выручай-комнате. И никто никогда не узнает. Но я отогнала ее, буквально вышвырнула из головы воображаемыми чарами.

Том не дал мне уйти, схватил за плечи и грубо встряхнул.

— Ты думаешь, что такая правильная, честная и добрая? — прошипел он мне в лицо. — Чистенькая, святая Грейнджер. Дура! Ты можешь обмануть преподавателей, своих друзей, но не меня. Слышишь?! Я видел тебя настоящую. Я знаю каждый твой шаг наперед и могу предугадать любое слово, сказанное этим хорошеньким ртом. Хочешь, расскажу?

Я с ужасом смотрела на него. Это не Риддл. Он не мог быть таким жестоким волшебником. Мой Том никогда меня не обидит, а этот мог и убить за одно неверно сказанное слово. Тем временем он продолжал, все так же сжимая меня в руках.

— Сейчас ты убежишь и будешь избегать меня. Неделя, две, максимум месяц. А потом придешь мириться. Принесешь какое-то дурацкое яблоко или книгу и сделаешь вид, что простила меня. А не надо прощать. Не за что. Потому что даже сейчас ты не сердишься. Не можешь, и я это отлично знаю. Потому что зависишь от меня так же, как и я от тебя. И всегда будешь оправдывать любой мой поступок в своих глазах. И возвращаться ко мне. Не сразу. Позже, гораздо позже.

Том часто и глубоко дышал. Его лицо стало ужасно бледным, лишь глаза злобно сверкали. Парень наслаждался моим страхом, впитывал его. И это, признаться, пугало меня гораздо больше, нежели его слова. Хотя и они оставили в моей душе шрамы. Новые, безобразные шрамы, легшие поверх старых. Изуродовавшие, извратившие все, во что я раньше верила. Нужно признаться хотя бы себе — Том прав. Я такая же, как и он. Сумасшедшая, гадкая, невыносимая девчонка, не способная любить. Нечем. Нет более той черты, пред которой я останавливалась, цепляясь за человечность.

— И знаешь в чем парадокс, Гермиона? — продолжал он. — Я не могу тебя прогнать. Вычеркнуть из своей жизни. Ты бесполезна, но я раз за разом тянусь к тебе. Ты как опухоль, сидишь внутри меня и не даешь свободно вздохнуть. Иногда даришь крохи тепла и нежности, и тут же отталкиваешь, прикрываясь надуманными проблемами. Лгунья!

Он наклонился ко мне так, что наши лбы соприкоснулись. Его кожа пылала, словно его лихорадило. Пальцы все крепче сжимались. Наверняка завтра на коже появятся синяки. Но это сейчас было совершенно неважно. Кажется, я начинала понимать, что хочет сказать мне Риддл.

— Ты никогда не даешь мне забыть, что я не один, что должен отвечать еще и за тебя. Это абсурдно! — воскликнул он, внезапно отстранившись от меня. — Лучше бы тогда тебе не приходить в мою комнату, после смерти Линды. Тогда все и началось, помнишь?

Я кивнула. Конечно помню! А так же то, как он наплевательски отнесся ко мне, когда мы приехали в Хогвартс. Как сторонился, не разговаривал неделями, а потом «неожиданно» вспоминал и вел себя так, словно я его лучший друг. Сотни раз использовал и лгал, не видя в этом ничего противоестественного и аморального. А я… все прощала. Потому что были и другие воспоминания, связывавшие нас. Искренняя улыбка, крепкие объятия, тихий голос, раз за разом терпеливо объяснявший мне сложные заклинания. Совместные занятия в библиотеке, ночные вылазки в поисках приключений и сильная рука, ни разу не давшая мне оступиться. Том всегда подстраховывал, оберегал и защищал меня. По своему, порой действуя жестко и бескомпромиссно. У Риддла не было друзей. Он в них не нуждался. Меня же всегда выделял из толпы. Это было так на него не похоже. А я обижалась, сердилась, спорила и совершенно не хотела принимать его странной опеки. И не смотря ни на что, я любила его. Теперь я могу признаться в этом себе.

Всхлипнула и, подавшись вперед, обняла Тома. Обхватила руками, как ребенок, нашедший самое дорогое в жизни существо. А он не обнял меня. Остался стоять холодный и совершенно не желающий помочь мне принять горькую правду.

— Видишь: не прошло и месяца, как ты меня «простила», — съязвил парень. — Я не хотел тебя обидеть, Гермиона. Ты должна понять, что не можешь играть со мной так же, как со своими друзьями. Я тебе не друг, Грейнджер.

Верно, он больше чем друг.

Том легко провел рукой вдоль моей спины. Затем, подцепил пальцами подбородок, заставляя взглянуть на него. Мое заплаканное лицо представляет собой жалкое зрелище. Парень, казалось, не обращал на это внимание, наклонился вперед и легко поцеловал меня в лоб.

— Моя Гермиона. Только моя, — нежно и болезненно искренне.

И в этой фразе заключался весь смысл нашего разговора.

* * *

— Эйвери!

Слизеринец остановился, оглянулся и удивленно посмотрел на меня. Как же! Я ведь посмела окликнуть его посреди коридора, заполненного спешащими куда-то учениками.

— Чего тебе? — холодно поинтересовался он.

Не ответив, я поманила его за собой. Джонатан скривился, но последовал за мной. Завернув за угол и миновав галерею, мы оказались в небольшом закутке. Ученики редко сюда заходили, так что мы были надежно скрыты от любопытных глаз.

— Грейнджер, зачем ты позвала меня? — требовательно спросил Эйвери.

Сегодня он выглядел не таким уставшим. Светлые волосы аккуратно зачесаны, мантия застегнута на все пуговицы и крючки, а круги под глазами почти исчезли. Настоящий пай-мальчик в накрахмаленной рубашке.

— Сказать спасибо. Ты помог разобраться мне кое с чем, — сказала, продолжая его рассматривать.

Странно, но из всех приятелей Тома Джонатан раздражал меня меньше всего. Парень был мне неприятен, но он никогда не позволял себя вовлечь в сомнительные авантюры, за исключением случая с Блэром.

— Неужели? — притворно удивился он, а потом заявил: — Я непременно расскажу об этом моим друзьям! То-то они развеселятся, узнав, какой ты можешь быть благодарной.

Слова прозвучали резко, как оскорбление. Да и не мог Эйвери говорить со мной по-другому. Не умел.

— Нет, не скажешь, — возразила я. — Ты слишком расчетлив.

«И труслив», — добавила я про себя.

— Не будь такой самоуверенной, маггла.

Он смерил меня взглядом, полным презрения, и развернулся, намереваясь уйти. Я мысленно поаплодировала ему. Этот жест был чрезвычайно красноречив. И наигран.

— Джонатан, а что скажут твои друзья на то, что ты якшаешься с грязнокровкой? — невинно поинтересовалась я.

Он вздрогнул. Повернулся ко мне лицом и сложил руки на груди в защитном жесте.

— Ты думаешь, это остроумно? — он буквально излучал недовольство, пытаясь быстрее избавиться от моего общества. — Что тебе надо от меня? Решила отомстить мне за Блэра?

— Нет. Лишь дать совет.

Его красивое лицо выражало недоверие и какую-то детскую обиду. Он совершенно не мог понять, к чему весь этот разговор.

Тем временем я продолжила говорить:

— Не пресмыкайся перед Риддлом. Так ты ничего не добьешься.

— Грейнджер, ты спятила. Я прекрасно знаю Риддла. Он мой…

— Друг? — перебила я его. — Не смеши меня! У него нет друзей. И никогда не было.

Парень сглотнул и как-то неуверенно посмотрел на меня. Я знала, что он умный волшебник и наверняка понимает, что его используют, но продолжает упорно искать одобрение Тома, тянуться к более сильному человеку. Зачем? В чем смысл?

— Ты не глуп и многое понимаешь. Просто постарайся, чтобы Риддл об этом не забывал. Так ты больше не вляпаешься по уши в дерьмо.

— И никто из твоих друзей больше не пострадает, — сказал он.

Я была права! Слизеринец прекрасно следил за ходом моих мыслей.

— Да, — подтвердила я.

— А он не ошибся в тебе, — вдруг искренне улыбнулся Джонатан.

Я пожала плечами. Свое дело я сделала. Теперь выбор за парнем: последовать моему совету или же остаться еще одним безликим из Ордена Салазара.

— Сегодня собрания Ордена. Ты придешь? — поинтересовался он.

— Не знаю, — честно ответила я.

Необходимо ли оно мне? Вся эта грязь и ненависть, ставшая основой влияния Тома, и так глубоко въелась в мое тело, опутала меня всю, не позволяя забыть, очистить свой разум. Я не хотела становиться частью Ордена, но был ли у меня выбор? Я не знала.

Завернув за угол, краем глаза заметила полосатую кошку, бегущую к выходу из галереи. И что она здесь делала? Ведь жилые помещения находятся в другом крыле замка. Неужели заблудилась? Сомневаюсь. Скорее всего, искала приключений на свою глупую голову.