Подмастерье и Некромант (гет)

Предупреждение! 16+

Гермиона не могла заснуть.

Ничего нового. Обремененная страхами и печалями, она не могла вспомнить, когда в последний раз нормально спала ночью. «Просто уснуть, и видеть сны, быть может…»

Но она дремала урывками, дрейфуя на грани сознания, не будучи в силах ни крепко заснуть, ни окончательно проснуться. И всякий раз, при осознании, что рядом с ней лежит мужчина, ей приходилось прикладывать усилия, чтобы не цепляться за него так, будто она тонет.

И, вероятно, именно это в конце концов и разбудило ее ранним утром.

За одно мгновение она полностью проснулась. Сердце ее колотилось, глаза жгло от непролитых слез, а дыхание больше походило на болезненное удушье.

Но это было не все.

Ласкающее прикосновение мягкого постельного белья, стиранного уже сотню раз, вызывало покалывание в её чувствительных сосках, постепенно перераставшее в слабый трепет вожделения, который почти болезненно пульсировал глубоко внутри её груди. Ей даже не было необходимости прикасаться к нежной коже между ног, чтобы ощутить, что она влажная от желания.

Но и это было не все.

Это странное настойчивое стремление к пристальному взгляду его сверкающих черных глаз. Почти болезненное желание почувствовать возле горла эти тонкие ухмыляющиеся губы. Неописуемая жажда ощутить, как эти кривые зубы легонько прикусывают чувствительную кожу её грудей.

Непреодолимая тяга почувствовать его внутри себя.

Почти немыслимая иррациональная мысль, что на свете существует такая вещь, как «любовь всей твоей жизни».

Гермиона почувствовала, как запульсировала вена на горле. Она задрожала, но не потому, что ей было холодно. Она сжала руки в кулаки, удерживая себя от того, чтобы с помощью прикосновений и поглаживаний разбудить Северуса, в надежде пробудить его страсть и желание… «Должно быть, это те самые дни месяца, — пришла к выводу Гермиона. — Те дни, когда силы природы заставляют женщину хотеть и вожделеть. Вполне естественное желание, биология, все очень просто. Всего лишь инстинкт размножения. Ни больше, ни меньше».

Но это благоразумное, рациональное объяснение не уменьшило мучительную жизненную потребность, пронзающую каждый миллиметр её тела.

«Как такое возможно? Настолько сильно в ком-то нуждаться? — заинтересовалась она. — Как будто я помешалась на нем, и он единственное, что держит меня в живых. О Боже, как же я буду жить без него?»

Она не была спонтанным человеком. Она предпочитала планировать все наперед. Она была Гермионой, помечающей свое расписание разными цветами.

Но она больше не была той Гермионой, той Гермионой Грейнджер.

Теперь она Гермиона Снейп.

И календари, вместе с судьбой и обозримым будущим, по всей видимости, не слишком хорошо сочетались с Северусом Снейпом.

Она села, стягивая через голову сорочку и бросая её на пол рядом с кроватью. Обнаженная она перевернулась к мужу. От одного только вида его носа у неё снова защипало глаза.

Вместо этого она прильнула к его губам.

Гермиона ожидала, что он мгновенно проснется. Сейчас она знала его достаточно хорошо, чтобы быть в курсе, по крайней мере, некоторых из его особенностей.

Она не была готова к темному желанию и пониманию, которые блестели в черных глубинах его глаз.

Он распахнул для нее свои губы и встретил ее язык с таким же, как и у нее, голодом. Его руки, эти длинные, искусные пальцы, отыскали ее бедра, погладив края сильно выпирающих костей (она бы ела плотнее, если бы только у нее было больше аппетита), и двинулись вверх к талии, животу, ребрам, до тех пор, пока не достигли ее грудей. Он обхватил их ладонями и нежно, настойчиво сжал. Даже не дразня её соски, медленным безостановочным давлением он разжигал в ней желание такой силы, которая не шла ни в какое сравнение с восторженными вскриками, которые вызвали бы легкие ласки. Лишь когда она беспомощно оттолкнулась от него всем своим телом, он склонил голову, чтобы на... насладиться ее грудью — именно этот глагол всплыл в ее ошеломленном сознании. Поцелуи и поддразнивания зубами, умелый язык и всегда твердое, настойчивое соприкосновение его рук, его тела с ее…

Но и этого по-прежнему было недостаточно.

Она почувствовала его своим животом, он оказался гораздо горячее, чем остальное его тело, намного более гладким. На мгновение ей вспомнились сравнения его с шелком, встречавшиеся ей в многочисленных любовных романах. «Они были, — решила она, — не слишком далеки от истины».

— Пожалуйста, — прошептала она и подтолкнула его бедрами.

Северус удержал её, быстро скользнув мозолистыми ладонями вниз по её бокам к тазовым косточкам, и двинулся к вершине её бедер.

Он, казалось, знал, что ей необходимо, и медленно и безмолвно скользнул в нее, все глубже и глубже, пока полностью не заполнил ее, закрепляя ее, поддерживая её.

Ее голова запрокинулась назад. Звуки их стонов прозвучали в унисон.

А затем он начал двигаться в ней.

Медленно, неумолимо.

Он придерживал её руками за плечи, впившись пальцами в её плоть, вонзаясь в неё, отдаляясь, толкая, выскальзывая…

— Сильнее, — взмолилась она, ее голос прозвучал так хрипло, что она едва узнала его.

— Тс-с, — отругал он ее. Это прозвучало настолько мягко, настолько вкрадчиво, что по ее коже побежали мурашки.

Она выгнула тело к нему в тихой мольбе. К её удивлению, он сдался с глубоким гортанным рычанием и вошел в неё более решительно. Гермиона ахнула и вздрогнула, но ей все еще хотелось большего. Легкий острый укол боли — идеально. Просто чтобы сделать все это настоящим, чтобы заставить её почувствовать себя живой. И снова пот смешался со слезами. Слияние их тел прогнало все разумные мысли. Всю надежду. Все страхи.

Его губы сжимались на ее ключице до тех пор, пока она не почувствовала его зубы. Он толкался в ней, пока она не ощутила, как его ритм отдается у неё в позвоночнике.

Только тогда стало достаточно.

Удовольствие накатило на нее пульсирующей волной взаимного желания и общей страсти.

— Спасибо, — выдохнула она и — наконец-то — заснула.

* * *

Она начала плакать во сне, хотя назвать это сном было трудно. Она брела через местность, покрытую тусклыми белыми облаками. И больше ничего. Ни монстров, ни Пожирателей Смерти, ни змей, ни криков.

В тумане она находилась одна.

И больше ничего.

* * *

— Гермиона, — нежно прошептал ей на ухо чей-то голос. — Гермиона, очнись! Это просто сон. Тише, тише, проснись.

Нежные пальцы гладили ее щеки, и она заморгала, открывая глаза. Северус обхватил ладонью ее лицо, кончики его пальцев нежно стирали влагу ее слез. Его глаза блестели. В этот раз она могла разглядеть едва заметную разницу между радужкой и зрачком. Растрепанные лоснящиеся волосы прилипли к лицу Северуса. Бледную кожу покрывала темная щетина.

— Это просто сон, — повторил он. Его ладонь скользнула по лицу Гермионы до подбородка, и большой палец мягко коснулся ее нижней губы.

— Я знаю, — прошептала она. — Я уже проснулась.

— Хорошо. — Обнимая и притягивая ее ближе к себе, он улегся на спину, и Гермиона положила голову на сгиб его руки. Другой рукой Северус дотянулся до девушки, а затем стал очерчивать линию ее лица, играя с локонами. — О чем же был сон?

Гермиона нахмурилась, прикрыв глаза. Потом слегка покачала головой, что позволило ей прильнуть щекой к груди Северуса и вдохнуть теплый запах его тела.

— Я не уверена. Это был даже не кошмар. Не совсем.

— Но ты плакала.

Она уткнулась лицом в мягкую ткань его сорочки.

— Я была одна в этом сне.

Северус обнял ее крепче. Она почувствовала его вздох. Он прошел через его тело, его руки, прямо к ней.

— Так или иначе, — пообещал он, — я вернусь.

* * *

Она не сказала, что этого для нее будет недостаточно.

* * *

— Каково было расти здесь?— спросила Гермиона. — Ты знаешь обо мне почти все. Я же не знаю о тебе ничего, и это несмотря на то, что мы женаты уже несколько месяцев. За исключением того, что мы репетировали для суда. И это звучало немного... формально. Как зубрежка к экзамену.

Краем глаза она увидела, как его тонкие губы растянулись в ухмылке.

— Гермиона, профессиональный книгочей Хогвартса, жалуется на ситуацию, напоминающую экзамен?

Еще один вздох. Северус убрал руку от локонов Гермионы и переложил ее себе на лоб, прикрывая глаза. Гермиона прикусила губу, расстроившись из-за того, что испортила такое хорошее утреннее настроение.

— Мне очень жаль, Северус... Я... По воспоминаниям, которые ты отдал Гарри… я понимаю, что это не особенно приятная тема для тебя. Не надо было мне спрашивать.

Северус фыркнул, затем поднял руку и раздраженно убрал волосы с лица.

— Нет. Ты права, я не люблю говорить о... своем детстве. О своей жизни. — Она приподнялась на локте и успела увидеть его кислую улыбку. — О себе. — Он спокойно смотрел на нее, его глаза снова стали совершенно черными и непроницаемыми. Северус опять протянул руку, чтобы погладить ее локоны. — Но ты имеешь право задавать мне неприятные вопросы. И Лойс настаивает на том, что разговоры о моем прошлом помогают мне.

— Это маггловский прием, — объяснила Гермиона. — Психологи считают, что если рассказать о том, что терзает тебя, это поможет.

— Не только психологи, — заметил он, зацепившись указательным пальцем за особенно длинную и запутанную прядь волос. — Церковь тоже. На этом основана исповедь.

— Аббат Риго.

— Хм-м.

Гермиона подвинулась ближе к Северусу. Она знала, что ему нужно много личного пространства для размышлений. Но этим утром он удивил ее, притянув к себе для объятий.

— Ну, ты уже знаешь, что моя мать была ведьмой, а мой отец магглом.

— И что мать твоей матери тоже была магглой.

— Ты помнишь это? — он был удивлен.

Она кивнула и потерлась об него носом.

— Не смей щекотать меня!

Она усмехнулась.

— Ты рассказал мне в день нашей свадьбы. Мы говорили о символике цветов. Эта книга все еще тут?

— Должна быть здесь. — Он глубоко вздохнул. — Хорошо. Как я уже сказал, мать моей матери, Эбигейл Фостер, была магглой. Незаконнорожденной дочерью управляющего завода. По-видимому, будучи его единственной дочерью, которая родилась в конце его жизни, она стала его слабым местом. Старческая глупость.

Услышав самоуничижительную ухмылку в словах Северуса, Гермиона подняла голову и нахмурилась.

— Ты не старый.

— Почти на двадцать лет старше тебя, малышка. — Он осмелился постучать указательным пальцем по ее носу. — Для магглов этого достаточно, чтобы считать меня дураком.

— Мы не магглы, — возразила Гермиона. — И к тому же это была моя идея.

— Безусловно. Дурак или нет, но, по крайней мере, мой прадед заботился об Эбигейл настолько, насколько это было возможно в те дни. В конце концов, она вышла замуж, как ты уже догадалась, за волшебника. Тем не менее, она умерла, производя на свет мою мать. И ее муж вскоре последовал за ней.

Мой прадед пытался делать для внучки все возможное. Он должен был знать, что муж его дочери волшебник. Возможно, он даже подозревал, что Эйлин также будет ведьмой. Возможно, что при ее рождении проявилась магия. Травматические события могут вызывать такие вещи, даже в самом начале жизни.

Когда маггловская бабушка моей мамы умерла, мой прадед спросил родителей отца моей матери разрешения на переезд сюда. Будучи волшебниками, они все еще были здоровыми и бодрыми, несмотря на их преклонный возраст. Они владели небольшим домом на территории мельницы. По официальным данным, отца моего деда приняли на работу в качестве смотрителя. Но, по сути, все это сделали для того, чтобы обеспечить мою мать домом и родителями.

— А твой отец?

— Он работал на мельнице. — Северус напрягся и снова расслабился. Очевидно, разговоры об отце до сих пор доставляли ему неудобство. — Он был умным. В конечном счете я до сих пор не уверен, был ли он слишком умным или недостаточно умным.

* * *

От автора: Название главы — это, конечно же, цитата из “Гамлета” Шекспира.