Околоквиддич (гет)

Глава 19

Сборная Аргентины против сборной Перу

6 групповой матч за розыгрыш путевок на Чемпионат мира

Место проведения: Лима, стадион Суареса

Количество собравшихся: 17 500

Время начала: 15-00

Счет: 430-110

Финист сидел на полу, закинув голову назад и приложив к глазу кусок льда.

– Больно? — спросил Пако, скорее, из вежливости, чем из жалости.

– Нет, — буркнул Финист. — Сейчас пройдет.

Матч с Перу выдался жестким, но они все-таки выиграли. Бладжер, летевший на огромной скорости, попал в лицо Финисту. По правде говоря, Фалькону было все равно — еще один удар, еще одна гематома, которая изменит его до неузнаваемости, превратит в Родриго Пахаро, парня, которого Финист совершенно не знал. Пахаро, ругающегося по-испански. Пахаро со сломанным в трех местах носом. Пахаро с короткими волосами.

– Прости, не успел, — улыбнулся Пако. Финист готов был поклясться, что он не успел специально.

Но он не мог злиться на Пако. Он к нему привык. Когда Уизли долго пропадал в Лондоне, Фалькон даже начинал немного по нему скучать. В конце концов, у него никогда не было лучшего друга — мальчишки, товарища по играм и квиддичу. В детстве его окружали дети друзей отца, в большинстве своем — напыщенные придурки, уверенные в своем безоговорочном превосходстве над остальными. Обычные дети обращались к нему по имени-отчеству — дурацкая традиция, оставшаяся в Украине. Пако был другой. Ему было плевать и на высокое фальконовское происхождение, и на свое происхождение, и вообще почти на все, что касалось традиций и устоев.

– Знаешь, что, — вздохнул Фалькон. — Я иногда и правда верю, что умер. А тот, кто сейчас перед тобой — не я.

– Лучше выспись, — Пако пожал плечами.

– Я серьезно, — продолжил Фалькон. — Знаешь, я понял, каким дерьмом был. Самовлюбленный бездарь, ничего не делающий для других и себя.

– Хватит критики, а то ведь мне есть, что добавить, — сказал Пако беззлобно.

– Они все так легко поверили, что я умер, — произнес Финист тихо. — Мне отец как-то рассказывал, что однажды пошел на охоту, и его ранил в лесу дикий кабан. Он потерялся, истекал кровью. Все давно схоронили его, только не моя мама. Они еще не были женаты, но она любила егои знала, что он жив. И убедила всех отправиться на его поиски. Они нашли его… Он сразу же сделал ей предложение, невзирая на то, каких она была кровей. Потому что она чувствовала его. Она любила его, Франсиско. А меня… меня никто не ищет. Все признали меня мертвым и живут дальше.

– Кроме меня, — Пако постарался улыбнуться. — Я-то знал, что ты живучий гад. Кстати, где мое кольцо с бриллиантом? После всего, что я сделал, ты просто обязан на мне жениться!

Финист грустно усмехнулся.

Пако подмигнул ему и тихо вышел на балкон. Там он вдохнул прохладный воздух и на секунду прикрыл глаза. На сердце словно положили огромный камень, и дышать было трудно. Станимира Крам была единственной, кто не верил в смерть Финиста. «Что ты делаешь, что ты делаешь, что ты делаешь? — рассеянно шептал Пако по-испански. — Кто ты такой, чтобы стоять у них на пути?».

* * *

Станимира в мельчайших подробностях помнила тот день. Холодный декабрь, они с Моникой стояли на причале. Это был первый год обучения в Дурмстранге, и первый год, когда Станимира узнала отца. Летом он привез ее в Лондон, в свою небольшую квартиру, затем они переехали в Болгарию, в Софию — чтобы успеть купить все к началу учебного года. Виктор был немногословным, но даже без слов было понятно, как он старался и сходил с ума, не зная, о чем разговаривать с девятилетней девочкой. К тому же, языковой барьер давал о себе знать. Хоть сербский и болгарский языки очень похожи, часто Виктор не совсем понимал, о чем его спрашивала дочь.

Станимира же попросту боялась, что он исчезнет. Мать рассказывала ей про Виктора, но было трудно представить, что один из лучших ловцов мира — ее отец. Но Крам не исчезал. Когда она уехала в Дурмстранг, он стал присылать ей короткие письма — из всех мест, где успевал побывать с «Осами». Виктор не умел писать письма, поэтому они выходили неуклюжими: «Вернулся после тренировки, поел, к Захарии приехал двоюродный племянник Блейз. Как дела? Привет из Лондона, папа».

Он должен был забрать ее на рождественские каникулы, и вот она стояла на причале в Бухаресте, переминаясь с ноги на ногу, и ждала.

– Он не придет, — обратилась она к Монике, чей старший брат, как всегда, опаздывал. — Я знаю, он не придет.

– Десять минут прошло, — Моника поежилась от холода. — Конечно, он скоро появится.

– Вряд ли, — Станимира готова была заплакать. — Зачем я ему?

Увы, время бежало, и постепенно на причале они остались одни. Даже брат Моники Костас приехал.

— Хочешь, отпразднуешь с нами Рождество? — улыбнулся он. — Не переживай, наверняка у него важная игра или что-то такое.

– Ой, а вот тот дядька не нам машет? — Моника указывала на мужчину в шерстяной серой мантии поверх пиджака.

Станимира не знала этого человека. На вид ему было около шестидесяти. Незнакомец был высок и статен, к тому же, у него были выдающиеся седые усы.

– Станимира! ¬— он помахал рукой. — Надо же, еле успел! — сказал по-сербски, подбежав к компании.

Моника и Костас уставились на неизвестного господина с изумлением.

– Какая же ты хорошенькая! ¬ — незнакомец с восхищением посмотрел на Станимиру. — Это твоя сумка? Такая маленькая! Если бы я знал, что ты без сумки, то прилетел бы на метле, а не на своем «БМВ». Видишь ли, давно надо отдать его в сервис, но я совсем разленился.

– Простите…Кто вы? — Станимира удивленно разглядывала его. Серая мантия была пошита из тончайшей шерсти, из кармана торчал черный футляр из драконьей кожи — по-видимому, для очков. Незнакомец носил кепку, а из-под мантии у него выглядывал обычный маггловский деловой костюм — рубашка с галстуком и пиджак.

– Тодор Крам, — улыбнувшись, ответил мужчина. — Но ты зови меня дедушкой. Виктор задержался на игре, представляешь, прошло три часа, а снитча до сих не видно! Он думал, что успеет, но кто же знал!

Распрощавшись с Моникой и Костасом, они пошли по причалу вдвоем. Станимира семенила рядом с Тодором и все никак не могла поверить в происходящее. Дедушка? Ее собственный дедушка? Черная блестящая машина была припаркована на близлежащей волшебной улочке. Пока Тодор прогревал ее и заводил мотор, он не переставал расспрашивать Станимиру о жизни. Как ей Дурмстранг? Играет ли она в квиддич? Есть ли у нее друзья? Понравилось ли ей жить с Виктором? Привыкла ли она к новой фамилии?

– Ты знаешь, что наша фамилия не болгарская, а немецкая? — на этих словах машина, пыхтя, поднялась в воздух, и Станимира вжалась в кресло. — Во время Первой мировой войны твоя бог знает сколько «пра» бабушка вышла замуж за немецкого офицера Гюнтера Крама. Гюнтер погиб во время войны, а жена с детьми снова перебрались в Болгарию. Так нам и досталась эта фамилия, хотя немцев у нас в роду больше не было. Правда, сейчас мы летим как раз в Германию. Мы там живем с твоей бабушкой Мирой.

– А чем вы занимаетесь? — спросила Станимира, разглядывая в окно облака.

– Когда-то я начинал как ученый-конструктор, — пояснил Тодор. –Мы уже лет десять живем недалеко от Мюнхена, там мне предложили работу. Я инженер в магическом подразделении «БМВ» — мы учим машины летать и еще много всякого. Иногда отдаем идеи магглам — знаешь модель X5?

– Честно, не очень, — ответила Станимира.

– Наше подразделение создавало тачку для тогдашнего немецкого министра магии, Юргена Ньюманна, да ребята маленько увлеклись. Пришлось отдать магглам — а что, им понравилось!

Автомобиль «БМВ» разрезал облака, как стрела, Тодор рассуждал о том, сколько сил они потратили на то, чтобы научить машину и летать, и становиться невидимой, и ускоряться до 400 километров в час. Станимира, прижавшись носом к стеклу, смотрела на чуть припорошенные снегом поля и крыши. Когда они добрались до Германии, уже стемнело. Дом Тодора и Миры был в небольшой баварской деревушке в пятидесяти километрах от Мюнхена, где жили одни волшебники. Каждый дом был украшен разноцветными рождественскими гирляндами. Станимира раньше никогда не праздновала Рождество, хотя в детстве и бывала в церкви. С Сербии праздник приходился на 7 января, в Болгарии, как и в Германии, — на 25 декабря, и каникулы в Дурмстранге, где учились представители разных конфессий, длились с двадцать третьего декабря до девятого января. Когда они подошли к небольшому аккуратному домику , им навстречу выбежала худенькая женщина.

– Ну вот, наконец-то! Тодор, я думала, твой дришпак сломался прямо в воздухе! — О боже, неужели это Станка? Какая ты красавица!

Женщина порывисто обняла Станимиру — от нее пахло чем-то печеным, и девочка непроизвольно уткнулась носом в ее вязаный свитер.

Мирослава Крам совсем не напоминала бабушку — ведь она была совсем не старой. Как Станимира узнала позже, соседи обожали Миру — она пекла самое вкусное печенье и никогда не отказывалась от бокальчика немецкого пива. У Миры Крам была своя кондитерская в самом центре Мюнхена — под названием «Мама Крам». В одно мгновение у Станимиры, которая привыкла быть одна, появилась огромная семья. В Болгарии у нее жили прабабушка и прадедушка и еще куча родственников. И все прислали Станимире подарки на Рождество. Родной брат бабушки Миры, работавший в Белграде, прислал письмо, в котором приглашал Станимиру на следующие каникулы. «Тебе надо наконец-то увидеть настоящую Сербию, детка, — писал он. — все-таки это твоя страна!».

Не было людей, которым Станимира была бы благодарна больше, чем Тодор и Мира Крам. Они приняли ее целиком, без остатка, без сомнений и предубеждений.

Но сейчас, когда она прилетела навестить их в субботу, она поняла, что что-то не в порядке.

– Бабушка? — Станимира бросила метлу в коридоре и прошла на кухню. — Почему меня никто не встречает?

Тодор и Мира сидели за столом и одновременно вздрогнули, когда Станимира зашла.

– Станка? — Мира попыталась улыбнуться. — Почему ты не предупредила?

– Я почти никогда не предупреждаю, — Станимира в замешательстве посмотрела на родных. — Да что здесь происходит, черт подери?

Оба молчали.

Станимира вернулась в коридор и толкнула дверь своей комнаты. И то, что она увидела, было как минимум странным.

На ее кровати лежал Франсиско Уизли. Он спал на спине, руки были закинуты за голову. Прямо у кровати стояли кроссовки, метла была прислонена к письменному столу.

– Что он тут делает? — выдохнула Станимира.

– Спит, — Тодор положил руку ей на плечо. — Пожалей его, у него сбился режим, он только вчера отыграл матч. Прости, что пришлось положить его на твою кровать, но ведь не спать же ему на кухне?

– То, что он спит, я вижу. Но как он оказался в Германии, в вашем доме?

– Он привез нам билеты на твой первый серьезный матч, — ответил Тодор. — Виктор его попросил, не беспокойся.

– А что, почту сюда уже не доставляют? — буркнула Станимира. — Я бы и сама привезла…

В этот момент Пако вздрогнул и открыл глаза.

* * *

Пако глубоко вздохнул и позвонил в дверь. В доме послышались торопливые шаги.

– Станка? — спросил мужской голос, и дверь была открыта.

Тодор Крам с удивлением посмотрел на Франсиско.

– Мистер Крам, — торопливо начал Пако. — Вы меня не знаете, но мне очень нужно с вами поговорить. Я Пако, Пако Уизли.

– Я прекрасно знаю тебя, Пако, — улыбнулся Тодор, пожимая руку незваному гостю. — Правда, последний раз, когда я тебя видел, ты кричал, жевал мой галстук и ходил под себя, уж прости.

Пако облегченно улыбнулся.

– Мне нужно с вами поговорить, — повторил он шепотом. — Это важно.

– Проходи, проходи, — Тодор пригласил его в дом. — Что-то случилось? Станка в порядке?

– Да-да, — кивнул Пако. — Это другое, мое личное дело.

– Да ты весь избит, — увидев синяки Пако, Тодор неодобрительно покачал головой. — Трудный матч?

– Бедный мальчик, мотается на две страны, — появившаяся из кухни Мира принесла Пако чашку горячего чая, и он с благодарностью ее принял.

– Так о чем мы будем разговаривать? — Тодор усадил Пако на маленький кухонный диван.

– О Фальконе, — сказал Пако тихо. — О Финисте Фальконе. И о директоре Бжезинском.

– А вот это становится интересным, — Тодор огладил усы.

– Почему Бжезинский его не ищет? — начал рассуждать Пако. — Он закрыл школу в конце июня, сейчас конец августа, и ничего не происходит. Я вообще не уверен, что он собирался искать тело.

– Продолжай.

– Я знаю, вы очень хорошо знаете Бжезинского. Он бывал у вас дома, когда вы преподавали в Дурмстранге. Расскажите мне о нем. Почему он не ищет Финиста?

– Не то, чтобы мы были близкими друзьями, — ответил Тодор. — Но мы вместе преподавали, и он иногда заходил ко мне домой. Я не люблю его, если честно, но он был старше, и ведь как-то некрасиво отказывать коллеге в стопке ракии, правда же?

– Почему вы его не любите?

– Он.., — задумался Тодор. — Своего не упустит. Он чересчур консервативен и очень уважает чистоту крови и всякие семейные регалии. Это странно, ведь сам-то он очень простых кровей. Правда, его покойная жена была в родстве с Фальконами. Так что ты не переживай, он скорее всего ищет Финиста, но Дурмстранг такой большой — если тело затащили в подземелья, то пиши пропало…

– Спасибо, — очень серьезно сказал Пако. — Это все, что я хотел знать.

– Давай лучше о тебе, — Тодор похлопал Пако по плечу. — Ты как, живой вообще? Может, не стоит каждый день мотаться в Лондон — всего несколько часов разницы, но ты ведь совсем не высыпаешься.

Пако кивнул и прикрыл глаза. В последнее время он был жутко измотан. Все, чего он хотел — это лечь в кровать и закрыть глаза. Словно прочитав его мысли, Тодор предложил ему немного отдохнуть. Пако поел и, забыв про все правила приличия, завалился спать. Он проспал часа четыре, а может, и больше, а когда проснулся, то увидел перед собой удивленную Станимиру. По ее поведению уже можно было судить об улучшении их отношений: она не кричала, не ругалась, а всего лишь удивленно протянула:

— Привет, что ты тут делаешь?

– Полетели домой, — Пако поднялся на локтях. — В понедельник тебя ждет тяжелая игра.

Станимира вздохнула. Пако заметил, как при упоминании матча сжались ее кулаки, как мелькнул в глазах страх.

Она боялась. И искала поддержки.