32 градуса по Фаренгейту (гет)

— Знаешь, после того, как на последнем Хэллоуине старушка МакГоннагал лихо сплясала джигу, а Филч с мадам Пинс прилюдно хлебнули на брудершафт, я была уверена, что видела в этой жизни все. Но я жестоко ошибалась. Гермиона Грейнджер, на хорошей скорости впечатывающаяся в заграждение квиддичного поля — это что-то новенькое! И как только метлу не сломала!

— Метлу... Как я кости не переломала, вот что удивительно! М-да, с моими талантами в квиддич играть можно только за сборную пациентов Св. Мунго...

— И то, только во втором составе — в основной тебе не пробиться!

— Джинни!

— Что?!

— Ничего! Хватит язвить! Ну, не получилось у меня войти в этот соплохвостов поворот на такой скорости... Между прочим, это ты меня подгоняла, так что это целиком и полностью твоя вина как тренера. И нечего глумиться!

— Да-да, моя от и до, — Джинни с наигранным покаянием покивала головой и демонстративно отхлебнула из своей кружки гигантский глоток сливочного пива, видимо, чтобы запить горечь вины и стыда.

Они сидели у мадам Розмерты, отогреваясь после уличного холода в тепле «Трех метел», причем их собственные две метлы гордо возвышались в углу паба. «Нимбус» Гермионы уже сверкал первыми боевыми царапинами.

— Эх и видок у меня будет завтра...

— А я тебе предлагала зайти к Помфри, но ты сама уперлась, так что извини — будешь завтра соблазнять новое начальство изящными ссадинами и модными фиолетово-зелеными синяками.

— Черт, неужели завтра? Даже не верится: три недели пролетели так чудовищно быстро... А что до синяков, то Мерлин с ними, придумаю что-нибудь: сделаю несколько компрессов, наложу парочку лечебных чар, а на ночь нанесу мазь. К утру все должно прийти в относительно сносный вид. В крайнем случае, надену брюки и рубашку с длинным рукавом. Не пугать же, действительно, новых коллег.

— Между прочим, о новых коллегах: напоминаю, что мы с тобой пришли сюда отмечать твое продвижение, так что давай — за тебя и твой успех!

— Спасибо! — Гермиона улыбнулась, глотнула пива и, слизывая пену из уголков губ, хмыкнула: — Правда, каким-то непраздничным напитком мы отмечаем мое повышение.

— Нормальный напиток! А если тебе позарез требуется что покрепче, то за этим, пожалуйста, не ко мне, а к Гарри — он у нас в последнее время стал большим специалистом по коллекционным винам и виски, так что рекомендую.

— Как у вас сейчас с ним, кстати?

— Восхитительно!

— Правда? Вы снова вместе?

— Мерлин с тобой, нет! Мы отличные друзья. В кои-то веки такие, как надо: большие искренние чувства и никаких взаимных претензий. Ну, разве что я его своими подколами иногда донимаю, и в квиддич мы рубимся до крови, а так полная идиллия. Никто ничего не ждет и иллюзий не строит.

— Кто бы мог подумать, что вы вот так расстанетесь...

— «Кто бы мог подумать...» — пробубнила, передразнивая, Джинни, — Чьи бы пикси визжали, а твои бы, Грейнджер, помалкивали! Вот уж чего никто не мог подумать, так это того, что ты вместо научной карьеры рванешь в Министерство, фактически бросишь академию, переведясь на дистанционную учебу, и разорвешь помолвку с Роном! А чего уж совсем никак нельзя было предположить, так это того, что в ходе вашего разрыва вскроется твой левый школьный роман, а главное, с кем — с покойным Снейпом!

— Ладно-ладно, тише, люди же вокруг. И не упоминай Северуса при мне, пожалуйста — я до сих пор не могу спокойно о нем говорить и думать.

— Да, конечно, извини... — Джинни мрачно вздохнула. — А как у тебя сейчас с этим твоим таинственным ухажером, с которым ты закрутила в Министерстве?

— Да никак.

— Совсем?

— Практически.

— Слушай, кто он все-таки? У меня уже нет сил сидеть в неизвестности, а ты, жестокая женщина, так и не выдаешь военных секретов.

— Ох, Джинни... — Гермиона демонстративно закатила глаза и отвернулась к барной стойке.

— Что Джинни? Ты плетешь тут какие-то стратегические интриги — и даже не делишься со своим верным генералом. Эй, маршал Грейнджер, мы с вами на одной стороне баррикад! Тем более ты уже ушла из Министерства. Выкладывай давай.

— Джин, давай не будем, а?

— Нет, вы только послушайте ее! Это возмутительно! Дай угадаю: все настолько запущено, что твой любовник — сам Министр Магии?

Гермиона покосилась на Джиневру, не выдержала и прыснула.

— Ты уверена, что в состоянии представить меня вместе с Кингсли?

— Легко! После того, как смогла представить со Снейпом, я тебя с кем угодно представить могу. — Джинни осеклась и виновато добавила: — Прости, я опять о нем упомянула.

— Да ладно, чего уж там.

— Так вот. Если это не Кингсли, то я уже не знаю, что и думать!

Гермиона на секунду задумалась, окинула Джинни оценивающим взглядом и, выдержав паузу, как бы между прочим обронила:

— Это Люциус Малфой.

Если бы Джинни была лучше знакома с миром магглов, она бы сказала, что заявление Гермионы прозвучало погромче пистолетного выстрела.

Уизли сначала впала в легкий ступор, потом скривилась, будто ей предложили Костерост вместо сливочного пива, а потом выдала короткое:

— Ха-ха!

Гермиона, как ни в чем не бывало жующая в этот момент кусочек пирога, едва не подавилась со смеху. Джинни, однако, ее веселья не разделила:

— Если это была шутка, то весьма не смешная.

— Джин?

— Что?

— Это не шутка.

— Не шутка?

— Нет.

— Точно?

— Абсолютно.

— Абсолютно?

— Да.

— Волдемортов лысый череп!

— Джинни!

— Что?! Что тебе не нравится?! Отличное ругательство — между прочим, Гарри придуманное. А по сравнению с твоим заявлением так вообще цветочки!

— Ох, уж мне ваши с Гарри ругательства...

— Нет, ты серьезно все это время встречалась со старшим Малфоем?

— Да, Джинни, да, мантикора раздери и тебя, и его заодно!

— Но это же красная ковровая дорожка в ад! Как ты на это согласилась?

— Джинни, я уже была в аду. Ад — это смотреть на него каждый день и благопристойно улыбаться. — Гермиона на несколько секунд замолчала, опустив взгляд и ковыряя пирог десертной вилочкой. — Меня тянуло к нему, понимаешь? До головокружения, до удушья, до тошноты в солнечном сплетении... В какой-то момент я настолько сошла с ума, что мне стало глубоко плевать на его жену, сына, статус крови и прочие глупости. Знаешь, есть такие искушения, бороться с которыми можно только одним способом — поддавшись им. В противном случае меня пришлось бы сдать в Мунго, как душевнобольную.

— М-да...Как бы после таких новостей меня не потребовалось в Мунго сдать.

— О, поверь, тут не о чем беспокоиться: ты куда менее впечатлительна, чем пытаешься изобразить, — Гермиона добродушно ухмыльнулась, покончив, наконец, с пирогом и откидываясь на спинку стула.

— А ты вообще-то куда как более рассудительна — но погляди ж, что натворила!

— А рассудительные люди, они такие — редко совершают глупости, но если уж совершают, то с размахом.

— Вот уж правда... И что будешь делать?

— Не знаю и знать пока не хочу. Можно я подумаю об этом завтра?

— Нужно!

Такой уговор вполне тянул на отличный тост, так что девушки громко чокнулись кружками с пивом, и тема быстро сменилась сплетнями о Хогвартсе, байками об учениках и прочим веселым трепом. Расстались они уже глубоко вечером: Гермиона аппарировала домой и, сжимая в руках Нимбус, прошла прямиком в кухню, где налила себе бокал вина и подняла еще один тост за свою удачу. А Люциус... Она подумает об этом завтра.

* * *

В кабинете хозяина Малфой-менора царила гробовая тишина. Люциус сидел в кресле и выразительно молчал, просверливая взглядом лежавшие на столе небольшие серебристые часики. Легкое, деликатное тиканье пилило окружающую тишину, словно маникюрная пилочка, и отчаянно действовало Люциусу на нервы, но он терпеливо ждал: часики служили зачарованным порталом и должны были вот-вот активироваться, перенеся Малфоя в приемную профессора Гарета Камланна. Без малого три недели и редкий коллекционный фолиант ушли у Люциуса на то, чтобы уговорить принципиального старикашку заняться его вопросом: Камланн категорически отказывался работать с бывшим Упивающимся, однако Люциус, когда хотел, умел быть очень убедительным. А он хотел, потому что и Нотт, и Паркинсон при упоминании Камланна закивали, как китайские болванчики, наотрез отказавшись даже думать над альтернативой этому лысому гению.

«Полторы тысячи галеонов...» — Малфой шумно выдохнул, подавляя гнев, — «И это всего лишь консультация, без каких-либо контрактов и гарантий. Ничего, если он опять откажется сотрудничать, моральный и финансовый ущерб мне компенсируют эти двое ленивых мерзавцев. Ну? Долго еще я должен ждать?!»

Малфой резко встал и навис над столом, буквально уничтожая взглядом чертовы часы, но в эту же секунду портал засветился: время пришло. Презрительно усмехнувшись, аристократ взял лежавшую тут же на столе шкатулку с кольцом и сжал портал в ладони. Пространство мгновенно скрутилось в тугой жгут и так же быстро распрямилось, перенеся Люциуса точно в центр большого пятиугольного холла.

В холле было светло, просторно и неожиданно тихо. С правой и левой стороны располагалось по стойке ресепшн, за которыми, словно статуи, восседали почти одинаковые молоденькие ведьмы и вышколенно улыбались. На стене между ними красовался огромный древний портрет, под которым серебром были выгравированы название и герб центра — щит с замком и двумя перекрещенными палочками. Большие серебристые символы сияли синеватыми всполохами, бросая отблески на платье женщины с портрета. Эвангелина Орпингтон — а именно эта выдающаяся ведьма была изображена на картине — была символом Центра не случайно. Министр Магии в середине XIX века, именно она создала зачарованную платформу 9¾ посреди маггловского вокзала Кингс-Кросс и по праву считалась покровителем всех, кто трудился на благо охранных и маскирующих чар.

— Добрый день, мистер Малфой, — секретарь за правой от Люциуса стойкой слегка склонила голову в знак приветствия. — Добро пожаловать в наш центр. Прошу, камины сзади Вас, третий слева. Профессор уже ожидает. По завершении визита, пожалуйста, не забудьте сдать часы.

Малфой коротко кивнул и, развернувшись, проследовал к указанному камину.

Кабинет Камланна, вероятно, находился где-то на верхних этажах здания: в панорамных окнах коридора виднелись только крыши соседних строений и хмурое декабрьское небо. Пройдя до самого конца, Люциус, наконец, нашел нужную дверь и уже занес ладонь над ручкой, как дверь резко открылась, и Малфой едва успел отпрянуть на шаг назад. Отпрянуть, чтобы не столкнуться с выходящей из кабинета... Гермионой Грейнджер.

А вот это сюрприз так сюрприз.

* * *

Ах, какие глаза были у Гермионы, когда она, почти врезавшись в Люциуса, подняла взгляд! Вероятно, самого дьявола встретили бы с большим спокойствием. Грейнджер выходила, оглядываясь через плечо и прощаясь с кем-то, кто был в кабинете, так что Люциуса она увидела в последний момент — и, черт подери, какая жалость, что у Малфоя была хорошая реакция. Не отпрянь он вовремя, Грейнджер оказалась бы прямо в его руках, так, что можно было бы даже услышать запах ее волос. Но нет, военные и спортивные привычки не проходят даром.

Несколько секунд оба стояли, прожигая друг друга взглядом. Забавно, но в этот раз Гермиона была не на каблуках, как обычно, а в лаковых балетках с бантиками, так что едва доставала Малфою до подбородка, отчего ее полыхающее раздражением лицо смотрелось непередаваемо мило.

— Добрый день, мисс Грейнджер.

— Добрый день, мистер Малфой.

Она практически выплюнула свое приветствие, процедила сквозь зубы, в то время как он улыбался, веселясь и наслаждаясь — впрочем, недолго.

— Разрешите, — и Грейнджер, отводя взгляд, буквально просочилась мимо Малфоя, спеша убраться как можно подальше. Она уже практически прошла, когда шлейф аромата ее духов все-таки задел Малфоя, заставляя того непроизвольно обернуться. Сжав пальцы на ручке двери, Люциус шумно втянул воздух ноздрями, пристально следя, как Гермиона исчезает за поворотом коридора.

— Мистер Малфой? — Из кабинета послышался голос Камланна. — Прошу, проходите.

Помедлив пару секунд, аристократ еще раз взглянул в другой конец прохода, где только что исчезла Грейнджер, и, наконец, вошел, плотно затворяя за собой дверь кабинета.

* * *

Бладжером пролетев по этажу, Гермиона, как сумасшедшая, вбежала в уборную, щелкнула задвижкой кабинки, прислонилась спиной к дверце и мысленно разразилась отборной нецензурной бранью. «Трижды проклятый Мордред! Как, как, мерлиновы кальсоны, это возможно?! Что эта аристократическая сволочь здесь делает?» — Гермиона запрокинула голову вверх, будто на потолке уборной могли быть ответы на эти вопросы или, как минимум, прямой канал связи с Небесной канцелярией. — «Как я там вчера сказала? Я подумаю о Люциусе завтра? Пожалуйста! Получите и распишитесь».

Судорожно пытаясь нормально вдохнуть и выдохнуть, Гермиона осела на пол. Это было просто за гранью: первый день на новом месте работы, едва подписанный трудовой контракт — и этот мерзавец. Как он улыбался! Конечно, ему смешно. Наблюдать, как она пытается сдержаться в рамках приличия, но выдает себя с головой, раз за разом выставлять ее идиоткой, вытирать ноги о ее чувство собственного достоинства — все это наверняка чертовски весело. Ублюдок.

Грейнджер протерла глаза и переносицу, шумно выдыхая: если бы было можно, она просидела бы в уборной до конца рабочего дня. Но не судьба. Уже у умывальников Гермиона бегло посмотрела на себя в зеркало: лицо пестрело красными пятнами, руки дрожали, как при тяжелом похмелье.

«Дьявол, какой он шикарный... Ненавижу. Ненавижу! Будь ты проклят, Люциус...»

Грейнджер сполоснула руки холодной водой и вышла. Сознаваться даже самой себе, что ее душило желание немедленно наплевать на все и броситься к Малфою — наговорить что угодно, лишь бы он сгреб ее в охапку, и все началось сначала — Гермиона, разумеется, не хотела.

* * *

На город плавно опустился вечер. За окном кружили снежинки и мягко светили фонари, но Гермионе не было до них никакого дела: аппарировав домой и добравшись на полусогнутых ногах до дивана, она смогла лишь откинуться на подушки и закрыть глаза. Первый день прошел безумно тяжело. Ноги гудели. Голова трещала по швам. Желудок тоскливо бурлил от голода. Надо было дойти в кухню и хотя бы заварить чай, но это было выше ее сил. Шевелиться не хотелось категорически. Кое-как расстегнув мантию, Гермиона уже приготовилась лечь, когда прямо за ее спиной раздался тихий стук в стекло: за окном, нахохлившись, сидела почтовая сова. Не вставая с дивана, ведьма дотянулась до задвижки, впуская птицу — и уже через какую-то минуту резко подскочила, сбросив и усталость, и голод, и сон. Если в мире существуют чудеса, то это было именно оно:

«Не успел поговорить с тобой сегодня у Камланна. Поздравляю, ты сделала серьезный шаг и очень достойный выбор. Профессор — сильный специалист: уверен, ты многое для себя почерпнешь, работая с ним. Надеюсь вскоре услышать о твоих успехах на новом месте.

С наилучшими пожеланиями,

Люциус

P.S. Твой новый парфюм восхитителен»

«Спасибо за поздравления, для меня это действительно серьезный и долгожданный шаг. Надеюсь, новое место принесет много интересного.

Гермиона

P.S. Спасибо, не ожидала, что ты заметишь»

«С удовольствием замечу что-нибудь еще, если ты предоставишь мне такую возможность. Как насчет ужина в этот четверг?

Л.»

«Боюсь, все, что ты можешь заметить — это впечатляющие синяки. Еще не определилась с планами на неделю. Сообщу позднее,

Г.»

«Синяки? Откуда? И в котором часу ты заканчиваешь?

Л.»

«В половине седьмого, а синяки от полетов на «Нимбусе», подаренным одним невыносимым лордом. Напоминаю, что еще не давала своего согласия,

Г.»

«Так ты все-таки летаешь на нем? Прекрасно. Жду тебя в четверг в половине седьмого в холле центра,

Л.»

«А ты по-прежнему совершенно невыносим,

Г.»

«До скорой встречи,

Л.»

«Доброй ночи,

Г.»

Она опять это сделала. Она снова попалась на его обаяние. И она даже знает, чем все это закончится. Гермиона ненавидела себя за это. Ненавидела, но прыгала и танцевала по комнате, улыбаясь, как самый счастливый человек в этом чертовом Лондоне.