Преступники (гет)

Рано утром первого сентября я занял наблюдательный пост на вокзале Кингс-Кросс. Хотя я и убеждал себя, что делаю это ради того, чтобы убедиться, что искомый субъект таки отправляется в Хогвартс, ехидный внутренний голос нет-нет да и встревал, напоминая об истиной причине рискованного поступка. Что там Сара говорила о «признаке надвигающейся старости»?

Я решил, что сведу риск к минимуму, если сперва примелькаюсь работникам вокзала в качестве бродячего пса, а потом залягу где-нибудь на платформе «типа спать». В первой части своего чудо-плана я вполне преуспел: получил пинка от носильщика, которому попался под ноги, был обласкан полусумасшедшей бабулькой, коротавшей ночь в зале ожидания, харчевался в вокзальном буфете, был с позором оттуда изгнан… Словом, Бродяга, он бродяга и есть.

Когда часы пробили десять, я как можно медленнее и ленивее побрел в сторону девятой-тире-десятой платформы, забился в узкое пространство между скамейкой и урной и стал ждать. Долгое время я не наблюдал никаких признаков интересующих меня личностей. Терпение было на исходе, в голову лезли всякие мысли раздражающего характера. Вроде «и зачем только Хогвартс-экспресс подают за полчаса, если все равно большая часть народа является в последние пять минут?» Или: «приезжать заранее у волшебников немодно что ли?»

Побойся бога, Сириус! Ворчишь, как старый дед. По молодости и сам ведь всегда прибегал, на ходу теряя тапки…

Гарри-энд-ко я заметил еще от конца платформы. Их было много и они… хм… торопились. Соответственно, шума и суеты производили на добрых полвокзала. Нужный мне парень — рыжий и долговязый — вышагивал рядом с крестником, но никакой клетки или коробки среди его скарба я не заметил. Впрочем, крыса ведь не сова, ее можно и в кармане носить. Следом за мальчишками почти вприпрыжку шла девочка, на руках у нее сидел, а правильнее сказать — висел — огромный рыжий кот. Как такая шмакодявка несет-то такую тушу? Ну, здравствуй, «конкурент»!

Кот прижимал уши и тревожно озирался. На миг его взгляд пересекся с моим…

«Крыса. Здесь нельзя. Ждать!»

Эх, дружок, это я и без тебя знаю.

«Стереги. Не убивай. Я приду». Надеюсь, он меня услышал. Кот мяукнул, девочка что-то ему ласково заворковала. Везунчик ты, рыжий!

В этот момент мое внимание привлек негромкий возглас, а затем звук падения и возня. Я обернулся. Обычная «Хогвартс-эксперссовкая» ситуация: какая-то малышка, не удержав тележку с кучей багажа, буквально врезалась в идущего рядом с ней мужчину…

Я почувствовал, как от мгновенно возникшего напряжения у меня мелко задрожали лапы. Мужчина был никто иной как Ремус Люпин собственной персоной.

Бежать. Немедленно. Слава богу еще, Рем отвлекся на чуть не сбившую его с ног девчонку… Но это не надолго. Сейчас он повернется, подойдет ближе… Зная его чутье, я мог с уверенностью сказать: он заметит меня, как бы я не вжимался в мостовую и не прятался под скамейкой.

Я метнулся в сторону, буквально свалился на рельсы и забился под платформу, молясь, чтобы мои телодвижения не привлекли внимание друга… Или теперь уже недруга?

Под платформой я почувствовал себя в относительной безопасности. Интересно, что Рему тут понадобилось? Только сейчас осознал, что понятия не имею о том, что оборотень делал все эти годы. Женат ли он? Есть ли у него дети? Кого-то же он пришел провожать в школу.

Я закрыл глаза, пытаясь мысленно воспроизвести картину, которую видел несколько минут назад. Рем, изрядно постаревший и потрепанный, в такой же постаревшей и потрепанной одежде шарахается от тележки, наклоняется поднять упавшие вещи, отмахивается от извинений… Нет, определенно, он здесь один! Что бы это значило?

Ты болван, Сириус! Он здесь из-за тебя. Ну, конечно, кто кроме Ремуса мог бы узнать старого друга-анимага? Значит, все-таки слил!

Тогда на выходе, должно быть, меня уже поджидает отряд авроров. Или того хуже — дементоров. Хотя нет! Дементоров наши гуманисты в город не выпустят. Правда, авроры в данном случае не лучше: точно знают, кого ловить. Вооружены… Да, Сириус, у тебя определенно нет шансов.

Стало горько. Даже не страшно. В голове стучала мысль, от которой отдавало какой-то нелепой детской обидой: «Я бы ни за что не проговорился, даже если б точно знал…» Стоп, Сириус! Почему ты вдруг решил, что Рем тебя непременно сдал? Что если он ничего не сказал им про анимагию, а просто сам пришел убедиться… На всякий случай. Или вообще здесь не за этим. Не такой уж ты центр вселенной, Сириус Блэк!

Ну, скажем, пригрелся наш Рем у какой-нибудь вдовушки с ребенком, вот и явился помахать ручкой чужому дитяте. Или такой вариант: сделал бейби доверчивой девице, а та ему «от ворот поворот». Оборотень все же! Вот и ходит теперь тайно на отпрыска посмотреть да слезу пустить в уголке платформы…

От глупостей, которые лезли в голову, как тараканы на свет, я неожиданно успокоился. Ну да, Рем был на вокзале. Но он меня не видел, по крайней мере, я на это надеялся. А значит, ничего экстраординарного не произошло. Свою задачу я выполнил. Крысу хоть и не наблюдал воочию, но почти убедился, что она едет в Хогвартс. Коты же не врут? Черт! Я ведь этому саблезубому уродцу еще и поручение дать успел! Мысль эта меня даже немного развеселила. У тебя, Блэк, теперь два «агента»: Гарри и рыжий кошак! Если так дело пойдет, я, пожалуй, скоро догоню Сару по навыкам «подпольной» работы. Надо ей сказать, пусть гордится учеником…

В наше убежище я вернулся тем же путем, которым когда-то выводил в Лондон Гарри: через замаскированный люк — в тоннель метро, потом через магическую решетку, опять по тоннелю вдоль сточной канавы, и наверх, в Дрянной переулок. У Аптекаря был какой-то клиент и мне пришлось минут двадцать сидеть у черной двери лавки в ожидании, когда тип соизволит удалиться. Гюнтер встретил меня хмуро, но ничего спрашивать не стал, лишь едва заметно покачал головой и ушел в дальний угол громыхать каким-то своим товаром. После нашего «примирения» Аптекарь едва замечал меня, что, безусловно, радовало больше, чем его прежняя приторная любезность с камнем за пазухой. Сару я застал спящей на тюфяке, закутавшись до подбородка в лоскутное одеяло. Интересно, Аптекарь расщедрился или Волчек?

Я сел рядом и долго рассматривал ее разгладившееся во сне лицо, казавшееся совсем юным и даже по-своему красивым. Чем-то оно мне напомнило журнальные вклейки, на которых рекламировали гоночные метлы — там были сплошь такие же лица. Не то мальчишечьи, не то девчоночьи, зато все как одно: бесшабашные, задиристые, жадные до риска. Как же это не вяжется с осторожным и расчетливым характером Хиддинг. Внешность обманчива. Ее, кстати, любимые слова.

От извечной манеры Сары резко и без каких-то прелюдий вскакивать, я не удержался и упал на локоть.

— А-а, ты, — выдохнула она с облегчением и снова легла. — Чего не спишь?

— Уходить собираюсь. Пришел попрощаться.

— А, — она зевнула, — ну пока!

Потом вдруг помотала головой, будто вытряхивая сонливость, и уставилась на меня:

— Куда? На север?

— Ну, да. Я же говорил: до первого сентября.

— Так ты… А черт! Ты что же следил за мальчишкой? — я даже кивнуть не успел. — Придурок безголовый! Да за ним же, наверняка, наблюдение как за принцем Уэльским… А что если тебя раскрыли?

— Сара, — прервал я ее рассерженно, — прекрати орать. Я здесь. Значит, все нормально. А убедиться мне надо было. Хорош бы я был, явившись в Хогвартс и выяснив там, что крыса осталась в Лондоне, а то и вовсе сбежала.

— На то у тебя пацан есть. Взял бы и проследил, — гнула она свое ворчливым голосом. Но все же по изменившимся интонациям и отсутствию ругани, я понял, что мои аргументы приняты.

— Ты может, и права, но хотелось убедиться лично. И, кстати, у меня теперь еще один единомышленник есть

— Ты кому-то еще рассказал? Ну ты и…

— Он меня не выдаст, — быстро сказал я, не давая Саре снова наброситься на меня с обвинениями в идиотизме.

— Уверен? — скептически поднятая бровь, ядовитая ухмылка. И это лицо мне показалось красивым? У тебя дурной вкус, Блэк.

— Уверен. Он, в некотором смысле, не говорит. Это кот.

— Кто, прости?

— Рыжий кот, с огромными когтями и зубами.

Я попытался пересказать события предыдущего вечера, но поскольку сам не вполне мог для себя сформулировать, как это получилось, мое повествование больше походило на какую-то абсурдную историю для малолетних детей. Но самым абсурдным было то, что Сара не удивилась. Когда я спросил ее об этом, она сделала недоуменное лицо и сказала с расстановкой, словно нерадивому школьнику:

— Блэк, ты превращаешься в собаку, потом полностью меняешь внешность, просто выпив какой-то бурды, перемещаешься на десятки миль за одну секунду… И после этого спрашиваешь не удивляет ли меня, что ты сумел «завербовать» кота? Да я теперь, даже если ты превратишь воду в вино или воскреснешь из мертвых, не удивлюсь.

Вот чучело! Ей опять удалось меня рассмешить.

— Воскресать не пробовал, а воду в вино вообще-то могу.

— А «по воде аки посуху»? — буркнула она, не разделяя мое веселье. — А ну-ка покажи спину?

Я развернулся. После битвы с котом на шее и лопатках остались весьма болезненные следы, про которые я на время забыл, ибо не до того было. Но теперь раны снова напомнили о себе, особенно когда Сара, осматривая спину, неосторожно потянула за одежду.

— Пойду, позову старика. Он как-никак Аптекарь.

— Не надо, — остановил ее я, — просто попроси у него ранозаживляющий бальзам.

И добавил про себя: «Если он у Гюнтера есть, конечно!»

Оказывается, был. Пока Сара, взяв на себя роль сестры милосердия, при этом правда бранясь и костеря меня, наносила лекарство, я попытался расспросить ее о том, где она сама была все это время.

— Где была, там уж нет, — ворчливое настроение еще не вполне оставило мою подругу, хотя она тут же исправилась. — К Стю моталась. Волчек меня проводил и обратно доставил. Так что можешь не кривить лицо. Я паинька.

— Узнала что-нибудь? — проговорил я в подушку, закусывая губу от боли: врачевала Сара, как и беседовала — жестко.

— Нет.

Ага. Вот она, причина дурного расположения духа.

— Да ты не куксись, — терпеть боль за разговором было явно легче. — У тебя все выгорит. Уверен, ты уже скоро будешь опять на своих планерках киснуть… картинки рисовать…

Она скептически хмыкнула, отодвинулась от меня.

— Готово.

Я повернулся на бок и взглянул на нее. Хиддинг была увлечена изучением гюнтеровой склянки. Понюхала мазь, крякнула. Потом задрала рукав. Кожа на локте была слегка ободрана. «В тоннеле арматурой зацепила», — пробормотала она, заметив мой взгляд. Повозила пальцем в склянке, размазала субстанцию по руке и стала внимательно наблюдать.

— Не-э. Не действует, — сказала Сара через полминуты, но тут же поправилась. — В смысле, действует, но как обычное обезболивающее… Не то, что на тебе, — она мотнула головой на мою спину. — Р-р-раз и все затянулось! М-да. Чудеса, но… — она нравоучительно подняла палец, — не про нашу честь.

После пяти минут молчания я поднялся и потянулся.

— Ну, давай прощаться, Сара Хиддинг.

Она подняла на меня взгляд, покачала головой.

— Не хочется мне тебя отпускать, Блэк. Одного, по крайней мере…

— Сара…

— Да знаю, знаю. Опасно, невозможно, неправильно, — Хиддинг сердито мотнула головой. — Черт! Привыкла я к тебе. Знаешь, когда ведешь какое-нибудь дело, до такой степени втягиваешься, что любой чужой промах — как по морде сапогом.

Вот оно значит как. «Дело», говоришь. Ах, Сара Сара, ищейка ты полицейская! Обидно стало до чертиков, причем я даже не смог толком сформулировать причины. Чего ты, в самом деле, ждал, Блэк? Ласковых слов, душевности? Прости, но с этим ты не по адресу. Железячка!

— Считай, что ты в отпуске, — мой наигранно беззаботный тон вряд ли мог обмануть Сару.

— Скорее уж, отстранена. Твою же мать! — от досады Хиддинг хлопнула себе по колену. — Ведь даже случись чего, и не свяжешься с тобой!

Я тут же вспомнил о презенте от Гюнтера. «Письма глостерских воров». Хм. Что-то из «Истории магии». Никогда не был в этом предмете силен, а поди ж ты: вспомнилось.

«Глостерские воры» это, вроде как, были и не воры никакие — повстанцы. Лет триста назад боролись против какой-то бла-бла-Хартии. Что-то у них там было очень уж хитроумное придумано, чтобы обводить наши доблестные британские власти вокруг пальца на протяжении лет десяти с хвостом. Потом, понятное дело, вся эта «борьба» пошла на убыль, кого-то повесили, кого-то в тюрьму… Но это не важно. Главное, все их наследство в виде целого вороха темных артефактов было конфисковано и «изучалось». Под этим словом наш в высшей степени политкорректный учебник подразумевал попытки властей адаптировать находки мятежных колдунов для нужд новорожденного аврората (это я, кстати, узнал позже). Выходит, у Аптекаря часть их наследства? Наверняка, ворованное… Ну, да мне-то наплевать, лишь бы, и правда, работало.

Я вытащил из кармана пергамент. Пошарил взглядом по чердаку и, обнаружив прямо над головой торчащий из стены гвоздь, чиркнул по нему пальцем. Сара со сдержанным интересом наблюдала за моими манипуляциями. Провел окровавленным пальцем по листку: смазанная красная полоса, продержавшись около минуты, растворилась на бумаге, не оставив и следа. И что?

Тут меня осенило. Старинный пергамент хрустнул, разрываясь на две неравные части.

— Что это ты творишь? — Сара даже подалась вперед, стремясь взглянуть на лист.

— Средство связи.

Ага. Теперь все ясно. Одна половинка полностью дублировала то, что я рисовал на второй. Вот ведь… Наверняка, если писать чернилами, будет пергамент как пергамент.

— Возьми, Сара, — я протянул ей кусок «письма» и усмехнулся, — если еще, и в самом деле, не надоело помогать идиоту Блэку.

Сара повертела в руках пергамент как-то уж очень непочтительно для «темного артефакта», затем сунула его в карман. И вдруг заулыбалась, как водится, хрюкнула в кулак и пробормотала:

— Кровавый телеграф… Слушай, Блэк, — голос стал преувеличенно серьезен, — а если я карандашиком… того?

— С карандашиком не сработает.

— Блеск!

И расхохоталась.

* * *

До Хогсмида я добирался около двух недель. Это был рекордный срок. Способ мне подсказала все та же Хиддинг. Она назвала его «автостопом по-собачьи»: мол, видела такое в детстве в каком-то фильме. Единственная сложность была в том, что я был абсолютным географическим кретином. «Знай и люби родную страну!» — пробурчала Сара, но все же упросила Волчека добыть карту. Оборотень оказался удивительно расторопен и умудрился это сделать в кратчайшие сроки, причем, не выходя из «офиса». Мне вообще показалось, что Волчек был готов сделать все, чтобы я поскорее убрался по своим делам. Впрочем, так оно наверно и было. Для оборотня «беглый Блэк» только обуза, да и Хиддинг обхаживать ему теперь никто мешать не будет…

Снабженный картой (она была самая что ни на есть маггловская, автомобильная) и напутствием не лезть на рожон и думать головой, я пустился в путь. Мне с самого начала повезло. По рекомендации Сары я крутился возле мест, где кучковались трейлеры — такие здоровенные автомобили, перевозившие грузы. Слушал разговоры водителей, пытаясь понять, куда те направляются. Уже на первой же такой стоянке я, отираясь возле летней закусочной, стал свидетелем беседы двух солидного вида мужиков. Один жаловался другому, что какое-то 38-е шоссе перекрыли из-за аварии, а он опаздывает на место и, как на грех, груз у него какой-то особенно важный и еще куча всяких подробностей, которые я бы пропустил мимо ушей, если б Сара строго настрого не наказала мне ловить каждое слово. «Это же ценная информация, Блэк, как ты не понимаешь».

И я был вынужден признать, что Сара права. Среди всего этого водоворота сведений я с трудом, но уловил название городка, который был мне по пути. Теперь дело было за малым: пробраться в автомобиль. Но мне и тут свезло! Водила решил «взглянуть одним глазком, не побился ли груз» и как-то слишком замешкался, закрывая дверь прицепа. Я забился в дальний угол и всю дорогу провел с относительным комфортом между двумя внушительными картонными коробками, в которых что-то тихо позвякивало.

Путешествуя таким образом, я преодолел практически полпути за один день, а точнее, за несколько часов, поскольку мужик гнал так, словно опаздывал на пожар. Окрыленный успехом, я осмелел, и потому чуть было не уехал обратно, по глупости перепутав два похожих названия, которые, как водится, находились абсолютно в разных частях страны. Пришлось возвращаться и на этом я потерял целый день. Тем не менее, к концу недели я мог уже считать себя мастером «собачьего автостопа»: как никак сумел таки добраться до Глазго. Оттуда мне, увы, предстояло топать ногами.

Еще дней пять я плутал в горах, спал урывками и почти не ел, если не считать какого-то полудохлого зайца, которого мне удалось поймать в лесистом распадке. Наконец, утром шестого дня я почувствовал приближение знакомых мест. Как? Да, хрен его знает. Собачье чутье, наверное.

К вечеру я уже из последних сил вскарабкался на небольшое плато и, оглядевшись, понял, что бывал здесь раньше. Когда-то, курсе на четвертом, мы с Джеймсом лазали сюда упражняться в анимагии. С высоты открывался вид на Хогсмид. Волна ностальгии, которая внезапно нахлынула, была почти физически ощутимой: как будто я встал под горячий душ. Хотелось зажмуриться и сидеть так вечно.

«Слишком сильные желания лишают хладнокровия. А оно тебе понадобится» — прозвучал в голове знакомый нравоучительный голос. Эх, мне бы твою бессердечность, дорогуша!

Я тряхнул головой и начал спускаться в деревню.

Хогсмид был точно таким, каким я его помнил со школьных лет. Да что ему сделается: тыщу лет простоял и еще тыщу простоит! Под вечер народу на улицах было немного, да и те не обращали никакого внимания на бродячего пса, который брел вдоль домов, вертя головой из стороны в сторону.

У «Кабаней головы» я притормозил. Во-первых, ужасно хотелось есть, а оттуда пахло так, что я едва подобрал слюни. А во-вторых, из открытых по случаю потепления окон я услышал как поздние посетители беседовали… обо мне.

— … давно уж где-нибудь на континенте, — донесся до меня голос, обладатель которого очевидно был из разряда «затоков всего и вся».

— Во-во… — поддакнул ему другой, уже изрядно под хмельком.

— Вы идиоты, — третий собеседник явно был скептиком. — Даром что ли «Пророк» истерит? Блэк в Британии и никуда, похоже, отсюда не собирается.

— Ты веришь «Пророку»?

Сказано было так, что сразу становилось ясно: парни наш «рупор Министерства магии» не жалуют. Впрочем, подхалимская газетенка это заслужила.

Пауза. Стук кружки о стол.

— Я верю своим глазам. Ты думаешь: на черта они дементоров понагнали.

Пьяненький голос замысловато выругался, а «знаток» глубокомысленно изрек:

— Фадж известный перестраховщик. Ты ведь не будешь отрицать, что Гарри Поттер…

— Поттер, Поттер, — скептик буквально плевался словами, — нет, я понимаю… мальчишка герой…бла-бла-бла… Но мы то какого лешего страдать должны? Моя Принни вторую неделю на улицу отказывается выходить… а ведь ей со дня на день рожать…

Послышались сочувственные вздохи и вопросы, приличествующие обстоятельствам, потом разговор внезапно соскочил с интересующей меня темы. Я было собрался брести дальше, как дверь заскрипела, заставив меня невольно шарахнуться в тень. Человек, вышедший из паба, был мне знаком. Ба! Да это же сам хозяин.

— Эй, нечего тут отираться, блохастый, — сурово, но без агрессии. Надо полагать, это мне.

Хозяин прошел вдоль стены, открыл крышку едва торчащего из земли деревянного короба. Оттуда пахнуло гнилью. Помойка? Ну, что нам, голодным бродягам, еще надо!

Хозяин тем временем кинул в короб нечто, завернутое в газету, и тяжелой прихрамывающей походкой удалился.

Что ж, за неимением лучшего… как говориться. Я с трудом отодвинул крышку мордой. Газетный сверток оказался наполненным сырой рыбьей требухой. Запах от нее исходил такой, что закачаешься. Впрочем, в собачьем виде эта «еда» вовсе не казалась мне омерзительной. Неудобной, скользкой, совсем не сытной, но вполне съедобной. Быстро справившись с «ужином», я облизал газету, сетуя на хозяина за скупость… Хм. «Ежедневный пророк»? О! Тут ему самое место!

Выпуск был недельной давности и по иронии судьбы на этой самой странице оказалась статья, которая касалась меня впрямую. Сквозь пятна от рыбьего жира я с трудом разбирал текст, да и близорукое собачье зрение этому не способствовало. Тем не менее, всю сложность моего положения я уяснил с первых же строк.

«…В связи с чрезвычайной ситуацией, — писал корреспондент со ссылкой на министерство, — Школу Хогвартс будут патрулировать вызванные из Азкабана дементоры. Меры безопасности санкционированы лично министром Корнелиусом Фаджем.

«Мы сознаем, — говорит в интервью Министр, — всю беспрецедентность подобных мер, но угроза проникновения в Школу опасного преступника вынуждает нас к этому...»

Дальше оправдания Фаджа и льстивое поддакивание корреспондента я читать не стал. Информация и так исчерпывающая.

Ну что ж, здравствуйте, дорогие друзья дементоры! Давно не виделись. То, что «Пророк» писал только о патрулировании школы меня вовсе не обманывало. Кто же остановит дементоров, если им вздумается наведаться в Хогсмид? Придется тебе, Сириус, еще побыть в собаках. А то неровен час, какой-нибудь бдительный азкабанский стражник возьмет да и проверит, не появился ли кто в заброшенном строении на окраине Хогсмида. Ну да, мне ведь выбирать не приходится.

Не рискуя более мозолить глаза жителям Хогсмида, я затрусил в сторону Хижины. Честно говоря, еще когда я стартовал из Лондона, во мне противным шипом поселилось некоторое беспокойство, ведь я не бывал в нашем старом убежище с самого момента окончания школы. Что если хижину решили таки снести? Или наоборот: местные «горячие головы» уже протоптали тропинку в хогсмидовскоую достопримечательность. Рем ведь уже, посчитай, лет пятнадцать там не беснуется. Вот и осмелели…

Вблизи старинное двухэтажное строение выглядело безлюдным и заброшенным. У меня бешено колотилось сердце, когда я на полусогнутых конечностях подобрался к двери и принюхался. Пахло гниющим деревом, мышами и сыростью. Никаких признаков человеческого присутствия не наблюдалось. Эх, была ни была… Скрипнули ржавые петли, хрустнула половица. Я ужом проскользнул внутрь и застыл.

В Воющей хижине за эти годы почти ничего не изменилось. Только пыли прибавилось изрядно. При виде милой сердцу разрухи меня снова посетил приступ ностальгии. Кому бы рассказать, что драные обои и сломанная мебель могут пробудить в бывшем заключенном столько хороших воспоминаний. Сердце безумно бухало, отдаваясь ударами по всему собачьему телу. Я втянул носом пыльный воздух… Такого, конечно, быть не может, столько лет ведь прошло… Это все твои глупые фантазии, Сириус, но… Воздух в доме пах псом, волком и оленем. И крысой. Да, черт возьми! Этот запах никогда не даст забыть, зачем я здесь. Я вскарабкался на постель, лег и закрыл глаза. Я — дома.

Спал долго, так, по крайней мере, мне показалось. Меня разбудил свет начинающегося утра, пробивающийся сквозь щели между досками на окнах хижины. День обещал быть не по-сентябрьски теплым и солнечным, и меня со страшной силой потянуло прогуляться. Да не куда-нибудь, а в Хогвартс. Однако, остатки здравомыслия, реанимированные за месяц общения с Сарой, все же удерживали от неразумного поступка. Хотя бы до наступления темноты. Я стал раздумывать над тем, как оповестить Гарри о моем прибытии. Лезть в Замок хоть и было опасно, но другого выхода я не видел. В самом деле, не поджидать же мне крестника на улице? Пусть даже Рем и не сказал, что я анимаг (а я на это очень надеялся), тем не менее появление постороннего пса вызовет нежелательный интерес. Хогвартс ведь не Лондон, и даже не Хогсмид. Здесь любой незнакомец — будь то человек или зверь — событие. Привлеку ненужное внимание… А там, неровен час, кто-нибудь и догадаться может.

Вот в Замке — другое дело. Его я знал так, что мог перемещаться никем не замеченный даже с закрытыми глазами. Что и говорить, если уж Азкабан не вытравил из меня это знание, то сейчас, когда до Хогвартса рукой подать, всевозможные детали оживали в памяти с фантастической быстротой и такой же фантастической ясностью.

В школьные годы мы вчетвером так часто нарушали учительские запреты, что прятаться по углам и уходить от «погони» стало для каждого из нас второй натурой. А для нас с Джеймсом, наверно, даже первой. Мы знали уйму тайных лазов, ходов и убежищ, могли улизнуть из-под носа у Филча… да что там у Филча, у миссис Норрис. Вот уж ищейка, так ищейка! Словом, в Замке шансов у тебя, Блэк, больше, чем где-либо.

Ну, что ж план, кажется, созрел сам собой. Итак, вечером пролезу в Хогвартс, заберусь в совятник и пошлю записку Гарри. Встретимся где-нибудь на восьмом этаже. Поговорим, я заодно обстановку разведаю… Отлично. Был бы человеком, потер бы руки!

И тут, словно в насмешку над этой абсурдной мыслью, у меня вдруг стало чудовищно жечь правую лапу. Чувство было такое, словно я наступил в потухающий, но еще горячий костер. Инстинкты вырвали из глотки жалобный скулеж. Я лизнул лапу: не помогло. Что же, черт возьми, происходит?

Еще минут десять я пытался терпеть боль, но потом обругал себя: надо не героя из себя строить, а разбираться. Откуда она взялась, я ведь и с места не двинулся? Лапу уже жгло так, что хотелось отгрызть ее собственными зубами.

И вдруг меня осенило: чертов пергамент! В нем все дело. Я перекинулся, взглянул на правую руку. Она действительно покраснела, как от ожога. Торопливо, путаясь в одежде, я запустил левую руку в карман и буквально выдернул оттуда изрядно помятый гюнтеров подарок. На «Письме глостерского вора» отчетливо, словно намазанный свежей краской, горел отпечаток узкой ладони с кровоточащими пальцами. Проклятье! Это могло означать только одно: Сара в беде.