Луна (джен)

29 сентября, 2012 г.

В тёмной комнате раздался хлопок, шум оповестил о прибытии хозяина. Мгновенно загорелся яркий свет, озаривший шикарную квартиру на Конвэй стрит. Она тут же начала медленно пробуждаться ото сна.

Занавески ручной работы покачивались от ворвавшегося через окно ветра, накрывая часть столика выполненного в классическом английском стиле. Фарфоровый сервиз, состоящий из кружки, чайничка и блюдца оказался разбит — подло скинут краем бордовой шторки, которая не преминула развлечься вместе со своей соседкой. Старинный восточный ковёр если бы мог, то непременно вскричал бы от пролитого на него несчастья. И вы должны понять свершившееся горе — сложный узор, придававший красоту ворсистому старцу оказался испорчен, добавив цвет «разлитого чая» в его нежные красно-голубые тона.

Заметив учинённое безобразие, Перси взмахом палочки удалил неприятность и принялся рассуждать над животрепещущей проблемой:

«Не день, а сплошное недоразумение: столько событий и ровным счётом — ни-че-го! И это при том, что меня чуть не сожрал проклятый шкаф! Конечно, следовало бы сразу сообщить в соответствующий департамент, но где гарантии, что я потом смог бы исследовать дом? Дамблдор точно бы «подчистил» за собой, и на одного журналиста оказалось бы меньше!»

Додумывая последнюю мысль, Перси уже напяливал домашние тапочки. Следующим пунктом в списке «по прибытию домой» значилось «принятие расслабляющей ванны», от которой он бы сейчас не отказался. Длительные монологи внутри себя последовали за Перси, окуная в мысли о предшествующих событиях. Рассуждения витали вокруг дома Лавгудов, о таинственном шкафе и магии в целом. Воспоминания воспламеняли в Перси то жгучий стыд за своё неблагопристойное поведение, которое, слава Мерлину, никто не видел, то возмущение с неприкрытой ненавистью ко всему «Лавгудовскому».

Мысли плавно перенеслись к ужину, где с задумчивым выражением лица Перси поглощал заранее приготовленный «роуст». Мама готовила его на выходных, и Перси с детства привык к этому блюду. Тогда он ещё мечтал, когда вырастет, сбежать из царившего в Норе хаоса, и, в конце концов, его мечта сбылась. Теперь он живёт в гордом одиночестве, но в этом ли было счастье?

Перси не любил об этом думать, поэтому он рад, что хотя бы сегодня мысли нашли одержимость в другом — тщательнее изучить находку. Но Перси, как типичный англичанин, проявил сдержанность: неспешно отужинав, выпив кружечку ароматного чая и, конечно же, помыв за собой посуду; только тогда он, в предвкушении, отправился «препарировать жертву».

Что касается «жертвы», так её в первые же секунды пребывания на Конвэй стрит пренебрежительно закинули на диван. Розовый дневник всей своей поверхностью ощутил кожу дорогого семейства «честерфилд» и, побывав в таких экзотических местах как, заляпанные майонезом руки продавщицы или водосток Говер стрит, испытывал неописуемую радость находиться в шикарных апартаментах. Казалось, была исполнена мечта обычного «дневника для девочек» ценою в два фунта стерлинга — поселиться там, где тепло, уютно, и за тобой ухаживают.

«Акцио». Шероховатая поверхность дневника поползла по кожаной поверхности дивана, а затем резко устремилась в «объятья» своему спасителю. Тёплые ладони прикоснулись к бледно-розовой обложке, истосковавшейся по человеческой ласке. Пальцы прошлись по твёрдому переплёту и скользнули к самому краю, после чего резкое движение руки распахнуло прикрывающую странички обложку. Поля, отступающие четыре клеточки от края, залились в пунцовой краске, белые странички от смущения попытались прикрыться чернилами, но покорное смирение шептали ему — продолжай…

Видение ситуации со стороны Перси оказалось более прозаическим. С помощью заклинания он призвал дневник, попутно направляясь к любимому креслу, обтянутому каштановой материей с «золотым» позументом. Плюхнувшись на «трон», «повелитель» окинул взглядом гостиную: как он всё-таки любил свою квартиру! «Чиппендейловский» комод из красного дерева, книжный шкаф, чьи полки заполнены исключительно английской классикой, и даже напольные часы из орехового дерева создавали гармонию старого английского стиля. Эта роскошь, по мнению Перси, должна была возвести его в число аристократов. И кто знает? Может он и не прогадал?

На лице Перси расплылась довольная улыбка, он устроился удобнее в кресле и начал внимательно рассматривать дневник. На обложке не обнаружилось ничего кроме имени. Потеряв терпение, Перси раскрыл его: на белых листках, словно нарисованные, обитали символы, знакомые обычному англичанину, но, соединяясь в эскиз словосочетания, а затем и в целую картину предложения, они приобретали настолько фантастически-неправдоподобный смысл, что Перси всерьёз задумался о психическом здоровье девочки. Ссылаясь на неугомонную детскую фантазию и сложные взаимоотношения в семье, он всё-таки решил дать несостоявшейся сказке шанс, выступив в роли единственного читателя:

«Это было ужасно! Я ненавижу тот мир, и больше не хочу возвращаться туда! Всё это великолепие и дух приключений — подлый обман! Этот мир заставил меня убить! Заставил!!! Он не признаёт морали и живёт по собственным законам, которые чужды мне. Я решила, что стану Хранителем и никогда не вернусь в Фаэрун. Надеюсь, дедушка поймёт и примет это. Буду жить здесь, в этом Плане, как обычная девочка, обычной жизнью и попытаюсь забыть о том мире навсегда…»