Цвет Надежды (гет)

С полночного неба дождем осыпаются звезды

И тут же беззвучно, безгорестно гаснут у ног,

Деля твою жизнь безвозвратно на «прежде» и «после»,

Давая свой, в чем-то мистический, первый урок.

Упала к ногам твоя детская вера в чудо...

И мамы слова: «Ты мой самый прекрасный цветок»,

И грезы о сказочном принце из Ниоткуда,

И ворох цветов, что тебе он положит у ног.

И бабушки шепот — вечерняя добрая сказка,

Стихи о любви, что он должен тебе посвятить,

И белое платье, и счастья волшебные краски...

И хочется плакать, и некого в этом винить.

Но ввысь посмотри: ведь осталось не так уж и мало,

И новые звезды зажглись ярким светом в ночи.

Вот звездочкой ясной Любовь твоя первая стала...

И Вера в друзей светит ярче, чем пламя свечи.

Улыбка его и еще не рожденные фразы

Сложились в созвездие светлое над головой.

И сотни других, пусть пока и невидимых глазу,

Украсили небо, твой путь озаряя собой.

И день ото дня будут падать и гаснуть звезды,

Чтоб новые искорки света в ночи зажглись.

И пусть за улыбкой порой и покажутся слезы,

Ты чувствуешь, значит, еще продолжается жизнь.

Все только начинается.

Гермиона проснулась со странным чувством. Словно она оказалась в сказке. Поцелуй, объятия. Негромкий голос: «Не плачь, я не хотел».

На душе было легко и радужно. Даже здравый смысл, доселе твердивший: «Это все лишь твои фантазии. На самом деле все не так!», уступил и затих после вчерашнего вечера.

Гермиона перечитала записки. На маленьких клочках пергамента целая история. От раздражения до шутки, от легких отговорок до серьезной недосказанности.

Девушка улыбнулась. Праздник в душе, праздник в природе. За окошком вставало зимнее солнышко, раскрашивая морозный узор в цвет добра и уюта. Гермиона закружилась по комнате. Ей было весело и легко. Этот день… Может, для кого-то лишь очередная суббота, но для нее — первый день с крыльями. Крылья, подаренные счастьем, пришлись ей впору, легко отрывали от земли и уносили в мир грез. Как в сказке. Гермиона напевала, пока принимала душ, напевала, выбирая, во что одеться. Кофта все еще пахла его туалетной водой. Девушка прижала к лицу теплую шерсть и рассмеялась непонятно отчего. Просто было радостно и светло. Ночь развеяла вчерашние опасения. Ночь все расставила по своим местам. Сейчас уже казалось глупостью вырываться из его объятий и не отвечать на его вопросы. Маленький упущенный шанс. Но ведь есть сегодня. Можно придумать миллион предлогов для встречи. От все той же книги до Брэнда.

Гермиона быстро сбежала по лестнице в гостиную, весело считая ступени. Надо же. Жила в этой комнате не один год и только сегодня узнала, что к ней ведут тридцать восемь ступеней. Девушка впорхнула в пустую гостиную. Ну вот. Все еще спят.

Мимолетная грусть быстро испарилась. Видимо, ее смахнули легкие крылья.

Гермиона направилась в сторону комнат девочек шестого курса.

Негромко постучала. Никто не отозвался. Тогда она толкнула дверь. Все еще бессовестно спали. Ну как можно спать в такое утро?!

— Джинни! — Гермиона легонько потрясла подругу за плечо. — Джин, проснись.

Джинни резко села в кровати, отбросив одеяло, и испуганно вскрикнула. Соседки по комнате зашевелились.

— Что случилось? — в голосе Джинни послышалась паника.

Гермиона никогда не пробиралась в полутемную комнату тайком и не будила просто так.

— Все хорошо. Извини, — виновато проговорила староста. — Просто подумала…

Глядя на заспанную девушку и непонимающие взгляды других шестикурсниц, Гермиона почувствовала себя дурой. Все правильно, ведь это ей крылья не дают спать и заставляют видеть не обычное зимнее утро, а начинающуюся сказку.

Джинни откинулась на подушку и потерла глаза.

— Хвала Мерлину! Я подумала, что что-то с Роном или Гарри. Который час?

— Без пяти восемь.

— Гермиона! Ты — садистка.

— Знаю. Ладно. Извини.

— Подожди меня в гостиной пять минут, я спущусь.

Гермиона кивнула и, извинившись перед другими девчонками, вышла из комнаты.

Сидя перед пылающим камином и гладя Живоглота, она вдруг подумала: почему люди не могут удержать радость в себе? Хотя нет. Не так. Радость могут, а вот счастье — нет.

Наверное, потому, что на то оно и счастье. Горячее, обжигающее. Если им не поделиться с друзьями, в нем можно сгореть.

Гермиона улыбнулась Живоглоту, бесцеремонно улегшемуся спать на ее коленях.

Джинни спустилась быстро. Зевая и натыкаясь на мебель, добралась до Гермионы и устроилась в противоположном кресле. Зябко поежилась и повернулась к подруге.

— Ну что стряслось?

Гермиона посмотрела в синие глаза. Она вдруг поняла, как же обделила сама себя, когда отнеслась с пренебрежением к младшей сестре Рона. Даже не с пренебрежением, а просто без интереса. Были Гарри и Рон. Была учеба, а больше ничего и не нужно. Так казалось тогда. И вот сейчас, стараясь скрыть счастливый блеск глаз, она поняла, что не сможет рассказать. У них с Джинни нет той связующей нити дружбы, что не порвется ни при каких обстоятельствах; нет той близости, что позволяет безоговорочно верить и безоговорочно понять позицию друга, принимая ее. Их же приятельские отношения не позволят Джинни понять Гермиону.

— Прости, ничего не случилось. Просто...

— Ты вчера так и не зашла. Поздно вернулась?

— Угу.

— Гермиона, можно задам вопрос?

— Да, конечно.

— Ты с кем-то встречаешься.

— Я… Джин, с чего ты взяла?

— Это был не вопрос, — Джинни улыбнулась. — Просто нужно иметь глаза. И только. Ты в последнее время странная. То улыбаешься неизвестно чему, то грустишь. К тому же стала часто пропадать.

Гермиона молча смотрела в пол. Что здесь ответить?

— Это явно не Гарри и явно не гриффиндорец, иначе мы бы заметили.

— Джинни… — Гермиона подняла взгляд.

— Постой, — девушка нетерпеливо махнула рукой. — Я ведь не спрашиваю «кто это?». Просто размышляю вслух.

Гермиона нервно передернула плечами. И о чем она, спрашивается, думала, когда будила Джинни?

— Но ты счастлива. Это видно. А значит, все правильно.

Джинни замолчала. Гермиона выдержала паузу.

— Думаешь?

Джинни, казалось, только этого и ждала. Тут же улыбнулась.

— Ты ведь поэтому немилосердно разбудила меня в такую рань. Хотела поговорить. Так?

— Наверное, — сдалась Гермиона. — Только теперь понимаю, что сказать особенно нечего.

— Ты сомневаешься. Это нормально. Первый опыт, первые сомнения…

Гермиона невольно усмехнулась. Джинни, которая была моложе на год, сейчас совсем по-взрослому рассуждала на эту тему.

А младшая Уизли посмотрела в потолок.

— Странно все-таки получается. Казалось, у тебя есть все. Ты же…

Гермиона посмотрела на девушку. Из распахнутого воротника кофты виднелась худенькая ключица, которой касался локон рыжих волос. Совсем девочка, но именно ее слова заставили задуматься о собственной жизни.

— Он лучше Гарри? — Джинни резко опустила голову, и их взгляды встретились.

Гермиона ни на миг не замедлилась с ответом.

— Нет.

— Ты так уверенно говоришь...

Гермиона кивнула. Джинни рассмеялась. Заинтриговала…

— Гарри знает?

Гермиона испуганно оглянулась на девушку.

— Нет.

Джинни верно истолковала взгляд.

— Я не собираюсь ему говорить. Не волнуйся. Но ты сама собираешься?

Гермиона глубоко вздохнула и откинулась на спинку дивана. Живоглот спрыгнул на пол и выгнул спину, сладко зевая. Без него стало пусто. Девушка села ровнее и посмотрела на огонь.

— Я бы непременно сказала Гарри, если бы это было серьезно, — медленно проговорила она.

— Не поняла… Весь твой вид говорит о том, что для тебя это важно. Ты боишься, что неважно для него?

— Я не могу говорить за него, — усмехнулась Гермиона. — А неважно потому, что скоро все закончится.

Негромкие слова отчетливо прозвучали в тишине пустой гостиной. Наконец-то Гермиона смогла произнести вслух то, о чем боялась даже подумать. А ведь эта мысль всегда была. Как будто, пока о проблеме не говоришь, ее не существует. Великое заблуждение.

— То есть? — не поняла Джинни.

— Ну, скоро все закончится. Он… В общем, просто поверь.

— Это Снейп? И его отправят в Азкабан за связь с несовершеннолетней? — страшным шепотом произнесла Джинни, стараясь придать лицу серьезное выражение.

Обе прыснули.

— Как ты догадалась? — сдерживая смех, ответила Гермиона.

— Трелони говорит, у меня неплохие задатки, — отшутилась Джинни.

— Как там у Рона с этой, как ее?.. — решила перевести тему Гермиона.

— О! — на лице Джинни появилось вдохновение.

Смеясь над рассказом младшей Уизли, Гермиона вдруг поняла, что утренней эйфории как не бывало. Лучший способ не сгореть в собственном счастье — это препарировать его на виду у другого человека. В том, что остужено ледяным потоком здравого смысла, уже не сгоришь, даже не согреешься.

Стало как-то пусто. Наверное, крылья уменьшились в размере или вовсе пропали.

* * *

Драко Малфой задумчиво смотрел в окно. Тусклое зимнее солнышко пыталось отогреть замерзшие стекла. Юноша вздохнул. Ему предстояла непростая беседа со своим деканом, а он вместо продумывания оправдательной речи глупо пялился в окно и беспричинно улыбался. Хотя нет, причина была, но сегодня с утра она казалась эфемерной, нереальной и сказочной. Как книжка, которую он читал на ночь. Понравились ли ему маггловские сказки? Разумеется, нет. Но от того, что это ее книжка, становилось как-то теплее.

Юноша расправил плечи. Впервые он чувствовал себя спокойным. Неужели магия вчерашнего вечера? В тот момент Драко даже не подумал о том, что ночью его не посетил привычный кошмар, не попытался понять причин этого. Как не заметил и тепла, идущего от медальона на шее. Когда нам хорошо, и на душе спокойно, мы не задумываемся о том, что от кого-то это потребовало усилий. И Драко Малфой не знал, что его сон в эту ночь охранял оскаленный дракончик, чьи глазки-бусинки уже несколько лет зорко отслеживали опасности, угрожающие хозяину.

Раздался громкий стук в дверь.

— Войдите!

Пэнси. Бодрая, словно и не девять часов утра.

— Привет.

— Привет.

— Тебя Снейп во сколько четвертовать будет?

— В одиннадцать, а что? Предлагаешь сесть за составление завещания? — Драко насмешливо взглянул на сосредоточенное лицо Пэнси.

— Если сядешь, претендую на твою новую метлу по дружбе. Хотя воспользуюсь вряд ли. Вот...

Драко взял протянутый листок. На бумаге с гербом Слизерина — извещение, написанное почерком декана.

— И тебя? — Драко присвистнул. — Ну хотя бы в вдвоем. Уже плюс.

— Мерлин!

— Можно просто — Драко.

Пэнси отмахнулась от его шутки, но все же усмехнулась.

— Не понимаю, — она прошлась по комнате, резко развернулась в центре и посмотрела на него. — Не понимаю, с чего он так взбеленился. Будто такое произошло впервые. Вспомни в прошлом году Роберта. У него чуть вторая голова после заклинания не выросла. Снейп не снял ни балла. Предоставил нам разбираться самим. А тут… Ничего же страшного с Томом не случилось. С кем не бывает.

— Не смотри на меня так. Я понятия не имею. Может, из-за того, что он первокурсник?

— Ты сам веришь в свою версию?

— Признаться, нет. Но в голову ничего не приходит.

— Странно-странно, — Пэнси вышагивала по ковру, наступая на лепестки вышитых цветов, старательно и планомерно. — Кто такой Том?

Драко оторвал взгляд от туфель, в очередной раз наступивших на бледно-зеленый лепесток. Сказать? Лучше сказать. Может, у Пэнси появятся идеи?

— Том — сын Властимилы Армонд.

Теперь пришел черед Пэнси присвистнуть. Так как свистеть она не умела, звук получился больше похожим на писк.

— О Мерлин! Это же… Драко, это же…

— Ты чего так разволновалась?

— Как это чего? Армонд была… любовницей Лорда, — фразу Пэнси закончила шепотом, будто их могли подслушать.

Драко расхохотался.

— Что за чушь! Какая любовница? Ты его видела?

Подождав пока он вдоволь навеселится, Пэнси проговорила:

— Во-первых, он не всегда был таким. Включи воображение. Он был просто человеком. А во-вторых, я не пошутила. Я знаю от мамы.

Драко посерьезнел.

— Пэнси, это чушь. Том не может быть его сыном. Тому одиннадцать, а Лорд исчез шестнадцать лет назад, это…

— Я и не говорю, что он обязательно его сын. Хотя… никто не знает, где Лорд был эти годы. Я просто сказала то, что знаю.

— Нет-нет. Снейп… Лорд… Нет. Ерунда. Снейп же все время здесь.

— Ну да. И к тебе домой он не приходит.

— В последние годы — нет.

— Ой, Драко, мы ведь ничего о нем не знаем.

— О ком?

— Да о Снейпе! О Лорде! О Томе!

— Нет, Пэнси. Что-то здесь не сходится. Снейп защищает сына любовницы Лорда. Бр-р. Голову сломать можно. Давай не будем гадать, а дождемся одиннадцати.

— Ладно. Кстати, я еще хотела поговорить о Блез… Ты когда ее в последний раз видел?

Только этого недоставало.

— Я не видел ее со вчерашнего дня. Вечером вернулся поздно, так что…

— Я заметила, что поздно…

Он оставил фразу без ответа.

— Знаешь, — Пэнси прошлась по комнате, засунув руки в карманы вязаной кофты и втянув голову в плечи, — Блез как-то странно себя ведет. И дело здесь не только в тебе. Словно ее что-то беспокоит или пугает. А говорить об этом она отказывается.

Драко вздохнул и потер переносицу. Почему глобальные вопросы нужно решать непременно до завтрака?

— Есть проблемы с Брэндом.

— Серьезные? — Пэнси резко остановилась.

— Достаточно. Пока рано говорить наверняка. Но… Здесь все покажет время. Блез сейчас тяжело, а я в этой ситуации даже сделать ничего толком не могу.

— Ты можешь просто быть рядом с ней, — Пэнси произнесла эту фразу, глядя в заснеженное окно. — Это очень много. Поверь.

Негромкий голос затих, заставив Драко нервно поправить ворот свитера. Почему Пэнси порой говорит такие вещи, от которых хочется провалиться сквозь землю?

— Ладно. Пойдем на завтрак. Может, ее встретим? — девушка улыбнулась, направившись к выходу.

Видимо, Пэнси в этот день претендовала на роль провидца. По пути в главный зал они столкнулись с Блез. Та была необычно тиха и подавлена.

Чуть нервно поздоровалась и попыталась продолжить путь. Драко быстро перехватил ее, придержав за локоть. Стоило давно покончить с этой неопределенностью. Неважно, что ему легко и радостно непонятно отчего. Да, не хотелось портить это утро. Но пора привыкнуть, что все хорошо никогда не бывает. Всегда найдется что-то… Вспомнилась фраза, как-то сказанная Марисой: «Если вы счастливы больше одного дня, значит, от вас что-то скрывают». Тогда он ее не понял, а вот с недавних пор проникся.

Блез не стала противиться, когда он отвел ее в сторону к большому замерзшему окну. Однако глаз не подняла, продолжая все так же изучать что-то на его плече.

— Блез, в чем дело?

— Я беспокоюсь за Брэнда, — глядя в никуда, проговорила она. — Мне снился плохой сон, да еще не могу его найти, и вообще… — девушка как-то неловко пожала плечами.

Драко закусил губу, вглядываясь в знакомые черты. Нечто похожее на укол совести отравило это утро. Он наслаждался неведомым доселе чувством свободы и тепла и совсем забыл о проблеме с Брэндом. А ведь Блез нужна поддержка. Наивный. Если бы он только мог заглянуть в ее душу. Нет. Не поддержка. А тепло и участие. Чувствовать себя нужной и желанной. Чувствовать рядом надежное плечо и знать, что ты не одна. От осознания того, что этого никогда не будет, хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться, убежать на край света.

Все эти дни она нарочно пропадала, уходя далеко от замка, пока зубы не принимались стучать от холода, а руки не начинало сводить и покалывать. Она проводила время в библиотеке и музыкальной гостиной, помогала с учебой второму курсу. Все, что угодно, лишь бы создать дистанцию. Своеобразная иллюзия. Он не проводит с ней время, потому что она занята. Он не пожелал ей спокойной ночи, потому что она допоздна сидела в библиотеке и вернулась, когда он наверняка спал. Они не виделись за завтраком, потому что она встала ни свет ни заря и отправилась бродить по замку. Это все потому, что она сама так решила. Иллюзия свободы и независимости. И неважно, что где-то в глубине души она знает, что он просто забыл об очередной годовщине их первого поцелуя. Глупость, конечно, но для нее это было важно. И когда она в шутку озвучила этот знаменательный праздник, он подарил ей розу, а на следующий год — часики, пошутив, что теперь она не будет опаздывать на свидания. А потом заколку, которая оттеняла цвет ее волос. А вот теперь он просто забыл, и напомнить ему уже казалось глупостью, а еще стало понятно, что для него это перестало быть важным, если вообще когда-то было. А еще…

Нет, лучше не вспоминать обо всех этих мелочах. Это ведь ее решение.

Теплые пальцы коснулись ее подбородка, заставив поднять голову и заглянуть в серые глаза. Надо же. Тревога. Да не тревогу она ждет! Блез едва не выкрикнула это. Она ждет совсем другого, вот только…

— Блез, милая, все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Обещаю.

Девушка закусила губу. Нет, она ни за что не расплачется. Она, вообще, не плакала вот уже два дня. И намерена установить личный рекорд в два года, два века, две жизни…

— Да, знаю. Я просто немного устала от всего этого…

Он притянул ее к себе и крепко обнял. Знакомый запах, ровное биение его сердца. Что стоит просто забыть обо всем и сделать вид, что все хорошо? Еще один день взаймы.

— Давай погуляем. День обещает быть солнечным.

— Давай. Только у вас какой-то серьезный разговор со Снейпом. Разве нет?

— Да. В одиннадцать я у него. А потом, если выживу, погуляем.

— Выживешь. Он тебя любит.

— Скажу тебе по секрету: он никого не любит.

Заговорщический шепот заставил рассмеяться. Все хорошо. Стоит лишь притвориться, и все хорошо…

* * *

— Мисс Грейнджер? — Гермиона оглянулась на зов профессора Макгонагалл. — Будьте добры, передайте напоминания о поведении на рождественских каникулах.

— Да, конечно.

Что еще может ответить идеальная староста, лучшая ученица? Впервые от одобрения в глазах декана стало тошно.

— И другим курсам, пожалуйста.

Вот это уже хуже. Или лучше? Повод.

Гермиона побрела по коридору, разглядывая увесистые свитки, перевязанные разными лентами. Напоминание о поведении на рождественских каникулах. Она знала наизусть каждое слово. Она всегда добросовестно запоминала правила. Вся ее жизнь подчинялась этим самым правилам.

Рождественские каникулы. Всего несколько дней и… Рождество. Как любила она этот праздник в детстве и как не хотела его сейчас. Если бы время можно было остановить. Успеть что-то сказать, сделать. Ведь это лишь начало. Все не может закончиться, едва начавшись! Это несправедливо!

«Все, что ни делается — к лучшему». Так всегда говорила бабушка. Бабушка много видела за свою долгую жизнь, но Гермионе казалось, что она успела увидеть больше. Или же больше понять. К лучшему лишь то, что приносит счастье, радость. А это Рождество не сулило ни того, ни другого.

Гермиона направилась в сторону главного зала. Там наверняка можно встретить кого-то из старост. Отдать и… Хорошо бы не встретить Паркинсон. Тогда можно отдать свитки ему.

Невольно вспомнился вчерашний вечер. От воспоминаний вздрогнуло сердце, и пробежали мурашки. Беспричинная улыбка снова коснулась губ. Плевать на здравый смысл. Плевать на разговор с Джинни. Плевать на то, что скоро Рождество. Да и вообще…

Гермиона свернула в очередной коридор и резко остановилась. Улыбка слетела с губ. В нескольких шагах от нее Драко Малфой обнимал свою невесту. Когда прошла первая растерянность от неожиданной встречи, Гермиона вдруг ощутила странное спокойствие. Все правильно, все просто встало на свои места, и нелепые переживания показались глупыми, а вчерашний вечер лишь сном, и…

Он поднял голову, их взгляды встретились. Блез тоже оглянулась. Неприязнь, досада.

Гермиона едва скользнула по слизеринке взглядом — она смотрела в серые глаза. Если и ожидала увидеть тень раскаяния или что-то подобное, то ошиблась. В его взгляде не было ничего. Чтобы как-то оправдать затянувшуюся паузу, да и вообще то, что она остановилась, девушка негромко произнесла:

— У меня напоминание о поведении на каникулах. Своим сам возьмешь или мне поискать Паркинсон?

При этом ее взгляд некстати скользнул по его пальцам, запутавшимся в рыжих локонах... А ведь еще вчера…Он попытался высвободить руку, перстень зацепился. Негромкое «прости» Блез, минутная заминка. Гермиона наблюдала за этим словно со стороны. Словно все происходило не с ней и не с ним. Она быстро вложила тугой свиток в протянутую ладонь и пошла прочь по коридору, не задерживаясь, не оглядываясь. Лишь усмехаясь собственной глупости.

Драко Малфой проводил ее взглядом и на миг зажмурился. Куда делось то ощущение тепла и беспричинной легкости, с которым он проснулся? Какого черта все так неловко? А еще он вдруг понял, что это и есть его жизнь. Вот она — настоящая. А эти встречи украдкой — лишь иллюзия тепла и счастья. Да вот только он не был уверен, что хочет оставаться в реальности, слышать лишь деловой тон и разговоры ни о чем.

Впрочем, это лишь ему тон показался деловым. Он так привык к новому ощущению, что совсем не замечал перемен. Ее слова сейчас были сказаны не врагу, не чужому человеку. То, что она обратилась вот так — без фамилии, без формального приветствия, — показывало гораздо больше, чем они оба хотели. Слова, взгляды. Не так говорят враги. Блез Забини пристально смотрела вслед уходящей гриффиндорке. Кажется, все вставало на свои места. Запах духов, его постоянные отлучки, беспричинная радость и рассеянность, записки…

Вот, значит, как. Все стало проще и сложнее одновременно. Проще, потому что врага нужно знать в лицо, и теперь Блез его знала, а сложнее, потому что в плане внешности и манер Грейнджер не конкурент, в плане опыта отношений с противоположным полом — тоже… Но чем-то же гриффиндорка зацепила Драко. Значит, есть что-то другое, что-то более сильное.

* * *

Cеверус Снейп шел по коридору в сторону лазарета, с каждым шагом замедляя движение. Он — декан факультета. Он обязан навестить своего ученика, он… старательно пытался себя обмануть. В душе прочно поселилось давно позабытое и еле узнаваемое чувство. Волнение. Не то волнение, какое он испытывал, боясь разоблачения со стороны Лорда и находясь на волосок от смерти. Нет. То волнение было остро и мимолетно. Это же томительно и старо как мир. Волнение из-за чего-то, что важно только для него.

Он рассеянно поприветствовал мадам Помфри, даже не взглянув на второкурсника, «дымящегося» после Бодроперцового зелья. Он шел прямиком к задернутой ширме, за которой находился его ученик. Его… Это слово Северус не мог произнести даже мысленно. Слишком непонятно, неожиданно и необъяснимо.

Томас Уоррен лежал на кровати и читал большую книгу в цветной обложке. Из угла в угол по глянцевой поверхности быстро перемещались фигурки на метлах. Мальчик чему-то улыбался. Улыбка диковато смотрелась на бледном лице. Запястье перевязано. На лбу пластырь.

— Здравствуй, Том.

Мальчик мгновенно преобразился: исчезла улыбка, появилась затравленность во взгляде, готовность обороняться. Он совсем по-детски попытался спрятать книгу под одеяло, словно чтение здесь запрещено, и он не хочет навлекать на себя дополнительный гнев декана.

— Что читаешь? — Северус устроился на стуле для посетителей, мимоходом с горечью подумав, что вряд ли кто-то навещает этого мальчика.

— Книгу о квиддичной команде, — настороженно проговорил мальчик и, подумав, добавил: — мне Пэнси принесла.

Вот тебе и не навещают.

— Она приходила?

Кивок.

— А кто-нибудь еще?

Почему-то очень захотелось, чтобы у этого мальчика были друзья. Ведь это так много значит.

— Бутерброды, «шоколадные лягушки»… что еще? — белокурая девочка роется в рюкзачке, доставая сладости.

— Я в жизни столько не съем, — пятнадцатилетний Северус смотрит на горку еды у своей кровати.

К нему ходит всего один посетитель, но видимость создается такая, будто — толпа поклонников.

— Съешь, — рассеянная отмашка. — Что-то забыла… А-ай, лекции забыла. Ладно, принесу вторым заходом.

Северус улыбается, видя такую сосредоточенность. Он попал в лазарет по вине компании Блэка, как всегда. Но во всем этом был и плюс. Вот эта девочка, старательно записывающая на клочке пергамента, что ей нужно принести.

Профессор Снейп перевел взгляд от небольшой горки сладостей на тумбочке, стоявшей у кровати, на мальчика.

— Еще заходил Драко Малфой.

Вот и вся невеселая компания. Мальчик замолчал, Северус тоже. Он не умел обращаться с детьми. Он умел снимать баллы с факультетов, умел защищать своих студентов, умел объяснять новую тему. Но просто разговаривать с детьми не умел. Драко Малфой был, пожалуй, единственным мальчишкой, с которым Снейп изредка беседовал. Но ведь он все знал о Драко. Об этом же мальчике — ничего. Вглядываясь в бледное лицо, Северус пытался отыскать подтверждение своим опасениям или... надеждам. Худенький, болезненный. Но взгляд… Можно долго не верить, сомневаться, спорить. Но это — ее взгляд. И легкая горбинка на носу — тоже ее. А вот эта болезненность и нелюдимость скорее… его?

— Том, Уоррен — фамилия твоего отца?

Мальчик удивленно посмотрел на декана. Нахмурился и ничего не ответил..

— Я… как декан твоего факультета, должен знать о… своих студентах.

Северус чувствовал, что говорит не то и не так. Не те слова должен он сказать мальчику, но вот по-другому не умел. Однако Тома не насторожило и не обидело подобное заявление. Он не ждал теплых слов. Когда ничего не ждешь — сложно разочароваться.

— Эту фамилию мне дали в приюте, — негромко заговорил мальчик, — по просьбе мамы. Она не хотела оставлять мне фамилию Армонд.

При этих словах Северус внутренне содрогнулся. Мальчик же продолжил:

— В приюте мне предложили несколько фамилий на выбор. Все они были дурацкие, и ни одна не понравилась. Тогда директор рассердился и выбрал сам.

Северус посмотрел на мальчика, и его сердце сжалось. Одиннадцатилетний ребенок так спокойно, без истерик и попыток разжалобить рассказывал чудовищную историю своего детства. Детства, которое могло быть другим, окажись рядом он, Северус. Постепенно все вставало на свои места.

Последняя встреча. Правда, в тот день Северус не знал, что она последняя. Властимила была неординарной женщиной. Пропадала на месяцы без предупреждения. Так же внезапно возвращалась, извещая запиской. В тот раз все было не так.

За окном шел дождь. Моросящий осенний дождь. Как раз такой, который Властимила любила меньше всего. Она вообще хандрила в непогоду. Становилась тихой, молчаливой и грустной. Вот и в тот день она была рассеянной. Исчезла привычная колкость, которой она регулярно отвечала на его сарказм. Она вообще вела себя странно. Смотрела иначе, говорила что-то совсем не то.

Северус попытался вспомнить, но не смог. Он вообще смутно помнил тот вечер. Зато очень часто возвращался мысленно в его окончание и последовавшую за ним ночь.

Все потому, что его планы полетели к чертям. Он уже надевал мантию, собираясь отправиться пешком до ближайшего бара, чтобы воспользоваться камином и вернуться в Хогвартс. Каминные сети в домах, некогда попавших под наблюдение Аврората, продолжали отслеживать, поэтому он не рисковал перемещаться из ее имения. В хорошую погоду он уходил подальше. Сегодня сойдет и ближайший бар. Хотя… может, и прогуляется. За этими мыслями Северус не сразу услышал, как она окликнула.

Он оглянулся. Потерянный взгляд и что-то совсем новое в интонациях:

— Я уезжаю.

Застежка мантии зацепилась за воротник, и он принялся ее распутывать.

— Хорошо.

Он должен спросить или нет?

— Надолго?

Все-таки спросил.

— Навсегда.

Застежка наконец распуталась, больно уколов палец.

— То есть? — юноша поднял голову.

— Я так решила.

Она вправду решила всерьез — уговаривать бессмысленно. Он вдруг отчетливо это понял.

— Есть причина?

Кивок.

— Во мне?

— Во мне, — улыбка.

Он тогда не понял, чему она улыбнулась. А фраза-то была буквальной.

— Я могу как-то повлиять на твое решение?

— А зачем?

Он задумался. Действительно, зачем? Он никогда не размышлял об их жизни всерьез. Никогда не строил планов. Он вообще считал это все временным. И… Она права. Зачем? Будет ли он скучать? Северус не знал ответа на этот вопрос. Во время ее отсутствия он… вспоминал о ней порой с улыбкой, порой с досадой. Но всегда знал, что не сегодня-завтра получит записку, написанную ровным почерком. А теперь… навсегда. Северус посмотрел на женщину.

— Как-то ты сказала, что навсегда — это слишком большой срок.

— Не для меня, ты же знаешь.

Он потер внезапно занывший висок, посмотрел на дождь за окном и сдернул мантию, отбросил ее в сторону вешалки, промахнулся, но поднимать с пола не стал.

— Я останусь. Вернусь в школу утром. Не против?

— Как хочешь, — однако ее губ коснулась улыбка. — Только зачем?

— Ты не любишь дождь, помнишь?

— Помню.

Больше не было сказано ни слова. Были руки, губы, нетерпеливые объятия и волна нежности, а еще горечь, непонятная горечь от этого «навсегда». И надежда, что она передумает. Ведь такое бывает. И взгляд карих глаз, погасивший эту надежду, — не передумает.

Она действительно не передумала. У нее была причина, оказавшаяся сильнее тепла его рук и нетерпеливости его губ. Других аргументов он найти не смог. Слишком мало они знали друг о друге для того, чтобы удержать.

С того дня минуло около двенадцати лет.

Северус расстегнул верхнюю пуговицу воротничка. Как-то стало трудно дышать. Он не любил стены лазарета. Здесь всегда душно и горько.

— Ты знал своего отца? — вот так одним ударом разрубить узел.

Том помотал головой, скручивая в трубочку угол одеяла. Он не смотрел на мужчину. Снейп понимал, что мальчику не доставляет удовольствия этот разговор. Но Северус Снейп знал, что на повторный шаг он не решится.

— Вообще ничего?

— Только со слов мамы. Мой отец был волшебником, — по-видимому, этот аргумент — самый важный для мальчика, выросшего в маггловском приюте.

Чистокровный волшебник.

— Где он сейчас?

— Мама сказала, что он в путешествии, — мальчик внезапно улыбнулся. — В детстве я думал, что однажды он приедет и заберет меня из приюта, а потом понял, что не приедет и не заберет. Скорее всего, он умер, а мама просто боялась сказать. Думала, я расстроюсь. А это лучше, чем думать, что он где-то есть, но почему-то меня не забирает. Ведь должен был забрать, а почему-то…

Внезапно мальчик замолчал, бросив на мужчину испуганный взгляд. Понял, что сказал лишнее. Нахмурился, принялся с преувеличенным интересом изучать противоположную спинку кровати.

— Может быть, он не знал? — Снейп и сам удивился, как непривычно глухо прозвучал собственный голос.

— Не знаю, — мальчик дернул плечом, и стало понятно, что он снова замкнулся и не будет говорить на эту тему.

Он хмурился и избегал взгляда декана. Северус отлично помнил эту привычку. Нарцисса всегда над ней смеялась.

— Поправляйся, Том.

— Спасибо.

Так завершился этот разговор. Уже в коридоре, рванув на воротнике еще одну пуговицу, Северус Снейп замер. «Том».

– Ты считаешь, что можешь меня осуждать?

— Я не осуждаю. Мне, в общем-то, все равно.

Однако недовольство в голосе скрыть не удается. Звонкий смех Властимилы лишь еще больше разжигает злость.

Она перестает смеяться так же внезапно, как и начала.

— Все мы родом из детства. И он когда-то был другим.

— Каким другим, Властимила?! — от досады он хлопнул ладонью по перилам беседки.

Он редко позволял себе выказать открытое раздражение в разговоре с ней. У их отношений не было будущего, а, следовательно, не было проблем. Но в тот день в первый и в последний раз речь зашла о Темном Лорде.

— Просто Томом, — ответила она, глядя в его глаза.

— Ты еще скажи, что любила его, — с ядовитой усмешкой вырвалось у Северуса.

— Да, — просто ответила она.

Он потрясенно поднял голову от засохшего листка, который вертел в руке.

А ведь она не шутила. Это было понятно по прямому взгляду. Тогда Северус не нашел, что ответить, по-детски надулся и вернулся в школу раньше обычного. Он пытался понять, из-за чего разозлился. Ведь не ревность же к этому… человеку его мучила. Ревнуют, когда любят, когда… Да мало ли причин, ни одна из которых не подходит к нему. В чем же дело? Скорее всего, в уязвленном самолюбии. Она так просто призналась, что любит другого. Ему же ничего подобного не говорила. То есть он просто замена? В тот день обиженный Северус даже не подумал, что, по сути дела, поступает так же. Позже он решил, что Властимила просто вздумала его позлить. На том и успокоился, тем более, что к опасной теме они больше не возвращались.

И вот сейчас, остановившись перед заснеженным окном, декан факультета Слизерин вдруг понял, что Властимила Армонд не шутила в тот далекий день. Иначе не дала бы единственному сыну это имя…

* * *

Ровно в одиннадцать Драко Малфой и Пэнси Паркинсон открывали дверь в кабинет зельеварения, нервно переглядываясь и так и не придумав достойного оправдания. Сложно придумать, когда не понимаешь, чего от тебя хотят. Вот и сейчас они решили действовать по ситуации.

Декан встал и, обогнув свой письменный стол, кивком поприветствовал студентов, а заодно указал им на первую парту.

Старосты по молчаливому согласию садиться не стали, остановились рядом с партой и застыли в ожидании сложного разговора.

Северус Снейп смотрел в упор на своих учеников, не произнося ни слова. Сам его вид: скрещенные на груди руки и тяжелый взгляд, должны были вызывать трепет и панический страх среди студентов. Во взглядах этих двоих страха не было, скорее опасение. Но хоть что-то. Минута, вторая. Пэнси Паркинсон нервно заправила прядь за ухо. Это словно послужило сигналом.

— Мисс Паркинсон, расскажите о причинах инцидента с Томасом Уорреном.

Пэнси нервно покосилась на Драко — тон декана не предвещал ничего хорошего. Снейп говорил еле слышно, но при этом отчеканивал каждое слово, что случалось с ним только в крайнем раздражении. Последствия Пэнси не раз наблюдала. До этого дня, к счастью, со стороны.

— Мы… — неуверенно начала она.

— Мы попытались провести беседу с учениками, которые могли быть…

— Я обращаюсь к мисс Паркинсон! — Снейп даже не взглянул на юношу.

Драко скорчил гримасу и замолчал.

— Мы попытались поговорить с учениками, которые, по нашему мнению, могли быть причастны к тому, что случилось с Томом.

— Том вас об этом просил?

— Н-нет. То есть... Он вообще неохотно общается. Ребята его не любят. И с ним никто не дружит.

При этих словах уголок губ профессора зельеварения дернулся. Пэнси, смотревшая исключительно на ножку учительского стола, этого не заметила. Зато заметил Драко, который выискивал причину светопреставления на лице декана.

«С ума сойти можно от этих загадок», — промелькнуло в голове у юноши.

— Почему я не узнал об этой ситуации после первого инцидента? Почему мне было сказано, что Том ушибся сам?

— Мы подумали, что сможем сами решить этот вопрос.

— Самоуверенность, мисс Паркинсон, сгубила и более сильных волшебников, нежели вы и мистер Малфой.

— Профессор! — Пэнси наконец подняла голову. — Такое случается часто. Мы попытались решить вопрос так же, как и всегда.

— Значит, до этого вы были более успешны. Ребенок мог погибнуть.

Пэнси ничего не ответила. Спорить сейчас бессмысленно. Декан повернулся к юноше.

— Вам известно, кто из студентов к этому причастен?

— Нет! — Драко посмотрел в глаза преподавателю. — Том не говорит. Остальные тоже молчат.

— Впредь обо всех происшествиях подобного рода я должен узнавать сразу. Ни одного развлекательного мероприятия в подземельях вплоть до окончания учебного года, а с ситуацией Уоррена я разберусь сам.

Старосты молча переглянулись. Брови Малфоя красноречиво взлетели вверх, Паркинсон ответила тем же.

Северус Снейп сжал зубы. Да, он наказал свой факультет. Он непременно найдет виновных! Но что это докажет? Этот выговор и строгие меры он применил лишь от собственной беспомощности. Ведь прекрасно понимал, что, будь он на месте старост, действовал бы точно так же: не выносил сор из избы до последнего. Да и методы применял бы те же. И именно безрезультатность методов и безвыходность ситуации в целом злили больше всего. Он мог снять все баллы с собственного факультета, мог запретить им смеяться, и наказывать за «слишком громкое дыхание», но это не сделает Тома счастливее. От этого у мальчика не появятся друзья, да и сам он не станет менее нелюдимым. Стоило признать, что Томас Уоррен повторял историю Северуса Снейпа, только в худшем варианте. У Снейпа была Нарцисса, было даже подобие уважения в те минуты, когда он выходил запасным ловцом, и ему удавалось поймать снитч. У мальчика же ничего этого не было. Из него мог бы вырасти неплохой ловец, но успеет ли он зарекомендовать себя за этот учебный год? Драко Малфою удалось увидеть в Томе задатки, но в следующем году у команды будет новый капитан…

Все эти мысли вереницей пронеслись в сознании, оставив разочарование и горечь.

— Вы свободны, — отрывисто произнес он ученикам.

Сейчас они должны были сорваться с места и испариться из кабинета. Однако, быстрые переглядывания, и Драко Малфой нерешительно проводит пальцем по крышке парты, словно подбирая слова. Потом наконец поднимает голову:

— Профессор Снейп, мы хотели попросить вас ничего не говорить Тому. В том смысле, что… Понимаете, для него это не очень приятная тема. Он упрям и не станет ничего рассказывать сам. Может, лучше все оставить, и со временем ребята поймут, что он неплохой парнишка.

Только советов семнадцатилетнего сопляка не хватало. А разумность его слов разозлила еще сильнее. Это-то и было основной причиной, по которой Снейп пригласил их двоих. Разговор один на один с тем же Малфоем мог перерасти в нежелательную дискуссию. Здесь же — лишь выговор декана своим студентам.

— Вы свободны, мистер Малфой, — повторил он.

— Профессор…

— Мисс Паркинсон, вы тоже.

Семикурсники переглянулись и вышли.

Северус Снейп со смешанными чувствами посмотрел на закрывшуюся дверь. С одной стороны, он был чертовски зол. В основном на себя. С другой — рад. Оттого, что эти двое подростков беспокоятся о мальчике. Вспомнился тихий голосок: «Мне ее Пэнси принесла».

Тогда Северус подумал, что старосты заглаживают вину. Сейчас же все выглядело иначе. Что ж, праздники в подземельях можно будет разрешить, пожалуй. Правда, не отменяя своего решения. Нет, разумеется. Можно дождаться, пока кто-нибудь чем-нибудь отличится, и вернуть законное благо в качестве поощрения.

Северус устало сжал виски. Почему судьба всегда испытывает его?

А за дверью кабинета два подростка остановились в недоумении. Одинаково удивленные взгляды, одинаково рассеянные пожатия плечами и смесь облегчения и подозрения. Да уж. Им будет, над чем поломать голову.

* * *

Драко и Блез шли по заснеженной тропинке, негромко переговариваясь. У Драко остался неприятный осадок после разговора со Снейпом, да еще в голову лезли вопросы о причинах такого поведения декана. Вот только говорить об этом не хотелось, поэтому они болтали ни о чем. Просто что-то вспоминали. Речь сама собой зашла о Марисе. Драко почувствовал, как привычно сжалось что-то внутри при воспоминании о том, что случилось, но он заставил себя отбросить сантименты. Ничего уже не изменить, а разговоры в их кругу рано или поздно будут сводиться к ней. Всегда. Слишком большое место занимала Мариса в их жизни. Поэтому придется научиться это терпеть.

Они вспоминали катание на коньках, пирог, испеченный Пэнси.

Но разговор оказался… неловким.

Кажется, Блез это тоже чувствовала. Она внезапно остановилась и, присев на корточки, принялась перевязывать шнурок на ботинке. Драко же засунул руки в карманы и старательно пытался придумать, как вернуть в их общение легкость и привычную непринужденность.

Мимо пролетел снежок, разбившись о ствол дерева. Юноша обернулся. Метрах в десяти резвилась толпа гриффиндорцев. Драко быстро отыскал взглядом темные волосы и старательно намотанный шарф. Поттер, Уизли, видимо, та самая Джинни, барышня Поттера, кажется, еще пара мальчишек и… Гермиона Грейнджер. Причем все просто бросались снежками, а основательная Гермиона пыталась под перекрестным огнем построить укрепление, способное защитить их с мелкой Уизли и другой девчонкой от снарядов. Периодически она прерывала свое занятие, со смехом лепила снежок и тут же его бросала. Не до конца слепленный снежок рассыпался раньше, чем долетал до цели. Драко почувствовал желание подсказать, что она делает неправильно. Но Грейнджер уже весело подхватывала очередную пригоршню снега и снова бросала. И с таким же успехом.

Снежок, брошенный Роном Уизли, пролетел мимо, и она проследила за его полетом. Драко сделал шаг в сторону, избегая попадания. Их взгляды встретились. Глупо вот так стоять и наблюдать за чужим весельем. Нелепо. Слизеринец потрепал по плечу Блез, призывая поторопиться. Грейнджер тоже отвернулась. И тут же получила снежком в лоб. От неожиданности поскользнулась и грохнулась в сугроб. У Драко появилось желание дать Поттеру по башке за эту выходку. Но тот уже сам перепрыгивал через недостроенное укрепление.

Гриффиндорец стянул перчатки, отбросил их в сторону, помог девушке встать и стал осматривать место попадания. При этом он торопливо стирал с ее лица остатки снега и беспрестанно извинялся.

Драко резко отвернулся. Что ж, она в надежных руках.

* * *

Гермиона Грейнджер сидела на своей кровати, обхватив колени руками, и переводила тоскливый взгляд с камина на разукрашенное морозом окно и обратно. Глупо, нелепо, по-детски, но она ждала стука в стекло или характерного треска в разожженном камине. Понимала, что их не будет, и все равно ждала. Она пробовала читать, но не смогла, пробовала учить уроки, да куда там. Пыталась веселиться со всеми в гостиной, но снова не вышло. Видимо, заряд показного веселья был растрачен на игру в снежки. И вот теперь она сама себе напоминала сдувшийся шарик, который с утра был наполнен счастьем, потом его немножко спустили после разговора с Джинни, а потом и вовсе прокололи. Его фамильный перстень, запутавшийся в локонах Блез Забини…

Гермиона зажмурилась и подняла лицо к потолку. Наверное, чтобы не заплакать. Однако… плакать не хотелось. Слезы тоже куда-то подевались, хотя она была уверена, что, оставшись одна, непременно разревется. Но нет. Ей просто было пусто и холодно, несмотря на жар камина. Хотелось наплевать на гордость, снять с крючка свисток, привязать к лапе школьной совы кусочек пергамента с перечнем всего того, что она думает об этом человеке. Но ведь она не имеет на это права. Он чужой. Он не ее. В этом все дело. Почему он милостиво разрешил приблизиться к себе? Да разве его поймешь? Когда он целовал ее, она гнала от себя вопрос «почему?». Ей было тепло и радостно, а все остальное неважно. А вот теперь… Остался лишь этот вопрос, потому что мимолетное счастье испарилось, сменившись пустотой. Ну конечно, он не напишет. Глупо надеяться. Он проводит время со своей невестой и наверняка не вспоминает о ней. Самое смешное, даже злиться объективно не на что. Разве что на себя. Он ведь ничего не обещал!

* * *

Драко Малфой сидел за письменным столом в своей комнате и рисовал метлу на чистом листе пергамента. Блез в гостиной о чем-то шепталась с Пэнси. Драко было плевать даже на то, что разговор наверняка шел о нем. Ему было тоскливо и грустно. И он сам не понимал почему. Хотя, нет. Причину видел, только старательно гнал ее прочь. Не может же он всерьез расстраиваться из-за этого. Это нелепо. Неправильно.

Он пририсовал к метле красивую подножку, критически оглядел. Вообще-то, он сел написать записку… Грейнджер. Но вовремя одумался. Стало как-то неловко. Что он может ей написать? Он мог бы что-то объяснить, но ведь объяснять нечего. Не было никаких обязательств и обещаний. Почему же тогда так плохо? Черт!

Юноша откинулся на спинку стула.

Ну почему она молчит? Почему не даст понять, что хочет его услышать?

Просто прислать одно слово «привет» или «придурок». Тогда будет понятно, что нужно ответить, и все разрешится само собой. Почему разожженный камин не может наполнить комнату теплом? Наверное, потому, что в нем все никак не появляется ее испуганный взгляд. Драко скомкал пергамент и забросил в камин. Чертыхнулся. Взял чистый лист и стал гипнотизировать его взглядом, ожидая не то настойчивого стука в стекло, не то ее «апчхи» из камина.

* * *

Гермиона прошлась по комнате, переставила книги на полках, выстроив их по порядку издания, а потом села перед камином разбирать старые черновики. Давно нужно было этим заняться. Смятый пергамент летит в камин, быстрый взгляд на окно. Беглый взгляд на строчки — в камин. Шорох. Взгляд, полный надежды.

— Живоглот, слезь с подоконника!

Разочарование.

* * *

Драко Малфой прошелся по комнате, на глаза попалась чернильница, у которой сто лет назад отломалась крышка. Нужно непременно отремонтировать. Неважно, что все время собирался ее выкинуть. Сосредоточенный взгляд, негромкие заклинания. Взгляд то на окно, то на камин. Так, что еще в комнате требует ремонта?

Может, к соседям наведаться? Аттракцион неслыханной щедрости.

* * *

Они так и не дождались первого шага друг от друга. Около двух часов ночи это стало очевидно, но как же горько...

Гермиона погасила лампу и прижала к себе Живоглота.

Драко устроился поудобнее и принялся вновь читать идиотские маггловские сказки, злясь на себя, на нее, на все вокруг.

Так закончилась суббота, утро которой было окрашено в яркие краски счастья, а вечер утонул в тонах разочарования и обиды.

* * *

Когда же это началось?

Гермиона не могла сказать точно. Однако с недавних пор дни делились на те, которые были, и те, которых не было. Увидит его. Неважно близко ли, или издали, мелькнувший силуэт, негромкий голос, — день был.

Воскресенья для Гермионы Грейнджер не было.

* * *

— …и все же он хорош.

— Я не спорю, просто до тебя ему далеко.

— Дело лишь в опыте. Он на прошлой игре заметил снитч. Если бы он чуть лучше летал — победа была бы за Слизерином.

— Я сомневаюсь, что он наберется опыта к концу сезона.

— Не скажи. В последней игре с Пуффендуем он все-таки поймал снитч.

Гермиона стояла, прислонившись к подоконнику, и читала параграф по трансфигурации. Гарри и Рон негромко обсуждали достоинства и недостатки ловца Слизерина. Гермиона в беседе участия не принимала. Во-первых, ей было неинтересно, во-вторых, она ничего в этом не понимала, и, в-третьих, она была не в настроении.

— А вообще, он странно летает. Кого-то напоминает, но не могу понять кого.

— Снейпа, — уверенный голос Гарри.

— Снейпа? — удивленный отклик Рона. — А где ты видел Снейпа летающим?

— Помнишь, он судил игру курсе на втором или третьем?

— А-а-а. Самую длинную игру в истории Хогвартса. Пять или сколько-то там минут?

— Точно. Я просто на него все время косился, ожидая подвоха. Вот и обратил внимание, что он странно летает. Как-то больше корпусом работает, а не руками.

— Да где он там летал?

— Ну, в него кто-то из ребят бладжер отбил, вот он и уворачивался.

Гермиона захлопнула книгу. Читать тут невозможно.

Гарри с Роном покосились на нее, но промолчали.

Лаванда Браун помахала рукой, призывая Гермиону подойти.

— Я к Лаванде, — сообщила девушка друзьям и направилась к однокурснице.

Гарри и Рон проводили ее взглядами.

— Что с ней такое в последнее время? — негромко произнес Гарри.

— Устала, говорит. Ну там дополнительные занятии и все такое. На третьем курсе с этим Хроноворотом она такая же была.

— Нет. Тогда она злилась, периодически срывалась на слезы. А теперь просто молчит.

— Гермиона, а ты случайно не влюбилась?

И удивление в карих глазах…

Рон быстро взглянул на Гарри. Нет, этим опасением не стоит делиться. Гарри и так хватает.

— Гарри!

Оба юноши оглянулись на звонкий оклик.

Первокурсник Брэндон Форсби стоял в двух шагах от них. Как-то он незаметно подошел.

— Можно тебя на пару слов?

Гарри выпрямился и пожал плечами.

— Брэнд, звонок через пять минут. Гермиона тебе по шее надает, — встрял Рон.

Все-таки хорошо иметь в напарницах строгую Гермиону. Всегда можно свалить ответственность.

— Я быстро, — ответил Брэнд, не глядя на своего старосту. Он неотрывно смотрел на Гарри Поттера. — Пожалуйста, Гарри.

В голосе мальчика появились странные нотки. Или показалось? Он нетерпеливо дернул семикурсника за рукав. Гарри снова пожал плечами и, кивнув Рону, пошел за первокурсником. Они свернули за угол, скрывшись из виду, а Рон вернулся к схеме, которую они с Гарри чертили для следующей игры против Когтеврана.

Рон старательно вносил свои коррективы, которые Гарри отмел пять минут назад. Вот посмотрит на свежую голову и поймет, что друг прав.

— А где Гарри? — Гермиона вернулась и, бросив взгляд на место, где стоял Гарри, на его рюкзак на подоконнике, вопросительно посмотрела на Рона.

— Сейчас придет, — рассеянно откликнулся друг, ссутулившись у подоконника и продолжая делать пометки на листе пергамента.

Гермиона оглядела коридор, Гарри среди студентов не заметила и вновь раскрыла книгу.

* * *

— Его нет, понимаешь? — в голосе Блез отчетливо слышалась паника. — Я только что встретила первокурсников из Гриффиндора, с которыми он общается. Они не видели его, Драко! Что-то случилось!

— Подожди. Сейчас разберемся.

Несмотря на спокойствие в голосе Драко отчетливо почувствовал холодок, пробежавший по спине. Они сделали свой ход. Это очевидно.

— Нужно найти Поттера, а заодно выяснить, где первый курс. Может, он просто опоздал, и мы зря паникуем.

Впрочем, Драко и сам не верил в последнее предположение. Не поверила и Блез, однако спорить не стала. Они бегом бросились в сторону школьных расписаний. Бесконечные коридоры, полузнакомые лица. Семикурсники резко затормозили.

— История магии, — палец Блез замер на строчке с расписанием первого курса.

— Седьмой — трансфигурация.

— Рядом.

И снова коридоры, ступеньки. Сердце готово выпрыгнуть из груди. И виной всему не столько бег, сколько прочно обосновавшееся чувство страха. А еще эти отчаянные и, по сути дела, бессмысленные попытки что-то изменить отнюдь не приносили спокойствия.

— Я к первому курсу, — Блез даже не дождалась ответа и свернула на очередном ответвлении налево.

В другой момент Драко возмутился бы перспективе созерцать Поттера, но не сейчас. Он быстро свернул направо, еще раз направо. В этот миг больше всего на свете он хотел видеть ненавистного гриффиндорца в целости и сохранности. Даже рядом с Грейнджер, даже более удачливым соперником. Это было больно, но, в конце концов, поправимо.

Приближаясь к группе гриффиндорцев, Драко старательно выискивал растрепанную шевелюру Поттера или же рыжую макушку. Уж Уизли-то с его ростом просмотреть сложно. Но ни того, ни другого не было. Оставался шанс найти Грейнджер и спросить у нее. Либо у Лонгботтома, например. Драко направился к Томасу и Лонгботтому.

Гриффиндорцы замолчали, и в его сторону стали поворачиваться головы.

Драко уже собрался спросить у ребят, где Поттер, когда увидел Гермиону Грейнджер, читающую учебник. Отлично. Лучше поговорить с ней. Об умственных способностях других представителей сего факультета Драко был не самого высокого мнения.

* * *

Гермиона уткнулась в книгу. Рон что-то негромко напевал, в паре шагов от них о чем-то переговаривались Дин и Невилл.

Внезапно что-то изменилось. Голоса смолкли, и в воздухе появилось явно ощутимое напряжение. Девушка бросила взгляд мимо книги. Дорогие ботинки, дорогие брюки и мантия. Гермиона нервно сглотнула. Неужели снова придется смотреть в эти глаза? Но тут же появилась вторая мысль. Он подошел на виду у всего факультета!

Гермиона вскинула голову и встретилась со встревоженным взглядом.

— Чего тебе, Малфой? — Рон оторвался от своего занятия и, развернувшись спиной к подоконнику, сложил руки на груди.

— Где Поттер? — глядя на Гермиону, произнес Драко Малфой.

— А тебе что за дело? — откликнулся Рон.

— Где он? — юноша повторил свой вопрос, пытливо вглядываясь в лицо девушки.

Что-то в его напряженном взгляде сказало о том, что случилось страшное.

— Он... — Гермиона оглянулась на друга. — Рон, где он?

— Я же сказал: скоро подойдет, — недовольно пробурчал Рон.

Драко Малфой сердито притопнул:

— Уизли, ты полный придурок? Вопрос «где он?» не подразумевает ответа «скоро подойдет». Мне нужно знать, где сейчас Поттер!

— Нет, это ты придурок, если решил, что мы станем давать тебе отчет.

В глазах Драко Малфоя блеснули опасные искорки. Неизвестно, чем бы все закончилось, но в это время к группе подбежала Забини. Если, глядя на Драко Малфоя, можно было насторожиться, то, увидев растрепанную и перепуганную Блез Забини, можно было смело начинать паниковать.

Слизеринка мертвой хваткой вцепилась в локоть Малфоя и панически проговорила:

— Его нет. Слышишь? Его никто не видел!

Драко ободряюще сжал ее ладонь поверх своего локтя и повернулся к гриффиндорцам. Блез всхлипнула, как-то нервно заправила локон за ухо и снова дернула Драко.

— Драко, нам нужно его найти. Срочно. Первый курс Брэнда не видел, но может…

— Вы про Форсби? — подал голос Рон, справившись с первым изумлением от необычного поведения слизеринцев.

— Да, — Блез впилась в старосту Гриффиндора жадным взглядом. — Ты видел его?

— Да, — Рон пожал плечами.

— Где? Когда? — вразнобой выкрикнули слизеринцы.

— Да вот здесь, — Рон указал на место, где они стояли. — Несколько минут назад, так что он жив здоров.

— А куда он пошел?

Драко Малфой преодолел неприязнь к факультету Гриффиндор — вопрос прозвучал вполне мирно.

— Да с Гарри отошел на минуту.

Сердце Гермионы ухнуло в пятки, сопровождаемое возгласом Забини и выдохом Малфоя.

— Куда они пошли? — еле слышно проговорил слизеринец.

Рон как-то рассеянно пожал плечами, но Гермиона опередила всех. Она вцепилась в локоть Рона похлеще Забини. И дернула друга за руку, заставляя взглянуть в глаза.

— Рон, послушай. Это очень серьезно. Они не сказали, куда пошли?

— Нет, — растерянно проговорил Рон. — Да что стряслось-то?

— Хотя бы, в какую сторону?! — в один голос прокричали Гермиона и Малфой.

— В ту, — Рон указал направление.

— О нет! — Блез затопала ногами. — Там разветвление и лестницы. Мы за сто лет их не отыщем.

— Может, кто-нибудь что-нибудь объяснит? — не выдержал Рон.

— Гарри в опасности! — проговорила Гермиона, — и Брэнд. Нужно их как-то найти, — добавила она, бросив взгляд на Забини.

Слизеринцы двинулись в указанном направлении.

— Стойте! — выкрикнул Рон и, схватив с подоконника рюкзак Гарри, начал лихорадочно развязывать тесемки.

Драко Малфой постукивая ногой, наблюдал за этой картиной с полминуты, а потом не выдержал:

— Уизли, в этом есть смысл, или ты просто решил обратить на себя внимание?

Рон не повелся на провокацию. Вместо этого он справился со шнурками и, порывшись в рюкзаке, вытащил кусок старого пергамента.

— Карта? — ахнула Гермиона, боясь поверить в удачу.

— Угу, — буркнул Рон, скрепя сердце, раскрывая тайную реликвию перед слизеринцами. Но уж если выбирать: сохранение тайны или жизнь Гарри, для Рональда Уизли ответ был один. К тому же вдруг слизеринцы не поймут, что к чему. Судя по негромкому звуку со стороны Малфоя, который можно было принять за восхищенный вздох, — надеялся зря.

— Помогай! — Рон пододвинул карту Гермионе. Пара минут ушла на то, чтобы отыскать две движущиеся точки с именами «Брэндон Форсби» и «Гарри Поттер».

— Они на третьем этаже. В восточном крыле.

Слизеринцы бросились по коридору. Рон и Гермиона, не сговариваясь, рванули следом.

Драко Малфой быстро оглянулся, но перечить не стал.

— Они все еще там? — на бегу спросил он, прыгая через две ступеньки.

Рон притормозил у факела. Все тоже остановились, в нетерпении глядя на него.

— Да! — быстро проговорил он. — Здесь можно срезать

Взмах рукой в сторону потайной двери. Гермиона быстро нащупала панель и надавила на ручку. Слизеринцы удивления не выказывали. От Малфоя вообще сложно было дождаться проявления зависти в чем-либо. А Забини, кажется, не могла думать ни о чем, кроме Брэнда.

Гермиона покосилась на слизеринку. Надо же. Она никогда бы не подумала, что эта надменная девчонка может так искренне переживать. Неудобные каблуки выстукивали дробь на каменном полу. Несколько раз та чуть не упала. Раз подхватил Малфой, в другой раз схватилась за стену. А на повороте Гермиона сама поддержала ее под локоть. Забини бросила быстрый взгляд. Спасибо не сказала. Но Гермиона и не ждала.

Они запрыгнули на лестницу, и та вдруг стала менять направление.

— Пожалуйста, поверни, куда нам нужно! — в унисон выдохнули Малфой и Гермиона.

Быстро переглянулись и снова отвернулись друг от друга. Гермиона про себя улыбнулась этому единству. Так получалось, что они становились ближе в моменты, когда Гарри грозила опасность. Мысль была неуместной, и Гермиона постаралась отбросить ее прочь.

* * *

— Брэнд, может, отложим поход до следующего раза? — Гарри Поттер рассеянно оглядел полутемный коридор.

Сквозь морозные узоры на окнах проникал тусклый свет, да и сам коридор располагался так, что солнце редко сюда заглядывало. Здесь было прохладно и неуютно.

Но остановился Гарри не поэтому. Слишком странно вел себя мальчишка. За всю дорогу он не сказал ни одного нормального слова. Лишь повторял, как заведенный: «Это важно. Мне нужно кое-что показать». Гарри мало общался с Брэндоном Форсби, но почему-то всегда считал его немного чокнутым. Сегодняшнее поведение мальчишки лишь подтверждало эту мысль.

— Тут совсем рядом, — и снова слова сказаны под нос, словно и не ответ на вопрос, а… компьютерная игра.

Гарри вспомнил, что у Дадли было много компьютерных игр, и когда Дурсли уезжали, ему удавалось поиграть в приставку. Так вот поведение героя очередного квеста очень напоминало целеустремленность Брэнда.

— Гермиона тебе голову оторвет, — злорадно проговорил Гарри, намереваясь воззвать к совести мальчишки.

Тот даже не ответил. Это уже не смешно. Раздался звук колокола, возвещающий о начале урока.

— Все, Брэнд, поиграли и хватит. Давай ты покажешь мне это после уроков.

Гарри решительно развернулся и почувствовал на своем запястье крепкую хватку. Удивленно оглянулся. Сложно было предположить, что на такое способен хрупкий мальчик. Однако это был Брэнд и… не Брэнд в то же время. Какой-то странный взгляд. Ничего не выражающий и… холодный.

— Брэнд, — Гарри услышал в собственном голосе волнение, — что происходит?

— Тут недалеко, — губы мальчика растянулись в улыбке, ни на миг не отразившейся в глазах. — Совсем рядом.

Откуда столько сил в хрупком тельце? Мальчик потянул семикурсника по коридору. Гарри попробовал сопротивляться, впрочем, не в полную силу. Так — проверить. Брэнд удвоил усилия, и Гарри почувствовал, что ботинки скользят по каменному полу. Он бросил взгляд поверх головы Брэнда. Коридор заканчивался тупиком, глухой стеной, на которой Гарри рассмотрел слабое мерцание. Или показалось?

Юноша прищурился, на миг отдавшись на волю мальчика. Расстояние до стены сократилось. Точно. Что-то светится.

— Поттер, стой!

Звонкий голос отразился от каменных стен. Гарри резко обернулся и увидел группу людей в противоположном конце коридора. Впервые за последние шесть с половиной лет Гарри не сразу узнал голос Драко Малфоя. Наверное, потому, что никогда не слышал в нем таких ноток. Брэнд резко дернул, и юноша еле устоял на ногах, обернулся к мальчику, который тянул его по коридору, крепко зажмурившись и прилагая все силы. Словно кто-то им управлял. Запоздалые опасения ворвались в мозг. Гарри резко рванулся. Безрезультатно.

— Брэнд! Хватит!

Ноль эмоций. Ноги ехали по полу по направлению к стене, за которой ждало что-то страшное. И Гарри даже догадывался, что. А точнее кто. Топот ног приближался. Изо всех сил сопротивляясь, Гарри обернулся к спешащим людям. Драко Малфой, Блез Забини и Рон с Гермионой. На душе сразу стало легче. Все хорошо. Сейчас все закончится.

Малфой подбежал первым и схватил Брэнда за плечо. Чертыхнулся и отскочил в сторону.

Рон хотел повторить его подвиг.

— Не дотрагивайся! — крикнул Малфой.

Но когда Рон его слушал? Он попытался схватить первокурсника за локоть, но тут же отскочил, как ошпаренный.

— Ничего себе! Что за черт?

Расстояние уменьшалось.

— Драко. Нужно что-то делать.

Блез Забини прижимала ладони то к щекам, то ко лбу, суетливо бегая вокруг.

Драко Малфой рванулся к стене и, не добежав до нее метров пять, выхватил палочку.

Рон тем временем схватил Гарри за плечи и потянул в противоположную сторону. Странная это была картина — двое крепких семнадцатилетних юноши скользили по полу, увлекаемые одним белым, как мел, мальчиком. Только реальность была очевидной. Сейчас в теле мальчика жила неведомая сила. Гермиона схватила Рона под локоть и стала помогать. Результат не изменился. Блез Забини помогать не бросилась. Видимо, она знала что-то, что говорило о бессмысленности занятия гриффиндорцев. Девушка неотрывно смотрела на Драко Малфоя, который мучительно-медленно проводил черту поперек широкого коридора. Никогда еще школьный коридор не казался Блез таким бесконечным. Время замерло и растянулось.

Последняя искра, и на полу появилась черта, мерцающая белым светом.

Раздались грохот и ругательства. Гриффиндорцы рухнули на пол. Взвизгнула Грейнджер, видимо, ударившись локтем, да еще получив в лоб от упавшего на нее Уизли. На Уизли барахтался Гарри Поттер, а рядом с ними лежал бесчувственный Брэнд. Блез бросилась к нему, пытаясь нащупать пульс на худенькой ручке.

— Как он?

Рядом упал на колени Драко Малфой.

— Пульс очень слабый, — паническим шепотом откликнулась Блез.

— Как-то же можно выяснить его жизненный тонус? — Драко растерянно оглянулся на успевших подняться гриффиндорцев.

Грейнджер тут же бросилась к Брэнду, выхватила палочку, что-то прошептала, потом направила палочку на пол, повторила заклинание и в панике проговорила:

— Первый раз такое вижу. Как будто он потерял много крови и…

— Драко, давай попробуем, — не дослушала ее Блез.

Драко автоматически гладил лоб ребенка, убирая рыжие прядки с глаз. Он поднял голову, их взгляды встретились.

— Пожалуйста! — проговорила Блез.

— Блез, шанс один на тысячу.

— Но он есть.

— Блез!

— Я прошу. Я почти никогда ни о чем не прошу! — выкрикнула слизеринка и начала закатывать рукав мантии.

— Да что происходит? — подал голос Рон.

Гарри же молча двинулся в сторону черты.

— Поттер, не подходи туда! — выкрикнул Малфой.

Гарри резко остановился и оглянулся. Их взгляды встретились. Многолетняя вражда, основанная на ненависти, подпитанная недоверием и злобой…

— Хоть один раз сделай, как тебя просят.

Гарри, ни слова не говоря, сделал шаг назад.

— Он теряет силы, — проговорила Гермиона, успевшая повторить свои манипуляции.

Драко Малфой направил палочку на руку Блез. Не было патетических вопросов «ты уверена?», не было уговоров. Лишь взгляд «я тебя предупреждал», и в ответ: «Я знаю, что делаю».

Короткое заклинание, и из запястья Блез Забини хлынула кровь.

— Какого черта! — возмутился Рон.

— Подожди, — откликнулась Гермиона, неотрывно глядя на руку Забини.

Малфой повторил заклинание, и на запястье Брэнда появился такой же надрез. Блез приложила свою руку к руке мальчика и начала произносить непонятные слова.

Драко Малфой смотрел на нее со смесью недоверия и восхищения. Во-первых, он и предположить не мог, что Блез способна на подобное, а во-вторых… Он вспомнил ее обреченный взгляд, когда она узнала о заклятии. Но ведь выучила заклинание. И сейчас без запинки произносила сложные формулы, вливая в вены мальчика свою кровь.

— Но… это же… — Рон не договорил, взмахнув рукой.

Гарри с Гермионой посмотрели на него. Он же не отрывал взгляда от стремительно бледнеющей слизеринки.

— Ты же не его мать…

Судя по лицу Рона, происходило что-то страшное и необъяснимое. Чудовищная ошибка, которая непременно будет стоить кому-то жизни. Гермиона бросила быстрый взгляд на Малфоя. Тот нервно кусал нижнюю губу. Похоже, и он не был уверен в результате. Впервые за этот день Гермиона ощутила настоящий ужас. Практически осязаемый.

Блез упрямо твердила непонятные слова, хотя голос ее становился все тише. Странно, при этом он не терял твердости. Судя по бледному лицу и дрожащим губам, слизеринка черпала силы исключительно из упрямства, а может, из такого простого и сложного понятия, как любовь.

Внезапно тело Брэнда дернулось и выгнулось дугой. Гермиона от неожиданности шарахнулась в сторону и уселась на каменный пол. Драко Малфой метнулся к Блез и крепко сжал их запястья, не давая связи разорваться.

— Уизли, помоги! — резко выкрикнул он.

Рон недоверчиво присел рядом.

— Рон, пожалуйста! — выкрикнула Гермиона.

— Что надо делать? — хмуро спросил Рон.

— Держи его!

Рон схватил Брэнда за плечи, удерживая на полу. Мальчик все так же бился в судорогах. Невероятно, но Рон едва справлялся с Брэндом, Малфой же, кажется, с трудом удерживал сцепленные руки, перемазанные кровью.

Гарри шагнул вперед, намереваясь помочь Рону. Один он не справится. Тело Брэнда выгнулось сильнее прежнего, и сквозь стиснутые зубы вырвался леденящий душу свист.

— Поттер, не приближайся! — отрывисто выкрикнул Малфой, однако не удостоил гриффиндорца взглядом. Знал, что тот остановится?

Гарри замер, потом отступил назад, отчужденно наблюдая за происходящим. Страшно оказаться в гуще событий? Нет! Страшно оказаться бесполезным зрителем. Виновным зрителем.

Внезапно все прекратилось. Так же быстро и неожиданно, как началось. Брэнд дернулся в последний раз и затих. Гарри только сейчас заметил, что Забини замолчала. Видимо, старинная формула завершилась. Слизеринка неверяще посмотрела на ребенка, а потом подняла взгляд на Малфоя.

— Получилось, — одними губами проговорила она и улыбнулась.

Утомленно, но настолько искренне и счастливо, что Малфой улыбнулся в ответ, потрепал Брэнда по волосам и зажмурился. Потом быстро стянул с себя мантию и укрыл ребенка.

Блез качнулась вперед и резко обняла юношу. Он на миг прижал ее к себе. Рон потрепал Гермиону по плечу. Волна облегчения и неконтролируемой радости прокатилась по их небольшой группе.

— Невероятно, — прошептала Гермиона, вновь проверившая состояние Брэнда. — Он спит. Устал, но он… в порядке. Как такое возможно?

Блез Забини устало прислонилась к стене, зажав пораненное запястье.

— Кровь, — напомнил Рон.

Гермиона спохватилась и произнесла заклинание, остановившее кровь Брэнда. Повернулась к слизеринке. Несколько секунд обе девушки смотрели друг другу в глаза. Первая опасность миновала, и вернулось то, что не давало покоя.

— Блез, пожалуйста, — откликнулся слизеринец.

Рыжеволосая девушка вытянула руку. Негромкое заклинание, и порез затянулся. «Останется след, — с некоей долей злорадства подумала Гермиона, — ну и пусть».

— Его нужно в лазарет, — произнес Малфой и попытался встать.

— Ну уж нет. Сначала объясните, что здесь произошло, — выговорил Рон.

Он старался, чтобы голос прозвучал сурово, но внезапная радость вытеснила недовольные нотки.

Слизеринцы переглянулись. Малфой вновь сел на пол.

— Как заклинание могло подействовать? — требовательно спросил Рон. — Это же… Такого не может быть.

— Да что за заклинание?! — не выдержала Гермиона, которая терпеть не могла оставаться в неведении.

— Заклинание материнской крови, — поразил осведомленностью Рон. И, кажется, не только ее. Слизеринцы смотрели с удивлением. — С его помощью можно снять большую часть древних магических заклятий. Но как? Ты ведь не его мать?

— Наши родители — близнецы. Наверное, в этом дело.

— Но ведь… вы могли погибнуть. Оба, — не унимался Рон. — Ты же не могла знать наверняка.

Блез изящно пожала плечами.

— Вариант неудачи я не рассматривала.

Гермиона опустила голову. Даже сейчас измученная и бледная Блез Забини выглядела превосходно. И дело не только в ее небрежном пожатии плечами и звонком голосе. Дело в том, как на нее смотрел Драко Малфой. Она явно произвела впечатление.

— Брэнду нужно в лазарет, — твердо сказала Гермиона.

Все повернулись к ней. Девушка поднялась на ноги, отряхнула мантию.

Рон тоже встал. Драко Малфой пощупал пульс Брэнда, и в этот миг раздался непонятный звук. Головы всех присутствующих повернулись в сторону стены. А точнее черты, проведенной Малфоем на каменном полу.

Черта искрилась и сверкала, а от самой стены исходил все нарастающий гул. Драко Малфой выругался и сжал плечо Брэнда.

— Блез, отправляйтесь в лазарет, и хорошо бы потом пойти к Дамблдору.

— Его нет, — откликнулась Гермиона.

— Почему не срабатывают датчики на магию? — нервно спросил Рон, косясь на непонятное явление.

— Думаю, они подстраховались.

— Кто «они»? — задал риторический вопрос Рон.

— Блез, уходите!

— Черта отрезала Брэнда от заклятия. Может, она выдержит? — не очень уверенно произнесла Гермиона.

Малфой помотал головой так буднично, словно они говорили о погоде. Впрочем, его напряженный взгляд неотрывно следил за чертой, становившейся все ярче. Раньше Гермиона думала, что яркость — это признак силы. Сейчас же отчетливо видела, что неведомая магия выжигает слабую защиту. Это не сила — это агония.

— Драко, это безумие, — голос Блез был еле слышен.

Гарри Поттер все это время стоял в нескольких шагах от компании и ощущал себя гостем на этом празднике жизни. Что ему оставалось? Вина. И унизительное чувство благодарности за спасение. Ведь понятно, что сейчас спасли не только Брэнда. А еще мальчик мог пострадать, и это снова его, Гарри, вина. К этому добавлялся геройствующий Малфой и режущая душу готовность друзей помогать слизеринцу. Да, Гарри понимал, что они действовали по ситуации, на общее благо. Но разве от этого становилось легче? Лютый враг на глазах превращался в героя и спасителя. А от Гарри не то что толку, от него одни неприятности и проблемы. Поэтому, когда от стены пошел странный гул, и черта засветилась, грозясь стереться и разорваться в клочки, Гарри двинулся туда. Прекратить все одним движением.

— Гарри, нет! — Гермиона первая отреагировала на его движение. Остальные же, кажется, забыли о его присутствии.

— Гарри! — Рон крикнул чуть позже, зато громче.

Драко Малфой быстро встал и тоже направился к черте. Гарри был дальше, поэтому они быстро поравнялись и сейчас делали шаг за шагом к свету, неотрывно глядя в глаза друг другу.

Глаза в глаза, и оголенные нервы.

— Поттер, плохая идея!

— Да что ты? А по-моему, чудесная.

Шаг.

— Остановись!

— Что там?

Шаг.

— Отвечу — остановишься?

— Не торгуйся, Малфой!

Шаг.

— Темный Лорд.

Шаг.

— Поттер!

— Так в этом весь смысл, Малфой. Я переступлю черту, и все. Никаких проблем!

— Ты идиот, Поттер! Проблемы как раз начнутся.

Шаг. Черта все ближе.

— Поттер, черта слетит и все. Не тешу себя мыслью, что ты опечалишься из-за меня или Блез, но подумай об Уизли, о Грейнджер, о Брэнде. Они погибнут.

Темноволосый юноша остановился.

— Лжешь!

— Нет!

— Ему нужен я.

— Он сейчас не вполне контролирует силу, открывшую проход.

Недоверие во взгляде.

— Ты собираешься его остановить?

— Я собираюсь попытаться, — прямой взгляд.

— Если не получится?

— Исполнишь свое желание — шагнешь за черту.

— Гарри, — Рон сжал плечо друга. Оказывается, успел подойти, а они и не заметили, — остынь. В конце концов, Малфой лучше разбирается в Темной магии.

Они не оглянулись на Рона, не отреагировали на сарказм. Две пары глаз.

Блез Забини бросила взгляд на нервно переминающуюся с ноги на ногу гриффиндорку, на юношей, напряженно застывших в отдалении. Признаться, она не понимала мотивов Драко. Связь с Брэндом разорвана. Восстановить ее невозможно. Не было еще силы, способной противостоять заклятию материнской крови. Остальным опасность тоже едва ли угрожала. Лорду нужен Поттер. Это яснее ясного. Почему же Драко не хочет просто отойти в сторону и позволить гриффиндорцу сделать шаг? Блез не была злой и кровожадной, но если выбирать между Поттером и Брэндом? Или Поттером и Драко? Но Драко Малфой зачем-то встал на пути Поттера. Значит, в этом есть смысл. Блез привыкла к тому, что мотивы поступков любимого человека частенько туманны и загадочны, но это для него важно, следовательно…

— Поттер! Прояви уважение хотя бы к шагу, на который пошла я.

Все обернулись. Смесь одобрения и удивления — Драко. Недоумение — Уизли и растерянность и вина — Поттер. Теперь закрепить эффект.

— Брэнд очень много для меня значит. Он совсем мальчик. Он не должен гибнуть из-за чьего-то желания проявить неуместный героизм.

Ну вот и все. Мудрость — самое сильное оружие. Гарри Поттер тряхнул головой и быстро пошел прочь от черты. Видимо, хотел вовсе уйти, но Уизли его перехватил. Блез услышала негромкое. «Подожди». И больше не стала слушать. Она смотрела в спину юноши, спокойно шагнувшего за светящуюся черту. Без пафоса и прощальных взглядов, без напутственных слов. Будто отправился на прогулку.

Расстояние до стены он преодолел за несколько неспешных шагов. А потом просто остановился напротив и замер. Гул прекратился, черта померкла. Лишь изредка то там, то сям поблескивали искры, но их было все меньше. Черта на полу приняла свой первоначальный вид — засветилась спокойным светом. Все правильно. Все силы, управляемые невидимой рукой, сейчас сосредоточились на одном объекте — худощавом подростке с зажатой в кулаке волшебной палочкой, которой он, впрочем, даже не воспользовался. Так, во всяком случае, казалось.

Некоторое время все молчали, размышляя каждый о своем и напряженно вглядываясь в неподвижную фигуру. Тягостное молчание нарушил Рон.

— Брэнду нужно в лазарет.

— Если у Драко не получится, никому из нас никуда нужно не будет, — негромко проговорила Блез.

Гриффиндорцы оглянулись, пытаясь определить, не шутит ли. Она не шутила. До этого сила была относительно мирной. Во всяком случае, у нее была цель. Теперь же исход предсказать невозможно. Блез не имела склонности видеть мир в розовом свете, поэтому она была уверена в том, что, в случае неблагоприятного исхода, мало никому не покажется.

— Что там происходит? — напряженный голос Поттера оторвал от размышлений.

И нервы Блез не выдержали. Все, что сейчас происходит, происходит по вине этого… этого…

— Что происходит? Для тебя ничего особенного. Просто очередной человек на волосок от гибели по твоей вине. Просто тот, кого ты ненавидишь, спасает твою чертову шкуру.

Две пары зеленых глаз. Ненависть и боль, потрясение и обида. Гарри резко развернулся и сделал несколько шагов, намереваясь уйти. Все равно куда. Только подальше от правды, подальше от ненависти. Не видеть, чем закончится попытка Малфоя. Или же, наоборот, шагнуть за черту. Он резко развернулся и двинулся к слизеринцу.

— Давай, удовлетвори самолюбие тем, что попытался что-то сделать, но тебе не дали! Какая разница, что погибнем еще и мы?! Для тебя ведь никакой.

Юноша развернулся. Если бы она была парнем. Но что ответишь бледной и подавленной девчонке — девчонке, говорящей правду? За него это сделала Гермиона.

— Да как ты смеешь! — ее звенящий шепот наполнил собой все вокруг. — Как смеешь ты обвинять в чем-то Гарри?! Заклятие на Брэнда наложил не он! И уж он-то хотел этого меньше всего. Поблагодари того, кому ваши семьи счищают пыль с ботинок! Эта… нелюдь лишила Гарри семьи и детства. Думаешь, это благодать Мерлинова остаться сиротой в год от роду?! Знаменитость? На которую все показывают пальцем, от которой ждут небывалых подвигов и которую клеймят за каждый проступок?! Он этого не хотел! — яростный взмах в сторону Гарри. — И ни один нормальный человек не захотел бы. И нечего упрекать его в жертвах других людей. Напиши претензию Волдеморту!

Наступила тишина. Гермиона замолчала, переводя дыхание. Рон смотрел на нее с восхищением, так же, как смотрел на третьем курсе, когда она высказала все, что думает, профессору Трелони, а потом еще отвесила оплеуху Малфою.

Гарри же замер на месте. Чувство благодарности и нежности затопило его с головой. Хрупкая девочка, сидящая на полу, нервно отряхивающая пыль с подола мантии. Щеки раскраснелись, глаза лихорадочно блестят. То ли гнев, то ли слезы ярости. Гарри перевел взгляд с раскрасневшейся Гермионы на стоящего рядом с ней верным рыцарем Рона и впервые подумал, что его сила — это его друзья. Что спасало его от напастей все последние годы? Дружба с этими людьми. Но, главное, они спасли его от самого себя. От чувства вины и одиночества.

Блез Забини выдержала яростную тираду гриффиндорки. Вдохновилась ли, непонятно, однако ничего не добавила. Отвернулась в сторону черты. Гарри тоже бросил взгляд на Малфоя. Кажется, ничего не происходит. Может, они все преувеличивают?

Словно в ответ на его мысли, Малфой едва заметно покачнулся.

— Мы можем ему помочь? — глухо спросил он у Блез.

Так уж получилось, что она была единственным экспертом.

— Мы можем только ждать, — не глядя в его сторону, откликнулась девушка.

Гермиона наконец взглянула на Гарри и похлопала ладонью по полу рядом с собой.

Юноша послушно присел. Рон вздохнул, немного потоптался и сел рядом с Брэндом, словно загородив его от черты. Странную они представляли картину. Трое подростков сидят посреди коридора у тела спящего мальчика, а еще один стоит напротив стены.

— Что сейчас происходит? — снова нарушил тишину Рон, качнув головой в сторону слизеринца. — С чисто технической точки зрения, без отвлечений на высокие материи, — тут же уточнил он, не желая углубляться в полемику.

Блез обхватила колени руками и негромко проговорила:

— Время идет вспять.

— В смысле? — удивился Рон.

Гарри и Гермиона тоже оглянулись на девушку.

— Психо-эмоциональный и физический уровень отсчитываются в обратном порядке от этого момента.

Гермиона нахмурилась. Она не может говорить понятней?

— Блез, слушай, — примирительно начал Рон, — понимаю, что испытываю твое терпение, но можно сначала? Ты говоришь, исходя из своей точки зрения, но ты знаешь, что за заклятие, кто наложил, чем закончится, как снять. Мы — ничего не понимаем.

Гермиона с теплотой посмотрела на Рона. Она могла на него злиться, могла считать оболтусом и недотепой, но чего у Рона нельзя отнять, так это способности концентрироваться в нужный момент. Вот и сейчас: спокойный и уверенный голос, самые верные слова. Забини смерила его усталым взглядом, с секунду подумала, не послать ли куда подальше, но все же заговорила:

— Закрыть подобный проход невозможно, — вот сразу с такой милой новости, — Драко пытается, — девушка горько усмехнулась и задумчиво проговорила. — Может быть, это его вечная самоуверенность, а может, безысходность. И тем не менее...

— А как оно действует? — Гермиона позабыла о гневе на слизеринку.

— Заклинание банально простое. Кто самый злейший враг нас самих?

Гермиона еще не успела осознать вопрос, как прозвучал ответ Гарри:

— Мы.

— Точно!

Гермиона нащупала на каменном полу руку Гарри и накрыла своей. Его ладонь вывернулась, и сильные пальцы переплелись с ее. Они так и остались сидеть, взявшись за руки, передавая друг другу тепло и веру в то, что все будет хорошо. Вера была слабая, и на двоих ее не хватало, да и негромкий голос Забини никак ее не подпитывал. Наоборот.

— Все просто: время для Драко сейчас идет вспять на эмоциональном и физическом уровне. Сейчас все зависит от того, было ли у него что-то счастливое в последние дни, часы. Он будет переживать самые яркие эмоции заново и, если что-то было, то это поможет…

— То есть, если он был безумно счастлив несколько часов назад, то он сможет закрыть проход? — уточнил Рон.

— Если сводить все к банальности, да. Бывали случаи, когда подобные заклинания побеждались в течение нескольких минут.

— Но ты же сказала, что снять его невозможно, — не утерпел Рон. — Ошиблась?

— Нет. Те заклинания были наложены простыми волшебниками. Здесь же и волшебник посильнее, да и Драко не прыгал от счастья в последние дни.

Гермиона посмотрела в спину слизеринца. Их поцелуй вчера вечером… Может быть, поможет? Или же он совсем не был счастлив? Он был раздосадован, разозлен.

— А время в обратном порядке идет быстро? — негромко спросила она.

— Думаю, да.

Значит, ее жалкие попытки внести свет в его жизнь оказались слишком слабыми.

— А может, у вас какое-нибудь радостное событие на днях было? — бодрым, как ему показалось голосом, предположил Рон.

— Скорее, наоборот, — хмуро откликнулась Блез.

«Мариса!» — в ужасе подумала Гермиона. Судя по лицу слизеринки, та вспомнила об этом же. Гермиона зажмурилась.

Дрожащий листок пергамента в его руках, закушенная губа, красные пятна на щеках. Боль, растерянность.

Мерлин! Неужели сейчас он снова это переживает? Ведь так можно сойти с ума. Это несправедливо!

— Эй! — подал голос Рон. — Кровь откуда?

— Карета, — простонала Гермиона. — Физически это тоже действует?

— Черт! Да я же пять раз повторила. На эмоционально-физич… Драко, ну давай же, — перебила сама себя Блез.

Белые манжеты рубашки постепенно темнели. На запястьях вскрывались старые швы от драки, произошедшей несколько месяцев назад. Значит, жизнь проносится перед ним с сумасшедшей скоростью.

— А что будет в самом конце? — негромко проговорил Гарри.

— До самого конца еще никто не доходил. Обиды, потрясения, болезни, раны. Если человек в течение нескольких минут переживет все свои простуды и переломы да еще вкупе с разочарованиями… Вряд ли кто-то доходил даже до детского возраста.

— А внешне люди меняются? — с интересом спросил Рон.

— Ро-о-он, — протянула Гермиона, посчитав вопрос кощунственным.

— Нет, Уизли. Не меняются, — убийственным тоном откликнулась Блез.

Драко Малфой покачнулся и сделал шаг назад. Вся группа замолчала. Кровь не просто сочилась из запястий, она текла по пальцам и капала на пол. Режущее заклятие. Само. Гермиона почувствовала, как Гарри сжал ее руку. В этот миг Гермиона Грейнджер вдруг отчаянно захотела, чтобы в период летних каникул у Драко Малфоя произошло что-то чудесное и волшебное. Она бросила быстрый взгляд на Блез. Ревность уступила место боли и нежности. Пусть Забини подарит ему незабываемые мгновения. Пусть сделает что-нибудь! То есть сделала… Тем летом. Перевернула его мир, вызвала бурю эмоций, заставила сердце бежать быстрее. Она сможет. Она не такая, как другие.

Но, судя по лицу Блез Забини, ничего радостного и светлого в их жизни в тот период не происходило. Слизеринка закрыла лицо руками, признавая поражение. И вдруг: боль в пальцах — это Гарри так сильно сжал. Гермиона оглянулась, ожидая увидеть самое страшное. Однако произошло чудо. Иначе назвать нельзя.

Девушка вскочила на ноги. Рон и Гарри уже давно стояли. Гул исчез, но самое главное, исчезло свечение. Обычная каменная стена. Такая же, как и сотни других.

— Это все? — неверяще переспросил Рон.

Блез Забини отняла руки от лица и потрясенно уставилась на стену.

— Кажется, — неуверенно проговорила она.

Но все и так было понятно по тому, как повел себя Драко Малфой. Он покачнулся, и его повело в сторону. Юноша ухватился за подоконник и согнулся пополам. Несколько секунд просто стоял, приходя в себя.

— Ему надо помочь! — не выдержала Гермиона.

Однако слизеринец выпрямился и, придерживаясь за стену, медленно пошел в их направлении. Он не смотрел ни на кого конкретно. На бледном лице глаза выделялись темным пятном, увеличенные тенями усталости и неведомой болезни, из пореза на переносице сочилась кровь. Он смотрел куда-то вглубь себя, и никто не решился сделать шаг навстречу, помочь, поддержать. И дело здесь было не в ненависти. Просто все смотрели с некой опаской на человека, за несколько минут пережившего столько потрясений. Так здоровые смотрят на больных душевными недугами. Как к ним подступиться? Подпустят ли?

У черты юноша остановился и взмахнул палочкой, которую, кажется, так и не применил.

Белая полоса на полу в последний раз мигнула и исчезла.

Драко Малфой посмотрел на исчезающую черту и устало улыбнулся. Граница добра и зла. Граница ненависти и любви, граница боли и блаженства. За последние несколько минут он многое понял в своей жизни. Робкая иллюзия счастья. Казалось, совсем незаметная, но позволившая продержаться, выстоять, перевести дух и накопить силы. И все это девочка, чей взгляд сейчас жег душу. Ему не нужно было смотреть, он это чувствовал. Если говорить честно, то он сейчас почти не видел. Перед глазами все расплывалось, а уши будто заложило ватой. А еще в эти несколько минут были стабильность и уверенность, привычный уют и спокойствие. Девушка, чей взгляд сейчас пытался придать сил и извинялся за неверие в его победу. Была ненависть, которая помогла отвлечься от большой Ненависти к тем, кто во всем виноват. Эта ненависть была родной и привычной. Драко сросся с ней за последние шесть с половиной лет. И человек, вызывавший ее, смотрел сейчас с потрясением и сочувствием. Драко чувствовал их взгляды. Тасовал их словно колоду карт, прикасаясь то к одному, то к другому. Но спасло его не это. Эти люди помогли выстоять, набраться сил, не потерять связь с реальностью. Спас его совсем другой человек.

Блез Забини ошиблась, предполагая, что ничего светлого в то лето не было.

Самое светлое и святое… Мать. Звонкий смех, до того дня не слышанный, а потому непривычный и диковинный. Искры солнца, запутавшиеся в серебристых волосах. И тепло, тепло, тепло. То тепло, которого он не чувствовал все семнадцать лет, вернее не желал чувствовать. Считал, что может без него обойтись. Нет! Не может! И не хочет. В этом тепле было так светло и радостно, так спокойно и сказочно... Один день — и все предыдущие годы показались лишь репетицией тех мгновений. Именно та прогулка на пляж, за которую, как считала Нарцисса, ему пришлось заплатить слишком высокую цену, оказалась чем-то самым важным в эти несколько минут. Цена была несравнима с тем, что он получил.

Юноша опустился на пол, прислонившись затылком к каменной стене, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Уснуть и никого не видеть. Даже если в его сон ворвутся все эти кошмары — плевать. Сил на бодрствование не осталось.

Его лба коснулось что-то холодное. Блез. У нее всегда холодные руки.

— Драко, милый, у тебя жар, — в голосе волнение и... счастье — гремучая смесь.

— Все нормально, — выговорил он. Или только подумал, что выговорил?

— Его нужно отправить в лазарет, — Грейнджер всегда жутко инициативна.

Как им всем объяснить, что ему никуда не нужно. Он никуда не хочет. К тому же ему сейчас лучше не отходить от стены. Вдруг проход закрылся не до конца? Правда, в таком состоянии он вряд ли сможет что-то сделать.

Голоса, совещающиеся о его судьбе, слились в единый гул, и накатилось забытье. Перед тем как исчезли звуки, он почувствовал теплые руки на своих запястьях, расстегивающие и закатывающие манжеты рубашки, и негромкие заклинания, останавливающие кровь.

От прикосновений Грейнджер стало уютно и светло. С этой мыслью Драко Малфой потерял сознание.

Гермиона успела подхватить его за плечи и пристроить к стене.

— Нужно что-то делать! — она обернулась к слизеринке.

— Не смотри на меня. Я не знаю.

— Ты у нас главный эксперт по Темной магии из находящихся в сознании, — съязвила Гермиона.

— Перестаньте, — вмешался Рон. — Давайте приведем его в чувство, и все.

Гермиона виновато опустила голову. Хороша лучшая ученица по колдомедицине. Вместо того чтобы помогать — препирается. Перед тем как применить энервейт она произнесла два заклинания, которые до этого никогда не использовала на практике. Одно было незаменимо при нервном истощении, второе придавало силы.

Драко Малфой тряхнул головой и открыл глаза.

— Привет, — улыбнулась Гермиона, — как дела?

Юноша тоже чуть улыбнулся в ответ:

— Великолепно, спасибо.

В голосе прозвучал сарказм, но эффекта не достиг — слишком тихим и слабым был ответ.

Юноша сел ровнее и оглядел однокурсников.

— Блез, Брэнду нужно в лазарет. Чего-нибудь соврать Помфри, и…

— Давайте уже договоримся, что врать, — хмуро подытожил Рон. — Мы все пропустили уроки. Забини тоже нужно в лазарет — она вся зеленая. Брэнда она одна не дотащит, значит, пойдет кто-то из нас. А это — подозрение на всех. Короче…

— Придумайте что-нибудь сами, — милостиво разрешил Драко Малфой.

Рон сердито махнул рукой.

— К Брэнду заклятия применять можно? Левитации там или...

— Я бы не стал, — откликнулся слизеринец.

— Час от часу не легче, — сердито пробурчал Рон и стянул с мальчика укрывающую его мантию, недоуменно посмотрел на эмблему, потом на Малфоя, который единственный из присутствующих был без школьной мантии, и брезгливо передал Забини предмет туалета. Ухнув, поднял мальчика на руки.

— Я в сторону лазарета, — сообщил он и покосился на Гарри. Но тот не отрывал взгляд от Малфоя. Слизеринец заметил это и усмехнулся.

— Сегодня не твой день, Поттер. Так уж повелось, что девушки любят героев, — он кивнул на Блез, сжимающую его мантию, и Гермиону, сидящую рядом с ним на полу. — А ты сегодня скорее злодей…

— Малфой, — прошипела гриффиндорка и оглянулась на Гарри.

— Я бы ответил тебе, — медленно проговорил Гарри, — но подожду, пока встанешь на ноги.

— А что именно тебя беспокоит? Гриффиндорское благородство? На фоне того, что по твоей вине чуть не погиб Брэнд, отсрочка мне выглядит жалковато.

— Да пошел ты, — негромко откликнулся Гарри и рванул прочь.

— Какой же ты… — Гермиона не договорила и бросилась за Гарри, да так быстро, что оставила рядом со слизеринцем свою волшебную палочку.

— Ну и сволочь же ты, Малфой, — сквозь зубы процедил Рон. — Почему бы тебе не высказать все теми же словами своему папочке?

— Уизли… — глаза слизеринца недобро прищурились.

— Прекратите! — рявкнула Блез и, кое-как скомкав мантию, пристроила ее на подоконник. — Брэнду нужно в лазарет!

Рон двинулся прочь с ребенком на руках. Девушка же осталась стоять над слизеринцем.

— Иди. Тебе тоже нужно в лазарет, — произнес слизеринец.

— Я не оставлю тебя.

— Я в порядке. Брэнду ты нужней.

— Драко…

— Блез, иди!

В голосе столько непреклонности, что девушка поняла: ей здесь не место. Не сейчас.

— Надеюсь, я когда-нибудь пойму тебя, Драко Малфой, — негромко проговорила Блез и пошла вслед за Уизли, уже сворачивающим в соседний коридор.

— Тогда тебе станет скучно, — шутливо произнес слизеринец, но она не ответила на шутку, даже не улыбнулась. Впрочем, он этого и не видел. Он закрыл глаза.

— Гарри! Гарри, стой! Да стой же! Мне надоело сегодня бегать, — в отчаянии выкрикнула Гермиона.

Юноша остановился и подождал. Он не смотрел на нее, он вообще не хотел никого видеть. Спрятаться, раствориться. Не видеть, не слышать... Гермиона подбежала, шумно переводя дыхание.

— Ты куда собрался?

— Не знаю, — сердито ответил Гарри. — Не все ли равно? Это из-за меня.

— Да с чего ты взял? — сердито топнула Гермиона. — Со слов сумасшедшей Забини и Малфоя, который не уснет спокойно, если не скажет тебе гадость?

— Он сейчас мог умереть. И снова из-за меня.

— Нет! — яростно крикнула Гермиона, хватая его за плечи и разворачивая лицом к себе. — Это все из-за Волдеморта, из-за Люциуса Малфоя, из-за кого угодно. Это не твоя вина. Слышишь? И не смей так думать!

Гарри смотрел в ее лицо. Красные щеки, пылающий взгляд и слезы, так не вяжущиеся с уверенностью тона.

— Я прошу тебя, — Гермиона сглотнула, и слезы потекли по щекам. — Я прошу тебя. Не уходи. Ты мне нужен.

Она привстала на цыпочки и крепко обняла юношу, прижимаясь щекой к его щеке. Больше всего на свете в этот миг Гермиона Грейнджер боялась ухода Гарри Поттера. Потому что знала: случится что-то страшное. Он уйдет не просто так — навсегда. Непременно сделает глупость, потому что чувство вины, постоянно живущее в нем, растравлено до предела злыми словами слизеринцев.

— Гермиона, я…

— Пожалуйста, я прошу.

Горячие слезы текли по их щекам, падали за воротник его рубашки, обжигали кожу.

Он никогда не видел, чтобы девушки так горько плакали. Можно устоять перед чем угодно, но не перед слезами любимой девушки. Да, любимой. Гарри подумал об этом отстраненно и спокойно, будто всегда это знал, только сформулировал мысль лишь сейчас.

— Хорошо, — глухо выговорил он.

— Спасибо, спасибо, спасибо.

От облегчения Гермиона принялась целовать его щеки, нос, подбородок быстрыми лихорадочными поцелуями. Дружескими, братскими. Пару раз попала в уголок губ.

Гарри Поттер изо всех сил сдерживал себя, чтобы не сжать ее еще сильнее в и без того крепких объятиях и не зацеловать до смерти. Моральные силы таяли с каждой секундой. Юноша глубоко вздохнул.

— Это нужно делать непременно посреди коридора и на виду у всех? — брезгливо проговорила Блез Забини.

Гермиона удивленно обернулась, Гарри разжал объятия. Слизеринка сказала эту фразу нарочито громко, чтобы услышал юноша, оставшийся за поворотом. Гермиона в этом не сомневалась. Она устало потерла висок. Когда это закончится?

Гарри же смотрел на Рона, несшего на руках мальчика, ожидая увидеть упрек, но увидел лишь растерянность и что-то еще.

— Помочь? — он кивнул на ребенка.

— Не нужно. Он легкий. Лучше побудь с Гермионой. Она, думаю, все же будет оказывать первую помощь этому хорьку.

Теперь уже на лице Рона появилась брезгливость. Блез Забини быстро посмотрела на Рона. Ее губы тронула улыбка. От Гермионы это не ускользнуло. Слизеринка обрадовалась тому, что Гермиона не останется с Драко наедине.

Детский сад!

Девушка решительно двинулась по коридору туда, где за поворотом сидел Малфой.

Гарри с минуту подумал и пошел следом.

Перед поворотом Гермиона остановилась и вытерла слезы рукавом мантии. Платка не оказалось. Она же не знала, что будет реветь вне своей комнаты. Но с таким ритмом жизни пообещала себе взять за привычку носить носовой платок.

Глубоко вздохнула, оглянулась на Гарри, который плелся в ее сторону со скоростью черепахи: шаг вперед два назад, и шагнула за угол.

Драко Малфой сидел в том же месте и с любопытством разглядывал волшебную палочку. Ее волшебную палочку. Гермиона похлопала себя по карманам и убедилась в том, что глаза не подводят. Она приблизилась к слизеринцу, игнорируя его внимательный взгляд, и присела на корточки, старательно прикрыв колени подолом мантии. Ей было неловко. Она устала, злилась и чувствовала, что дрожит. То ли от холода, то ли от нервного потрясения.

Манжеты его рубашки были очищены от пропитавшей их крови. Видимо, он все-таки выучил заклинание. Зато то там, то здесь алели разводы. Гермиона вспомнила порез на переносице и фразу, сказанную им вечность назад. «Обычное круцио… Там на полу было стекло…»

«Час от часу не легче», — мысленно процитировала она фразу Рона и наконец подняла взгляд:

— Дай мою палочку.

— Ты плакала… — протянул слизеринец. — Не льщу себя надеждой, что из-за меня.

— Можешь порадоваться — из-за твоих слов.

— Я сказал Поттеру правду и только, — взгляд был серьезным.

— Ты сказал мстительную колкость, ничего общего не имеющую с правдой. Гарри невиновен, и ты это прекрасно знаешь.

— Я не собираюсь рассуждать о Поттере, — он внезапно поднял руку и коснулся пальцами ее щеки. Она отдернула голову.

— Понял, — со злым весельем произнес Малфой. — Попал в опалу?

И тут же веселье слетело, и глаза расширились. Гермионе даже не понадобилось оборачиваться — Гарри свернул в их коридор.

— Поттер? Ба! Какими судьбами? Соскучился?

Гарри молча пересек коридор и сел на соседний подоконник по той же стороне, где находились Гермиона и Малфой. «Чтобы не видеть слизеринца», — поняла Гермиона.

Малфой молча протянул ей палочку.

— Расстегни рубашку, — тихо попросила Гермиона.

Гарри бросил на нее быстрый взгляд, Малфой смотрел дольше.

— Боюсь, Поттер забудет о благородстве, если я исполню твою просьбу.

— Гермиона, наложи на него заглушающее заклятие, — посоветовал Гарри.

— Не обращай внимания, — попросила она, и тут же слизеринцу: — Я не шучу. У тебя рубашка в крови.

— Моя рубашка и моя кровь.

— Так! — рявкнула Гермиона так неожиданно, что оба юноши вздрогнули. — Или ты делаешь то, что я говорю, или я вызываю Помфри. Я не шучу.

Слизеринец поморщился от ее звонкого окрика и принялся расстегивать пуговицы. Запоздало Гермиона поняла, что морщится он не только из-за этого — руки болели. Но предложить ему помощь в таком интимном деле, да еще на глазах у Гарри девушка не решилась.

Малфой расстегнул три верхних пуговицы и демонстративно опустил руки. Гермиона не стала спорить, потянула рубашку чуть вверх и скинула ее с плеч. Множество мелких порезов и царапин кровоточили. Девушка почувствовала, как щеки заливаются краской. И не только от неловкости и присутствия Гарри, но и от внимательного взгляда слизеринца. Она глубоко вздохнула и встала на колени, решив, что так будет гораздо устойчивее. Не держаться же за слизеринца! Гермиона быстро произносила заклинания, стараясь полностью сосредоточиться на этом занятии и не отвлекаться на маленького дракона, следившего за ее волшебной палочкой. И все-таки нужно расспросить, что же это за медальон. Правда, случая теперь точно не представится. Грустно.

— Наклонись вперед, пожалуйста.

Слизеринец послушно наклонился, да так быстро, что прядь ее волос скользнула по его щеке, а ее щеки на миг коснулось горячее ухо. Гермиона отпрянула, нервно покосилась на Гарри, который изучал свои ногти, что-то насвистывая, и принялась залечивать царапины на спине. Сзади их оказалось гораздо больше, и некоторые были достаточно глубоки.

Малфой сидел молча, лишь дыхание было неровным. «Наверное, ему сидеть неудобно», — подумала Гермиона.

Спустя целую вечность она закончила.

— Все, можешь одеваться.

Оделся он гораздо быстрее, чем раздевался. Пара секунд, и рубашка застегнута, да еще он сдернул с подоконника над головой мантию, оставленную Блез, и набросил на себя, подобно пледу. На девушку не посмотрел.

— Встать сможешь?

— Я пока не собираюсь никуда уходить.

— Шутишь?

— Нет.

— Боишься, что проход откроется? — Гарри спрыгнул с подоконника и пытливо взглянул на слизеринца.

— Не исключено, — недружелюбно откликнулся тот.

— Глупо. В таком состоянии ты вряд ли способен повторить свой героический подвиг, — в голосе сарказм.

На лице Драко Малфоя появилась ухмылка.

— Поттер, Грейнджер отличный доктор. Я, как новенький, — на этих словах он весело подмигнул гриффиндорцу.

Гермиона возвела глаза к потолку.

— Вы когда-нибудь повзрослеете, оба?

Ей не ответили.

— Отлично, Малфой, если считаешь себя полным сил, оставайся. Пойдем, Гарри!

Гарри покосился на слизеринца. Оставить его здесь? Одного? Не в слизеринце дело... Проклятое чувство вины.

— Гарри, идем! — в голосе Гермионы появилось раздражение.

Сейчас она была в том настроении, когда первокурсники затихали при виде старосты, да и Рон с Гарри спорили с ней в такие моменты редко. К тому же девушка взяла его за рукав и потянула. Гарри пошел следом.

Драко Малфой удивленно смотрел вслед гриффиндорцам. Он-то ожидал уговоров, слез и… признаться, он надеялся, что она останется с ним, не бросит. Глупо, конечно. Все верно, Поттер сейчас для нее важнее. Чертов Мальчик-Который-Выжил. Да еще и за руку его взяла. Ну не за руку — за рукав. Не велика разница. Да еще до этого явно обнимались за углом. Драко Малфой обхватил колени и уткнулся в них лбом. Ну и пусть — плевать.

Самому было смешно от нелепости переживаний. Двадцать минут назад едва не погиб, а теперь сидит и переживает из-за вероломства Грейнджер. Заклинание, определенно, влияет на мозг.

* * *

— Гермиона, как-то нехорошо оставлять его там, — наконец подал голос Гарри.

— Мы и не будем. У Слизерина сейчас защита. Скажем кому-нибудь. Например, Паркинсон.

Они шли молча полупустыми коридорами. Гарри смотрел в пол, сосредоточенно считая камни под ногами и количество ступеней. Гермиона рассматривала картины на стенах. Звон колокола возвестил о конце пропущенного урока.

— Я на занятия не пойду, — упрямо проговорил Гарри, ожидая проповеди.

Но Гермиона пожала плечами.

— Я тоже. Нужно только вещи забрать. Или даже лучше призвать.

Вещи появились через пять минут. Рюкзак Гарри, содержимое которого чудом не вывалилось по пути, потому как Рон не потрудился его завязать, сумка Гермионы и рюкзак Рона.

— Он наверняка забудет, — пояснила Гермиона.

Слизерин нашли быстро. Точнее Паркинсон сама на них наткнулась. Встревоженная и злая.

— Паркинсон, — окликнула Гермиона, — на минутку.

Слизеринка, кажется, задумалась, не послать ли куда подальше, но все же остановилась. Подходить, правда, не стала.

Гермиона пихнула сумку Гарри и подошла сама. Ничего, сейчас сменишь гнев на милость.

В течение пары минут, пока длился изрядно сокращенный рассказ Гермионы, выражение лица старосты Слизерина менялось несколько раз. От снисходительности и скуки до тревоги, испуга и некоего подобия благодарности. Гермиона умолчала о причинах произошедшего. Сказала лишь, что Драко Малфой в таком-то коридоре в неважном состоянии, и ему может понадобиться помощь, и хорошо бы никому об этом не говорить.

Пэнси молча выслушала, отрывисто кивнула, развернулась к Гермионе спиной, сделала несколько быстрых шагов и резко оглянулась:

— Спасибо, Грейнджер!

— Не за что.

Слизеринка отрывисто кивнула Гарри и почти бегом бросилась по коридору.

* * *

Они были в пустой гостиной. Гарри лежал на диване, бесцельно теребя в руках подушку, Гермиона с ногами забралась в кресло и гладила урчащего Живоглота, Рон сидел на коврике у камина и то сворачивал, то вновь разворачивал свиток пергамента с письмом матери. Они не пошли на занятия. Пообщались с Макгонагалл, которую уведомили о несчастном случае с Брэндом, наперебой соврали о деталях и были отпущены отдыхать.

Вот и отдыхали. Гарри будто в рот воды набрал, Рон тоже был хмур и молчалив, Гермиона задумчива. О произошедшем не было сказано ни слова.

— Может, сходим к Хагриду? — наконец не выдержала тягостного молчания девушка.

Гарри пожал плечами, Рон что-то промычал. Гермиона встала, приняв это за согласие.

Посещение Хагрида тоже не развеселило. Поболтали, попили чаю, немного посмеялись над детенышем очередного монстра, которого Хагрид любовно называл «деткой» и сетовал на то, что смех друзей его пугает. И отправились восвояси.

Остаток дня прошел по тому же невеселому сценарию. Разве что к компании добавилась Кэти, которой удалось слегка расшевелить Гарри. Вечером он даже начал улыбаться. Гермиона с Роном переглянулись и посчитали это добрым знаком.

Успокоившись, Гермиона отправилась спать, предварительно вытребовав у Рона обещание не сводить с Гарри глаз.

Сидя в своей комнате, она с тоской сжимала подушку. Злилась, ненавидела, сердилась и отчаянно переживала за слизеринца, который наверняка видел десятый сон. Мог бы хоть весточку прислать.

Было отчего-то тревожно.

* * *

Рон вышел из душа и посмотрел на кровать друга. Полог был задернут.

— Гарри, — шепотом позвал он. — Спишь?

Гарри не ответил. Рон чуть отдернул полог, увидел очертания тела и со вздохом устроился на своей кровати. Спать сегодня не придется. Мало ли что взбредет в голову Гарри Поттеру. Если бы Рон Уизли догадался повнимательнее рассмотреть постель друга… Но мы ведь видим то, что хотим видеть.

Неслышно отворилась дверь в коридор, кто-то из припозднившихся учеников протиснулся в проем с портретом, удивленно оглянувшись на толкнувшую его пустоту... Мантия-невидимка — удобнейшая вещь.

Гарри Поттер быстрым шагом шел по коридорам Хогвартса. Его путь лежал к месту, которое они покинули утром. Сердце стучало ровно, на душе было спокойно. После принятого решения он сразу успокоился. Образ Гермионы еще заставлял сомневаться в правильности выбора, но он вспоминал о мальчике, бьющемся в судорогах на полу, и сразу все вставало на свои места. Все, находящиеся рядом с ним, в опасности. Малфой прав, и Забини права. Гарри сделает этот шаг, и всем сразу станет легче.

Родных у него не было, а о друзьях и семействе Уизли он старался не думать. Они вместе. Они переживут. Они сильные. Как часто мы делаем страшные глупости во благо.

В нужном коридоре было сумеречно и прохладно. Юноша отбросил мантию на пол и шагнул к стене. Свечения не было. Ну и что с того? Гарри провел ладонью по холодному камню. Постучал.

— Ну же давай, — негромко проговорил он. — Открывайся, черт тебя подери! Ну же!

Он ударил раз, другой. Пальцы занемели от удара. Тогда он сжал кулаки, и, в исступлении молотя ногами и кулаками по стене, выкрикнул:

— Ну же! Открывайся! Вот он я! Слышишь?

Стена не отвечала. Это была обычная холодная стена, и ей не было дела до его криков. Ей не было дела даже до ударов, отдававшихся болью в разбитых кулаках.

— Поттер! — раздалось за спиной. — Мне уже можно вызывать бригаду из Мунго или еще понаслаждаться спектаклем?

Юноша резко оглянулся. На подоконнике в нескольких метрах от него сидел Драко Малфой. Будто и не уходил. Хотя нет, вместо школьной формы на нем было что-то черное. Отсюда не видно. Значит, вернулся.

— Какого черта… — пробормотал Гарри. — Что ты здесь делаешь?

Слизеринец спрыгнул с подоконника, отряхнул ладони, а потом доверительным тоном сообщил:

— Не поверишь, наблюдаю за тем, как один полоумный в… — быстрый взгляд на часы, — два часа ночи стучит лбом в стену с криками «откройся! Откройся!».

Он очень похоже передразнил Гарри.

— Зачем ты здесь? Боишься, что проход откроется? — Гарри не отреагировал на издевательства. Он не будет реагировать на слова этого придурка. У него есть дела поважнее.

— Нет. Просто не спалось, в комнате скучно, а тут такой спектакль. Я знал, что ты придешь. Значит, мантия-невидимка. Так вот как тебе удавалось…

— Скучно? А что так? Забини уже не веселит? — в голосе Гарри прозвучал сарказм.

— Еще слово в том же духе, Поттер…

— И что? Что ты сделаешь, Малфой? Пожалуешься папочке? — все-таки не выдержал — в голосе появилась злость.

С секунду слизеринец молчал, стараясь взять себя в руки, а потом ухмыльнулся:

— Ну, мне хотя бы есть кому пожаловаться. Согласись, Поттер.

Кулак Гарри уже летел в лицо слизеринца, а сам он еще отстраненно думал: «Почему Малфою всегда удается вывести меня из себя, не прилагая никаких усилий?».

Слизеринец увернулся, но не слишком ловко — кулак задел скулу, и юношу отбросило к стене. Со вторым ударом Гарри помедлил. Малфой рисковал сегодня. Плевать, что он подонок. Неважно, что делал это исключительно для Забини.

— Убирайся отсюда, — зло выговорил Гарри, отступая на шаг.

— Только после тебя, — в тон ему ответил слизеринец, отлепляясь от стенки и вытаскивая волшебную палочку.

— Ты что тупой? Не понимаешь нормальных слов?

— Нет, это ты тупой! — слизеринец зло потер ушибленное место. — Какого черта ты лезешь на рожон?

— Это мое дело!

— Кто там, милая?

Из-за угла послышались шаркающие шаги. Оба юноши оглянулись. Гарри метнулся к мантии, схватил ее и… набросил на застывшего у стены слизеринца. Почему? Зачем? Он не мог ответить на этот вопрос. Наверное, пресловутое благородство, о котором все время твердит Малфой. Сиюминутное решение. Наитие.

— Так-так, — появившийся из-за угла Филч радостно потирал руки. — Ну, наконец-то, Поттер!

Гарри сглотнул, приготовившись врать о причинах своего присутствия здесь.

— Никак волшебная дуэль, мистер Малфой?

Что? Гарри, оторопев, оглянулся на взъерошенного слизеринца, который тут же швырнул в него мантию. Вот и делай добрые дела. Мантию захотелось выстирать. Интересно, а мантии-невидимки можно стирать? Нужно будет спросить у Гермионы. Или хотя бы очищающие заклятия использовать...

Вся эта чушь упорно гнездилась в его голове, пока он шагал за радостным Филчем, бросившим им короткое:

— Следуйте за мной.

Наверное, если бы здесь не было Малфоя, Филч бы заливался соловьем, рассказывая Гарри о том, что бы он с ним сделал. Сейчас же завхоз молчал. Лишь лицо светилось злорадством. Интересно, за сквибом идут два волшебника. Шибануть заклятием, стереть память, и все. А ведь нет. Идут, как бычки на расправу. «А вообще во всем виноват Малфой», — подвел Гарри итог глупостям, пронесшимся в голове за считанные секунды.

— Идиот, — обратился он к идущему рядом слизеринцу, — на кой черт ты это сделал?

— Свои идиотские благородные замашки оставь для девочек из Гриффиндора. Их, может, и поразишь.

— Это был здравый смысл, Малфой. Хотя ты о таком понятии, наверное, и не слышал. Одному проще объяснить, что делал в этом коридоре. А двое, да еще мы с тобой — это уже дуэль.

— Вот и замотался бы в свою тряпку сам, а я бы нашел общий язык с Филчем.

В словах слизеринца был резон, но ему, в жизни не испытывавшему того, что выпало на долю Гарри, разве объяснишь?

— Запугал бы его папочкой? — съязвил гриффиндорец.

Слизеринец не ответил. Гарри удивленно оглянулся на отставшего Малфоя и увидел, как тот молча падает на пол.

Что было потом, Гарри помнил смутно. Филч вызвал Помфри. Долгие объяснения, уверения, что он не накладывал заклятий. Снейп, старающийся испепелить взглядом, Макгонагалл, сердито поджимающая губы. Они все хотят правды. И Гарри готов сказать правду, но не Снейпу, которому не доверяет ни на йоту, и не Минерве Макгонагалл, которая сейчас настроена лишь карать. Он скажет Дамблдору, когда тот вернется. Несколько часов ничего не решат. К тому же никто из этих людей не в силах его понять.

Краем уха он слышит диагноз, поставленный Малфою. «Нервное истощение». Его отпустили, но Филча отрядили в провожатые до самой гостиной.

А потом было утро… Столько от Гермионы он не слышал, пожалуй, за все годы знакомства. И гневные речи о его безрассудстве и эгоизме: как он мог не подумать о них. И вопросы, что именно сказал Малфой, и действительно ли Гарри не накладывал на него заклятия. Он рассказал все, как было. Не утаил и свой удар.

Гермиона прижала ладонь к губам, Рон промолчал. Однако хмурился в течение всего рассказа. Потом от Гермионы получил уже Рон за то, что плохо смотрит за другом. Гарри попытался возмутиться, но девушка завелась всерьез. Он почти не помнил, что она говорила. Помнил лишь ее тоненькие пальчики, которые она заламывала в течение всего выговора. Ему так хотелось сжать ее руки, которые покраснели от столь активной жестикуляции. Хотелось поцеловать каждый пальчик и осознать наконец, что он мог умереть этой ночью, но не умер. Что это счастье — видеть ее и Рона. Но он просто стоял и смотрел на ее руки, не в силах сделать шаг вперед, не слушая, что говорят ее дрожащие губы. В этот миг он даже не чувствовал себя полностью живым.

* * *

На следующий день Гермиона ушла спать, предварительно отняв у Гарри мантию-невидимку, и еще раз проведя воспитательную беседу с хмурым Роном.

У себя в комнате она сидела на кровати, обхватив колени, и смотрела в окно. Да, в лазарет не пускают сов. Но это понимала голова. Сердце же отчаянно колотилось из-за каждого шороха и скрипа.

На следующий день его не было на уроках. Гермиона поняла, что дело серьезно. В лазарете до сих пор находился Брэнд. Мадам Помфри заверила Гермиону, что с мальчиком все в порядке еще в день инцидента. Брэнд должен был проспать около трех суток и полностью восстановиться. Навещать его было бессмысленно. Но вечером третьего дня Гермиона направилась в больничное крыло. Сердце колотилось, а совесть жалила змеей. Да, она убедилась, что с Гарри все в порядке. Он в компании Кэти, и сидеть с ними третьей лишней глупо. Но совесть ведь знала истинную причину ее похода в лазарет.

У Брэнда она побыла ровно две минуты. Посмотрела на мирно посапывающего мальчика, коснулась прохладного лба, поправила подушку и вышла из-за ширмы. Дошла до второй занавешенной кровати. Стояла долго, прислушиваясь к шорохам и звукам. Но там было тихо. Видимо, второй пациент спал. Рука сама потянулась к ширме, но девушка ее отдернула. Она не станет заглядывать к этому несносному человеку. Он спровоцировал Гарри, он вечно говорит гадости, он… Как же она по нему скучает!

Гермиона обхватила себя за плечи и резко развернулась к выходу. Ведет себя, как последняя дура.

— Может, ты все же заглянешь, или тебе больше нравится стоять там?

Девушка осторожно отодвинула ширму. Сердце стучало, как сумасшедшее.

— Как ты догадался?

— Солнечный свет, — пояснил он.

— Не поняла...

— Солнечный свет высветил твою тень.

Она посмотрела на бледное лицо и тут же отвела взгляд от его глаз. На тумбочке стоял стакан воды, и лежала книга по рунам. Та самая, которую дал Брэнд. Гермиона неловко потопталась у входа. Стула для посетителей не было, видимо, Забини садилась прямо на кровать. Уподобляться Забини девушка не стала — осталась стоять.

— Гарри мне все рассказал.

Молчание. Лишь внимательный взгляд.

— Зачем ты все время напоминаешь ему о том, что он сирота?

— Так легче его разозлить, — пожал плечами слизеринец.

— Боже мой, какой же ты жестокий. Зачем? — бессильно проговорила Гермиона.

Драко Малфой на миг прикрыл глаза. Он мог бы рассказать, что ему нужно было любым способом отвлечь Поттера от стены. Ведь он не знал, как поведет себя проход в присутствии жертвы. Лично Драко не знал других способов увлечь гриффиндорца. Только уколоть. Заставить забыть в своей ярости обо всем на свете. Драко это умел и пользовался этим. Но не говорить же правду Грейнджер. Она не поймет. Для нее нежная душа Поттера — святое. Ничто не может оправдать попытки ранить его.

— Он забавно злится, — подал голос Драко.

Не стал открывать глаз, чтобы не видеть ярости и ненависти. Через минуту взглянул на еще колышущуюся ширму.

Все правильно. Все так и должно быть.

* * *

Дни летели с сумасшедшей скоростью. Рождество не просто стояло на пороге, оно во весь голос возвещало о своем приближении. Оно пело рождественскими мелодиями из музыкальной гостиной. Оно с каждой минутой одевало замок в украшения и ожидание чуда.

Повсюду сновали взбудораженные студенты. Все сбились с ног в поисках подарков и попытках придумать сюрпризы. Кажется, сами стены старого замка были пропитаны праздником. То здесь, то там вспыхивали маленькие фейерверки, а серый камень пестрел узорами из шаров и гирлянд.

Раньше подобное радовало. Но сейчас Гермиона Грейнджер с тоской наблюдала за этим великолепием. И дело не только в ностальгии — последнее Рождество в Хогвартсе. Дело было совсем в другом. Его парта пустовала, так же как и его место в главном зале. Девушка с грустью понимала, что скучает. И ничего не может с этим поделать.

Несколько раз за эти дни она доходила до дверей лазарета и поворачивала обратно. Брэнд уже вовсю резвился в группе первокурсников — повода посетить лазарет не было. Хвала Мерлину, Брэндон ничего не помнил. Ему объяснили, что у него случился обморок в результате переутомления. На первом курсе действительно сложная школьная программа. Да еще привыкнуть в распорядку, да еще дополнительные занятия… которые, к слову, решили отменить по причине вполне приличной успеваемости первокурсников. Макгонагалл вынесла благодарность Гермионе. Снейп, надо полагать, Малфою.

Вот еще одна «хорошая» новость. К мукам совести на тему лжи во спасение добавлялись все новые и новые проблемы.

Тревожил Гарри. На него в последние дни нападало такое беспричинное веселье, что Гермиона тихо паниковала. Кэти уверяла, что Гарри давно не был таким милым и замечательным. Гермиона с Роном и Джинни, в общих чертах посвященной в историю, переглядывались и согласно качали головами. Гарри о прошедших событиях говорить отказывался, уверял, что он в полном порядке. В доказательство много смеялся, шутил. На что Джинни как-то заметила: «Как перед бедой».

Но здесь Гермиона сделать ничего не могла. Оставалось ждать.

Вечерами она сидела в своей комнате, ожидая стука в окно. Понимала, что не дождется, но все равно ждала.

А еще она вновь начала рисовать. Получалось не так хорошо, как в детстве. Но рисунки стали более зрелыми, а заодно и более грустными. Она их никому не показывала и, вдоволь налюбовавшись, сама сжигала, убеждая себя, что вместе с холстом сгорят все глупости, которыми забита ее голова. Глупости сгорать и не думали.

Вечером, предшествующим Рождественскому балу, в ее окно постучали. Боясь поверить, боясь ошибиться, она распахнула тяжелую раму. Холодный ветер с колючим снегом ударили в лицо. Филин. Записка.

Птица выпорхнула, едва девушка успела отцепить записку. Не ждет ответа?

Она отложила пергамент, стараясь заставить сердце биться ровнее. Закрыла окно, подбросила дров в камин, посмотрела на свое отражение в большом зеркале — перепуганный взгляд уверенности не придал. А потом быстро развернула записку.

«Буду в 20:00 в кабинете прорицаний»

И все… Девушка сердито отбросила пергамент.

— Ну и будь на здоровье! — заявила она ни в чем не повинному листку.

Часы показывали 18:27.

Ужин прошел, как в тумане. Его место снова пустовало, а Гермиона никак не могла вникнуть в суть вопроса Невилла.

19:00.

Она нервно расхаживает по комнате.

19:20.

Садится читать, но понимает, что приходится по пять раз перечитывать каждый абзац, а смысл все равно ускользает.

Она не пойдет. Ни за что не пойдет.

Она в этом уверена. И плевать на радостно стучащее сердце. Она не пойдет. «Ясно тебе, надутый самовлюбленный болван!»

20:00.

На душе становится пусто, а пламя камина никак не может согреть озябшие руки.

20:10.

Нестерпимо хочется плакать неизвестно отчего. Хочется прекратить это безумие. Хочется забыть о записке. Не думать.

В 20:15 она быстро спускается по лестнице, на ходу натягивая теплую кофту.

— Гермиона, ты куда?

Она не слышит вопроса Джинни. Ноги сами несут по темным коридорам. То и дело душу захлестывает отчаяние. Не дождется. Не дождется. Дура!

Девушка распахнула дверь кабинета прорицаний, когда наручные часики показывали 20:35, и замерла на пороге. Сперва показалось, что комната пуста, и Гермиона едва сумела подавить готовый вырваться всхлип.

В кабинете царил полумрак, но стоило шагнуть внутрь, как импровизированная луна осветила все ярким светом. В глубине кабинета на плато, заменяющем письменный стол, чуть ссутулившись, сидел Драко Малфой.

Девушка сделала несколько шагов. Остановилась, посмотрела на него, быстро отвела взгляд и негромко произнесла:

— Не думала, что ты дождешься.

— Ты пришла сюда побыть в одиночестве? — он усмехнулся.

Гермиона не улыбнулась в ответ. Прошла по комнате, коснулась рукой искусственного кустарника, совсем не отличимого от настоящего.

— Почему ты сидел в темноте?

— Ставил опыт. Оказывается, если десять минут вообще не двигаться — свет гаснет.

Гермиона вздохнула.

— Тебя давно выписали?

Этими ничего не значащими вопросами, а скорее деловым тоном, которыми они задавались, девушка хотела убедить себя в том, что все хорошо, заставить сердце биться ровнее, а не замирать при звуках его голоса. Дать ему понять, что он не хозяин ситуации — она вообще не хотела приходить. Да мало ли глупостей сейчас приходило в голову, заставляя неловко теребить листья кустарника и не смотреть в его сторону.

— С час назад.

Сердце все-таки остановилось и пропустило пару ударов. Час назад? И сорок минут этого времени он здесь? Не с Забини, не с кем-то еще, а здесь, ждал ее? Глупое сердце понеслось вскачь, а сама девушка закусила губу, чтобы не улыбнуться.

— Как Брэнд? — он подхватил ее игру в вопросы-ответы.

— Он хорошо, ничего не помнит. В общем… все в порядке. Спасибо.

Она наконец-то оглянулась. Он сидел все в той же позе, втянув голову в плечи. В эту минуту он был таким трогательным, что внутри что-то сжалось.

— Этот проход… Те, кто его открыл, узнают, что это ты?

С секунду он смотрел в ее глаза, а потом просто кивнул. Гермиона шумно втянула носом воздух и, стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила:

— И что они сделают?

Пожатие плечами. Этот человек не пытался вызвать жалость, он просто и коротко отвечал на ее вопросы.

— Но ведь ничего страшного они не сделают? — лихорадочно заговорила девушка. — Ведь они… они не посмеют… Ты же не виноват. Это же...

— Да не бери в голову, — он подмигнул. — Все нормально.

И этот легкомысленный жест смел все ее хладнокровие и вышвырнул прочь доводы, которые она пестовала целую неделю. Гермиона и сама не заметила, как бросилась к юноше и крепко обняла его за шею. Сейчас, когда он сидел на парте, они были одного роста. Прижимаясь щекой к его щеке, она бессвязно шептала:

— С тобой не должно ничего случиться. Это неправильно. Я… Я… Я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло. Пообещай, что все будет хорошо. Я не вынесу, если что-то случится, я…

Драко Малфой крепко обнял ее и зажмурился, вслушиваясь в лихорадочный шепот. Никто. Никогда. Не говорил подобных слов. И их простая искренность била по нервам сильнее заклятий. Он гладил ее волосы, затянутые в тугой хвостик, и старался запомнить это мгновение навсегда, раствориться в нем.

— Я раньше почти не плакала, а теперь все время плачу, — досадливо всхлипнула она у его уха. — Как протекающий котел, честное слово.

Он рассмеялся. О нем никогда так не плакали. Это было приятно, трогательно и… больно. Он не хотел ее слез.

— Не плачь. Слышишь. Лучше улыбнись. Ну, для меня… пожалуйста.

Она отклонилась, стараясь не смотреть в его глаза. Покрасневший нос, мокрые дорожки, которые она старательно стирала со щек.

Продолжая удерживать ее одной рукой, второй он достал носовой платок. Осторожно стер слезы. Она стояла, зажмурившись, и негромко всхлипывая.

— Ну улыбнись же, — попросил он.

Она постаралась улыбнуться, не открывая глаз.

— Подлог! — возмутился юноша. — Это не улыбка.

Теперь она улыбнулась по-настоящему.

— Посмотри на меня, — попросил он.

Она медленно открыла глаза.

Прошла минута, другая, а они все смотрели в глаза друг друга. Улыбки давно исчезли. Два взгляда были серьезны, как никогда. А еще в них было что-то… То, о чем каждый боялся сказать вслух, чему названия не давал даже в мыслях. Он провел большим пальцем по ее щеке, она нежно коснулась его виска.

Он потянул вниз ее резинку для волос, заставив каштановые пряди рассыпаться по плечам. С восхищением оглядел ее. Гермиона могла поклясться, что ему нравятся ее волосы, но ведь он никогда в этом не признается.

Мгновение — и он притянул ее к себе в поцелуе. И не было слов и мыслей. Не было вчерашнего дня и не было завтрашнего. Было лишь это мгновение, растянувшееся на целую жизнь.

Вечность спустя он оторвался от ее губ и еще сильнее обнял ее. Глухо произнес:

— Пообещай, что никогда не будешь плакать.

— А ты пообещай, что с тобой не случится ничего плохого.

— Я могу обещать только то, что зависит от меня.

Где-то она уже слышала эти слова… Гермиона отклонилась, заглянула в серые глаза.

— Я боюсь за тебя.

Он передернул плечами и вновь подмигнул.

— Мои манеры пинают меня ногами. Я сижу в обществе дамы.

— О!

Гермиона сделала два шага назад, и он спрыгнул с парты. Она привычно подняла голову.

— Жаль. Мне нравилось, когда мы были одного роста, — она улыбнулась.

— Это легко устроить.

Он галантно протянул ей руку и как-то неловко шагнул.

— Что с тобой?

— Все нормально.

— Тебе наверняка прописали постельный режим.

Судя по его виноватому взгляду, она угадала.

— Драко Малфой, марш к себе в комнату!

— Ну, ты же не последуешь за мной. А через камин разговаривать как-то нелепо.

— Сядь ты, Мерлина ради, куда-нибудь! — взмолилась Гермиона.

Она вдруг почувствовала себя ответственной за этого человека. Он послушно присел у того самого дерева, под которым они целовались в прошлый раз. Гермиона покачала головой и присела рядом. Он похлопал по месту рядом с собой. Она послушно пересела ближе. Потом подумала и устроилась на его плече. В эту последнюю встречу она могла позволить себе подобную вольность. Ведь это — в последний раз. Еще столько вопросов, столько сомнений, но почему-то говорить не хотелось. Хотелось вечно слышать биение его сердца и чувствовать его запах. Совесть, безжалостно терзавшая ее всю неделю за мысли о слизеринце, отступила перед этой последней встречей.

— О чем ты думаешь? — негромко спросил он, теребя прядь ее волос.

— О твоем медальоне, — соврала она.

— Медальоне? А когда ты его видела?

— Когда удаляла твои порезы.

Гермиона умолчала, что впервые видела его несколько месяцев назад при странных обстоятельствах.

— Это волшебный медальон. Его подарила Мариса на мое тринадцатилетие. Толком не объяснила, для чего он. Просто просила никогда не снимать. Я сначала поупирался из вредности. Но, признаться, он мне понравился.

— Можно посмотреть?

— Да.

Он чуть пошевелился, оттягивая ворот свитера и доставая цепочку. Тяжелый медальон лег в ее ладонь. Оскаленный дракон тут же уставился на нее своими глазками-бусинками.

— Ужас. Он на меня смотрит.

— Да, Блез его тоже за это терпеть не может.

Он и сам не заметил, как имя невесты сорвалось с губ.

— Мне он нравится, — тут же откликнулась Гермиона.

Не то что бы ей нравился этот маленький монстр, но не хотелось быть похожей на Блез Забини.

— Ты пойдешь на бал с Блез?

Он вздохнул, с минуту помолчал, а потом проговорил:

— Вероятно.

— А как у вас приглашают? На бумаге с гербовой печатью? — зачем она это говорила?

Наверное, чтобы что-то понять в нем, в себе, в их непонятных отношениях.

— Да я, вообще-то, пока никак не приглашал…

— Кавалер, называется.

— Ну так если это и так понятно, зачем приглашать?

— О Боже, неужели непонятно? Любой девушке приятно проявление внимания!

Ну вот. Сидит рядом с ним, так, что ближе просто некуда, и устраивает личное счастье собственной соперницы. Как он когда-то сказал: «В Гриффиндор берут исключительно психов…». В этом есть смысл.

Драко пожал плечами. Наступила тишина, которую юноша нарушил первым:

— А ты?

— С Невиллом, — откликнулась Гермиона, вспомнив, что Невилл и правда ее приглашал, и она обещала подумать.

— С Лонгботтомом? — он фыркнул.

— А что тебя так смешит?

Гермиона старательно заправила медальон за ворот его свитера и чуть отодвинулась, взглянув в серые глаза.

— Просто… вы будете странно смотреться. Он неуклюжий и…

— Он чудесный. И знаешь, зря ты так о нем. Если бы ты знал, какая у Невилла непростая судьба, и…

— Я знаю.

— Знаешь?

— Моя мать финансирует отделение, в котором лечатся его родители.

— И ты, зная это, продолжаешь над ним издеваться? — поразилась Гермиона, автоматически отодвигаясь. Он усмехнулся этому жесту.

— Гермиона, неужели ты думаешь, что для него было бы лучше, если бы все вздыхали и рыдали над его судьбой? Он сам скрывает это. И правильно делает. Это показывает то, что он сам не хочет жалости и участия. Так почему я должен ее проявлять? Почему я должен унижать Лонгботтома слезливыми вздохами?

— Но ты… — Гермиона поразилась подобной жизненной философии, — ты всегда издеваешься над ним.

— Да, — легко согласился он. — Он забавный. А издевательства, как ты выразилась, закаляют его. Поверь, если бы с ним все носились, он бы до сих пор не знал, как подходить к метле и устанавливать котел. А так стал вполне нормальным парнем.

— Ты странный, — резюмировала Гермиона.

— Давай не будем говорить о Лонгботтоме… — лениво протянул он.

Она пожала плечами. Наступила тишина, изредка нарушаемая звуками этого псевдолеса. Гермиона искоса посмотрела на слизеринца и перехватила его такой же вороватый взгляд. Он притянул ее к себе, заставив устроиться на его плече. Гермиона вдохнула уже знакомый запах и снова улыбнулась. С ним было здорово просто молчать. Как-то по-особенному. Давным-давно она читала, что с близким человеком хорошо не только рассуждать, спорить, что-то доказывать, но и просто молчать. Тогда она поразилась подобной мысли. С Роном и Гарри она всегда чем-то себя занимала. Обычно книгами. С Малфоем же было хорошо даже в этой нереальной тишине, и девушка внезапно подумала, что сама себя загнала в ловушку. Стало очевидно: сколько бы времени ни прошло, она не забудет эти мгновения тишины и недосказанности. Любовь? Гермиона не знала. Она просто сидела, слушая стук его сердца и ощущая щекой мягкую шерсть его тонкого свитера.

Минутки текли одна за другой, а они все не желали вспоминать о времени. Она закрыла глаза, а он легонько щелкнул ее по носу, испугав. Она в ответ шлепнула его по руке. Было легко и радостно. А потом они пытались повторить опыт по выключению света. В первый раз на пятой минуте Драко чихнул, а во второй раз на третьей минуте Гермиона прыснула, представив себе эту картину со стороны.

Они спорили, болтали о Брэнде и необходимости следить за порядком на школьном балу. Улыбки, тепло и смех. А потом неожиданно веселье исчезло, и остались лишь два поразительно серьезных взгляда. И снова его губы томительно-нежно переворачивают ее мир вверх дном. А потом исчезает эта тягучая ласка, и появляются нетерпение, страсть, какое-то отчаяние. И Гермиона отвечает так, как может и чувствует, так, что оба начинают задыхаться. Да, у нее нет опыта, нет навыков в искусстве любви, но она чувствует, как дрожит его рука, поглаживающая ее спину поверх тонкой ткани рубашки — теплая кофта давно отброшена в сторону. А значит, есть что-то важнее опыта. Есть искренность, и она способна творить чудеса. Внезапно Гермиона осознает, что не хочет его отпускать. Никогда. И это открытие заставляет задохнуться от неожиданности. Он — ее. Это же так очевидно. Почему она не замечала этого столько лет? Прохладная ладошка неловко цепляет край его свитера и быстро, словно боясь передумать, ныряет под теплую ткань. Ощущение горячей кожи заставляет ее вздрогнуть, а его задохнуться. Гермиона запоздало думает, что, наверное, это неприятно, когда твоей спины касается ледяная рука.

— Я погреться, — виновато объясняет она между лихорадочными поцелуями.

Он отклоняется и смотрит ей в глаза, потом берет ее вторую ладонь и, на миг поднеся ее к лицу и согрев дыханием, задирает свой свитер. Гермиона по-детски зажмуривается, отчаянно стараясь не краснеть. Но щеки пылают, когда вторая ладонь прижимается к его коже.

«Волшебное дерево», — успевает подумать Гермиона. Второй раз на этом месте она чувствует себя безгранично счастливой.

Он осторожно опускает свитер, укрывая ее руки. А девушка все боится открывать глаза и смотреть на него, хотя знает, что не увидит насмешки над ее глупым поведением. Она боится увидеть в его глазах что-то новое.

И снова губы. И его руки, на плечах, на спине, путаются в каштановых локонах.

И это — счастье. Так просто. Сколько лет люди пытаются открыть формулу счастья. А Гермиона Грейнджер сумела это сделать за несколько минут.

Руки давно согрелись, но их совсем не хочется высвобождать из сладкого плена. Тонкие пальчики робко рисуют узоры на его спине, чувствуя, как по его коже бегут мурашки.

Вечность. Пусть это будет вечность.

Но вечность заканчивается быстро. Юноша резко отодвигается и, отводя взгляд, сбрасывает челку с глаз, потом смотрит на часы. Брови взлетают вверх.

— Без двадцати двенадцать.

Голос звучит хрипло и как-то преувеличенно бодро. Гермиона с сожалением в последний раз проводит по его спине. Нужно же закончить узор. А там на цветке как раз одного лепестка не хватало. С улыбкой видит, как он зажмуривается и не открывает глаз, пока ее руки не оказываются на свободе.

И снова два взгляда, пытающихся что-то сказать, и нервные улыбки, и неуверенность, и снова молчание о самом главном. Наконец он встает и галантно протягивает ладонь, задорно объявляя:

— Все. Отбой. От греха подальше.

— А грех уже близко? — дрожащими губами улыбается Гермиона, принимая протянутую ладонь.

— Ты не представляешь, насколько, — усмехается юноша.

И видеть его вот таким искренним и неуверенным — тоже счастье. И эта улыбка. Помнится, Гермиона завидовала тому, как он улыбался Забини, полагая, что никогда не увидит подобного. Так казалось тогда. Но это была другая жизнь. Вечность назад. Сейчас же он рядом. И его совсем мальчишеская улыбка, от которой вспыхивают искорки в серых глазах, то и дело озаряет мир вокруг. Ее мир.

Он галантно помог ей надеть кофту, она присела в реверансе в ответ. Он учтиво поклонился. Было смешно и легко.

Они покинули кабинет, держась за руки. И плевать было на то, что кто-то может их увидеть. Плевать на все, кроме тепла рук и стука сердец. Так думала наивная Гермиона, пока не свернула за угол и едва не врезалась в декана Слизерина.

И что ему не спится ночами?

Впрочем, рефлекс оказался быстрее мыслей. Гермиона резко выдернула ладонь из руки слизеринца и отчаянно захотела провалиться под землю.

— Минус двадцать баллов, — в голосе Снейпа послышались металлические нотки, — Слизерин.

Гермиона негромко охнула и покосилась на Драко. Гриффиндор сейчас лишится всех баллов, какие есть, если уж свой факультет декан не пожалел. Однако Малфой закусил губу, явно сдерживая улыбку. Чему он радуется? Ненормальный.

— Через пятнадцать минут жду вас в своем кабинете, мистер Малфой.

Драко выглядел слегка удивленным. Видимо, отсрочкой.

— Думаю, на то, чтобы не бросить мисс Грейнджер ночью посреди коридора, вашего воспитания хватит? — с сарказмом проговорил Снейп, смерив девушку неприязненным взглядом.

Гермионе было стыдно оттого, что Снейп их увидел. Еще хуже становилось, когда она понимала, о чем он подумал. К этому примешивалась обида от того, что о ней, в ее присутствии, говорят, как о пустом месте. Но она прекрасно понимала, что должна благодарить Мерлина за то, что так легко отделалась. За исключением мук совести в наказание девушка не получила ничего. Но Снейп был великолепным психологом. Гермиона не могла этого не признать. Получив наказание, она могла считать свою вину искупленной. А теперь…

Малфой же просто кивнул и чуть тронул ее за локоть.

— Доброй ночи, — пробормотала Гермиона и, опустив голову, прошла мимо Снейпа.

Профессор ответом не удостоил.

Шагая по темному коридору под прицелом взгляда самого нелюбимого учителя, Гермиона думала о том, что в один миг из ослепительно-счастливой можно стать уничтоженной и раздавленной. Все годы в Хогвартсе она потратила на то, чтобы быть лучше других учеников, видеть в глазах учителей одобрение. Это было важно. И вот теперь Снейп думает невесть что. А если он кому-то расскажет, а если Гарри узнает? Миллионы «а если» роились в голове. Было тошно и противно.

Ее ладонь сжала теплая рука. Гермиона робко посмотрела на слизеринца. Удивительно, но он был совершенно спокоен. Во всяком случае, внешне. Правильно. Вряд ли Снейп что-нибудь сделает своему любимцу. Хотя… тон декана не предвещал ничего хорошего.

— Расстроилась? — подал голос слизеринец.

— Признаться, не лучшее завершение вечера.

— Не бери в голову. Все образуется.

— Он даже не снял баллы с Гриффиндора. Поверить не могу.

— Э-э-э… Он в последнее время все больше на нас отрывается.

— Почему?

— Не знаю. Мы с Пэнси пока на пути к выяснению.

Он улыбнулся. Гермиона не увидела — слишком сумрачно было в ночном коридоре — скорее почувствовала. Она научилась слышать его улыбку. По тому, как менялись интонации его голоса и ее мир. Ну зачем Снейп все испортил?

— Теперь каждый раз при виде Снейпа я буду вспоминать этот вечер.

— Слушай, успокойся. Какая разница, кто что думает. Ты же знаешь, что не делала ничего… плохого.

— Снейп ненавидит Гарри. Я боюсь, что когда-нибудь он…

— Снейп не унизится до подобного. У него есть миллион способов поставить Поттера на место.

Голос прозвучал напряженно.

— Прости. Я не должна была.

— Все нормально.

Они дошли до гостиной Гриффиндора в молчании, однако держась за руки.

— Дальше тебе лучше не ходить, — Гермиона остановилась перед поворотом в коридор с портретом Полной Дамы.

Он кивнул.

— Ладно. Я пошел. А то Снейп терпеть не может опоздания.

— Хорошо.

Неловкость. Неправильность. И…

— Стой! — Гермиона дернула его за руку. Он пока и так не очень-то собирался уходить, вопреки заверениям, а тут и вовсе застыл на месте.

— Ну и что, что Снейп нас увидел. Плевать. Плевать, что он думает. И вообще… завтра Рождественский бал… и…

— И ты идешь с Лонгботтомом. Поверить не могу.

Он изобразил шутливое возмущение.

— Не огорчайся. Я подмигну тебе пару раз, если окажусь в танце поблизости, — Гермиона лукаво улыбнулась.

— Ваша щедрость не знает границ… Хотя, нет. Знает. Ты вот, например, не пригласила меня на чай, а ведь я, как истинный рыцарь, сопровождал тебя по темным коридорам…

— Охраняя от призраков…

— Да, охраняя от призраков. А мне еще обратно идти...

— О Мерлин, как я неблагодарна! — она со смехом поднесла их сцепленные руки к лицу и прижала к своей щеке. — Приглашаю вас на чай, мой защитник.

— Коварная! Знаешь же, что Снейп меня ждет.

— Так ты ведь сам на чай набивался!

— Я время тянул, чтобы не уходить, — он улыбнулся.

Легкий поцелуй, смех в темном коридоре.

— Эй, Снейп отвел тебе время как раз проводить, а не прощаться полчаса.

— Точно. Пока.

— Пока.

— Спокойной ночи.

— И тебе.

Они делали шаг за шагом прочь друг от друга, но руки никак не желали расставаться. Переплетенные пальцы не желали высвобождаться из плена. Они разошлись на расстояние вытянутых рук, потом он сделал шаг вперед, она — назад.

— Понял.

Он стряхнул ее руку и быстро пошел прочь. Гермиона несколько секунд смотрела вслед.

–Эй! — окликать по имени рядом со своей гостиной не решилась.

Он обернулся.

— Напиши, как все закончится.

— Ладно. Если обойдется малой кровью.

— Дурной!

Он махнул рукой и пошел прочь. А Гермиона смотрела ему вслед — на силуэт, растворяющийся в темноте, и понимала, что ее любовь окрашена в этот цвет — цвет ночи. И в ее истории не будет слова «люблю», не будет признаний и цветов, не будет серенад под луной, и белого платья тоже не будет. То есть не будет ничего того, о чем она мечтала в детстве. Потому что этот человек совсем не похож на сказочного принца. Да она и не полюбила бы сказочного принца. Внезапно это стало очевидно, как и то, что ее не-принц — такая же реальность, как вот эта ночь и треск факела на стене, и мерное посапывание скрытых в тени портретов.

Его силуэт скрылся окончательно. Он не обернулся, и Гермиона знала, что не обернется. Она неплохо изучила его за последние месяцы. Лучше чем за все шесть лет совместной учебы.

Девушка направилась в гостиную. Полная Дама возмущенно сопела и высказывалась на тему того, что в былые времена студентки не позволяли себе подобного. Но впервые Гермионе было все равно. Если уж она почти успокоилась на счет Снейпа, то пыльный портрет ей не указ. Однако вежливо извинилась и прошмыгнула в проем.

В пустой гостиной девушка присела у чуть тлеющего камина. В ее любви не было оттенков беззаботности и радости. Зато в ней были обжигающие и ослепляющие цвета счастья. Потому что это — он. Не было уверенности в завтрашнем дне. Зато была уверенность в себе, которую тоже подарил… он.

Внезапно девушка поняла, что повзрослела. Она не видела этого в зеркале, не замечала в общении с друзьями. Зато увидела за несколько минут обжигающего счастья с ним. Рождественский бал. Последний вечер, когда он — здесь. Без чертова обручального кольца, без Метки и без обязательств. И пусть он упирается и отшучивается, пусть идет на бал с Забини. В эту минуту Гермиона Грейнджер чувствовала себя сильней слизеринки. Потому что сегодня она видела настоящего Драко Малфоя. И неважно, что он никогда не признается в том, что чувствует. В их случае «никогда» слишком мало значило. Был один день. День перед Рождеством. Говорят, что чудеса случаются на Рождество. Кто придумал эти рамки? Тот, кто не любил. Но ведь Гермиона — волшебница. Она перенесет праздник на день раньше.

Девушка увидела на полу перед камином сломанное перо. Кто-то из студентов не добросил. Подняла, повертела в руке и бросила на угли. Угли затрещали, и перо занялось огнем.

— Мне неважно, что будет потом, — уверенно произнесла Гермиона камину. — Может, это неправильно. Кто знает? Но я имею право оставить что-то себе. Правда, ведь?

Перо в последний раз полыхнуло и тоже превратилось в угли.

Девушка протянула руку вперед, чувствуя жар. Улыбнулась. Как же это много — знать, что где-то есть твой человек. Это знание — целый Мир.

Ее Мир.