Преступники (гет)

Позже я сам удивлялся, как позволил Саре себя уговорить. Наверно, она уже тогда имела на меня какое-то исключительное влияние. А может, это мой природный авантюризм не умер окончательно, несмотря на то, что себе я казался образцом здравомыслия. Разумеется, по сравнению с самим собой лет этак двадцать назад. Короче говоря, мы пустились в путь, который оказался и вправду недолгим.

От восточной окраины деревни начиналась едва заметная тропа. Пользовались ей, по-видимому, редко и потому она вся состояла из мелких препятствий, как то: густой кустарник, поваленные ветки, крупные камни, лежавшие прямо на пути. Один раз мы даже наткнулись на полуобглоданные останки какого-то крупного зверя. Я недоумевал, не наблюдая никакой магической защиты, хотя говорить о том, что магии не чувствовалось, было нельзя. Поразмыслив, я списал это на действие странноватого оберега, который Сара то и дело вытаскивала из-за пазухи, словно сверяясь с чем-то. Компас, не иначе! Выглядело это так абсурдно, что я всякий раз готов был смеяться.

Поселок под названием Фестиниог располагался в долине вдалеке от крупных дорог. Это была самая обычная маггловская дыра. Но, как и во всей Британии, дыра весьма благоустроенная. Даже не верилось, что всего в нескольких милях жители прозябают в таком убожестве, как это было в Сером Лесу. Сара, миновав жилой квартал, быстрым шагом направилась к замеченной еще с горы автомобильной заправке. Я и сейчас, и позже не раз убеждался, что магглы умеют устроить свою жизнь в чем-то гораздо разумнее волшебников. Почему — вопрос другой, но факт есть факт. Не знаешь, что где искать — иди на заправку. Тут и пожрать тебе, и денег добыть, и дорогу спросить. А в нашем случае — еще и дела сделать, не светясь у всего честного народа на виду.

Мы обошли нелепое прямоугольное строение с тыльной стороны. Хиддинг велела мне ждать и прошла вовнутрь. Не прошло и часа, как Сара вылезла из помещения с пачкой снимков. На мой вопрос, не боится ли она, что ее в чем-то заподозрят, Хиддинг снисходительно объяснила про какой-то аппарат, где все необходимые манипуляции клиент делает самостоятельно. Соответственно, полная конфиденциальность. Хм. Удобно.

Еще час Хиддинг провела в обнимку с телефоном. Я стоял в стороне, деликатно не прислушиваясь, но даже по ее жестам и интонациям догадывался, что моя подруга, изголодавшись по информации, вела переговоры явно не с одним человеком. Честно говоря, сарино легкомыслие — а что если кто-нибудь случайно ее выдаст — меня несколько покоробило. Волчек тут мехом наружу выворачивается, чтобы нашу дорогую инспекторшу от беды уберечь, а она нате — телефонную конференцию устроила.

Я подошел к Хиддинг, когда та уже собиралась затеять новый «сеанс связи».

— Сара, пора возвращаться. Мы и так уже задержались. Можем до ночи и не успеть.

Хиддинг автоматически глянула на часы, пожала плечами.

— Если поторопимся, успеем. Да и там сейчас все попрячутся. Как я успела заметить, в этой вашей деревне народ дисциплинированный. Луна уже почти полная… так что — карантин.

Я про себя чертыхнулся. Вот ведь… забыл. А не следовало.

— Как только Обри решился тебя, сумасшедшую, амулетом снабдить? — не ясно, на кого я был зол больше: на нее или на себя.

Сара еще раз скосила глаза на телефон, вздохнула и отошла от вожделенного аппарата.

— Наверно, на то и рассчитывал, — буркнула она. — Мол, сбегу от вас, ему хлопот меньше. Впрочем, идем. А то застукает нас старикан впотьмах да на улице — и вправду взашей выставит.

«Если чего похуже не случиться», — подумал я, еще раз обругав Сару за безрассудство, а себя за доверчивость.

Обратно мы шли почти бегом. Подниматься в гору было тяжеловато, так что я даже не чувствовал ноябрьского холода. Снега еще не было, зима в Уэльсе наступала поздно даже в предгорьях. Из-за этой бесснежной мрачности сумерки надвигались стремительно. Когда мы подходили к Серому Лесу, уже почти стемнело. На душе у меня было неспокойно: и я то и дело вслушивался в тишину, нарушаемую воем ветра. Восточные ворота, через которые мы несколько часов назад выходили из деревни, были не заперты, что меня несколько удивило. Собственно, это были даже не ворота, а небольшая калитка в частоколе. Сара потянула створку.

— Так-так. Поздние гости, — донесся до нас мужской голос, веселый тон которого не мог меня обмануть.

Их четверо. Слава богу, полнолуние еще не наступило! Хотя сама по себе ситуация патовая. Я, конечно, могу перекинуться хоть сейчас, но против такой оравы… Хм. Вся надежда на дипломатию.

Делаю шаг вперед, одним рывком оттесняю Сару к себе за спину.

— Добрый вечер, — голос, как на светском приеме, выправка та же. Специально для вас, господа оборотни.

— Добрый? Для кого как, колдун, — второй голос мне знаком. Ба! Старина Гастингс. Горячие головы, или как там вас именует Обри, вышли прогуляться вопреки обычаю…

— Пропустишь? — главное, не поддаваться панике. Побольше твердости, Сириус. Слышу, как задерживает дыхание Сара. Ох, я тебе еще припомню этот поход, авантюристка чертова! Если выживем, конечно. От этой мысли делается не по себе.

Наверно, страх все-таки пахнет. Потому что наш оборотни, вестимо, чувствуют.

Молодой черноволосый парень вразвалочку приближается ко мне.

— Не так быстро, колдун. О! Да ты не один, — я вздрагиваю. «Только молчи, девочка! Только молчи, не дразни их», — повторяю мысленно, как заклинание.

— Гастингс, гляди кто тут.

Парень с глумливой улыбочкой пялится на Сару.

— Твой гаро отпустил тебя погулять, милашка?

Сара осторожно кивает. Отступает на шаг. Гастингс с шумом втягивает воздух.

— Неосмотрительно с его стороны. Он ведь еще не сделал тебя ликаной, детка? И ты решила напоследок покрутить с колдуном?

Ага. Вот в чем дело. Клановая солидарность.

— Все в порядке, господа? — молю бога, чтоб голос не дрогнул. — Даме потребовалось в город, я ее сопровождал. Мы устали…

— Тебя никто не спрашивает, — останавливает меня грубый голос.

Верзила. Рыжий и очень злой. Стоит позади вертлявого Гастингса, будто гвардеец за генералом. М-да… волшебников тут недолюбливают. Мягко говоря.

— А я и не настроен на беседу. Может, в другой раз. А сейчас пропустите, иначе наш гаро будет недоволен.

Говорю и понимаю: не то. Слышу, как за моей спиной кашляет Сара. Черт! Да! Я не умею разводить дипломатию. А из-за кого мне тут приходится изворачиваться, а Сарита?

— Не нарывайся, парень, — голос у Гастингса обманчиво ласковый, ничего хорошего не предвещающий. Так-так! Кажется, мне все ясно. Ты, Сириус, можешь говорить, что угодно, конфликт все равно будет. Да это же очевидно: у оборотней тяжелое время, а пар стравить негде, вот и задираются. Для разрядки нужна хорошая драка. Что ж? Это, наверно, не самое ужасное, что я видел в жизни.

— По-моему, нарываешься ты.

Итак, Блэк, сейчас тебе будут бить морду. Жаль, полнолуние на носу. Они сейчас явно в преимуществе. Ну да ладно, авось не убьют, а разбитый нос уж как-нибудь залечу.

— Не надо, Блэк!

Неужели паника в голосе, девочка? Или ты опять работаешь на публику? Помнится, роль растерянной дамочки тебе когда-то неплохо удавалась.

— Помолчи, женщина, — это хмурый «гвардеец». А-а-а, мачо. Адепт домостроя. Раз баба — твое место у печи, а в мужские разборки не лезь. Даже становится весело: представляю, как внутренне бесится Сара.

Они приближаются медленно, по-волчьи, постепенно окружают меня. Ну, что ж, Блэк, вспоминай боевую юность. Хотя много ли я в юности дрался? Вот так, по-маггловски. Я ведь все больше с волшебной палочкой. Правая рука невольно дергается. Оружие-то вот оно, в рукаве. Но нельзя. Мозг пока еще способен адекватно реагировать и в нем четкая установка: нельзя. Выдашь себя, да и все дело погубишь. Оборотни не простят волшебнику такого выпада. С убежищем можно будет попрощаться. Хотя… после сегодняшнего инцидента Обри нас все равно отсюда попросит.

Мысли скачут в голове, как бешеные блохи, а тело уже готово принять удары.

— И что это у нас за вечеринка? — никогда я еще так не радовался грозному голосу.

Волчек, лениво опираясь о частокол, стоит по ту сторону ворот. В желтых глазах — желание убить. Вот только кого? Кандидатур предостаточно. И я — первый.

Сельские задиры немного отступают. Все-таки разъяренный Волчек это зрелище не для слабонервных. Но ведь и они не пустое место. Тем более четверо.

— Пришел проведать свою магглу, гаро? — Гастингс явно позирует. — Не поздновато ли?

— Ты бы шел, куда идешь, ликано, — Волчек почти рычит.

— Ты на девку свою лай! — опять вступает рыжий. — Не можешь бабу в узде держать, так перед мужиками не позорься.

Молниеносное движение Волчека я не успеваю даже уловить. «Гвардеец» уже на земле, рука вывернута, он шипит от жуткой боли.

— Еще ценные советы, ликано? Или помиримся, — голос Волчека спокоен. От этого, по-моему, должно сделаться страшно. Все-таки, несмотря на запредельный гнев, он полностью контролирует ситуацию.

Гастингсу же неймется. Он бросается к Волчеку, но я успеваю перехватить его. Не так эффектно, как наш друг оборотень, но цель достигнута: двое самых главных «бойцов» под контролем.

— Предлагаю разойтись по домам, господа, — с преувеличенной галантностью говорит Волчек.

— Ты дурак, гаро, — Гастингс скатывается на банальное хамство. Конечно, трудно продолжать играть героя, когда тебя держат за горло. — Твоя баба путается с колдуном, а ты его прикрываешь.

— Со своими делами я уж как-нибудь сам разберусь, ликано.

И тут на сцену выходит, собственно, предмет раздора. Итак, Сарита, что у нас сегодня за роль?

— Они все выдумали, Волчек!

Боже мой, как трогательно: оболганная супруга, не иначе. Дездемона, мать ее!

— Я в городе была. Блэк меня охранял.

Вижу, как по лицу Волчека пробегает судорога. Но он принимает ее игру. А роль Отелло ему идет!

— Дома поговорим, — холодный голос, суровый взгляд. Браво, Волчек. Спектакль для сельской публики удается на славу. Сара побитой собакой проскальзывает мимо оборотней и робко прячется за спиной нашего друга. Я отпускаю горло своего противника. Волчек тоже ослабляет хватку.

— Проваливайте. И советую больше не лезть на рожон, а то как бы Обри не узнал…

Магические слова действуют. Оборотни не то чтобы пугаются, но желание драться пропадает, как по волшебству.

Всю дорогу до нашей хижины мы молчим. Волчек грубо тащит за собой Сару. Та старается не отставать, то и дело спотыкается, бормочет ругательства, но сопротивляться не берется. Я плетусь сзади, размышляя о случившемся. Сказать, что чувствую себя нашкодившим котом, это просто ничего не сказать. Интересно, Волчек нас сразу убьет или соизволит выслушать. Хотя… что тут говорить? И так ясно, что идиоты.

У дверей дома Сара все же не выдерживает, вырывается из железной хватки и дергает дверь, едва не сорвав ее с петель.

— Все! Хватит уже, — шипит она. — Наигрался в рогоносца и баста.

Дверь захлопывается перед носом у Волчека. Из него вдруг как-то в одночасье уходит вся злость. Он разводит руками, поворачивается ко мне.

— И как это понимать? — на лице растерянность, почти уничтожившая следы былого гнева.

— Нашей примадонне не понравился твой сценарий, Волчек.

— По шеям бы этой примадонне, — ворчит он, но я уже вижу: отпустило.

Значит, взрыва не будет? Очень надеюсь. А то с Сары станется сейчас склоку затеять. И я даже понимаю, зачем. Наша подруга умеет все, кроме одного — оправдываться. И если я вообще что-нибудь понимаю в женщинах, то сейчас Волчек окажется виноватым.

* * *

Скандал не состоялся только благодаря выдающейся выдержке Волчека, ибо Сара сделала все, чтобы довести оборотня до белого каления. Но он, взяв волю в кулак, игнорировал ее выпады и разговаривал исключительно со мной. Я старался излагать все сухо, не скатываясь до оправданий. Видимо, это мне все же удалось, потому что Волчек, хоть и хмурился, но бросаться обвинениями не спешил… Потом он встал, подошел к Саре, которая сидела за столом, вызывающе выставив подбородок, и спокойно произнес:

— Ладно. Что сделано, того не воротишь, — он провел рукой по лицу и помотал головой, будто стараясь окончательно избавиться от гнева. — Давай, девочка, покажи, ради чего ты так рисковала.

— Да никакого риска… — начала было Хиддинг. Я невольно скорчил рожу, Сара это увидела и умолкла на полуслове. Ну, слава богу, дошло! Суетливо порывшись в своей котомке, вытащила пакет с фотографиями. Пока мы с Волчеком рассматривали сарину добычу, она сидела на столе возле меня и нетерпеливо кусала ногти.

Новые фотографии не слишком сильно отличались от той, что мы видели раньше. На некоторых фигура человека в мантии отсутствовала вовсе, на других была столь же расплывчатой и нечеткой. Однако, на парочке снимков разглядеть что-то было возможно.

— Ну? — наконец не выдержала наша подруга. — И каков вердикт?

— Хреново видно, — сказали мы с Волчеком почти одновременно, а оборотень задумчиво добавил: — Но… мне кажется…

— Что? Ну, говори же, — Сара подалась вперед так, что чуть не свалилась со стола.

— Вот здесь, — Волчек потряс одним из снимков и ткнул в него пальцем, — я не уверен, но по-моему я его узнаю.

Я еще раз вгляделся в фото. На нем волшебник находился существенно ближе к камере. Хотя он и не был полностью в фокусе, черты лица читались довольно четко. Это был нестарый, довольно крупный мужчина лет сорока. В прошлом он наверняка был весьма спортивен и подвижен, но на данный момент имел весьма раздобревший вид с четко обозначившимся брюшком. На сарином фото он стоял возле того самого «важного человека», за которым охотилась наша подруга, и разговаривал с ее криминальным боссом Омаром. Таким образом, у зрителя не должно было остаться сомнений, что все трое очень хорошо знакомы между собой. Полагаю, уже одного этого было достаточно, чтобы волшебник начал беспокоиться о своей репутации. А уж если предположить, что у него нет доподлинных сведений, насколько велик сарин «компромат», то становилась понятна охота, устроенная на нашу не в меру любопытную инспекторшу.

— Ты его знаешь? — спросил я Волчека.

— Да, — на этот раз оборотень говорил уверенно. — Даже любопытно, что ты его не узнаешь. Это тот самый Людо Бэгмен, о котором мы не так давно вспоминали.

— Нападающий из «Ос»? — я не мог скрыть недоумение.

— Он уже сто лет не нападающий. Говорил же, в Министерство подался. Видать у него среди знакомых или… — Волчек скривился, — поклонников немало влиятельных людей, поскольку насчет его умственных способностей у меня есть сильные сомнения…

— Постой, — прервала Сара разглагольствования оборотня, — ты уверен? Этот мужик из больших начальников?

— Не то чтобы слишком больших, но… — Волчек на миг задумался, — по-вашему крупный государственный чиновник.

— И при этом бывшая спортивная звезда, — Сара взлохматила волосы и продолжала говорить в сторону, рассуждая вслух. — Хм. Да…Списали в расход. Доходы уже не те. Да и слава… хм. Очень похоже. И характер… Эй, Блэк, — от ее рывка ко мне я даже вздрогнул, — расскажи-ка мне коротенько, во что этот парень играл…

Мы с Волчеком пустились в пространные объяснения, Сара слушала внимательно, не перебивая, как всегда, когда «вела расследование». Лицо приобрело сосредоточенное, даже какое-то хищное выражение. Потом она нас остановила.

— Все ясно. Я так и думала.

— Что?

— Э-э-э. Ну, как сказать… Характер, — Сара пожала плечами и снова задумалась.

— Наша умница хочет тебе сказать, — с иронией заметил Волчек, — что характер человека вырисовывается в том числе и в выборе профессии. В данном случае в роли, которую этот мужик играл в квиддичной команде. Нападающий азартен, действует с риском и без оглядки на последствия. Это тебе не ловец… В принципе я согласен с Сарой. Нападающий это потенциальный «игроман». А уже нападающий, ушедший из спорта, тем более.

Я не вполне понял его пояснения. Для меня такой психоанализ был не слишком близок, но это и не важно. Меня занимало другое: получается мы с Волчеком почти угадали, предположив, что кто-то из крупных фигур попался в сарины силки, расставленные на другого. А значит, и все последующие неутешительные выводы тоже становились актуальны. Я просто не знал, как сказать об этом наше подруге. Особенно сейчас, когда она была такой воодушевленной и полной надежд.

Я осторожно взглянул на Сару, стараясь, чтобы взгляд мой не был слишком жалостливым. Пусть девчонка пока потешится иллюзиями. Я встретился взглядом с Волчеком и по его понимающему кивку догадался, что оборотню, по-видимому, пришло в голову то же самое, но заговорил он о другом:

— Как тебе только удалось их заснять?

— А? — Сара вынырнула из собственных мыслей и рассеянным, как спросонья, взглядом поглядела на оборотня. — А-а-а… Я на штатную камеру свое оборудование навесила… Знала, что будут гости.

— И никто не заметил?

Сара помотала головой и ответила спустя несколько секунд:

— Нет. Меня один дружок разным штукам научил. Он технический гений.

— Дружок? — или мне почудилось, или в голосе Волчека были ревнивые нотки. — Любовник?

— И что ты меня с каждым норовишь в постель уложить? — рассмеялась Сара совершенно беззлобно. — Придурок озабоченный! Этот паренек еще мальчик совсем, к тому же инвалид. Чем ему, скажи, заниматься? Вот и копается в технике. Плюс способности, — она еще раз хрюкнула. — Нет, ну надо же… «Любовник»! Смешно, — она в притворном сочувствии похлопала оборотня по плечу. — Ты, братец, совсем заигрался в ревнивого супруга.

Черт! Сара порой бывает настоящей гадиной. Как сейчас, например. Ничего не забывает и не упустит случая уязвить. В такие моменты она казалась мне просто отвратительной. Я прекрасно понимал Волчека, который сейчас схватил Хиддинг за руку и злобно бросил ей в лицо:

— Не напоминай мне, Сара! Иначе я за себя не ручаюсь. Я то считал, что у тебя голова на плечах, хоть и дурная… А теперь сомневаюсь.

Сара высвободила руку с видом великосветской леди и одарила оборотня одним из своих фирменных — вестимо, для него заготовленных — горделивых взглядов. Волчек отошел в угол и начал разводить огонь, по-моему, просто для того, чтобы успокоиться.

— Пойми, девочка, — произнес он спустя некоторое время, не глядя в нашу сторону, — здесь свои порядки. Раз женщина, значит, должна кому-то принадлежать, — Сара презрительно скривилась и собиралась что-то возразить, но я ее остановил.

— Он прав, ты сама что ли не понимаешь…

— Средневековье какое-то! — Сара все-таки не могла прикусить свой дерзкий язык.

— Думай, как хочешь, — ответил Волчек, — но прошу тебя, не дразни их. Может случиться, что я не смогу оказаться рядом вовремя, — он обернулся к ней и умоляюще сложил руки. — Малышка, ну ты же умеешь быть осторожной. Что ж теперь как с цепи сорвалась?

Мне даже почудилось, что у Хиддинг на лице мелькнуло виноватое выражение. Впрочем, оно тут же пропало и она, отвернувшись, начала запихивать свое добро обратно в котомку. Через минуту до нас донесся булькающий смех.

— Что, теперь заставишь меня мыть полы и носки стирать? Предупреждаю, кстати, стряпать я умею плохо, — теперь, когда Сара обернулась, было видно, что она откровенно веселится. — Пороть будешь прилюдно?

Волчек тяжело вздохнул: то ли был недоволен идиотским сариным кривлянием, то ли успокоился от того, что «семейный» скандал отменяется.

— Я подумаю об этом, — буркнул он себе под нос, а потом повысил голос и, махнув рукой в сторону спальни, проговорил «отелловским» голосом. — А сейчас сгинь с глаз моих долой, женщина!

Сара присела в неуклюжем реверансе и тут же, растянув губы в искусственно любезной улыбке, буквально пропела:

— А не пойти бы тебе… — дальше было витиевато и непристойно. У оборотня дернулась верхняя губа, а мне вдруг захотелось смеяться. Ай да Сара! Дездемона херова… Сдохнет, а вину свою не признает.

Волчек сел и устало потер глаза: ему, в отличие от меня, было не смешно.

— Иди, девочка, спать, — произнес он тихо. — Не знаю, как Блэку, а мне отдохнуть надо… И от тебя, уж прости, тоже.

* * *

Я проснулся среди ночи. Так и не понял, что меня разбудило. Несмотря на обилие поводов, кошмары мне не снились с самого освобождения. Меня не оставляло чувство тревоги, источник которого был пока не понятен. Я потер глаза и огляделся. Так и есть: дверь была закрыта неплотно, через нее в помещение проникал ледяной ноябрьский ветер. Огонь в очаге потух. Ну, разумеется…просто замерз. Облегченно вздохнул: всего лишь холод…

Я приподнялся на локте, намереваясь посетовать Волчеку, что тот, вопреки собственным строгим указаниям, забыл запереть дверь… и вздрогнул. Оборотня не было. Сразу же в голову потоком хлынули мысли. Ушел? Но куда? К тому же ночью… Впрочем, наш друг довольно часто отлучался, не ставя нас с Сарой в известность. С другой стороны, ему-то чего бояться? Он ведь оборотень. Оборотень?! О да! Луна почти полная… Вот, дьявол! Неужели Волчек…

Я обругал себя. Мол, сто раз убеждался, что Волчек образец выдержки. Он же у нас молодец. Золото, а не оборотень… мать его! Несмотря ни на какое гребанное полнолуние… Я буквально силой выталкивал будоражащее меня тревожное ощущение, но упрямый внутренний голос навязчиво нашептывал и нашептывал. О том, что Волчек разозлен и подавлен. О том, что на его совести несколько трупов. И, ну конечно, о его навязчивом желании во что бы то ни стало заполучить одну несдержанную на язык особу…

Я заерзал на своем лежбище, ощущая мандраж во всем теле. Хотел было подняться и выглянуть за дверь. Потом решил: глупость. Ну, выгляну, и что? Может, Волчек по лесу бегает и воет на луну… для общей разрядки, так сказать. Или вообще умотал по каким-нибудь своим «бандитским» надобностям. Тебе то что, Блэк?

Но противное чувство страха было сегодня особенно настойчиво. Грызло изнутри. Кусалось, как пойманная мышь в кулаке. Наконец, я сдался. Сел, сдернул плащ, которым пользовался вместо одеяла, и в этот момент до меня донеслось тихое ворчание и скрежет. Они были едва уловимы. Вероятно, только моя иррациональная нервозность и настороженный слух позволили этим звукам дойти до сознания. Я замер. С минуту было тихо. Затем снова раздался звук, словно кто-то аккуратно переступал с ноги на ногу, стараясь не шуметь. И этот кто-то… не был человеком.

Я подскочил, как ужаленный. Звук шел не из приоткрытой входной двери, его источник был в доме и все мои подозрения ожили, как по волшебству. Уже не заботясь о том, чтобы не быть услышанным, я распахнул дверь в комнату, где спала Сара.

Хиддинг, как всегда, закутана так, что уловить ритм дыхания невозможно. Спит? Или нет? Свет луны с набегающими тенями древесных веток, а может, рваных облаков, кажется безжалостно ярким. Он выхватывает из темноты груду темных тряпок на кровати и — по контрасту — отливающую блеклым серебром шкуру зверя, склонившего голову над женщиной. Сейчас, когда его передние лапы упираются в край сариного ложа, волк кажется поистине огромным. Он часто дышит, желтые клыки влажно поблескивают в лунном свете… Так вот чего стоит твое «никогда», Волчек?

Ужас и бешенство рождаются одновременно. Последняя увиденная деталь — испачканная темным белая морда оборотня — только ускоряет мое собственное превращение. Комната почти мгновенно перекрашивается в черно-белые оттенки, пол летит навстречу, а в следующую секунду мышцы, как пружины, распрямляются для прыжка. Свой собственный рык я слышу будто со стороны.

Волк подается назад, затуманенные желтые глаза проясняются, отражая проклятый свет. Лязгают зубы, скрежещут по холодной древесине когти. Ворчание — утробное, низкое, словно из подземелья — сменяется лающим хохотом.

Сейчас он зверь. Зверь полностью. До меня не долетает ни единой «человечей» мысли. И я тоже зверь. Мы бросаемся друг к другу. Спутываемся, сплетаемся, как два кома шерсти — черный и белый. Катимся по полу по аккомпанемент глухого ворчания. Сила инстинкта растаскивает нас в стороны. Волк припадает на передние лапы, ощеривает пасть.

Прыжок. Доля секунды и его зубы сомкнулись бы у меня на горле. Но я быстрее. Отшатываюсь влево, не анализируя. Только потом мысль: все верно, ведь Волчек правша! Выпад, разворот. Снова прыжок. Теперь моя очередь. Снизу головой. Но теперь быстрее он. Вертится юлой, не позволяя зайти сзади.

Отскакиваем в стороны, тела спружиниваются для нового выпада и…

Раз. Щепки летят мне в глаза.

Два. Волчек едва уворачивается от осколков разлетевшегося на куски зеркала.

Три. Последняя пуля с осиным жужжанием пролетает в полудюйме от моего носа.

— Сесть. Оба, — с этим холодным голосом к нам обоим возвращается человеческий разум.

Сара стоит на постели. Худая, дрожащая от холода. Тонкая линялая футболка свалилась с одного плеча. Она торопливо поправляет ее, но ткань снова падает, вторая рука с оружием по-прежнему вытянута вперед. У меня в голове шальная мысль: пристрелит. Ох, Сара, целых три патрона на диких зверей истратила. Честь-то какая!

Женщина медленно, не опуская оружия, ступает на пол. Мягкие штаны с вытянутыми коленками не скрывают маленьких босых ступней, сжимающихся от соприкосновения с холодными половицами. Я смотрю на ее побелевшие, дрожащие пальцы и безумие отпускает меня. Что мы, дьявол нас разбери, делаем? Поворачиваюсь к Волчеку: он глядит прямо мне в глаза. Теперь я слышу его.

«Рыцарь», — в его безмолвной реплике нет никакой насмешки.

— Опусти оружие, девочка, — хриплый голос слушается Волчека-человека плохо. Он сидит на полу, дыхание свистящее, как от быстрого бега. Я тоже перекидываюсь. Готов поспорить, видок у меня еще более потрепанный, чем у Волчека. Оборотень-то попривычнее к таким битвам, пожалуй!

— Какая муха вас укусила? — бубнит Сара нервно, с нотками постепенно иссякающего страха. При этом пытается нелепым движением засунуть пистолет за несуществующий пояс.

— Оборотня спроси, — говорю и сам морщусь от «матушкиных» интонаций в голосе. Как ни странно вызывающе надменный тон как будто успокаивает Сару. Она тоже садится, прячет пистолет под подушку. Надо же, спит вооруженная до зубов! В других обстоятельствах это показалось бы мне даже потешным. Но сейчас не до веселья.

— А впрочем, тут и спрашивать нечего, — продолжаю я все тем же блэковским голосом, — муху, которая его укусила, зовут Сара.

— А тебя, Блэк, эта муха не кусала? — голос Волчека сочится ядом. Он подается вперед и на его лицо на миг возвращается волчья гримаса. Впрочем, она тут же испаряется. Стараешься вернуть самоконтроль, которым ты так кичишься, гаро? Вот только надолго ли?

— О! — Сара вдруг как-то в одночасье перестает ежиться и дрожать. Она расслаблено, даже вальяжно, опирается о спинку кровати, натягивает на замерзшие плечи какие-то бебехи их кучи. — Виновная найдена! Так-так. Все ясно.

Мы переглядываемся. Неуверенно, недоверчиво. Что еще затеяла эта… су.. стер..

— Тогда болезнь излечима! — продолжает Сара голосом счастливой безумицы, хлопает ладонью по кровати. — Идите сюда, горемыки. Примерзнете к полу-то. Зима… знаете ли.

— Просить прощения будешь или убивать по одному? — я подхватываю шутливый тон. Кажется, это лучший способ разрядить обстановку. У всех у нас чувство юмора…

— Ну, нет. Перепихнемся по-быстрому и спать.

М-да. Чувство юмора-то у всех… да только не у каждого оно адекватное. Видимо, наша подруга из этого числа.

— Не стоит так шутить, детка, — голос Волчека нарочито ровный, но глаза сузились. Новая волна агрессии от очередной сариной провокации, вестимо, душит его.

— А я не шучу, — Сара говорит громко, развязно, как будто и вправду предлагает свои постельные услуги. В ее исполнении это выглядит гадко. Прежде всего потому, что я — нет! мы оба — знаем, что Хиддинг есть, за что уважать, а она целенаправленно, так сказать «в здравом уме и трезвой памяти», шаг за шагом пытается это уважение растоптать. Зачем, Сара? Неужели охота быть девкой? Ни в жизнь не поверю.

— И кого же из нас ты предпочитаешь? — Волчек приближается мягкой поступью животного, угрожающе нависает над женщиной. Сара поднимает голову и смеется прямо ему в лицо.

— А ты не понял? — руки сложены на груди, подбородок вызывающе поднят. Я смотрю на них обоих и осознаю, что и я, и Волчек ждем ее ответа, не выдыхая. Неужели таки зацепило?

— Обоих! — от слова, брошенного в лицо, Волчек невольно дергается. Я с силой выпускаю воздух из легких: значит все-таки шутит. Глупо, отвратно, не смешно.

— Дура! — мне кажется, что Волчек сейчас съездит ей по физиономии.

— Сара, прекрати стервозничать, — мой тон примирительный: как-никак, а конфликт мы сами спровоцировали. Пора уже успокоиться и прекратить трепать друг другу нервы. Но у нашей подруги другие планы. Она вдруг делается серьезной, ее голос и поза вмиг перестают быть вызывающими. Плечи опускаются.

— Я не вижу другого выхода, парни. Это, к сожалению, почти неизбежность.

— О чем ты, Сара? Какая к дементору неизбежность…

— Психология, Блэк. Для тебя, я понимаю, это тайна за семью печатями, — у нее на мгновение снова прорывается насмешливость, но только на мгновение. Дальше Сара продолжает тоном лектора-академика: — Мы трое взрослых… хм… половозрелых особей разных — заметьте — полов. Это раз, — для наглядности она разгибает пальцы сжатой в кулак левой руки. Как несмышленышам объясняет, ей богу. — Второе: условия жизни. Тяжелые, если не сказать экстремальные. Третье. Контакты с внешним миром ограничены… хм… очень ограничены. Итог, — пауза, Сара разводит руками, — сами посмотрите. Вы чуть друг друга не поубивали, и, зуб даю, теперь даже не сможете внятно объяснить, почему.

— И ты предлагаешь снять стресс таким… оригинальным способом? — холодно осведомляется Волчек. На его лице что-то вроде обиды.

— В этом способе, — устало, как старшая сестра брату-недоумку, отвечает Сара, — нет ничего «оригинального». Мы с вами не на Ривьере отдыхаем, друзья мои. Чтобы затушить конфликт и, я бы добавила, сохранить рассудок можно, извиняюсь, и ноги раздвинуть. Когда все свое получат… Ну, словом, успокоимся и перестанем рычать друг на друга по любому поводу и без него.

Эта холодная «разумная» речь взбесила меня почему-то еще больше, чем недавние сарины кривляния. Мне просто не верилось, что Хиддинг готова зайти так далеко, как только что цинично заявила. Да не каменная же она в конце концов! Черт! Ни в жизнь не поверю, что ей неважно как и с кем. Это неестественно, ненормально. Мужик… ну еще куда ни шло. По пьянке там… или еще как… по дурости. Но женщина… Им ведь всем надо хоть чуть-чуть, но больше, чем просто секс. Или я вообще ничего не понимаю в девицах?

Чтобы избавиться от гадкого чувства, которое назвал бы брезгливостью, я насмешливо бросил Волчеку, все еще надеясь обратить сарину выходку в обычную неудачную шутку:

— И как тебе заманчивое предложение нашей примадонны? Согласись: она нас всухую обставила. Прям как в покер…

— Я в такие игры не играю, — хмуро ответил Волчек и поднялся. — Это для подростков с гормонами вместо мозгов… А я староват, знаете ли.

Он стремительно вышел. Через секунду хлопнула входная дверь.

— Он вернется, — остановила меня Сара, когда я попытался выйти следом.

Я подошел к ней и сел рядом.

— Сара, зачем ты ведешь себя, как шлюха? — вопрос вырвался сам собой, я даже не чувствовал вины за грубость.

— Защищаюсь, — спокойно ответила она, зябко потирая плечи.

— Вот как? По-моему, так последние двадцать четыре часа ты не упустила ни одной возможности провоцировать его… И вот результат.

— Ах, бля, умник какой! А теперь представь на минуточку. Стала бы я покорно хлопать ресницами, робко улыбаться, как ебаная невеста-бесприданница… И что?

— Всем бы спокойнее было.

— Нет, ты серьезно что ли не понимаешь? Или придуряешься? — она недоверчиво склонила голову, словно пыталась вычитать на моем лице признаки умственной отсталости. — Ну хорошо, объясняю на пальцах. Волчек ждет именно этого — послушания. Он привык к покорности. Если бы не эти «провокации», как ты называешь, он сорвался бы гораздо раньше.

По-моему, это был бред. Я сказал ей об этом в довольно грубой форме. Сара к моему удивлению не разоралась, а только покачала головой и заметила:

— Я, кажется, уже говорила, что ты судишь поверхностно. Добавлю: еще и мыслишь плоско.

— Где уж мне… — ядовитости в моем тоне было на целое стадо скорпионов. Что-то изнутри подбивало ударить больнее, уязвить, унизить. Проклятье! Остановиться было невозможно. — Твое объемное мышление тебя уже почти в потаскушку превратило.

— Ой, только вот не заводи песенку про бесстыдство! Или ты считаешь, я ничего не вижу и не слышу, как вы меня чуть не в орлянку разыгрываете? Эту дурь из мужицкой башки можно выбить только одним способом…

— Да сдалась ты нам… Идиотка чокнутая!

— Прекрасный ответ! Только подтверждает мои слова. Еще пара дней и мы начнем бить друг другу морды.

— Не дождешься.

— Хотелось бы. Но сегодня я наблюдала обратное.

— Но ведь ты сама это спровоцировала.

— Да. Своим существованием на этом свете, — она скорчила препротивную гримасу и пропищала издевательски жалобным голосом. — Извините, ребята, что мальчиком не уродилась!

— Что ты несешь…

— Ты, Блэк, не желаешь ничего видеть и слышать! Нет! Ты просто не способен это делать! Живешь, как в тумане… слепец чертов, — она шипела мне прямо в лицо, потом отпрянула и, помолчав несколько секунд, добавила уже более спокойно. — Короче, я предложила! Дальше — думай. Да, так да. Нет, так нет. Есть и другие способы. Можно разбежаться на все четыре стороны и дело в шляпе. А можно напиваться каждый вечер или обдолбаться до поросячьего визга. Только это без меня. Уволь.

Она легла, накрылась с головой и отвернулась.

— Я — спать, — донеслось до меня словно из берлоги. — Если надумаете будить, прошу, обойдитесь без собачьей свары.

Сара еще немного повозилась и затихла. Я вышел, по-дурацки демонстративно хлопнув дверью, свалился на свою подстилку у очага и закрыл глаза. Надо ли говорить, что заснуть после такого представления мне не удавалось довольно долго. Сначала я, кипя праведным гневом, прокручивал в голове весь наш разговор, придумывая все более и более злые и язвительные ответы на сарины реплики. С каждым вариантом получалось все хуже и грубее. Наконец, немного остыв, я попытался таки проникнуть в глубины логики этой чокнутой девицы.

Чего она добивается? Я последовательно отмел в качестве мотивации позицию, так сказать, «добровольной жертвы» и сумасшедшие сексуальные фантазии. Ни то, ни другое в образ Хиддинг не вписывалось. И что же тогда? Ну, не бывает Сара бескорыстной, хоть дементорам меня скорми — не бывает!

А может, она действует от противного? Мол, вот такая я циничная гадина. Охота вам такую? Уж Волчеку-то, вестимо, претит. Это ясно. А мне? Черт! При чем тут вообще я? Подразнить оборотня? Он и так готов ей весь мир под подушку положить. Что же ей еще надо?

Дурак, ты Сириус! Ничего нашей умнице не надо. В смысле, никого из нас. Ей и одной неплохо живется! Да только, чтоб пользу приносили, надо обоих на коротком поводке держать. Ох, дорогой друг Ремус, прав ты был! Не на сто…на все пятьсот процентов.

С этим выводом желчь начала разливаться по организму с удвоенной силой. Вот ведь змея! Все рассчитала. Даже три пули выпустила, не промазав. Кто ж благодетелей-то ранит? А что ручки дрожали, так то спектакль. Для такой актерки — раз плюнуть! Да только не на того напала, девочка. Волчек, может, и пляшет под твою дудку, но Блэком так вертеть еще ни одной не удавалось. Посмотрим, насколько далеко ты, Сарита, готова зайти в своем актерстве.

Ощущая себя ангелом мщения и одновременно наигнуснейшим мудаком, я сполз с подстилки, подошел к двери в комнатушку и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Войдя, я грубо тряхнул Сару за плечо. Она дернулась, распахнула глаза-пятна, хлопая ими, как разбуженная сова.

— Раздевайся.

Я не обратил внимание на то, что она невнятно бормотнула. Может, выругалась, а может, неуклюже сострила спросонья. Я был весь во власти не то гнева, не то отвращения к собственной глупости. Сара неловко и некрасиво стянула с себя одежду и улеглась рядом, не предпринимая никаких попыток приблизиться. Все сам, Блэк. На твое усмотрение.

Дальше все ее движения, скупые и точные, были наполнены смыслом. Никакой хаотичности. Сара шла прямым курсом, как флагманский корабль на противника. Я же отвечал ей, не задумываясь о боли, которую, очевидно, причиняю, вымещая злость на ее циничную выходку, неженскую бесчувственность и отвратительный мне практицизм.

Удивительно, что я почти не запомнил сариного тела. В памяти остались только обрывочные детали, вроде не по-женски очерченной двуглавой мышцы, когда она поддерживала меня за спину рукой, или пальцев, которые соперничали по силе с моими собственными.

Разумеется, с моей стороны все закончилось довольно быстро. Чего ожидать после длительного воздержания? Я не чувствовал ни вины, ни смущения, я вообще не чувствовал ничего.

Взгляд Сары, рассеянный и мутный, скользнул по моему лицу.

— Помоги мне.

Ее пальцы вцепились в мою кисть, потянули, направили…

И настал момент, когда я готов был простить Саре ее грубость, ее равнодушие и вызывающие гнев насмешки. Все это в одночасье было сметено ее доселе скрытым, но теперь рвущимся наружу женским естеством: дрожащие ноги, смачиваемые языком пересохшие губы и выдохнутое в сторону: «Как хорошо!»

Она затихла, так и не сменив позы, и долго лежала молча. Затем села, свесила с кровати голые ноги и, прошлепав босиком в угол, принялась одеваться. «Если ты сейчас заговоришь, как будто ничего не случилось, клянусь, я тебя ударю», — подумал я, поразившись тому, что я действительно с легкостью решился бы на это. Ударить женщину? Но Сара не просто женщина. Она — соперник.

— Ты куда?

— Пойду к нему, — устало ответила она. — Слышал, дверь скрипнула.

— Ты считаешь это нормальным?

— Нет, Блэк, — она приблизилась, уже полностью одетая и встала возле кровати, — хоть ты и считаешь меня аморальной.

— Зачем же ты это делаешь, Сара?

— Разве я объяснила недостаточно ясно?

— Да брось, — презрительный и даже брезгливый тон теперь, когда все случилось, почему-то смутил меня самого. Все, что я надумал, пока лежал без сна, вылилось на нее, как ушат помоев. Сара слушала, сложив руки на груди, не делая попыток остановить меня.

— Не будь барышней, Блэк, — сказала она, когда поток моих бессвязных обвинений исчерпал себя. — Тут все предельно ясно, никакой игры. Двое это любовники. Тогда третий — лишний. А мы уже так крепко повязаны, что лишнего быть не может. А трое… просто секс и ничего сверх.

— Ну теперь-то мы точно помиримся и заживем счастливо, — ядовито заметил я, — время от времени кувыркаясь втроем в постели.

Сара устало покачала головой.

— Спи, Блэк. Уверена: завтра ты будешь думать совсем по-другому. Отнесись к этому проще — как к необходимому любому человеку отдыху и разрядке — и все будет казаться не таким уж неестественным. Поведение под стать обстоятельствам. Разве нет?

Она прошелестела к двери, осторожно открыла ее и проскользнула в кухню. Некоторое время до меня доносились приглушенные голоса: бормочущий сарин и отрывистый волчеков. Я невольно вслушивался, но слов было не разобрать. Какое-то колкое нервическое состояние постепенно сменилось усталой дремотой и я сам не заметил, как меня сморил сон.