Околоквиддич (гет)

«Уимбурнские Осы» против «Холлихэдских Гарпий»

Регулярный матч чемпионата Соедиенного королевства

Место проведения: Уимбурн-Арена, Лондон

Количество собравшихся: 42 000

Время начала: 19.00 по Гринвичу

Счет: 300-340

– Привет.

Станимира лежит на скамейке в раздевалке. Закрывает заплаканное лицо руками, трет глаза. Один поток рыданий переходит в другой, и этому, кажется, не будет конца. Но вот слезы заканчиваются, и она просто лежит тихо. Как можно было так облажаться? Эта Люси Смит обманула ее на вираже, как дурочку. Надо было потянуть время. Надо было думать. Второй матч за «Ос» проигран, из героини и звезды — сразу в посмешище.

– Привет, ты меня не слышишь? — тренер Уизли кашляет, чтобы привлечь к себе внимание.

– Простите, — Станимира поспешно вытирает слезы. — Я должна была быть внимательнее.

– Ты ничего не должна была. Тебе стоило быть внимательнее*. Я люблю английские глаголы — в них много смысла, ты так не считаешь?

Станимира приподнимается на локтях, садится и роняет голову на колени.

– Не знаю, — бормочет она. — Чувствую себя полным дерьмом.

– Дело твое.

– Вы даже не скажете, что это не так?

– Честно говоря, это просто не слишком важно. Побеждает все равно не самый лучший. И успеха добивается не самый талантливый. Поэтому ты можешь быть полным дерьмом — меня как тренера это вполне устраивает.

– О чем вы?

– Ты не всегда будешь выигрывать, как бы хорошо ты ни играла. Если тебя некому побить, теряется смысл игры.

– У вас был самый ужасный проигрыш в жизни?

– Финал чемпионата мира. Кубок взяли болгары. Я ненавидела твоего отца. Мне было двадцать два. Через четыре года мы разбили их наголову. Ожидание реванша далось мне нелегко, но оно того стоило.

Мариса присаживается рядом и по-дружески толкает Крам в плечо. Та вздыхает — наверное, тренер права и не стоит принимать все близко к сердцу. Но в последнее время все идет не так.

Пако женится на Аделине. Вчера Аделина была в «Сорванной башне», и когда Мариса ушла, она выдавила из себя самую гадкую улыбку на свете.

– Крам, — протянула она своим тонким голосом, — неужели ты думала, что вы с Франсиско можете быть вместе?

– Я не знаю, — сказала Станимира, собрав остатки воли в кулак.

– Ты ничтожество, Крам, — Аделина накручивала на палец светлый локон, — ты бы никогда его не получила. С твоей внешностью и происхождением можно даже не пытаться.

Станимира хотела быть такой, как Мариса. Та бы точно нашла, что ответить. Она никогда не лезла за словом в карман. Станимира хотела быть такой, как Рокси. Рокси вытащила бы из ушей огромные серьги-кольца и избила бы эту Аделину, как черная девчонка из самого криминального квартала. Но Станимира не умела ни отвечать, ни драться. Поэтому она просто проглотила эту обиду, оставаясь непроницаемой. Поэтому прошипев «пошла ты», она твердым шагом направилась к выходу и хлопнула дверью.

Мариса не любит Аделину, это видно. Она даже не пытается быть вежливой, но Аделина старается этого не замечать. Зато Фреду и Джорджу невеста Пако приглянулась — они сами так сказали. Точнее, они сказали: «Да она просто чудо, давно не встречали такого классного материала для приколов!». Первое время они пробовали на ней какие-то помадки и микстуры из магазина, но им быстро надоело, и они тоже перестали ее замечать. Но Станимира не могла сделать вид, что ее нет. Потому что она была везде. Дома. В Косом переулке. Даже когда Крам болталась по центру Лондона в одиночестве, Аделина прикладывала все усилия, чтобы пересечься с ней и сказать пару гадостей.

– Почему ты так себя ведешь? Она так и будет тебя унижать? — Хьюго отхлебнул «Гиннесса».

Они стояли на улице у паба World’s End*.

– Все паршиво, Хью, — Станимира тоже пила «Гиннесс». Это был ее первый «Гиннесс», и он казался ей жутко горьким. Из-за меня мы проиграли «Гарпиям». Пако и Аделина… Это слишком.

– Почему тебя так беспокоит Пако? –Хьюго притворно удивляется. — Ты же раньше терпеть его не могла.

– Не знаю, — вздыхает Крам, — просто мне казалось, что он какой-то…

– Какой?

– Глубокий.

– А оказалось? Такой же, как все?

– Да, — еще один глоток. — Она же тупая. Пако умный. Я даже не знаю, о чем он с ней разговаривает.

– С чего ты взяла, что они разговаривают? — Хьюго усмехается.

– Меня тошнит. Дерьмо твой «Гиннесс».

– По-моему, ты ей завидуешь.

Станимира смотрит на брата, как на душевнобольного: он что, с катушек съехал? Как можно завидовать тупой овце, жизненная дилемма которой — каким лаком красить ногти? Которая мечтает только удачно выйти замуж и больше ничего не делать? Никаких целей, желаний, ничего… Этой тоске стоит завидовать?

– Нечему завидовать, — морщится Станимира.

– А по-моему, ты считаешь, что она красивее. И в душе соглашаешься, что у нее больше прав на Пако. И на Финиста. И не отвечаешь ей.

Чертов «Гиннесс», проносится в голове у Станимиры. Кажется, Хьюго специально заставил ее выпить, чтобы не получить по башке за такие разговоры. Крам молчит. Смотрит на пешеходов, на офисных работников, забежавших в паб пропустить по пинте в конце тяжелого дня.

– Ты не должен был этого говорить, — произносит она тихо. — Ты же знаешь, как мне важна твоя дружба и поддержка. И ты говоришь: мне кажется, Аделина красивее тебя и может тебя унижать.

– Я сказал не это. Я сказал: ты считаешь, что она красивее. Это ты решила. Не я.

– Да все так считают.

– И Мариса с Фредом?

– Причем тут они?!

– Ну, ты сказала, все, я и спросил. А «Гиннесс» хорош, ты это зря, — и Хьюго делает еще один большой глоток и хитро улыбается.

Станимира вздыхает и, зажмуриваясь, допивает свою пинту. Может, и не так плох этот «Гиннесс». Можно хотя бы на время ни о чем не думать. Ей стыдно в этом признаваться, но, если бы не тренировки, она бы, наверное, выпила еще. Тренировки каждый день, кроме субботы и воскресенья. Один раз в неделю вечером можно выпить пинту пива и съесть какой-нибудь калорийный торт. На самом деле Мариса и Захария не так строги, а все эти запреты Станимира придумывает для себя сама. Ей кажется, что если она съест или выпьет больше, то снова проиграет.

Каждое утро — статическая тренировка. Обязательно натощак. Надо подолгу стоять на одной ноге, удерживая баланс, вытягиваться параллельно метле, прогибаться, тянуть, тянуть мышцы и — самое главное — не сутулиться. Последнее особенно трудно.

– Крам, спина! Плечо опусти! Ниже! — это Станимира слышит каждый день.

Захария вправляет ей позвоночник так, что он хрустит.

Мариса гибкая, как кошка.

– Квиддичу может научиться любой дурак, а я учу вас думать и строить красивое тело. Ну и квиддичу, конечно, — говорит тренер Уизли.

Нет, Станимира не становится гибкой, как Мариса. Но, кажется, уже почти не сутулится. Да и когда приползаешь вечером после всех экзекуций, можно ни о чем не думать — только о душе и тепле.

Второй матч с «Эдинбург Скёртс» «Осы» выиграли, хоть и с минимальным перевесом. Играли в Эдинбурге, и вечером все пошли гулять по городу и отмечать победу.

– Эй, Стэн, пойдем, — в ее номер в гостинице постучал Дик Мюррей, — жду внизу!

– Да-да, — поспешно ответила Станимира. Она даже не обиделась на «Стэн» — это своеобразное сокращение ее имени придумал Пако на юниорском чемпионате.

Они шли по Эдинбургу все вместе, включая тренеров и близнецов Уизли. Позже к ним даже присоединились ребята из «Скёртс», которые рассказали кучу историй про родной город. Никого из них не взяли в сборную, но они надеялись на ближайшее открытие трансферного окна. Это то, о чем говорил Пако, думала Станимира. Они объединили региональные чемпионаты, но не хотят брать новых игроков в сборную Великобритании.

Пако. Пако был везде — в мрачных сизых облаках, проплывающих над головой, зеленых пологих холмах, в старом замке на вершине, маленьком кинотеатре и дождливой погоде. Он остался в Лондоне готовиться к официальной помолвке, но удивительный факт — он был везде. Станимире казалось, куда бы она ни поехала, он там будет. Она принимала это как данность — у Пако хотелось спросить так много, но это было невозможно. Поэтому она просто пыталась жить. Словно понимая ее состояние, Мариса и Фред решили остаться в Эдинбурге на пару дней после матча. «Скёртс» любезно предоставили свой стадион, так что с тренировками проблем не было. Все с удовольствием остались. В Шотландии было холодно, зато можно было сидеть вечером в каком-то кафе и пить горячий пунш, грея руки о кружку, и болтать с Диком и Томашем, наблюдая исподтишка, как Алиса влюбленно смотрит на вратаря-поляка. Но вскоре пришлось возвращаться в Лондон и играть с «Ньюкасл Визардс Юнайтед». Станимира и Ибрагим Озил снова затеяли на поле любимую игру — он расчищал ей дорогу к снитчу, и они проносились по флангу с чудовищной скоростью. С Озилом было весело — после матча они часа два ржали, вспоминая лица загонщиков «Ньюкасла». Крам поймала мяч на двадцатой минуте — игра даже не успела как следует начаться, но, кажется, это не слишком огорчило собравшихся на «Уинбурн-Арене». После игры они еще три часа раздавали автографы — Станимире было трудно писать некоторые английские имена, но рядом были товарищи по команде, которые подсказывали. Турка Озила обожали все мусульмане Лондона: сначала Крам даже слегка испугалась, увидев женщин в платках и паранджах и бородатых мужчин в цветных мантиях, похожих на халаты. Ибрагим терпеливо расписался на каждом листочке пергамента и со всеми сфотографировался. Кто-то из поклонников таланта Озила подходил за автографами и к Станимире, и это повергало ее в ступор — в Дурмстранге ненавидели мусульман, называя их завоевателями Балкан и убийцами. Но теперь они смущенно протягивали ей листочки пергамента и командные фотографии.

– Как вас зовут? — она подняла глаза на паренька лет пятнадцати.

– Эмин, — ответил он, и Станимира, радуясь, что имя не сложное, подписала ему открытку.

– Спасибо, — Эмин улыбнулся. — Вы знаете, я могу ходить на квиддич только с отцом, но у меня из окна виден стадион «Аптон Парк», и я могу смотреть матчи из окна. Это в районе Вест Хэм. Вы знаете этот стадион? Там сейчас играет молодежная сборная.

– Да, — Станимира кивнула. — Но я там ни разу не была.

– Вы знаете, — не обращая внимания на толпу, Эмин наклонился к Станимире, — я видел матч между молодежкой Хорватии и Великобритании. Это был последний матч Франсиско Уизли за сборную. Трибуны скандировали «предатель Уизли», но мне не кажется, что он предатель. Вы можете ему это передать? Сказать, что я не считаю его предателем? И мой брат тоже?

– Хорошо, — ответила Станимира тихо, — конечно, Эмин.

Паренек просиял.

– Спасибо, — улыбнулся он, — вы знаете, я смотрел в окно и видел одного мальчика, наверное, моего ровесника, на трибуне. Он был такой грустный, и я хотел пойти поиграть с ним, но папа не разрешил…

Станимира молчала. Пако был везде, и к этому надо было как-то привыкнуть, с этим надо было научиться жить. Из Дурмстранга пришло письмо: в конце сентября-начале октября начнется новый учебный год, а она сможет сдать выпускные экзамены. Крам не хотела возвращаться, но Мариса настояла, чтобы она поехала.

– Ты вообще думала о высшем образовании? Чем бы ты стала заниматься, если бы не квиддич? — спросила тренер как-то утром за завтраком.

Станимира задумалась: девочки в Дурмстранге, как правило, не учились дальше — все стремились выйти замуж и родить ребенка. Представительницы богатых родов руководили благотворительными фондами и вели светскую жизнь, спихнув детей на нянек. Те, что победнее, воспитывали потомство самостоятельно — но в целом и те, и другие были довольны своей участью. В свое время Мариса поступила в магистратуру и, закончив ее, получила степень в Хогвартсе. Для нынешнего Дурмстранга, Дурмстранга Бжезинского, случай редчайший, хотя раньше степень получала примерно половина выпускниц.

– У меня неплохо с точными науками, — пожала плечами Станимира, ¬¬¬— Я бы могла работать там, где нужно решать сложные логические задачи... Наверное. Я пытаюсь строить схемы для игр, иногда получается, хотя далеко не всегда.

– И что, не будешь продолжать обучение?

– А как же квиддич?

– Можно учиться заочно. Я советовала бы тебе поступать в Кембридж, в Колледж тренеров по квиддичу.

– Хех, — Станимира усмехнулась. — Первые места в рейтингах вузов для волшебников и ужасно дорогое обучение.

– Скорее всего, они сократят тебе стоимость. Да и я не видела, что ты просаживаешь свои гонорары. Могла бы уже давно купить себе хотя бы тачку, — Мариса подмигнула. ¬— Действующим игрокам разрешают учиться заочно. Пако поступил туда в прошлом году…

Это было правдой: Станимира не тратила свою огромную зарплату, положив все деньги в «Гринготтс» и каждый месяц отдавая часть бабушке и деду. Она не знала, на что тратить деньги. Метлы у нее были, жилье — тоже. Иногда ей хотелось купить себе дорогие туфли или сумку, но она быстро одергивала себя: кого она обманывает, никакая дорогущая вещь не сделает ее Аделиной Фалькон. Поэтому лучше просто играть в квиддич и не высовываться. При таком раскладе можно отложить на тренерский колледж — было бы здорово поступить. Конечно, Пако попал туда без проблем. Пако, снова Пако…

Они почти не виделись с его дня рождения — Станимира целыми днями убивалась на тренировках, чтобы случайно не пересечься с ним в доме. Она не знала, когда он приезжает, и перестала читать «Спортивный пророк» — чтобы из любопытства не заглядывать на страничку с чемпионатом Южной Америки. Один раз они все-таки случайно столкнулись в коридоре.

– Привет, — Станимира постаралась улыбнуться. — Как игры?

– У нас пока перерыв перед последней игрой с Уругваем. Если выиграем, пройдем на чемпионат мира, — сказал Пако.

Она хотела спросить, почему игру тогда отменили, но не стала.

– Ну, удачи, — она кивнула и направилась на поле.

– Эй, Стани. Один вопрос.

Крам замерла, как вкопанная.

– Один мой друг вернулся недавно из Бухареста, так вот он сказал, будто в местных газетах пишут, что мы с тобой были помолвлены. Не знаешь, откуда этот слух?

Черт. Пропалилась. Под ложечкой засосало, а в висках застучало. Только не это. Дурацкая ложь Аделине обернулась настоящей катастрофой — она-то не раздумывая донесла всем газетчикам, что Франсиско бросил недотепу-Крам ради нее.

– Ты серьезно? — она развернулась. — Вот так чушь! Слушай, даже не знаю, откуда они это взяли! Ну надо же было что-то придумать…

– Эту новость ставил также старший редактор «Кви», коллега Рокси. А они проверяют информацию.

– Глупость, — Станимира изобразила самую циничную усмешку, на которую была способна. — Они это серьезно? Мы с тобой были помолвлены?! Да я даже в страшном сне такого представить не смогу, прости, Пакито! — и она рассмеялась.

Пако усмехнулся в ответ.

– Да уж, бред! — подытожил он.

Станимира пошла на поле, а Пако еще долго стоял в коридоре, рассматривая цветную испанскую плитку на полу. Полное равнодушие Станимиры Крам — что ж, он и не ожидал другого. Значит, он делает все правильно. Ему нужно было возвращаться в Буэнос-Айрес. Говорить с тренером, сеньором Альфонсо, просить прощения у команды, которая очухалась от заклятья Фалькона. Сделать что-нибудь, чтобы они все-таки играли на Мундиале.

* * *

Громкий и настойчивый стук в дверь.

– Заходи, — Станимира бормочет. В середине дня у нее есть свободное время, и она просто валяется на кровати с книжкой.

Рокси влетает в комнату, как метла с реактивным двигателем.

– Вставай! — кричит она и стягивает с нее одеяло. — Впереди великие дела!

Рокси только что вернулась с шопинга — выглядит так, как будто она скупила всю Оксфорд-стрит.

– Вот это тебе, — она кивает на кровать три пакета, и Станимира удивленно в них заглядывает. Она не привыкла к подаркам «просто так», но вещи такие мягкие и чудесно пахнут обновками, что отказаться невозможно. Рокси купила ей красивый серый жакет и мягкий свитер крупной вязки на два тона светлее, красные «Конверсы» и платье. Станимира гладит темно-синюю ткань — платья она никогда раньше не носила.

– Спасибо, Рокс, — улыбается она смущенно. Рокси уже щеголяет по комнате в новых лодочках какого-то дикого изумрудного цвета. — Только к чему это все? Мы куда-то собираемся?

Рокси вздыхает:

– У Пако помолвка в эту субботу. Я хочу, чтобы ты круто выглядела. Чтобы он сдох!

Станимира не может сдержать улыбки: Рокси в гневе — это что-то. Из кармана у подруги торчит письмо, и Станимира знает, что это злосчастное приглашение на помолвку. Сердце начинает биться часто-часто.

– Спасибо, — она улыбается. — Но вряд ли… эти чудесные вещи сделают меня красоткой.

– Нет, не сделают! — Рокси выставляет ногу в туфле и поднимает брови: мол, как тебе? — Именно поэтому я записала тебя к Клеберу после вечерней тренировки.

– Куда записала? — Крам хватает ее за носок, и Рокси прыгает на одной ноге, пытаясь высвободиться.

– К Клеберу в салон! Между прочим, к нему за три месяца надо записываться!

– Отвертеться никак, я так понимаю? — вздохнула Станимира, и Рокси замотала головой.

– Ногу отпусти, — обиженно говорит она. — И пообещай, что пойдешь.

* * *

Салон Себастьяна Клебера находится на модной Бонд-Стрит. Ничего примечательного — просто какое-то здание. На первом этаже –магазины и огромный Prime Star. Салон расположен в самом углу — дверь совершенно неприметная. Рядом с дверью такая же неприметная табличка, на которой всего лишь две буквы — «S.K». Станимира дергает дверь и оказывается в сверкающей комнате. За кипельно-белым столиком сидит шикарная блондинка. Короткая стрижка только подчеркивает красоту лица — высокие скулы, огромные голубые глаза и полные яркие губы. Блондинка выглядит, как супермодель.

– Хай, — говорит Станимира смущенно. — Меня сегодня подруга записала к Себастьяну…

– О, так ты и есть Станимира, — улыбается блондинка во все тридцать два зуба. — Приятно познакомиться, я Мари-Виктуар. Можно Вики, — и она протягивает тонкую руку с короткими яркими ногтями.

Через секунду из глубины зала выплывает сам маэстро — на этот раз на нем свободная темно-фиолетовая футболка, простые джинсы и кроссовки. Джинсы завернуты и видны узкие щиколотки.

— О, Мерлин! Глазам не верю — ты все-таки пришла! — Себастьян целует Станимиру в обе щеки и тащит ее за собой вглубь, успев крикнуть на ходу что-то по-французски Мари-Виктуар.

Салон Клебера не очень большой, но красивый. Огромные зеркала. Белая кирпичная кладка на стенах. Удобные кожаные кресла. Усадив Станимиру в одно из них, он хлопает в ладоши.

– Надеюсь, ты не против музыки, — улыбается стилист, и тихий женский голос начинает шептать по-испански: «Estoy loca, enamorada…»*

Непроизвольно Станимира морщится, как от зубной боли.

– О, не волнуйся, там дальше будет по-английски, — он перебирает пальцами ее густую шевелюру. — Неужели Мариз вас так загоняла, что ты испанский слышать не можешь?

– Вроде того, — неопределенно мычит Станимира, глядя на свое испуганное отражение.

– Знаешь, когда я впервые встретил Мариз на какой-то вечеринке, то подошел к ней и сказал: «Неужели я наконец-то вижу красивую англичанку?» А она мне: «Я наполовину аргентинка». А я такой: «А на вторую половину?». И она тихо-тихо: «А на вторую половину — Малфой!». Ну а я отвечаю: «Так и знал, что ты француженка!», –

И Клебер рассмеялся. — А ты была когда-нибудь во Франции?

– Да, — выдавила Станимира. — Я была в Париже.

– О, бьян, бьян, — Клебер взмахнул палочкой, и голова Станимиры тут же стала мокрой и мыльной. Невидимые пальцы мыли ей голову — на одежду ничего не капало. Клебер тем временем готовил инструменты. — Так с кем же ты там была, красотка?

– С Франсиско Уизли, — вздохнула Станимира. Счастливые воспоминания заставили сердце болезненно сжаться. На лице Клебера появилась грустная улыбка, и он стал похож на доброго мима.

– Девочка моя, — Себастьян присел на корточки перед ее креслом, — как я сразу не догадался, почему ты все время такая грустная. Но я сегодня сделаю все, чтобы ты больше не грустила.

– Спасибо, — прошептала Станимира растерянно. — Но зачем это вам?

– Потому что ты мне нравишься, — Клебер мягко тронул ее за плечо. — Знаешь, самые красивые люди как правило не знают, что они красивы. Или не замечают этого.

Мытье головы закончилось, и, подсушив волосы феном, Клебер смешал в чашке краску.

– Я покрашу чуть-чуть, — сказал он, — только пряди у лица и на концах. Не вздумай никогда краситься в блондинку. Увижу — убью!

– Аделина блондинка, — зачем-то ляпнула Станимира.

– Давай, покажи мне ее, эту свою Аделину! — фыркнул Клебер, ковыряя палочкой краску на волосах. — Хоть посмотрю, из-за чего все эти нервы! У тебя фотка есть?

– Неа, — вздохнула Крам, — хотя… Она схватила лежащий рядом какой-то журнальчик и полистала. На последней странице в разделе светских сплетен была фотка Аделины — она улыбалась и картинно закидывала голову назад.

– Мерлин, ¬ — процедил Клебер неодобрительно, — ты хоть знаешь, как называется такой цвет волос? Eastern-European hookers’ hair!* Виктуар!!!

В дверях появилась растерянная Мари-Виктуар.

– Вот это, — Клебер показал на нее палочкой, — нормальный блонд. А у этой твоей — жуть. И эта голубая мантия… Ужас-ужас!

– У нас в Дурмстранге она считалась красивой, — удивленно сказала Станимира.

– Запомни, милая, мы, волшебники, жутко классовое общество. И у каждого класса у нас своя эстетика. У высшего — своя. И вываливающаяся грудь из мантии у нас не в чести. Не удивлюсь, если она какая-то бедная родственница богатой фамилии.

Клебер закончил окраску и теперь состригал ножницами длинные пряди Станимиры.

Крам молчала — она с восхищением смотрела на изменения в зеркале. Светлые пряди освежали лицо, а немного постриженные волосы уже не путались. Клебер ниткой убрал лишние волоски бровей и прошелся по лицу мягкой пудрой.

– И если ты и сейчас скажешь, что ты не красавица, я тебя точно убью! — смеялся он.

Станимира смотрела на себя в зеркало. Да, пожалуй, в таком виде она переживет субботу.

* * *

Мариса накинула дорожную мантию и надела очки. Выглянув в окно, она улыбнулась. Рокси летела над кольцами, держась за рукав Станимиры. Они летали каждую ночь. Какой бы Станимира ни была уставшей после матчей и тренировок, она поднималась с Рокси в небо и заново учила ее держать биту, подниматься и снижаться, не бояться скорости. Мариса не могла даже мечтать о том, чтобы Рокси вернулась, но сейчас это казалось почти реальным.

Поправив широкий пояс на мантии, она аппарировала. Через некоторое время Мариса Уизли постучала в дверь квартиры в районе Сан-Тельмо.

– Привет, Финист, — сказала она открывшему. — Пора возвращаться домой.

Примечания

Ты ничего не должна была. Тебе стоило быть внимательнее — это про английские модальные глаголы “must” и “should”, конечно.

World’s End — знаменитый паб в Кэмден-Таун

Estoy loca, enamorada — начало песни Джей Ло Ain’t it funny

Eastern-European hooker’s hair — блондинистый желтоватый цвет, в который любят краситься девушки из Восточной Европы. В Великобритании этому цвету дали нелестное прозвище — “цвет восточноевропейских проституток». Именно по нему зачастую узнают «наших» в Лондоне. В последнее время этих штампов все меньше и меньше, к счастью.