Преступники (гет)

— Эй, парень… эй, очнись!

Кто-то бьет меня по щекам.

— Да ты тут помирать что ли собрался, чертов…

Тихий голос вдруг прерывается, словно говорившего заставили заткнуться каким-нибудь крепким заклинанием. Я разлепляю глаза. От человека в полумраке видно только силуэт, да и тот какой-то неясный.

А что, собственно, он здесь делает?

— Отвяжись, — бормочу я. Отмахиваюсь от назойливого видения. Вдруг, как искра в сознании: «Черт! Меня никто не должен видеть».

Как меня только угораздило вырубиться прямо на улице? Впрочем, почему на улице? Вполне безлюдный тупик. Помню: полчаса кружил по кварталу в собачьем обличье, чтобы где-то прилечь. Нашел. Прилег. Что дальше — не помню.

Оно и понятно. Три дня бегом с короткими остановками. Из провианта — полбулки хлеба с сосиской и две крысы. В общем, не удивительно, что не в форме, и это еще мягко сказано.

Разгибаюсь, сажусь. Рядом копошится кто-то, в темноте да еще после сна не разобрать.

Открываю рот, чтобы спросить…

— Тише ты…

Вот те на! Только что сам будил меня, а теперь «тише».

— А вы, собственно, кто такой? — голос у меня, как у старого алкоголика, сиплый.

— Да помолчи ты, — шепот нервный и при этом гневный. Странное сочетание.

Человек прислушивается, я тоже. Не знаю, что там ему показалось, на мой взгляд, все, как обычно. Люди шумят, машины гудят, сирена воет — это же маггловский Лондон. Здесь всегда так.

Вдруг слышу шаги. Не иначе как сюда направляются. Плохо! Мне в человеческом виде лучше никому на глаза не показываться. А тут еще этот маггл. Превратиться при нем — никак, заорет еще. В голову приходит только одно решение. Он на меня не смотрит, я уже заношу руку: убить не убью, а оглушить сумею. А потом — в пса и бегом.

— Только шевельнись, пристрелю!

Вот это реакция. Я даже восхитился на мгновение. Теперь он лицом ко мне, а в грудь упирается… да-да, самый настоящий маггловский пистолет. Шаги уже ближе. Слышно, как кто-то пыхтит и ругается. Резкий луч света прямо в нашу сторону. Он выхватывает из темноты каменную стену напротив. Скользит и скользит, неумолимо приближаясь к нашему убежищу. За секунду до того, как нас обнаружат, человек с силой толкает меня за какие-то баки. Мы вместе вжимаемся в стену, и я чувствую, как он задерживает дыхание. Я, впрочем, тоже.

«А оружие не убирает», — думаю я, пытаясь разглядеть его лицо.

Шум, грохот, мяв!

— А, черт! Проклятые кошки, — луч фонарика дергается. — Эй, Мэтт, тут, похоже, никого.

— Так возвращайся, мать твою! Куда она делась, чертова девка?

— Может, на Паттингтон-сквер свернула… Оттуда можно выйти на…

Голоса удаляются. Я слышу, как мой товарищ по убежищу с шумом выдыхает. Еще минуты две-три мы оба напряженно вслушиваемся, наконец, голоса и шаги стихли. Человек поднимается.

— Слушай, ты меня не видел! Ясно? — в полумраке опять виден только силуэт, засовывающий пистолет за пояс.

— Ты меня тоже, — отвечаю я. Приятно встретить такое единодушие во взглядах на действительность.

Мне кажется или я услышал смешок? Человек быстрой, но при этом какой-то крадущейся походкой скользит к выходу из тупика. Исчез. Ну, и скатертью дорога!

Когда смотришь на мир глазами собаки, он выглядит иначе. Он полон разными запахами, звуками. Но красок меньше. Мир словно выцветает, становится похожим на старый снимок, да еще снятый каким-то дилетантом, которому было невдомек выставить фокус на фотоаппарате. Такое впечатление, что видишь только узкую полосу под самым носом, а остальное — как в тумане. Конечно, спасают обоняние и слух, но тому, кто привык видеть, в собачьем мире жить трудновато.

— Вот тварь!

— Держи ее! Осторожно, у нее пушка.

Двое здоровых мужиков в униформе — такую носят маггловские полицейские — пытаются задержать отчаянно отбивающуюся девчонку. То, что это женщина, понятно только по их разговору. По мне так эта туманная, тощая фигурка сошла бы за мальчишку-подростка. Неудивительно, что двое амбалов справились быстро. Она уже на земле, лицом вниз, рука с оружием резко вывернута за спину. Запах от нее знакомый. Да это же мой знакомец из тупика! Ах, вот оно что. Ну, что ж, услуга за услугу, девочка.

— Пошел прочь, мерзкое животное! — не знал, что голос может так меняться. Хотя, если бы меня кто-нибудь укусил за задницу, еще неизвестно, как бы орал я. Уворачиваюсь от резиновой палки, готовой обрушиться мне на спину. Прыжок назад, потом вправо. И второй выпад. На этот раз: оскалить зубы и рычать.

— Ах ты, сука, отвали от меня! — вопит второй, предусмотрительно пятясь назад.

«Я не сука, я кобель», — почему-то становится весело.

Девчонка тем временем уже на ногах. Быстро наклоняется, хватает с земли пистолет и бежит во весь дух. Я бросаюсь за ней.

Мне кажется, что мы бежим уже час. Хотя это, конечно, не так. Направо, еще раз направо. Застыть. Потом одним прыжком преодолеть освещенное пространство. И опять: прямо, направо, еще и еще. Потом вверх по лестнице. Помещение явно заброшенное, перила кое-где отсутствуют, ступени скрипят. Зачем я только бегу за ней?

Она явно знает этот квартал лучше меня. Девчонка замедляет шаг, ступает тихо. Оглядывается на меня и прикладывает палец к губам.

— Тссс! Спасибо, песик, — шепчет знакомый голос. А к животным она явно добрее!

Мы выбираемся на чердак. Что дальше? Не-е-е! На крышу я не полезу. Разворачиваюсь, чтобы уйти. Вдруг слышу скрежет и звук скользящего тела.

Мигом к окну!

«Вот дура, ну, на кой черт ее на крышу понесло?»

Девчонка висит, цепляясь кончиками пальцев за слуховое окно. Дальше ничто ее не задержит, падать придется футов с тридцати. Может, и не насмерть, но…

Решение приходит мгновенно. Когда вместо псиной морды в окне появляется человеческое лицо — впрочем, неизвестно, что из них выглядит лучше — от неожиданности девчонка разжимает пальцы. Но я успел!

— Как вам только в голову взбрело сюда лезть? — говорю я, втаскивая ее обратно в окно.

— Там можно на соседнюю улицу выбраться, так они меня наверняка потеряют, — машинально отвечает она, глядя на меня в упор.

— И кто же вы такая, если за вами такая погоня?

— Преступница, — усмехается, а потом спрашивает: — Вы как здесь оказались? Бежали за мной? И где пес?

Я молчу. В принципе, можно развернуться и уйти, не отвечая на назойливые вопросы, но возникшая между двумя преступными личностями солидарность обязывает…

— Пес это я.

Превращаюсь. Так и есть: стоит столбом, по-моему, сейчас будет обморок. Превращаюсь обратно, готовлюсь ловить тело.

— Офигеть! То-то я думаю, почему от тебя так псиной пахнет.

Так я не смеялся, с тех пор как меня посадили в Азкабан. Наверно, это была реакция. Не каждый день на тебя наставляют пистолет, потом ты кусаешь за зад представителя закона, а в довершение петляешь по улицам и спасаешь безумных девиц от падения с крыши.

— Вас, как я вижу, это совсем не удивляет?

Она качает головой и трет виски. Садится на пол.

— Еще три часа назад я была добропорядочной британкой, женой и хозяйкой дома. А теперь я вдова и мужеубийца да еще и в бегах… А главное, я не имею ни малейшего понятия, как это все, мать твою, случилось. Теперь, знаете ли, готова поверить даже в инопланетян, если они мне объяснят, что происходит!

— Ну, я-то вам вряд ли что-то объясню.

— Вы сам-то кто?

— Преступник, как и вы.

— Это утешает.

— Утешает? Кого?

— Меня. Что вы не сдадите первому же копу.

Роется в кармане короткой куртки, достает сигареты, спички и закуривает. На секунду задумывается, предлагает мне. Я качаю головой.

— Не курю.

— А, ну да… Это человеческая привычка. А вы же оборотень.

— Я не оборотень, — поражает полное отсутствие удивления, хотя, наверно, это шок. Не может же человек удивляться все время.

— А кто?

— Человек…не совсем обычный.

— Это многое объясняет, — скептический тон. Значит, успокоилась. — Для человека, который полчаса назад был без сознания, вы весьма бодро бегаете.

— Я не был без сознания. Я спал.

— Место для сна ты выбрал не очень подходящее, — тушит сигарету и встает. — Надо сматываться, через… — взгляд на наручные часы, — …двадцать минут оцепят весь район. Будет не выбраться. Ты со мной? Или здесь поспишь?

Еще часа полтора мы петляли по городу. Надо сказать, что если бы не моя спутница, я бы давно остановился. Она резко сворачивала, ныряла в какие-то скверы, перепрыгивала через невысокие заборы, безошибочно находя слабо освещенные и безлюдные улицы. Где-то в районе доков она сбавила темп.

— Уже недалеко.

И начала спускаться к реке.

Ночевали мы в заброшенной водной посудине с облупившейся краской на бортах и выбитым стеклом. Лежать было неудобно, на полу то тут, то там валялся разный хлам, едва различимый в полумраке. Но усталость сделала свое дело.

— Эй, — донеслось до меня сквозь наползавший сон, — как тебя зовут-то, человек-пес?

— Блэк.

Короткий смешок.

— Тебе подходит. Спокойной ночи, Блэк.

Уже почти уснув, я подумал, что свое-то имя она не назвала. Ну и ладно.

Проснулся я резко, как от толчка. Было светло и зябко. Ночью снилось что-то гадкое, но воспоминания стерлись, осталось только мерзкое чувство холода и опасности. Хотя после двенадцати лет наедине с дементорами… чему тут удивляться?

Вчерашние события напомнили о себе при одном взгляде на спавшую рядом женщину. Она лежала в скорченном положении, засунув ладони под куртку, и мерно дышала. Сейчас я, наконец, смог ее рассмотреть.

Своими габаритами девица действительно напоминала подростка. Худая, жилистая, безо всяких признаков того, что называют женскими прелестями. Прическа «под мальчишку», хотя, на моей памяти, так коротко не стриглись даже мои приятели. Хотя, может быть, у магглов это принято? С цветом волос тоже беда: белые до такой степени, что их естественность вызывала сомнение. Лицо было под стать телу: узкое, с мелкими чертами. Нос уточкой, большой рот с тонкими губами. Словом, неприметное такое лицо.

Одета она в отличие от меня была по погоде: джинсы, кроссовки, а главное, куртка — были добротные, хотя после вчерашней беготни и грязные. Понятно, почему она до сих пор не проснулась от холода.

Я даже немного вздрогнул, когда девица резко, без предупреждения, вскочила. В глазах — темных, как два пятна на бледном лице — отразилась целая гамма чувств, от ужаса до готовности убить. Потом плечи опустились. Она села.

— Черт! Я надеялась, что мне все это приснилось. Ты как?

Вчера она то и дело путалась: «ты», «вы». Теперь, похоже, окончательно решила, что наше преступное союзничество и совместная ночевка сблизили нас до «ты». Ну я, в общем, не против.

— Замерз. А ты?

— В норме. Есть хочется… Хотя что я говорю? Какое уж там — «в норме».

Помолчали. Есть, кстати, действительно хотелось зверски. Я стал думать, не пойти ли поискать крыс, здесь их, вестимо, пруд пруди. Потом вспомнил: это ж Лондон. Можно и чем-нибудь более приличным поживиться.

— Пошли, — словно прочтя мои мысли, сказала девица и поднялась, — я знаю одно место. Тут недалеко. Там разный сброд милосердные люди подкармливают. Может, поживимся чем-нибудь.

Я тоже поднялся.

— Для добропорядочной британки ты неплохо осведомлена.

В ответ она хмыкнула.

— Я полицейский, хотя сейчас уже, наверное, бывший. Идем, Блэк. Я со вчерашнего утра ничего не ела. А на тебя без жалости вообще смотреть нельзя.

— Как тебя зовут, благодетельница?

— Хиддинг, — подумала и добавила: — Сара.

Затем она внимательно посмотрела на меня, прищурилась.

— Лицо мне твое почему-то знакомо, Блэк… Да ладно. Пошли. Там разберемся.

Я превратился. Она только слегка приподняла брови, буркнула: «Не приснилось!» — и зашагала вперед. Когда мы проходили мимо мусорных баков, Хиддинг вдруг без предупреждения метнулась к ним и начала копаться. Мне даже показалось, с интересом. Выволокла оттуда нечто, встряхнула.

— Сойдет.

Когда она облачилась поверх куртки в некое подобие стеганого халата и вязаную шапочку, то стала похожа на одну безумную старую ведьму, которую я знал еще до тюрьмы. Был бы человеком — расхохотался. Хиддинг пронзительно свистнула. Это надо понимать: меня зовет. Надо завилять хвостом и радостно залаять?

* * *

Господь милосердный придумал благотворительность. Все-таки в мире магглов есть такие вещи, до которых нам — волшебникам — еще расти и расти. В бесплатной столовой для лондонского отребья мы с Хиддинг смотрелись, как свои. А горячая бурда, которую там подавали под именем супа, показалась мне просто пищей богов. Сара к тому же умудрилась выпросить две лишние булки. «Собачке, она ведь тоже голодная».

С этой нашей добычей мы вернулись на место ночевки и теперь жевали, не глядя друг на друга.

Я решил первым нарушить молчание.

— Что теперь будешь делать?

— Не знаю, — она повернулась и пристально посмотрела на меня. — А черт! Вспомнила…

— Что?! — эта манера вести диалог меня с ума сведет.

— Вспомнила, откуда мне физиономия твоя знакома. Нам в отделение три дня назад пришла ориентировка… Ты там, правда, помоложе и не такой заросший. Точно. Ты ведь Сириус Блэк? Убийца, рецидивист. Сбежал из какой-то секретной тюрьмы.

— И сейчас я тебя убью, чтобы не проболталась, — вяло ответил я.

Значит, наше доблестное Министерство решило прижать меня по всем статьям. Даже магглов оповестило. Ну, Бродяга, ты и влип.

— Не убьешь. Нечем. Я тебя ночью обыскала. Прости — привычка.

— Странная ты, Сара Хиддинг.

— Почему? — проговорила она с набитым ртом.

— Ну, начнем с того, что тебя совсем не удивляют мои превращения…

— Удивляют. Просто не люблю торопить события. Ты мне все расскажешь, так?

— А если нет?

— Значит, я не узнаю, откуда берутся люди-псы. Жаль, конечно, но что ж поделаешь…

Я рассмеялся.

— А тебе интересно?

— Слушай, Блэк. Я по натуре — фаталист. Если мы вчера с тобой столкнулись, то это, видать, неспроста. Давай так: ты мне расскажешь, я тебе расскажу. Может, сумеем чем-нибудь помочь друг другу. Идет?

Я кивнул.

— Ты первая.

Должно быть, ей это и вправду было нужно. По себе убедился, что вести диалоги с самим собой в конце концов надоедает. Я, конечно, не исповедник, но с другой стороны — преступник преступника понимает, как никто. Хиддинг, видимо, была аналогичного мнения.

— Ну, я жила себе, жила. Служила в полиции, инспектором. Ловила таких, как ты. А потом в один прекрасный день вернулась домой, а там два трупа. Муженька моего и его пассии. Очередной. А на полу возле кроватки нашей супружеской — пушка. Моя табельная. Я ничего еще понять не успела, а тут мои коллеги уже в дверь стучат. Соседи, мол, выстрелы слышали. Вызвали полицию. Они меня скрутили — и в отделение, на допрос. Да не допрос, а пародия одна. Я ведь сама знаю, как это делается. А тут уже, похоже, все было решено. Короче, подставили меня, Блэк, и по-крупному. И я, мать твою, даже догадываюсь, кто.

— Как же ты выбралась? — спросил я, чувствуя, что ее история просто до боли напоминает мою собственную.

— Улучила момент, вырубила охранника. Там у них такой бубль-гум, разгильдяи они. Один ушел, даже дверь не запер. Оставил какого-то желторотика-курсанта, я у него даже оружие смогла выхватить. Ну, и сбежала. Дальше ты знаешь.

Она замолчала, выжидающе глядя на меня. Наверно, ждала одобрения. Или осуждения. Черт ее разберет. Понимая, что нужно как-то высказаться, я протянул:

— Да, печально. Ну, и у меня все примерно так же…

— Э-э-э нет, Блэк. Уговор дороже денег. Рассказывай.

Я вдруг растерялся. А что рассказывать? От Мерлина что ли начинать? Я и в ее-то рассказе понял не все. Когда-то, конечно, интересовался магглами, но не до такой степени. А уж она-то про волшебников и вовсе ничего не знает. Эх, была не была.

— В общем, так. Ты уже поняла, что я не из вас.

— Не из людей?

— Нет, не из магглов, ну, то есть неволшебников…

— А ты, значит, колдун. Черный пречерный маг Сириус Блэк ест детишек на обед…

— Чаще крыс. И то в собачьем виде, — улыбнулся я. — Маг — да, но не черный.

— А жаль. «Блэк» так подходит…

— Не ерничай.

— Ладно. Если бы своими глазами не видела, как ты стал собакой, в жизни бы не поверила. Интересно только, как тебя — всего такого из себя волшебника — удалось закрыть, ну… то есть в тюрьму засадить.

— Так ведь меня маги и засадили.

— Вас что, много?

— Немало.

Хиддинг присвистнула, но промолчала. Дальше пошло как-то просто. Я рассказывал, она кивала, иногда вставляла крепкое словцо, должно быть, от избытка удивления, но переспрашивать не пыталась. Хотя в том, что мои злоключения имели сходство с ее собственными, была определенная польза: под конец рассказа я уловил в темных глазах если не сочувствие, то понимание. Приятно, когда тебе верят, пусть это даже всего лишь маггл.

— Так, говоришь, суда не было?

Бывшая инспекторша, похоже, предпочитала знакомую «криминальную» тему непонятным рассказам про магов, дементоров и приключения анимагов. Я кивнул.

— Да уж, ваше колдовское правосудие явно умерло где-то веке в шестнадцатом. Черт! Мы же в Британии. Здесь народ из-за каждой помятой клумбы норовит судиться. А тут убийство, причем массовое.

«Жаль, тебя рядом не было», — я вдруг ужасно на нее разозлился. Хорошо умничать позавчерашним днем. Ты вот мне скажи, что дальше делать. А то я, кажется, уже совсем запутался. Она, видно, смекнула, что наступила на любимую мозоль «черного-пречерного мага» и, похлопав меня по руке, добавила:

— Ладно, не злись. Что теперь-то делать будешь?

Я опять замолчал. Вообще-то, план у меня имелся. Когда я был еще в Азкабане, мысль о его исполнении помогла мне выжить, а потом сбежать. Но теперь, на свободе, я начал понимать, что он не такой уж и безупречный. Как попасть в Хогвартс, если тебя повсюду ищут? Наверняка Министерство уже обложило школу. Из-за Гарри, конечно. Небось думают, что Сириус Блэк и сбежал-то, чтобы парня прикончить. Не доделал свое черное дело! Палочки у меня нет. Сил после побега осталось немного. В собачьем обличье, конечно, легче, но и так я долго не протяну. Помощи тоже ждать неоткуда…

— Послушай, — Хиддинг пододвинулась ко мне ближе, — если ты хочешь, чтобы с тебя сняли обвинения, нужно найти доказательства, что убийца не ты… Отыскать человека. Я по твоему рассказу поняла, что он таки жив.

— Это пока он со мной не встретился. Я его точно убью.

— И тогда точно отправишься обратно в тюрьму.

— Зато избавлю мир от мерзкой крысы.

Она только махнула рукой. Я и сам понимал, что говорю ерунду. Но одна мысль о Петтигрю делала меня невменяемым. Признаюсь, в мечтах я не раз представлял, как убиваю дрянь голыми руками.

— И как ты намерен это сделать? Ты в бегах. Допустим, до поры до времени ты можешь скрываться, но если я правильно поняла: твои дружки-маги тебя могут узнать, даже когда ты пес.

— Об этом никто не знает, кроме двух человек. Я не регистрировался, как анимаг.

Последнюю фразу я сказал скорее по привычке. Но Хиддинг суть ухватила довольно точно. Вероятно, сказывался опыт полицейского инспектора.

— Что-то вроде вождения без прав? — я кивнул. — Это преступление для вас… волшебников?

— По сути — да. Не такое серьезное, как убийство, но… Пока об этом не узнают, это скорее преимущество.

— Блэк, «что знают двое, то знает свинья». Ты сказал: кто-то в курсе, что ты можешь превращаться, и в кого именно — тоже. Людям, то есть, как ты нас называешь, магглам, это будет трудно объяснить, но ваши-то законники наверняка получат ориентировку и, том числе, на черного пса.

Меня такой очевидный, в общем-то, вывод просто оглушил. Как я не подумал об этом? А ведь Хиддинг права: Петтигрю, конечно, не сможет сказать, иначе ему придется и себя выдать тоже, но вот Ремус… Наш тихоня-оборотень может проболтаться из самых лучших побуждений. Он ведь наверняка считает меня предателем Лили и Джеймса, а еще и убийцей крысы. Вид у меня был, вероятно, растерянный, потому что Хиддинг сочувственно уставилась на меня.

— Могу помочь тебе. У меня остались связи, так… парочка личностей. Они мне кое-чем обязаны. Думаю, сделать фальшивые документы не составит труда.

— На кой черт они нужны-то… документы?

Она посмотрела на меня, как на придурка.

— Блэк, ты собираешься искать этого своего дружка или нет?

— Там, где «этот мой дружок» ошивается, документы не помогут.

— Э-э-э Блэк, ты наивный, как девственница. Где бы он ни был, до туда еще добраться нужно. А тебе шагу ступить не дадут. Скоро каждый коп в этой стране будет знать твою рожу, как Санта-Клауса. А твои волшебники, я уверена, осведомлены еще лучше. Так что вместо поисков ты будешь вынужден прятаться по углам, а это вряд ли ускорит дело.

Ее безапелляционный тон донельзя меня разозлил. Хоть я и понимал, что Хиддинг права и опыта в таких делах, как поиск преступников, у нее на порядок больше моего, но мысль о том, что какая-то маггла нахально дает мне советы, выводил меня из себя. Впрочем, ангельским терпением Блэки никогда не отличались.

— Позаботься лучше о себе, Хиддинг. Ты ведь тоже не на пикнике.

— Спасибо, что напомнил.

Тоже разозлилась. Насупилась, сразу став похожей на нахохлившегося воробья. Даже стало немного стыдно. Неужели матушка Блэк так прочно вбила мне в голову мысль о превосходстве волшебников, что я априори считаю любого маггла ничтожеством?

Да и мы с Джеймсом любили шуточки над магглами, нам казалось забавным их провоцировать, а потом демонстративно исчезать, оставив простофиль с носом. Может, настало время переоценить это отношение, а не упиваться собственным величием?

Я пододвинулся к Хиддинг.

— Извини. Ты ведь хотела помочь.

— И до сих пор хочу.

— Почему?

— Преступная солидарность. Устраивает тебя такой ответ? — я усмехнулся, она вроде тоже оттаяла.

— Удивительно, у тебя даже смех на лай похож…

Я сразу вспомнил Джеймса: тот мне говорил то же самое. И не раз. Пожалуй, эта девица вообще чем-то неуловимо напоминает мне Поттера. Сколько, интересно, ей лет?

— Тридцать.

Оказывается, я спросил это вслух. Надо же, не заметил.

— Выглядишь моложе.

Хиддинг задумчиво молчала, глядя прямо перед собой, вероятно, обдумывала дальнейшие планы. Когда она, наконец, заговорила, я понял, что не ошибся.

— Вот что, Блэк. Ты сиди здесь и не высовывайся, а мне надо кое с кем повидаться.

— Не выйдет, Хиддинг. Я с тобой.

— Это еще зачем?

— Вдруг придется кого-нибудь укусить за… ну, ты поняла. Или с крыши снимать. Кроме того, откуда я знаю, что у тебя вдруг не проснется твоя полицейская совесть и ты не решишь таки сдать меня в лапы правосудия.

— Ага, и себя тоже. Моя полицейская совесть в нокауте, забита злобным эгоизмом и чувством самосохранения. Оно у меня настоящий чемпион.

— Я пошутил. Но с тобой все равно пойду. И не возражай. Я за двенадцать лет насиделся в четырех стенах, знаешь ли.

— Жажда приключений, Блэк?

— Думай, как хочешь.

Она неожиданно смягчилась. Пробурчала что-то по поводу «чертовых авантюристов» и выбралась из катера.