Подмастерье и Некромант (гет)

(В воскресенье ночью, в подземельях Хогвартса)

Гермиона не могла уснуть. Она не спала в течение двух дней и по-прежнему не могла уснуть. Наконец, она сдалась. Натянув ученическую мантию, Гермиона вслепую схватила с полки книгу и, подняв палочку с прошептанным Люмосом, выскользнула из комнаты. Читать она предпочитала в библиотеке. Почему-то в компании множества старых книг было легче выносить мысли, не дающие ей спать по ночам.

Но открыв дверь, Гермиона увидела, что комната уже занята. Горящий огонь и парящие свечи обеспечивали теплый, комфортный для чтения свет. Северус сидел в одном из кресел с книгой в руках и кружкой на столике рядом.

Он поднял голову. Их глаза встретились. Такие темные. Её кожу закололо, а живот напрягся от желания. В то же время ужасное чувство сжало её внутренности, почти как дьявольские силки. Внезапно стало трудно дышать.

— Простите, сэр… я не хотела вас беспокоить, — она хотела отступить назад, но он поднял руку.

— Нет необходимости уходить, Ге, — он слегка встряхнул головой, — мисс Грейнджер.

Она проглотила комок в горле и шагнула в комнату, бесшумно закрывая за собой дверь. Останавливая взгляд на дверной ручке, она собрала всю свою гриффиндорскую отвагу.

— Я бы не возражала, если бы вы называли меня Гермионой, сэр.

Мгновение он молчал. Потом она услышала знакомый вздох. Тот больше не казался раздраженным или презрительным. Просто усталым.

— Не думаю, что это было бы очень хорошей идеей, мисс Грейнджер. А теперь, если вы хотите сесть и почитать, не стесняйтесь сделать это. В противном случае, вы равно вольны уйти.

Она сжала книгу так сильно, что побелели костяшки пальцев. Но, не обратив внимания на приливший к щекам жаркий румянец, она двинулась к другому креслу. Каким-то образом ей удалось свернуться в нем калачиком, и открыть книгу.

Гермиона начала перелистывать страницы.

* * *

И магия, живущая в словах и рифмах, сжалилась над ней.

* * *

Снейп наблюдал за ней краем глаза. Не смог удержаться. Он не удивился, когда она осталась. После более чем двадцатилетней практики он узнавал гриффиндорское бесстрашие, когда видел его.

Свернувшись в кресле с подтянутыми под себя ногами, она напоминала ему кошку, настолько плавными были её движения, почти текучими. Его зелья сдерживали последствия Круциатуса в течение всей зимы, а теперь дни снова удлинялись. Свою книгу она листала тоже как кошка, беспокойно дёргающая своим взволнованным хвостом. И это не совсем похоже на её обычную манеру чтения.

— Что вы читаете? — вопрос вылетел изо рта прежде, чем он успел остановить себя. — Если вы не против моего вопроса, мисс Грейнджер, — добавил он.

Она подняла взгляд и улыбнулась ему, но эта улыбка не была счастливой. Её карие глаза казались огромными на бледном лице. В свете от огня они полыхали цветом хереса, яркие и теплые.

— Вовсе нет, — сказала Гермиона, — Эта книга принадлежала моей матери. Маггловская поэзия. Американской поэтессы 20 века. Эдны Сент-Винсент Миллей(1).

Она глубоко вздохнула, хмуро глядя в книгу, покоящуюся на мягком изгибе её бедра.

— Обычно я не читаю поэзию. Но моя мама очень любила эти стихи. Думаю, я пыталась узнать, что она в них нашла.

— И вы нашли, что искали?

— Не уверена. У меня не очень много опыта чтения поэзии, с большинством тем стихотворений я не сталкивалась.

— О чем они?

— Многие о любви. Другие о самых различных темах — садах, мифологии, религии. Немало о смерти, — выражение её лица стало мрачным. — Об этом я, по крайней мере, знаю.

Он долго смотрел на огонь. Затем, словно издалека, услышал свой голос, отвечающий ей:

— Как и все мы, выжившие в последней битве.

Привычка прессы называть битву в Хогвартсе «последней» все ещё раздражала его. Если бы она была последней.

— Есть то, которое вам нравится? — спросил он.

— Что?

— Стихотворение. Есть то, которое вам … которое обращается к вам?

Она задумалась над его вопросом. Наконец, она кивнула.

— Не уверена, понимаю ли я его, но… думаю, я тоже могла бы… возможно, ощущать нечто подобное.

— Вы прочтете мне?

* * *

— Что вы читаете, сэр?

Он моргнул, медленно выбираясь из размышлений о словах давным-давно мертвой магглы. Снейп усмехнулся Гермионе, поднимая книгу, которую отложил, пока её слушал.

— Властелин колец? — Гермиона тихо рассмеялась. — Простите, сэр.

Он изогнул бровь.

— Вы можете не верить, но я читал её прежде. Мальчиком, давно — один из моих родственников-магглов подарил мне её на Рождество.

— Почему вы читаете её снова?

Он одарил её кривой усмешкой.

— По двум причинам. Возможно, трем. Первая, по каким-то причинам в течение последних двадцати лет у меня не возникало желания читать в свободное время о Темных Лордах. Вторая, раз уж мои слизеринцы попали в неприятности из-за этой книги, я, по крайней мере, должен быть знаком с историей. Третья… она не так уж плоха для маггловской мифологии.

— И я думаю, Толкиен был прав, во всяком случае, отчасти. Есть раны, которые нельзя исцелить. И после некоторых испытаний ты никогда не сможешь снова стать единым целым.

— А как же Сэм? — тут же спросила она.

Он молча смотрел на неё. На её яркое юное лицо, наполненное пылкой надеждой и чем-то, чего он не мог определить. И на мгновение, на очень короткий миг он задумался о том, каково это быть способным разделить эту надежду.

* * *

Примечание переводчика:

1 — Эдна Сент-Винсент Миллей — американская поэтесса и драматург, одна из самых знаменитых поэтов США XX века.

Это мой перевод отрывка стихотворения Миллей, представленного автором в примечании к главе, надеюсь, получилось не совсем уж плохо, постаралась сохранить и смысл, и более-менее зарифмовать. Будем считать, его Гермиона читала Снейпу:

Лишившийся покоя разум

От раздумий, и эта боль…

Исчезнет снова очень скоро

И не оставит ничего:

И даже мысли ни одной…

Увещеваю глаз закрытый,

Призвав противящееся ухо,

Чтобы сказать: «Дрозда я вижу»,

Чтобы сказать: «Развеет чистой песней муку»

И жить, пока она не смолкнет навсегда…