Околоквиддич (гет)

Молодежная сборная Соединенного королевства против молодежной сборной Хорватии

1 групповой матч за розыгрыш путевок на молодежный чемпионат мира

Место проведения: Вест Хэм, Лондон

Количество собравшихся: 1500

Время начала: 22.00 по Гринвичу

Счет: 200-30

Лондон — город парадоксов. Один из парадоксов состоит в том, что Вест Хэм находится на востоке. Мы идем через мусульманские кварталы прямо в мантиях — издали их не отличить от паранджей восточных женщин. Их густо подведенные глаза смотрят куда-то сквозь нас, иногда мне кажется, что эти женщины вообще нас не видят. Их мужья бородаты и крикливы. Они торопливо убирают товар с прилавков — зелень, какие-то вонючие специи, коробки с порошковым чаем. Поет муэдзин, призывая всех к вечерней молитве — поет надсадно, горько, и мое сердце почему-то сжимается от неизвестного чувства. Мне кажется, что мы и эти женщины, и их черные мужчины — почти одно целое. Они, как и мы, устроили свой маленький мир в этом огромном мегаполисе и никому не хотят его отдавать. Бесполезный мирок, который скоро рухнет, окажется раздавленным тяжестью большинства.

Закат подрагивает на самом высоком минарете.

Пахнет чем-то жареным вперемешку с майскими цветами — пьянящий, сумасшедший аромат.

Скорпиус молчит.

Мы идем на квиддич.

* * *

Из моей семьи Фран был самым нормальным. Я говорю “был”, потому что сейчас невозможно сказать, что у меня есть семья.

Высокий, темноглазый и часто молчаливый — ему не подходило ни простоватое английское “Фрэнк”, ни уменьшительное “Пако”. Я называл его Фран — это было мое собственное сокращение имени Франсиско, и оно мне нравилось. Что-то вроде того, когда у тебя есть лучший друг, и вы придумываете идиотские прозвища. Некая иллюзия, что кроме вас двоих в этом мире никого нет.

У меня не было лучшего друга.

У меня был только кузен, который казался мне нормальнее, чем остальные.

Наверное, поэтому я называл его Фран.

Потому что никто его больше так не называл.

Фран не был типичным Уизли — от Уизли ему досталась только кожа, которая покрывалась веснушками всякий раз, когда выглядывало солнце. Все остальное не имело к нашей доблестной фамилии почти никакого отношения.

Он был похож на Фреда, своего отца, но отцовские черты как-то причудливо выглядели в сочетании с темными волосами и широкими бровями.

Не Уизли.

Фран терпеть не мог родственников, сборища за общим столом, когда каждый из дядюшек норовит рассказать какую-нибудь историю, претендующую на то, чтобы быть смешной. Терпеть не мог Джеймса, хотя никогда это не показывал.

Его сестра выходила замуж, Фран страдал.

Строго говоря, она была и моей сестрой тоже — Рокси Уизли, дочь Джорджа.

Но мне было плевать.

Страдал только Фран.

Они росли вместе, а теперь он остался один.

Херово, наверное, осознавать, когда тебя, брата, родную кровь, меняют на какого-то олуха со слюнявым ртом и длинными руками.

На том матче, когда я ушел, Фран стоял вдали от всех и что-то торопливо записывал на листок пергамента.

— Хэй, Альби-Дамби, — он поднял на меня глаза. — За этим Фальконом трудновато уследить!

Фран называл меня Альби-Дамби в честь Альбуса Дамблдора, на которого я, наверное, был похож.

“Да ты такой же странный”, — любил говорить Фран.

Когда я бежал вслед за Скорпиусом и его фирмой*, последнее, что я увидел — кусок мантии Франа, проглядывающий сквозь просветы между сиденьями и полом.

* * *

У Скорпиуса сегодня хорошее настроение, что случается с ним редко. Он стоит, раскачиваясь, на первом ряду трибуны лицом к зрителям. Зрители смотрят на Скорпиуса почти с благоговением — он для них что-то вроде кумира. Обычно мы занимаем последний ряд: смотрим игру, выпиваем, а потом идем чистить рожи каким-нибудь ублюдкам.

Хорваты ютятся на соседней трибуне — их приехало человек двадцать, не больше. Все в уродливых мантиях в клеточку и синих кепках, они размахивают своими флагами и радостно гогочут, тыкая пальцами в игроков. Завтра их сборная сыграет с Ирландией в Дублине — от Лондона лету всего пару часов при хорошей погоде.

Поэтому сегодня эти придурки решили посмотреть на свою молодежку.

Они не знают, что у Скорпиуса хорошее настроение и, понятное дело, не ожидают никакого шоу.

Но шоу будет. Зрители уже на своих местах, квоффл в игре, и долговязый судья успел пронзительно свистнуть.

Скорпиус пьян, ему жарко: пот струйками стекает по его красному лбу и капает с кончика носа. Он стягивает поло и остается в одних шортах. Тощая грудь вздымается неровно и часто; он поднимает руки вверх, и толпа, как по команде, повторяет за ним, словно он их предводитель.

Скорпиус прыгает на своем стуле, все также стоя спиной к полю. Три хлопка — Англия — три хлопка — Англия.

Мы орем “Англия”, а не “Британия”, потому что мы не верим в дурацкое объединение, придуманное Федерацией квиддича. Потому что все из нас ненавидят чертовых парней из Глазго, с которыми мы встречались пару месяцев назад. И ни один из нас не хочет болеть с этими мудаками за одну сборную.

— Брэдли — гей! Жри свой хаггис*! — кричит Скорпиус, и толпа ему аплодирует.

Шон Брэдли — президент Федерации, шотландец, закончил Хаффлпафф, кажется.

Мы с удовольствием затягиваем “Брэдли-гей”. Пиво в моем стакане почти уже все пролилось на мантию, мне весело и пьяно, но перед глазами почему-то все еще стоит мусульманский квартал, а нудный голос муэдзина перебивает в моем сознании все наши песни. Я морщусь, стараясь вырвать тоскливый образ из памяти, но он не уходит.

Брэдли — гей. Англия-Англия-Англия. Три хлопка.

Скорпиус восседает на ограждающем парапете, там высоко, но он сидит без рук, которые по-прежнему вскинуты вверх, держась только тощими ногами, по которым извилистыми синими змейками ползут вены.

Англия. Девять хлопков. Англия. Девять хлопков. Хлопать и пить одновременно невозможно, и пиво уже почти все у меня на мантии и на воротничке поло.

Мы пришли сюда не просто так.

Я даже почти уверен, что эти двадцать несчастных хорватов пришли сюда тоже не просто так.

Нам всем не слишком важно, как сыграет молодежная сборная — потому что в это же время играет основная.

Нам всем важно посмотреть на Франсиско Уизли.

Еще несколько месяцев назад всем был, по большому счету, не так важен Франсиско. Он заканчивал Хогвартс, неплохо выступал за сборную Гриффиндора. Играл загонщика. Классного такого загонщика, в общем-то, но кому какое дело до загонщиков, когда есть ловец.

И только недавно он придумал потрясающую штуку — тактику, как он ее называл. Тактику он применил на юниорском чемпионате против Дурмстранга — полматча отслеживал их ловца, чтобы потом просто не дать ему — то есть ей — продраться к снитчу. Он саданул ей по пальцам бладжером в тот самый момент, когда она уже готова была поймать снитч.

То, что он сделал, было, наверное, как-то неправильно.

Фред пришел в бешенство, когда узнал.

Он запер Франа в кладовке и долго с ним разговаривал.

Фран ревел, как девчонка.

Он говорил, что просто хотел помочь своей команде выиграть.

Меня же его тактика восхитила.

Он был гением, мой кузен.

Только представьте — квиддич, в котором твоя роль четко регламентирована правилами, становится тотальным*. Ты, будучи загонщиком, можешь выбрать идеальный момент и вырубить чужого ловца, в то время как игрок твоей команды перехватывает снитч!

Почему об этом никто не думал раньше?

Франа быстро взяли в молодежную сборную Британии — сразу же, как он сдал свои ЖАБА. Но в нашей гребаной, криво сляпанной сборной никому не нужна была его тактика. Зачем? Если ты здоровый верзила и можешь крепко держать биту, то через полгода вполне сможешь заработать на рекламе натуральных соков или хренового кофе. А еще через полгода тебя возьмут в основную команду, где тебе придется отдать всю свою славу тощему шепелявому ловцу Кристенсону, посылая бладжеры подальше от его кудрявой головы.

Фран был не из таких. Он не хотел фальшиво улыбаться со страниц спортивного приложения к «Пророку», рекламируя спонсорские напитки. Он плевал на Федерацию. Он плевал на весь этот продажный квиддич.

Я знаю, чего он хотел. Он хотел играть в тот квиддич, где тебе позволено быть мудаком. Где ты можешь сломать пальцы чужого ловца бладжером, где охотник может со всей дури врезаться в кольца, где вратарь может грохнуться с огромной высоты в попытке поймать сложный мяч. И никто после этого не напишет в какой-нибудь газетенке гадость.

Фран быстро все это понял, я вам скажу.

Он бросил сборную Британии и сказал, что будет выступать за Аргентину.

Он наполовину аргентинец, так что теоретически мог выбирать.

Мне понравилось его решение.

Играть в жестком, но честном южном чемпионате, а тем более в основе лучше, чем валяться в британской грязи.

Ребята из Федерации, конечно, обиделись на моего кузена. Они сказали, что теперь он не имеет права вернуться в сборную.

Он согласился.

Они вызвали его в суд.

Он подписал все бумаги.

Они не успокоились на этом и передали дело в Министерство.

Франа вызвали в Визенгамот и заставили отказаться от британского подданства.

Это было неправильно, но они шли до конца, и Фран пошел до конца.

Он отказался.

То утро я запомню навсегда — обычное утро за пару дней до того, как я свалили в фирму. Уизли как всегда делали вид, что ничего не случилось. Приехала бабушка. Она раскладывала пироги и банки с кашей из холщовых сумок.

— Тебе с печенью, милый? — спросила она Франа так спокойно, как будто бы вчера ее внук не отказывался от британского подданства в присутствии почти всех министерских работников.

Мне хотелось потрясти их всех за плечи, заплакать, закричать, в конце концов. Почему они молчат? Почему никто не признается, что в их такой огромной и идеальной семье происходит какая-то чушь?

В открытое окно влетела сова и шлепнула на стол «Пророк».

— И что там пишут? — бабушка дрожащими руками подобрала газету и тут же ее отбросила, словно та была отравлена. — Ничего, — пролепетала она, — ничего.

Но мы все уже видели этот громадный заголовок: «Предатель Уизли».

* * *

Англия-Англия-Англия. Три хлопка.

Скорпиус оборачивается на поле и чуть не падает с трибуны. Темнеет еще сильнее, становится холодно. Мокрый воротничок поло неприятно касается шеи, хочется замотаться в мантию и закрыть глаза.

Я с тоской смотрю на коробки маггловских домов вдалеке — наверное, там женщины уже сняли свои черные одежды и готовят ароматный плов для своих мужчин. Мерцает желтая лампочка, освещая неказистые обои в цветочек и низкий покрытый клеенкой стол. Кто-то читает газету, курит в окно и думает, что завтра нужно будет снова выходить на рынок, чтобы выжить. Такая вот простая жизнь.

— Предатель Уизли! — вдруг затянул Скорпиус, и трибуны притихли.

Голос у него такой же — гнусавый и печальный, как у муэдзина, но он хрипит и кашляет. Вены на его шее натягиваются, словно струны, татуировка превращается в еще более несуразное пятно.

В моей голове проносятся мысли, сразу много — я думаю о том, как тот, кто тоже был против Федерации и их чванства, был как бы с нами, стал врагом.

Он когда-то был моим кузеном.

Я называл его Фран.

— Предатель Уизли, — подхватывают трибуны, и я слышу свой голос среди всех.

Я кричу, и мне уже не холодно, и мне уже плевать.

Звучит финальный свисток — наш ловец поймал снитч.

Я не смотрю на поле.

Сначала мой взгляд утыкается в сине-клетчатую кучку хорватских болельщиков, которые жмутся друг к другу, как будто овцы в стаде.

Потом я смотрю туда, где мигают желтыми квадратами магловские окна, пахнет пловом, а женщины расстилают коврики, чтобы, уткнувшись скорбными лицами в обои в цветочек, просить у Бога удачи своим мужчинам.

*фирма — firm (eng.) — футбольная группировка

Хаггис — традиционное шотландское блюдо из бараньих потрохов

«Тотальный» футбол — тактическая схема, когда игрок, двигаясь по полю, заменяет других футболистов на их местах, таким образом сохраняя их намеченную организационную структуру. (Вики)