История Мародеров (джен)

Джеймс задумчиво сидел на квиддичном стадионе, забравшись на самый верх пустых трибун. После тренировки он сказал Сириусу, чтобы тот не ждал его. Друг послал ему взгляд, говорящий: «Что с тобой творится, Джим?» — но возражать не стал.

Запрокинув голову, Джеймс смотрел в высокое голубое небо, не видя его. Хотя светило яркое солнце и весна уже полностью вступила в свои права, ветер, трепавший его непокорные вихры, был все еще довольно холодным. Но Джеймс не обращал на это внимания и не чувствовал холода. Вот уже второе его письмо домой осталось без ответа. Один раз — это еще могла быть случайность. Может, родители были сильно чем-то заняты, забыли. Но второй раз — это уже странно. И тревожно. Что могло случиться, чтобы мама, которая обычно писала ему чуть ли не два раза в неделю, не дожидаясь его писем, забыла ответить? О том, что могло произойти с аврором в условиях разгоравшейся войны, думать не хотелось.

Вдруг чья-то рука мягко легла на его плечо. Джеймс вздрогнул и повернул голову. Рядом стояла встревоженная Лили, смотревшая на него с беспокойством и любовью.

— Джим, что случилось?

Когда он уже хотел ответить, что ничего не случилось, что все в порядке, она чуть нахмурилась и произнесла:

— Только не говори, что ничего. Сириус сейчас вернулся один, сказал, что ты велел ему тебя не ждать. И еще он сказал, что с тобой что-то происходит, и он беспокоится.

— И попросил тебя выяснить причину...

Джеймс усмехнулся. Мог бы и сразу понять, что обмануть Сириуса показным спокойствием ему не удастся. Кого угодно, только не Бродягу.

Лили сначала отрицательно мотнула головой, и ее короткая коса от этого движения метнулась по плечам, но потом сразу же кивнула. Джеймс невольно улыбнулся. Несмотря на всю тревогу, что снедала сейчас его душу, он не мог не улыбаться, глядя на Лили.

— Так нет или да? — уточнил он, любуясь тем, как солнце сверкает в ее рыжих волосах.

— Да, он просил, но я бы и сама пошла. Ты правда в последнее время какой-то не такой... какой-то... грустный.

Сев рядом с ним, Лили крепко обняла его, уткнувшись лицом ему в плечо, и умоляюще прошептала:

— Скажи мне, что с тобой происходит?

И Джеймс рассказал: о загадочном молчании родителей и о своих тревогах. Лили слушала молча, только сильнее прижалась к нему, словно пытаясь защитить, оградить от беды. От этого трогательного жеста сразу стало как-то теплее и спокойнее на душе.

— Может, стоит сказать Дамблдору, попросить его выяснить... — неуверенно предложила она.

— Не знаю, Лил, у директора и так дел хватает.

Заметив, что девушка собирается начать с ним спорить, Джеймс добавил:

— Но я подумаю над этим. Пошли в замок, а то ты вся продрогла.

Лили фыркнула пренебрежительно, но при этом зябко поежилась. Погода стояла довольно холодная, к тому же на высоте трибун дул пронизывающий ветер. А Лили примчалась сюда в одной школьной форме. Сняв с себя теплую мантию, Джеймс накинул ее ей на плечи и потянул к замку, не дав начать дискуссию на тему: «Теперь ты замерзнешь».

— А мне Петунья прислала извещение о том, что выходит замуж, — сообщила Лили по дороге, решив отвлечь Джеймса на какой-нибудь посторонний предмет. — Уверена, она специально организовала свадьбу в такое время, чтобы я не могла прийти. Впрочем, не очень-то и хотелось. Этот ее Дурсль... Чем реже я его вижу, тем лучше.

— Неужели он настолько ужасен? — с легкой улыбкой спросил Джеймс.

— Ты даже не представляешь! Иногда мне кажется, что она выходит за него просто с отчаяния, потому что никто больше не обратил на нее внимания, — Лили просунула руку под локоть Джеймса и прижалась к его плечу. — Как же мне повезло, что я встретила тебя!

Улыбка Джеймса стала шире. Рядом с Лили любые тревоги отступали, и казалось, что ничего плохого произойти не может.

Выяснять ничего не пришлось. На следующий день Дамблдор сам вызвал Джеймса к себе. Директор долго молчал, точно не решаясь что-то сообщить, что уже само по себе вызывало тревогу.

— Джеймс, — наконец, заговорил он. — Будь мужественным. Я должен сообщить тебе очень плохие новости...

— Мои родители?.. — едва слышно спросил Джеймс, чувствуя, как замирает в нехорошем предчувствии сердце.

Дамблдор кивнул:

— Чарльз и Дорея погибли в сражении с Пожирателями Смерти.

«Нет!!!» Ощущение, что рушится мир. Привычный, теплый, яркий мир. С маминой нежной улыбкой и ее неизменным «Джейми, солнышко»; с папиной ненавязчивой поддержкой и мудрыми советами; с чувством безопасности, любви и заботы. И вместо этого мира в душе появлялась зияющая пустота.

— Джеймс? — Дамблдор наклонился к нему и накрыл его руку своей.

— Я в порядке, сэр, — ответил он глухим голосом. — Я справлюсь.

Дамблдор только покачал головой, но его заявление комментировать не стал, а только печально сообщил:

— Похороны состоятся завтра. Профессор МакГонагалл зайдет за тобой утром.

— Хорошо, — Джеймс встал и вопросительно посмотрел на директора.

Тот кивнул в ответ на его немой вопрос — он может идти.

Покинув кабинет директора, Джеймс долго бесцельно бродил по школе, неосознанно выбирая самые пустынные коридоры. В одном из них он забрался на подоконник, на манер Сириуса, и невидящим взглядом уставился в окно. А за окном была весна: сияло солнце, прогоняя остатки холода, ярко зеленела свежая трава и молодые листочки на деревьях, в вышине синего неба пели птицы. Но Джеймс не видел и не слышал ничего. Перед его внутренним взором стояли лица родителей. Как легко, оказывается, может рухнуть мир, который казался вечным и незыблемым. Джеймс прижался лбом к стеклу, из глаз брызнули слезы. Он рыдал, судорожно всхлипывая, как маленький мальчик, благо его здесь некому было видеть, и вместе со слезами уходило из души детское мироощущение. Каким бы взрослым и самостоятельным он себя не считал, все-таки до сих пор он был еще ребенком. Не зря же говорят, что человек в душе остается ребенком до тех пор, пока живы его родители. И сейчас Джеймс со всей ясностью почувствовал, что его детство закончилось.

Не один час прошел с тех пор, как Джеймс ушел к Дамблдору. У директора он столько времени точно провести не мог, а значит, узнал что-то очень плохое и теперь не хочет возвращаться в гостиную и бродит где-нибудь по школе. Сириус переглянулся с Ремусом и понял, что тот пришел к такому же выводу. Лили невидящим взглядом смотрела в камин и нервно кусала губы. Ей явно хотелось броситься искать Джеймса, сделать хоть что-нибудь, но она пока не решалась.

— Пойду поищу его, — тихо сообщил Сириус друзьям.

Ремус кивнул. Лили вскинула на него отчаянно-вопросительный взгляд, и Сириус покачал головой. Если действительно что-то случилось с мистером и миссис Поттер... лучше, чтобы он был один, когда найдет Джима.

Как бы сейчас пригодилась карта! Но теперь уже ничего не поделаешь. Впрочем, Сириус настолько хорошо знал друга, что и без карты мог предугадать, куда тот пойдет в подобном состоянии. И действительно: Джеймс нашелся в одном из самых пустынных коридоров восьмого этажа, бездумно глядящим в окно, сидя на подоконнике.

Сириус молча подошел и положил ему руку на плечо. Джеймс вздрогнул, резко повернувшись. У него было такое выражение лица, что Сириус внутренне содрогнулся. Бледный, будто привидение, еще более взъерошенный, чем обычно, со следами недавних слез на щеках, а в карих глазах — смертельная тоска и боль.

Сириус сел рядом и сжал его руку, Джеймс с благодарностью слабо улыбнулся в ответ. Им, в общем-то, и не нужны были слова. Достаточно было просто посмотреть друг другу в глаза.

«Что случилось, Джим?»

— Они погибли...

Сириус побледнел и до боли стиснул руку Джеймса. Тот поморщился, и он сразу ослабил хватку. Чарльз и Дорея Поттер... Люди, которые любили Сириуса, как родного сына; приняли в свой дом, когда ему больше некуда было пойти; которых он сам любил больше, чем собственных родителей. Люди, которые умели создавать вокруг удивительное тепло и уют. Но гораздо больше, чем собственная боль и ощущение непоправимой потери, Сириуса сейчас волновало состояние Джеймса. Для него сейчас рушился мир, и надо было сделать все, чтобы он почувствовал, что по-прежнему может на кого-то опереться. Сириус крепко обнял друга, пытаясь успокоить, поддержать, согреть, дать понять, что он не один, и никогда не будет один. И когда Джеймс поднял голову, боль из его глаз не исчезла, но отступила и уже не захлестывала душу отчаянием.

«Спасибо, Сириус».

* * *

На истории магии Лили вместо того, чтобы записывать лекцию, наблюдала за соседней партой. Джеймс отправился на похороны родителей, и его место рядом с Сириусом пустовало. Было так странно видеть Сириуса одного. Странно и больно. Лили даже представить не могла, каково сейчас Джеймсу. Сердце разрывалось от тревоги за любимого, от невозможности ему помочь.

Вчера, когда Сириус и Джеймс вернулись в гостиную, у обоих были такие лица, что все сразу поняли — произошло непоправимое. Было просто невыносимо видеть всегда жизнерадостного, беспечного и никогда не унывающего Джима таким несчастным и потерянным. Если бы она могла хоть как-то облегчить его боль! В эту минуту Лили почувствовала, что не пожалела бы собственной жизни, лишь бы снова увидеть улыбку Джеймса. Но все, что она могла сделать — это просто быть рядом. И она обняла его, прижавшись головой к плечу, почувствовала, как он обнял ее в ответ и тихонько вздохнул, зарывшись лицом в ее волосы. Сириус одобрительно кивнул ей, обменялся взглядами с Ремусом и Питером, опустился рядом на диван и устало потер лицо. Рядом с ним, сжав его руку, замерла Марлин. Они так и просидели весь вечер у камина, не говоря ни слова. Лили совсем не знала родителей Джеймса, всего лишь один раз видела их на вокзале. Но этого раза хватило, чтобы почувствовать насколько это светлые люди, готовые поделиться своим теплом со всеми окружающими. До сих пор война, хоть и вызывала у Лили тревогу, была где-то далеко, на периферии ее жизни. Да, она знала, что постоянно гибнут люди, но это были незнакомые люди. И вот впервые беда коснулась близких, ранила самого родного человека, чью боль она чувствовала как свою.

Сидя на уроке, Лили наблюдала за Сириусом, который, упершись подбородком в скрещенные руки, уставился куда-то вдаль невидящим взглядом. До самого отъезда Джеймса он не отходил от друга ни на секунду и все это время казался совершенно спокойным. Как поняла теперь Лили, это спокойствие было лишь видимостью. Поскольку сейчас, когда не было рядом Джеймса, когда Ремус и Питер, сидевшие сзади, могли видеть лишь его спину, а Марлин находилась на уроке в другом классе, у него на лице проступило настолько потерянное и несчастное выражение, что он казался заблудившимся ребенком. Лили с запозданием поняла, что родители Джеймса очень много значили и для Сириуса. Кто знает, может, даже больше чем его собственные родители.

И как там сейчас Джеймс? Ну, почему никому из них не позволили пойти с ним? Ему же нельзя быть одному. Лили вдруг пришла в голову безумная идея, которой она сама от себя не ожидала. Достав кусок пергамента, она принялась быстро строчить записку:

«Сириус, можно ли выбраться из замка незаметно, чтобы отправиться к Джеймсу?»

Юноша прочитал ее записку, удивленно приподняв брови, и, посмотрев ей прямо в глаза, медленно кивнул.

«Читаешь мои мысли, Лили. После этого урока и отправимся. Ребята нас прикроют».

После истории магии у них должно было быть еще зельеварение и чары, но сейчас Лили было все равно. Ей нужно было видеть Джеймса, просто необходимо. Она кивнула и взмахом палочки уничтожила записку.

* * *

На похороны собралось множество народу: подруги матери, коллеги и друзья отца, еще какие-то люди, которых Джеймс даже не помнил.

Вся церемония прошла мимо его сознания. Только слова заупокойных молитв звучали где-то вдалеке. К нему подходили какие-то люди, что-то говорили, сочувственно похлопывали по плечу. Но все это было совершенно неважно. Джеймс очнулся только когда подошел к гробу, чтобы в последний раз поцеловать родителей. Совсем такие же, как при жизни, разве что слишком бледные, они казались спящими. Дико захотелось закричать: «Мама! Папа!», — потрясти за плечо, разбудить. Джеймс глубоко вздохнул и, наклонившись, по очереди поцеловал их в лоб — сначала маму, затем отца. Слез не было. Наверное, он выплакал их все вчера. Теперь осталась только пустота и ощущение невосполнимой потери.

— Спите спокойно, — прошептал он едва слышно. — Я никогда вас не забуду. И я отомщу!

Джеймс почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и, обернувшись, увидел профессора МакГонагалл, которая отправилась на похороны вместе с ним. Никогда он еще не видел у нее такого лица: горечь, сострадание и гнев одновременно. Он осознал, что стоит у гроба слишком долго, и молча отошел следом за своим деканом.

На кладбище пошел дождь, крупные капли ритмично застучали по крышке гроба, а потом по рыхлой земле. От этого стука снова захотелось закричать, но Джеймс только до крови закусил губу.

— Джеймс, — тихий голос МакГонагалл. — Нам пора возвращаться.

Юноша вздрогнул и огляделся: кладбище опустело, они остались одни. А он и не заметил, как все постепенно разошлись.

— Профессор, можно я побуду сегодня дома один? Обещаю, что завтра вернусь в школу.

МакГонагалл грустно посмотрела на него и после некоторого колебания кивнула.

— Спасибо.

Она сжала его плечо и аппарировала. Джеймс еще некоторое время постоял у свежей могилы и, развернувшись, побрел прочь. Он шел по улицам с рождения знакомого городка, где все было так привычно и уютно, и все напоминало о них... Джеймсу вдруг стало страшно возвращаться домой. Он замер посреди улицы, напротив родного особняка, не в силах сделать ни шагу. Дождь усилился, и он уже промок насквозь, капли стекали с волос и бежали по лицу, будто слезы, но он даже не замечал этого. Несколько минут, долгих, словно вечность, Джеймс боролся с желанием броситься бежать неважно куда, лишь бы прочь отсюда. Но он взял себя в руки и вошел в дом.

Дом встретил его привычным теплом и уютом. Знакомыми с младенчества вещами. В гостиной на диване лежала раскрытая книга, на столе стоял пирог — вишневый, который они с отцом так любили. Точно хозяева собирались завтракать или ужинать, когда их внезапно куда-то позвали. Погибли они явно не здесь: в доме не было ни малейших признаков борьбы. И это было странно. Отца могли вызвать на задание, как и любого аврора. Но мама... почему она отправилась с ним?

Джеймс бессильно опустился на диван рядом с раскрытой книгой и закрыл лицо руками. Захотелось провалиться в беспамятство, чтобы не думать, не чувствовать, не помнить. Снаружи раздался двойной хлопок аппарации, но Джеймс не обратил на это внимания. Сейчас ему было все равно, даже если это Пожиратели Смерти пришли по его душу.

— Джим? — раздался из прихожей знакомый голос. — Сохатый, ты здесь?

Юноша удивленно вскинул голову:

— Сириус?

В следующее мгновение Бродяга появился в гостиной, за ним по пятам следовала Лили. У обоих тревога на лицах сменилась облегчением при виде него. Лили тут же кинулась к нему и крепко обняла.

— Что вы здесь делаете? — удивленно спросил Джеймс.

— Мы решили, что тебе не помешает компания, и сбежали. Рем и Пит нас прикроют, если что.

Сириус старался казаться небрежным, но Джеймс чувствовал за этой небрежностью громадное напряжение. А ведь ему тоже сейчас нелегко: родители Джеймса и для него стали близкими людьми. Душу затопила горячая благодарность.

— Что бы я без вас делал? — тихо произнес он, глядя на Сириуса и сжав в своих объятиях Лили.

И получил в ответ легкую улыбку. В этот момент Джеймс по настоящему почувствовал, что он по-прежнему не одинок, и ледяная пустота внутри начала заполняться теплом и светом.

На ночь Лили разместили в комнате для гостей. Сириус же, как прежде, расположился в комнате Джеймса, и от этого возникало ощущение, что вернулись те времена, когда он жил здесь, сбежав из дома, что сейчас войдет миссис Поттер, чтобы пожелать своим мальчикам спокойной ночи... Сердце сжималось от тоски, из-за чего сон никак не шел. Джеймс тоже не спал — Сириус слышал, как он ворочается в своей кровати. Некоторое время спустя, поняв, что все равно не уснет, Сохатый встал и тихонько вышел из комнаты. Сириус лежал, глядя в звездный потолок, и думал, стоит ли сразу пойти за другом или дать ему побыть одному. И куда он вообще пошел? Хорошо, если только побродить по дому, но кто знает, что ему взбредет в голову в таком состоянии. Эта мысль перевесила все остальные доводы, и Сириус отправился на поиски Джеймса.

Тот обнаружился в кабинете отца, перебирающим какие-то бумаги. Джеймс обернулся на его шаги и словно даже не удивился нисколько. Только поманил его к себе со словами:

— Бродяга, смотри-ка, что я нашел.

На небольшом обрывке пергамента смутно знакомым почерком было написано: «Штаб-квартира Ордена Феникса — Лондон, Уоррен-стрит, 5».

Сириус озадачено разглядывал пергамент, думая, что бы это могло значить.

— Что за Орден Феникса?

— Хотел бы и я знать, — Джеймс задумчиво взлохматил себе волосы.— Похоже, мои родители в нем состояли.

— Может, есть еще какие-нибудь бумаги, касающиеся этого Ордена?

Джеймс покачал головой:

— Больше ничего. Такое чувство, что это большая тайна... Тайная организация, занимающаяся... чем?

— Хм... Давай мыслить логически. Для чего могла быть создана некая тайная организация во время войны?

— Хочешь сказать, что этот Орден борется с Волдемортом?

— Во всяком случае, это весьма вероятная версия. И знаешь, где-то я видел этот почерк...

Сириус, прищурившись, изучал пергамент, пытаясь вспомнить. Что-то такое знакомое... он был уверен, что видел совсем недавно. И вдруг...

— Сохатый, а у тебя та записка от Дамблдора с собой?

Джеймс недоуменно моргнул.

— Ну, та, которой он вызывал тебя к себе.

Глаза Джеймса блеснули пониманием, и он начал шарить по карманам, но вспомнил, что одет в пижаму.

— Подожди, я сейчас, — с этими словами он вылетел из комнаты, и Сириус услышал его топот по лестнице.

Вернулся он буквально через несколько секунд с запиской в руках. Хорошо, что он тогда ее не выбросил, а просто машинально сунул в карман школьной мантии, в которой и домой отправился. Просто невероятное везение. Или судьба.

И точно: записка директора и адрес штаб-квартиры были написаны одним и тем же почерком. Несколько мгновений парни внимательно изучали оба пергамента.

— Это значит... — задумчиво произнес Джеймс.

— Что Дамблдор связан с Орденом Феникса...

— И даже, скорее всего, является его главой.

Они посмотрели друг другу в глаза и синхронно кивнули. По возвращении в школу стоит сходить к директору и попытаться разузнать, что это за организация и можно ли в нее вступить. Они и раньше стремились сражаться с Волдемортом, потому и собрались в авроры, но теперь появилось желание начать делать хоть что-нибудь прямо сейчас, немедленно, не дожидаясь окончания Хогвартса, а уж тем более трех лет обучения в аврорской школе.

* * *

По возвращении в Хогвартс Джеймс и Сириус рассказали друзьям о своем открытии, и после небольшого мародерского совещания они решили отправиться к директору с просьбой взять их в Орден Феникса.

Дамблдор выслушал их заявление спокойно, даже, кажется, ни капельки не удивившись. Предложил им чаю с лимонными дольками. И только после этого вынес свой вердикт:

— Да, вы правильно поняли, что Орден Феникса сражается против Волдеморта. Я вполне понимаю ваше стремление принять участие в борьбе. Но не могу вас взять, — он поднял руку, предупреждая уже готовые сорваться возражения. — До тех пор, пока вы не окончите школу.

— А Волдеморт в этом отношении не стесняется и берет в Пожиратели школьников, — буркнул Сириус.

Дамблдор внимательно посмотрел на него поверх очков-половинок и спокойно возразил:

— Но это не повод, чтобы уподобляться ему. После выпускных экзаменов мы возобновим этот разговор.

Это прозвучало так, что все поняли — вы можете идти. Пришлось смириться, хотя не очень-то хотелось ждать еще больше двух месяцев. В конце-то концов, что эти месяцы изменят? Но с директором не поспоришь.

Чтобы отвлечься от тоски по родителям, Джеймс полностью погрузился в учебу, благо учить перед выпускными экзаменами приходилось много. То, что его в этом рвении поддержали Ремус и Лили, было вполне закономерно, но вот то, что Сириус взялся за учебники с не меньшим азартом, выглядело довольно-таки непривычно. И явно говорило о том, что он пережил недавнюю трагедию далеко не так легко, как хотел показать.

В полнолуние, через неделю после смерти родителей Джеймса, Ремус прямо-таки запретил им приходить к нему в этот раз. Они спорили и пытались убедить его, что все будет в порядке, но Лунатик уперся да еще и девушек к этому подключил. Заявил, что они не в том душевном состоянии, чтобы возиться с оборотнем. Лили с Марлин его, конечно же, горячо поддержали. Против такой тройной атаки парни не устояли, и впервые с тех пор, как они стали анимагами, Ремус провел полнолуние в одиночестве. Это оказалось неожиданно тоскливо: он уже отвык быть один. Но страх за друзей пересилил все.

За учебой и квидддичными тренировками, которым Джеймс с Сириусом отдались с удвоенным энтузиазмом, боль постепенно растворилась и уступила место светлой печали и нежной памяти об ушедших. Не последнюю роль сыграла, конечно же, поддержка друзей и Лили. Джеймс подумал, что не будь их, он бы ни за что не справился.

В итоге к экзаменам они подготовились на таком уровне, что экзаменационная комиссия чуть ли не аплодировала демонстрируемым ими умениям. А уж МакГонагалл и вовсе смотрела на них с нескрываемой гордостью.

И вот экзамены закончены, младшие курсы разъехались по домам, а выпускники стали готовиться к последнему балу. На который в паре могли пойти только Джеймс и Лили, поскольку к этому времени в Хогвартсе оставался один седьмой курс, и Марлин, как и все остальные, уехала домой.

— В этом есть положительная сторона, — вынес вердикт Джеймс, скорее чтобы поддержать Сириуса, который несколько дней назад ходил провожать Марлин на вокзал и вернулся оттуда непривычно серьезный. — Не будем разбиваться по парам, а просто проведем вечер в своей компании.

Так оно, собственно, и получилось.

Большой зал на этот раз особенно не украшали, да к тому же выпускники недолго в нем оставались: очень скоро они высыпали во двор, где теплый июньский вечер сиял первыми звездами. Кое-кто, правда, остался в зале потанцевать, еще кто-то отправился побродить напоследок по школьным коридорам, но большинство все-таки вышло на улицу. В том числе и Мародеры.

На время была забыта межфакультетская вражда, и гриффиндорцы при встрече спокойно обменивались парой фраз со слизеринцами. Все они чувствовали особую торжественность этого вечера — их последнего вечера в Хогвартсе, последнего вечера их детства. Может быть, завтра они встанут по разные стороны баррикад в охватившей страну войне, может быть, даже будут убивать друг друга, но сегодня они были просто школьными товарищами, проведшими бок о бок семь лет в этих стенах.

Конечно же, Мародеры не могли не устроить чего-нибудь грандиозного на прощание. В какой-то момент Лили обнаружила, что Джеймс и Сириус куда-то незаметно исчезли, и не успела она поинтересоваться, что происходит, у загадочно улыбавшегося Ремуса, как в воздух взвился фейерверк. Однако это был не обычный магловский фейерверк, к каким привыкла Лили: с легким хлопком в воздухе появлялись фантастические существа и экзотические цветы, которые были настолько яркими и объемными, что казались живыми. А потом все это рассыпалось тысячью искр, и в небе появилась громадная разноцветная надпись:

ВЫПУСК ’78

ПРОЩАЙ, ХОГВАРТС!

Вокруг раздались аплодисменты и восторженные крики. От огней надписи осветился замок, и создавалось впечатление, что он купается в потоках разноцветного света. Алиса запрыгала и закричала: «УРА!», — а Лили, как завороженная, смотрела на это зрелище, когда сзади ее обняли руки Джеймса и родной голос прошептал:

— Ну, как тебе?

— Очень красиво, — искренне сказал она и повернулась к нему лицом.

В карих глазах, которые в темноте казались совсем черными, как прежде сверкали веселые искры, а на губах играла озорная улыбка. Лили радостно вздохнула и взлохматила ему волосы. Она была безмерно счастлива, что Джеймс пережил свою потерю и стал снова улыбаться. «Я сделаю все, чтобы ты оставался таким всегда», — подумала она, вглядываясь в любимое лицо.

— Ну, что ж, — задумчиво произнес Сириус, запрокинув голову и глядя в звездное небо, — прощай, школа, здравствуй, взрослая жизнь.

Джеймс с улыбкой положил ему руку на плечо, с другой стороны точно так же встал Ремус, Питер пристроился сбоку. Лили смотрела на этих мальчишек и думала, что нигде больше не встречала такой дружбы. И, переведя взгляд на звезды, она зажмурилась и загадала желание, чтобы, как бы ни повернулась жизнь, они всегда были вместе.