Преступники (гет)

Время, проведенное в этом странном доме, я потом вспоминал еще долго, настолько сильно было впечатление от всего увиденного. С одной стороны, здесь была такая непринужденная и ни к чему не обязывающая обстановка, что, казалось, весь мир, в котором я привык жить, остался за воротами маленького рукотворного рая. Только рай этот был с противным душком апатии, безделья и отупения.

Сара восполнила мой пробел в образовании, рассказав о том, как жил народ в подобных коммунах лет этак десять-двадцать назад. «Они в те годы, как грибы, выросли чуть ли не по всей Европе. Сексуальная революция, мать ее», — комментировала Хиддинг.

Подумать только, мы в нашем магическом сообществе и слыхом о подобном не слыхивали. Черт! И надо же было окунуться в мир магглов, чтобы понять, что ты по молодости — когда все самое запретное как раз и хочется попробовать — пропустил самое интересное. Правда, в сариной интерпретации картина, будучи сдобренной огромной долей скепсиса, получалась довольно гротескная, но от того не менее притягательная. Вот бы мы с Джеймсом оторвались в свое время, знай в те годы о безумных выходках наших современников-магглов! А то сидели, как дураки, в Хогвартсе и еще мнили себе этакими эпатажниками. Куда уж нам до этих… как их бишь там… хиппи.

— Ну, а теперь все сошло на нет, — разглагольствовала Сара в один из вечеров, когда мы в какой-то момент остались одни в нашем углу, который был от щедрот выделен нам Патриком. — Коммуны вырождаются. Теперь это натуральные притоны для лодырей, наркоманов и прочих асоциальных типов. И эта, в Ист-Хэме, еще не самый тяжелый случай: здесь, по крайней мере, пока героином не балуются. А то бы давно разогнали мои коллеги этот бардак к едерене-фене! Хотя, конечно, это дело времени…

Именно тогда я задал ей вопрос, который еще с первого дня проживания в Ист-Хэме вертелся на языке:

— Сара, ты тоже… как это называется… кололась?

— Бог миловал.

— Но ведь лечилась?

Она понизила голос и зашептала почти в самое ухо, щекоча его горячим дыханием:

— Это часть легенды была, когда меня к Омару внедряли. Там много гадостей было… пришлось пережить. Сперва липовая взятка, потом — со службы долой со скандалом, после срыв. У шефа спец один знакомый есть, так он помог героиновую кому сымитировать. Клиника… В общем, дорого мне эта разработка обошлась… Так что, Блэк, если я дело до точки не доведу, считай, даром три года жизни потратила.

Я в ужасе представил себе этот путь. И зачем, девочка? Неужели какая-то гребанная «справедливость» стоит так дорого? Сказал ей об этом, впрочем, почти без надежды на понимание. Оказалось, не ошибся. Сара замкнулась и весь вечер сидела букой, чем тут же привлекла местных доброхотов, пришедших утешать.

Мне было даже весело наблюдать, как она внутренне бесилась от всех этих сочувственных философствований и предложений потопить горе в медитации, траве, сексе (нужное подчеркнуть). Примерно через час я сжалился над ней и увел «прогуляться», слушая вслед недвусмысленные комментарии.

* * *

На второй неделе пребывания в Ист-Хэме мне пришло очередное письмо от Гарри. Оно было как всегда длинным, но необычайно тоскливым. Не по содержанию — тут как раз все было в ажуре — а, так сказать, по духу. В преддверие лета крестник уже готовился к встрече с ненавистными родственниками и заранее ждал их измывательств.

«Дядя меня за то дело с тетушкой Мардж точно под замок посадит, — читал я проникнутые вселенской скорбью строки, — кормить, наверно, и вовсе будут раз в неделю». Ну это он, ясное дело, сгущает краски, хотя фраза про дым без огня тут была как нельзя кстати.

Словом, у меня теперь была очередная головная боль под названием «счастливое лето для Гарри». Я уже начал всерьез задумываться, не устроить ли для крестника нелегальное турне куда-нибудь в теплые страны. В моем, разумеется, преступном обществе. Вся загвоздка была в том, как умыкнуть мальчишку из-под бдительного ока нашего директора. В том, что Дамблдор присматривает за Поттером даже вне Хогвартса, великий волшебник, считай, признался сам.

Мучимый сей многотрудной задачей, я как-то поддался слабости и проговорился Саре.

— Это еще зачем? — удивленно молвила моя подруга.

Я пустился в объяснения, но Сара упрямо не желала меня понять.

— Ну, и что такого? У всех у нас детство не из одних только праздников. Сам разве не рассказывал мне…

Я нетерпеливо перебил ее:

— Меня в чулане не запирали и голодом не морили. Я сбежал, потому что строптивец был и дурак. А Гарри, похоже, еще и лупят там. То ли братец, то ли дядька. Я не понял.

— Подумаешь! Меня отец в детстве не раз ремнем охаживал и ничего — стерпела. Он у нас суровый был.

— Небось было за что? — вспомнился ее рассказ по воровство груш. Вот они, криминальные наклонности, еще с младых ногтей. Маленькая Сара вдруг представилась мне этаким сорванцом без царя в голове. Как только не покатилась по наклонной? Видать, и вправду папашины вздрючки подействовали!

— Было, — Хиддинг слегка усмехнулась, потом ей вдруг пришла в голову какая-то мысль. Это я понял по наползающей на лицо коварной ухмылке. — Есть один вариант, Блэк. Не знаю, понравится ли тебе…

— Что такое? — подозрительно спросил я, пытаясь представить, чем еще может удивить меня не в меру изобретательная Сара.

— Шантаж, — шипела, как змея. Да она змея и есть!

Перед тем, как потребовать от подруги подробностей, я быстро огляделся. Условия для «секретного» разговора — идеальные. Мы сидели на заднем дворе дома на старом надувном матрасе, вытащенном в связи с отсутствием дождя на улицу, и пытались отойти от благовоний, которые курились в нашем новом пристанище почти беспрерывно. В некотором отдалении от нас живописно расположились Патрик и его Бонни, все такая же отрешенная и «неземная», одетая в какую-то цветастую тряпку, похожую на перекрашенную простыню.

К слову сказать, я по началу запутался в сложных любовных отношениях местных обитателей. Такое впечатление, что тут спали все со всеми. Сначала меня, хоть никогда и не считавшего себя образцом высокой морали, это несколько шокировало. Потом привык. Относительно стабильно друг с другом были только эти двое. Вот и сейчас они упоенно целовались, прислонившись к грязной стене, а экзальтированная Пэпэ рисовала сию идиллическую картину, время от времени издавая восторженные возгласы. Сара взирала на действительность с видом человека, которого прямо сейчас стошнит. Я ее понимал.

— Кого шантажировать-то собралась? — смотреть на строгое лицо Хиддинг было не в пример приятнее, чем на местных Тристана и Изольду.

— Кого-кого, — передразнила она, тоже отворачиваясь от тошнотворного зрелища. — Родственников твоего пацана, разумеется.

— Интересно, как?

— Есть одна мыслишка.

— Расскажешь?

Сара загадочно молчала. Вот скрытница! Ну уж нет, Сара. Ты меня за простофилю теперь держать не будешь. Кажется, знаю способ, как заставить тебя говорить! Я откинулся на стену, притянул ее к себе и уверенно взял за затылок, намереваясь повторить опыт «прекрасной» парочки рядом.

— Прекрати, — Сара со злобным шипением выдохнула мне прямо в лицо, безуспешно пытаясь отстраниться. Я тихо засмеялся и повторил попытку. — Черт! Блэк у тебя крыша съехала?

— А ты не молчи, говори. Или я…

— Ну, ладно, ладно, — Сара выскользнула из моих рук, как мокрая рыбина, и, насупившись, начала говорить. — Есть у меня на примете тетка одна. Гадина редкостная. Натравлю ее на гарриных опекунов. Мало им не покажется.

— Поясни.

— Ммм… Ты что-нибудь слышал о ювенальной юстиции?

— Что-то, связанное с опекой?

Сара кивком подтвердила мою догадку и скривила губы.

— Мерзотное изобретение, побочный продукт нашей хваленой демократии. Детей у собственных родителей отобрать могут, если неким доброхотам покажется, что «малышам невыносимо живется». А в лидерах у них и вовсе — монстр. Звать Дебора Мэнсфилд. Стоит только квакнуть, фурия тотчас прилетит свое «расследование» проводить.

— А ты ее откуда знаешь?

— Это из-за Стю, — ответила Сара, своим жестким тоном выражая всю степень отвращения к методам органов опеки в лице упомянутой дамы. — Она ведь не Стефани никакая, а Штепанка Яндóва из Братиславы. Увязалась за своим горе-женишком и влипла. Козел ее бросил, а она уже с ребенком. Без средств, без гражданства и без надежды его получить. Вот и мыкается.

— Чего ж не уедет?

— А ты не понимаешь? Ребенок. Он ведь в Британии родился, его вывезти Стю не дадут, а то б она уже давно на родину вернулась. Не такой уж у нас тут рай, — она невесело усмехнулась, — как ей по юности да по дурости казалось. Только теперь она в ловушке, да еще под «дамокловым мечом» у мисс Деборы. Эта стерва уже не раз порывалась малыша забрать. Пока отмазывать девушку удавалось. Да вот только долго ли?

— И ты хочешь такого бульдога на Гарри напустить? — спросил я с подозрением. — А ну, как действительно отберут… Куда ему деваться? В приют?

— Э-э-э, Блэк. Тут ведь дело тонкое. Как я мыслю, твой благодетельный Профессор совсем не заинтересован, чтобы мальчик куда-то переехал. Он, как неладное почует, тут же примчится. Так что, можно будет поиграть… На столкновении интересов, так сказать.

Я покачал головой. Это ж надо! Такой грязной игры, на моей памяти, не изобретали даже в ненавистном слизеринском гадюшнике.

— Дамблдор меня заподозрит сразу.

— Не факт. Дядя с тетей мальчишку, не таясь, терроризируют. Я так письмецо составлю, что будет шито-крыто. Будто кто-то из соседей стукнул. В таких местах, где твой Гарри проживает, всегда найдется пара-тройка личностей, которых хлебом не корми — дай нос в чужие дела сунуть. Ну что, даешь добро?

Я махнул рукой.

— Валяй. Пиши.

— Доверяешь? Эт-хорошо.

Сара встала и ушла в дом сочинять донос, а я уселся у стены, размышлять о том, что мы задумали. Рискованно, конечно. Но, может, что и выгорит. Я злорадно усмехнулся, представив, как отреагирует Дамблдор на маггловское вмешательство в жизнь Легенды Магического Мира. Впрочем, он ведь не чудовище и, наверняка, не желает моему крестнику зла. Просто из каких-то соображений вмешиваться в их внутрисемейные отношения не желает. А тут управа на гарриных родственничков найдется, да еще чужими руками. Черт! А план Сары не так уж и плох. Методы, конечно, паскудные, но результат…

Всю эту аферу моя подруга провернула в кратчайшие сроки. В конце июня, когда Гарри вернулся домой. Неделю спустя после того, как Хиддинг приступила к решительным действиям, выражавшимся в посылке анонимного письма на адрес местных органов опеки и пары звонков по телефону, от крестника пришел «отчет» о проделанной работе.

Гарри в подробностях описывал визит «фурии», допрос, который та учинила мальчишке и грозные взгляды на родственников.

«Она все время что-то писала и ухмылялась с таким видом, что тетя Петуния потом полвечера успокоительное пила. А уж как решетки у меня на окне увидела и вовсе руки начала потирать», — рассказывал Гарри в письме.

Визит закончился недвусмысленным намеком, что в случае, если мальчику и дальше будут создаваться «невыносимые условия», будет поставлен вопрос о лишении опеки. Вечером того же дня, как и ожидалось, заявился Дамблдор. Быстро, профессор, оперативно!

У директора с мистером и миссис Дурсль состоялся непростой разговор за закрытыми дверями, подробностей крестник не слышал. Но результат превзошел все ожидания. Условия «заключения» у Гарри существенно улучшились. Решетку с окна дядюшка сорвал в тот же вечер, а тетушка даже изволила приструнить своего сыночка, когда тот начал по воспитанной годами привычке задирать мальчишку за ужином. «Теперь они не смотрят на меня, будто я — василиск, но сжить со свету не пытаются», — эти строчки вызвали у меня на лице пресловутую «собачью» ухмылку. Метод миссис Хиддинг, благослови Мерлин ее хитрую белобрысую голову, работает!

* * *

Еще месяц мы прожили худо-бедно спокойно, постепенно научившись не обращать внимания на окружающих. Правда, надо отдать им должное, обитатели коммуны сами по себе нам не докучали. Просто их образ жизни ни я, ни Хиддинг в силу своего темперамента принять не могли и время от времени раздражались при взгляде на это медитативное болото. Иногда мы невольно участвовали в посиделках под треньканье гитары и каких-то навязчивых ударных инструментов или неторопливых беседах беспредметного характера, проводящихся в неизменном марихуановом кумаре. Мне даже пару раз не удалось отвертеться от приобщения к этому «маггловскому удовольствию». Эффект был странный, но в общем — ничего особенного. Какое-нибудь наше заклинание или зелье, то же Приворотное, к примеру, сносило голову в десятки раз сильнее. Сара потом, конечно, не упустила случая позлорадствовать, но вопреки моим ожиданиям ругаться не стала. Хотя сама принципиально ничего в рот не брала, отмазываясь своим печальным «госпитальным» опытом. Впрочем, народ не настаивал. Тут свобода в чести, мать ее!

В один из дней, когда мы возвращались из очередной вылазки «в город», в смысле в ближайший магазин, где добывали скудное продовольствие, а Сара еще обычно минут по пятнадцать обнималась с телефоном, нас уже на пороге дома настигла сова. К таким появлениям местный народ относился равнодушно, словно так и должно быть. Мол, такая вот причуда у «волшебника Блэка» и его белобрысой пассии: птичек любят. Ушастая птица уселась на плечо Саре, от чего та болезненно сморщилась — когти у совы были будьте-нате.

— От Волчека, — с оживлением в голосе выдала она, взяв в руки записку. Я заглянул Хиддинг через плечо. «Где вы? Надо увидеться», — было написано размашистым, но не лишенным изящества почерком. Хм. Волчек лаконичен. Вполне в его духе.

Меня время от времени немного ела совесть, что мы, найдя новое убежище, не оповестили нашего друга. Небось поволноваться пришлось. Не за меня, конечно. За Сару. Волчек ведь, несмотря на то, что «вроде как отступился», вряд ли был готов потерять женщину из виду насовсем.

Встречу с оборотнем Сара предложила назначить в каком-нибудь неприметном пабе, где не слишком щепетильная публика. Благо таких в ближайшей округе было предостаточно. Сказано — сделано. Через день, одевшись понеприметнее, мы устроились за дальним столиком кабака под названием «Тролль» — красноречивое, если приглядеться к бармену — и стали ждать нашего друга. Волчек появился вовремя. Он тоже был в маггловском наряде, который, надо сказать, смотрелся на нем достаточно органично, неторопливо огляделся и вальяжной походкой продефилировал через зал к нашему убежищу.

— Красавчик, — с улыбкой заметила Сара шепотом, пока оборотень пожимал мне руку и усаживался рядом с ней за столик. Пихнула нашего друга локтем в бок и насмешливо пробормотав уже ему: — Местные сеньоры от тебя без ума, — и кивнула головой в сторону потрепанного вида девицы с мутным подвыпившим взглядом, которая и вправду провожала Волчека весьма заинтересованно.

— Ну, вы даете! — тихо, но с нажимом заговорил он. — Пропали и ни слуху, ни духу. Я уж чего только не надумал…

Оказалось, Волчек был в Сером Лесу вскоре после того памятного майского побега и Обри поведал ему о наших злоключениях. Сивый к тому моменту уже куда-то слинял, а то я бы не удивился, если бы Волчек сгоряча не сделал то, на что в свое время не решился я сам. Даже пожалел, что этого не случилось. Уж наш друг миндальничать бы не стал!

О том, что мы ушли целы-невредимы оборотень узнал от Бобби. Давил на бармена, но тот, по понятным причинам, помочь нас разыскать не мог.

— А чего же сразу не написал? — спросил я и тут же пожалел об этом, наблюдая, как заходили желваки у Волчека на лице. Он высказываться не стал, но и так было ясно: разобиделся. Вот, черт, детский сад! Разумный, разумный, а туда же…

— Ладно, проехали, — буркнул он, протягивая руку к стакану, который любезно подтолкнула к нему Сара, вызвавшаяся сходить к стойке за напитками, а то как-то странно сидеть в баре за пустым столом. Он отпил, пробормотал: «Пакость какая!» — и спросил:

— Где осели-то, беглецы?

Сара пустилась в объяснения, я же молча наблюдал, как мрачнеет физиономия оборотня, как он барабанит пальцами по стакану с пивом и качает головой.

— Не лучшее решение, — резюмировал он, когда Сара замолчала.

— Ты знаешь лучше?

Началось! Сошлись два спорщика. Я досадливо поморщился, хлебнул своего пива — не такая уж и пакость, кстати — и вмешался, бесцеремонно перебив Волчека, уже, вестимо, заготовившего достойный ответ нашей подруге.

— Ты что-то узнал? Чего звал-то?

— А просто так, значит, мне вас видеть не полагается?

Тьфу ты! Волчек, ну ты же умный парень, что в самом деле… Я сдержался и даже попытался пошутить:

— А ты разве способен на что-то «просто так»? А я-то тебя считал «одним умным на целый табун дураков»… Разочаровал.

Волчек ответил мне хмурым взглядом, а Сара хрюкнула в свой стакан и дружески похлопала Волчека по руке.

— Мы рады тебя видеть. Видишь — даже приоделись, а то последнее время, как бродяги, живем. Хиппи.

Волчек слегка оттаял и принялся рассказывать последние новости. Оказывается, все это время его люди исправно приглядывали за домом Бэгмена, в надежде поймать того на каких-то контактах. Мне смысл этих мероприятий был не вполне понятен. Кажется, мы уже и так все выяснили.

— А ты считаешь, он успокоился? — хмыкнул Волчек. — Он ведь, наверняка, в курсе, что его наемники-недотепы провалили все дело. Думаю, он попытается еще раз нашу Сариту разыскать и нейтрализовать. Так что, приглядывать стоит. А тут еще одно…

— Что? — нетерпеливо встряла Хиддинг.

— Эл вчера сказал, что к Бэгмену зачастил еще один хлыщ министерский.

— И что с того? Может, работают вместе, корешат, — с определенной долей скепсиса в голосе произнесла Сара.

— Сомневаюсь.

— А кто именно, они узнали? — спросил я.

— Узнали. Я потому и говорю, что сомневаюсь. Совершенно разные люди. Этот мужик покруче придурка Бэгмена раз в сто. Барти Крауч, слышал, может.

Слышал?! У меня аж пальцы побелели, так я сдавил стакан с пивом. Да уж, про эту персону я не только слышал. Видеть приходилось…

— Знаком, — в моем голосе даже какое-то рычание появилось. — Не понаслышке.

Я вкратце и в весьма недвусмысленных выражениях поведал историю нашего, так сказать, «знакомства».

— Блэк сейчас огнем плеваться начнет, — доверительно сообщила Волчеку Хиддинг, сочувственно глядя на меня.

Хм. Огнем. Это я еще сдерживался, Сарита.

Наша подруга тем временем снова настроилась на конструктивную волну.

— Я все равно не возьму в толк, почему это тебя так настораживает?

— Да не то, чтобы настораживает. Просто… странно, что две столь разные личности общаются вне службы так тесно. Эл говорит: Крауч является всегда один, под вечер и лица у обоих раздраженные, нервные. Ну, не чемпионат же мира они обсуждают в самом деле?

— Чемпионат?

— По квиддичу. В августе финал будет. Не знал?

— Откуда? Газет-то не читаю, — поморщился я, осознавая свою полную отрезанность от информации. — Хотя я с тобой согласен. Такое обычно на службе решают, а не по домам прячутся…

— Вот и я говорю…

— Слушай, Волчек, — Сара сосредоточенно ковыряла пятно на столе. — А не может этот ваш Крауч сам обхаживать Бэгмена на предмет его махинаций? Блэк тут только что ядом исходил по поводу его «методов». Так вот, очень похоже, что это господин из той породы, что своей цели любыми средствами достигают…

Точно в десятку, девочка! Все-таки наша подруга умеет фильтровать информацию и преподносить ее в виде точных выводов.

— Очень даже логично получается, — продолжала Сара, заглядывая в глаза оборотню, будто ища одобрения. — У опального «почти министра» зуб на нынешнюю администрацию плюс неудовлетворенные карьерные аппетиты. Вот он и копает. А как накопает… Представляете заголовки: «Раскрыт заговор»… «Обвинения в коррупции»… и тэ-дэ и тэ-пэ. Красивая игра может получиться. Начать с малого, вроде этого Бэгмена. Он ведь вроде, по вашим рассказам выходит, не такая уж великая шишка. А на волне успеха и за кого покрупнее можно взяться. В таких делах все повязаны, как мне кажется.

Возникла пауза.

— По-твоему получается, мы играем в одни ворота? — переварив сарин монолог, изрек, наконец, Волчек.

— Ну, я только предположила.

— Тогда еще больше поводов наблюдать за Краучем. Такой союзник нам бы не помешал. Ты ведь в подобной игре, Сарита, очень перспективная фигура. Бедная маггла, жертва интриг… Можно такую историю закрутить.

— Да, — поддержал я, радуясь, что можно внушить нашей подруге хоть вот такую призрачную надежду на благополучный исход ее дела. — И под злоумышленника подкопать и жертву спасти. Я, правда, на милосердие Крауча ломаного кната бы не поставил, но если выгода обоюдная…

— Эй, остыньте, парни, — Хиддинг слегка поежилась, но я все же уловил на ее лице тень облегчения. Главное нашлась ниточка, а уж как она раскрутится, зависит от наших общих усилий. А уж усилия прилагать — это сарин хлеб!

— Хорошо, — подвел черту Волчек, — я свистну парням, пусть помаленьку за Краучем приглядывают да и с Бэгмена глаз не спускают. А ты, Сарита, со своей стороны копай. Только, умоляю, осторожненько.

— Уже.

— Копаешь?

— Угу.

— И как?

— Мне тут кое-что Стю нашептала, — я тут же вспомнил письмо, которое передал ей Бобби. Надо же, молчала до сих пор!

— Ее нынешний хахаль, — продолжала Хиддинг, наклоняясь к нам и понижая голос, — довольно скользкий тип. Свинья, конечно, порядочная… Держит девку на крючке, а содержать не берется. Но не в том дело. Так вот, Стефани говорила, что слышала от него про какую-то странную историю: вроде как кто-то кому-то за что-то заплатил сумму, нехилую такую… а за что, этот кто-то и сам не понял, — она потерла переносицу, отпила из стакана, чтобы, по-видимому, собраться с мыслями во время паузы, и добавила, чуть усмехаясь: — Я такую нелепую болтовню в прежние времена и за информацию бы не сочла. Стю, конечно, слушать умеет, но в силу своей эмигрантской природы кое-чего все же не понимает… А вот теперь, после ваших со мной откровений про волшебников и всякую прочую «околоволшебную шушару», думаю: уж не про моего ли недоброжелателя речь. Я Стефани наказала уши навострить и, если подробности какие, сразу сигналить.

— И?

— Пока глухо. Но всякое может быть, — она откинулась на спинку сидения и оглядела меня и Волчека, словно ждала нашего резюме.

— Может, это про того маггла с потертой памятью? — предположил я.

— Я тоже думала об этом. Это ваше воздействие на память… что-то вроде амнезии?

Меня незнакомое слово озадачило, Волчек же согласно кивнул.

— Что-то вроде… более сложно и с более предсказуемым эффектом, но результат похож.

— Ну, тогда понятно откуда все эти «кто-то», «что-то» и «кому-то». Эх, кабы узнать, кто именно!

— А портретик твой на что? — Волчек обнял ее за плечо и, ласково потрепав, сразу отпустил, Сара даже возмутиться таким панибратством не успела. — Зря что ли нашего малыша Уоррена целый час мурыжила?

— Ну, портретик само собой, — ухмыльнулась в ответ Сара, — я его уже Брайану с месяц как переправила. Да только фоторобот это скорее так… за неимением лучшего. Если это действительно профессионал, его найти довольно сложно. Но с другой стороны, любой профессионал предсказуем, а потому, коли иметь ниточки, то распутать клубок не просто возможно, а реально. Мой друг вообще-то в таких делах настоящий асс. Его даже пару раз в Скотленд-ярде привлекали к расследованиям заказных убийств.

— А ты везучая, Сарита, — сказал Волчек, отодвигая недопитый бокал, — сколько народу привлекла на себя работать…

Я усмехнулся. Ну, Волчек! Это намек? Мол, вертишь нами, дорогуша, как хочешь, а что взамен? Или это просто признание сариных несомненных достоинств?

— Я тоже профи, — заявила она и нахально щелкнула оборотня по носу. — Консультант по работе с агентурой. Плюс специальное психологическое образование. А я разве не говорила? — она «невинно» похлопала глазами и рассмеялась уже в полный голос.

— А еще, Волчек, наша подруга хитрая бестия. И это от природы, — добавил я, а Волчек только головой мотнул. Он уже давно это знал.

* * *

В тот вечер мы оба были в прекрасном расположении духа. Вот что значит конструктивный разговор! Энергичной натуре нужна постоянная подпитка, иначе наступает уныние.

Я поймал себя на том, что даже тягомотная атмосфера коммуны не раздражает меня сегодня так сильно, как всегда. Сара, видимо, была в аналогичном состоянии, потому что даже затеяла что-то вроде беседы с бесноватой Пэпэ на тему ее художеств.

Красноволосая живописица работала в какой-то чудовищной манере, впрочем, весьма соответствующей ее облику. Как-то раз наблюдал, что она рисует. Это, я вам скажу, не для слабонервных. Такое впечатление, что у Пэпэ в какой-то момент кончились все краски кроме желтой, синей, красной и фиолетовой, а купить было не на что. Вот она и малевала синелицых людей — и не только людей — с желтыми глазами, красной кожей и фиолетовыми волосами. Жуть. Местный народ умеренно восхищался, называя это искусством. А я лично боялся, что если слишком часто буду смотреть на художества Пэпэ, то в будущем кошмары по ночам мне обеспечены лет на десять. Сара, с которой я как-то невзначай поделился этими своими мыслями, только посмеялась, обозвала старорежимным динозавром, хотя сама восторгов по поводу мазни выражать не торопилась. Но Пэпэ было на чужое мнение, мягко говоря, наплевать. Она так самовыражалась. При этом была всегда готова поболтать на тему «искусства» в свойственной ей экзальтированной манере. Вроде, как сегодня…

Я, не в силах без смеха выносить разговор этих двоих, спустился вниз, где была устроена общая кухня, донельзя грязная и неухоженная, и намеревался заварить себе чай, наслаждаясь столь редким теперь одиночеством. Вот ведь… а когда-то страдал от недостатка общения!

Не успел я должным образом расслабиться, как до меня донеслось негромкое пение и шаги. В кухню вплыла потусторонняя Бонни и застыла в дверях.

— Привет! — она опять начала напевать, двигаясь по кухне с грацией корабельной мачты в девятибалльный шторм. Совершила несколько «почетных» кругов, потом потянулась к верхней полке у окна и принялась там шарить. Содержимое полки с грохотом попадало на пол, а потом свалилась и сама убогая конструкция.

— Ой! — девица взирала на плоды трудов своих безмятежно, как и на все остальное в «этом суетном мире». Я вздохнул, принялся помогать ходячему недоразумению устранить следы разгрома. Бонни минут пять понаблюдала за мной безучастно, а потом уселась на стол и принялась рыться в карманах.

— Она тебя не любит, да? — голос лился медленно, словно заторможено.

Я прекратил свое занятие, поставил очередную банку на с трудом повешенную полку и обернулся. Рыбьи глаза выражали какую-то бледную тень интереса.

— Что, прости?

— Сестрица Микки тебя не любит?

А-а-а. Вот оно что. Забота о ближнем. Отвечать на дурацкую реплику я не счел нужным, лишь неопределенно пожал плечами.

— Она злая, а ты нет. Ты, правда, волшебник.

Это прозвучало настолько «не вопросом», что меня на миг бросило в жар. Откуда знает? Но дальнейшее изречение девицы развеяло сомнения в ее осведомленности.

— У тебя голубая аура. Как и у меня.

Бонни, наконец, раскопала в кармане то, что искала. Положила это в рот и запила моим чаем.

— Будешь? — в руке была пилюля.

М-да. "Голубая аура". Если пить всякую муть, боюсь, скоро «аура» позеленеет. Или почернеет. И сгниет. Представляю, что бы сейчас сказала Хиддинг. Вестимо, ничего приличного.

Я покачал головой.

— Нет, Бонни. Спасибо. Я как-нибудь без этого…

— А-а-а, ну как хочешь, — вторая пилюля отправилась вслед за первой.

Я забрал чай и отошел к окну, не желая слушать бредни патриковой подруги и ожидая, что та уйдет сама. Обычно Бонни мало кого замечала.

Раздался шорох одежды, шаги. В следующую секунду я почувствовал, как тонкие руки заскользили по моей спине и плечам.

— Что ты делаешь, Бонни? — напряжение в голосе мне скрыть не удалось. Она же, однако, не обратила на это внимания, продолжая свои ласки.

Я обернулся, отстраняясь от женщины. Бонни бесстыдно глядела прямо в глаза и протянула руку, коснувшись моей щеки. Пальцы у нее были ледяные, несмотря на теплую погоду.

— Что ты делаешь? — повторил я, стараясь говорить спокойно, но строго. Хотя, не скрою, такое явное сближение взволновало меня. Дьявол! Я мужчина в конце концов!

— Тебе плохо. Я помогаю, — голос стал ниже, чувственнее. Выходит, не такая уж Бонни и неземная. Тоже «из плоти и крови», как любит говорить Сара. Я призвал на помощь все свое самообладание и остановил руку женщины.

— Со мной все в порядке, Бонни.

«Было. Пока ты не явилась и не начала сочувствовать», — добавил я про себя.

— У тебя больные глаза.

«А у тебя больное воображение».

— Бонни, а как же Патрик?

— Патрика я люблю,

И как ей удается сохранять такое отрешенное выражение?

— А меня, значит, жалеешь?

— Все имеют право на любовь, — изрекла она все также без эмоций, как чревовещательница, и опять протянула руку, коснувшись моих волос. Так! Пора прекращать этот балаган, иначе у меня съедет крыша безо всяких таблеток.

— Бо, ты здесь?

Господи, мой спаситель явился! Патрик, на этот раз застегнутый и в обуви, стоял на пороге кухни и хмуро взирал на двусмысленную картину.

— Привет, Пэт, — Бонни развернулась и медленно проплыла, огибая стол, к своему дружку. Обняла за шею, запечатлела поцелуй и бесшумно удалилась.

Кхм. И что дальше? Патрик по-прежнему стоял и взглядом приговоренного к смерти смотрел в мою сторону. Вот еще оправдываться не хватало!

— И как тебе она?

— В смысле?

— Нравится.

— Странная. Она что, все время это принимает? — разговор на относительно нейтральную тему был в данном случае предпочтительнее мужской ссоры.

Патрик тяжело вздохнул.

— Почти. Без таблеток Бонни кошмары мучают, — он подошел и уселся за стол. — Понимаю, здесь все друг другу братья, — невеселый смешок — и сестры, но… не трогай ее, Блэк. Бонни — вся моя жизнь.

— И в мыслях не было, — я почти не кривил душой. — Просто у твоей подруги обостренное чувство справедливости. Она решила, что у нас с Сарой… не все в порядке, скажем так. Предлагала помощь, — я увидел, как он насупился, и быстро прибавил: — В виде своих таблеток.

— А-а-а, — облегчение в голосе было очевидным, — никогда не принимай эту гадость. Лучше травка. По крайней мере, безвредно.

— А ей, значит, позволяешь?

— Позволяешь, — его сарказм был пресным, как вареная рыба. — Бонни уже давно на них сидит. До того, как я подобрал ее. Она сирота. Отец убил мать у нее на глазах, а потом сам себя порезал. Бонни лет до пяти вообще не разговаривала. В приюте жила, потом скиталась. Я ее в Копенгагене нашел. В Христиании. Может, слышал?

А должен? Я сделал неопределенный жест, который можно было истолковать, как угодно. Но Патрик вообще на меня не смотрел. Он порылся за пазухой, достал скрученную уже сигарету, раскурил.

— Будешь? — спросил он сдавленным голосом, удерживая дым в легких. Я покачал головой. Патрик шумно выдохнул. — Ты ведь не наш, Блэк?

Что тут ответишь? Да, не ваш. Вот только «ваш», это чей?

— И с сестрицей Микки у тебя ничего нет, верно?

И откуда они все такие проницательные-то?

— Почти.

— Она не похожа на Майка. Тот был весельчаком, душой общества. Его тут все обожали. А она…

— … змея?

— Верно, — Патрик опять затянулся.

— И тем не менее она мой друг, — что еще можно добавить? — Не волнуйся, скоро мы уберемся и оставим вас в покое.

— А я не волнуюсь, — по-видимому, Пэту и вправду уже было хорошо.

Я оставил его наедине с собой и с его зельем и, выйдя из кухни, направился к Саре.

Надо же было поправить разум, общаясь хоть с одним нормальным человеком.