Мои миры, твое отчаяние. Танец второй (джен)

Гарри ловил себя на мысли, что очень хотел бы жить в таком месте, как дом Каркарова. Здесь было легко и непринужденно. Никто не запирал в одной из комнат, не запрещал куда-либо лезть, не ограничивал его передвижения и не заставлял постоянно работать.

Сириус же старался компенсировать упущенное время, проведенное в собачьей форме, и пытался как можно больше общаться со своим крестником. Пожалуй, Гарри знал теперь о различных зельях и проклятьях для розыгрышей куда больше, чем близнецы Вуичи. Так же он услышал совершенно новую характеристику своего отца. Исходя из редких реплик Снейпа, Джеймс Поттер получался ужасным монстром, который находил удовольствие в садистских издевательствах. По мнению же Люпина, отец Гарри был юношей с обостренным чувством справедливости и слишком сильным самомнением для признания собственных ошибок, которых у него было не мало. Сириус же буквально боготворил Джеймса и считал, что он обладал исключительно положительными качествами: преданностью друзьям, хорошим чувством юмора, харизматичностью, внутренним светом и верой в идеи добра. Из всей этой совокупности услышанного, Гарри наконец-то смог нарисовать собственный, законченный образ отца в своей голове.

По его мнению, Джеймс был ярким, несколько эксцентричным парнем, который был уверен в том, что нет никого лучше него. Ему нравилось быть в центре внимания, и он так же свято верил в то, что он не только очень крутой, но и правильный парень. Он пытался создать образ хорошего героя, что борется со скукой и злом. Самое главное, что Джеймс верил в благородство своих поступков. Сказать по правде, он действительно остро реагировал на любую несправедливость, вставая на защиту обиженных жертв, если только те не были со Слизерина. В нем, как и в любом другом человеке, тесно переплетались положительные и отрицательные черты.

Каркаров постоянно находился в приподнятом настроении. Он украсил практически все комнаты разноцветными лентами и шарами и с нетерпением ожидал Нового года. Католическое Рождество он никогда не отмечал, а подарки, присланные двадцать пятого декабря, откладывал до утра первого января, и теперь ему очень хотелось открыть их.

Вечером тридцать первого декабря Каркаров вместе с домовиками накрыл огромный стол в столовой, который вполне мог уместить человек двадцать, всего на три персоны. От изобилия представленной еды у Гарри полезли глаза на лоб, директор же заявил, что это им всего лишь несколько блюд на ночь.

Сириус в предвкушении потирал руки, он обожал мясо. В абсолютно любом виде. Блек ел его отдельно и с гарнирами, с соусами и без, вареным, жареным или печеным… Гарри иногда казалось, что если бы возникла необходимость, то он ел бы его и сырым. Сириус свое пристрастие к мясу объяснял тем, что в Азкабане постоянно давали или похлебку, или странную кашу, состав который был сложно определяемым. Ничего вкусного, просто пища, для того, чтобы не дать заключенным умереть.

Второй его страстью был шоколад. В кармане у мужчины постоянно находилось несколько конфет, а порой и бесчисленное количество пакетиков с ними. Люпин объяснял это тем, что в сладком есть гормон счастья, и людям у которых жизнь наполнена постоянными стрессовыми ситуациями, он необходим как воздух.

Каркаров же любил соленья и медовуху. Поэтому директор вполне мог есть суп в прикуску с маринованными помидорами или кабачками. Так же любую пищу он запивал водой. Пару раз Гарри даже видел, как Каркаров, выпив чашку чая или кофе, следом вливал в себя не меньше стакана воды.

Сам же Поттер был практически всеядным. Ел он понемногу, конечно же у него были свои предпочтения, но мальчик никогда не чувствовал себя зависимым или одержимым ими.

В Новогоднюю ночь, после того как часы пробили полночь, и все обменялись поздравлениями, Каркаров потащил Гарри за собой в Шабаш на главную площадь.

Там, около огромной елки, собирались жители города. Все поздравляли друг друга, и не имело значения, были ли они знакомы между собой. Люди излучали неподдельное счастье и веселье. Они жгли бенгальские огни, открывали бутылки шампанского и предлагали напиток всем желающим. Одни пели, вторые танцевали, третьи запускали фейерверки, раскрашивая небо десятками ярких огней.

Окружавшее его было совершенно чудесным, Гарри впервые видел нечто подобное. Это являлось чем-то исключительно особенным: всех присутствующих на площади пронизывала атмосфера единения и радости.

Взрослые, позабыв обо всех условностях, катались вместе с детьми с ледяных горок.

Сириус в образе собаки носился туда-сюда с радостным лаем, изредка шарахаясь в сторону от взрывающихся магических петард.

— Хорошо, что хоть один день в году, люди еще помнят, как быть счастливыми, — заметил Каркаров. — Я уже много лет живу в ожидании таких ночей.

— Почему? — удивленно спросил Гарри, когда они уже в районе шести утра возвращались домой.

Директор грустно улыбнулся.

— Потому, что я такой же, как и другие. Мне тоже свойственно забывать, какого это ощущать себя счастливым.

Поттер задумчиво кивнул.

— Мы всегда лучше помним плохое?

— На самом деле, это зависит от человека, некоторые одинаково забывают и хорошее, и плохое.

— Тогда их жизнь совсем пуста? — нахмурился Гарри.

— Не думаю. Скорее это те, кто живет настоящим моментом. Для них не важно, то, что было некоторое время назад. Они-то как раз меньше других страдают.

— Тогда так жить лучше всего?

— Нет, конечно же, нет! — всплеснул руками мужчина. — Может быть, подобная жизнь и беззаботна, но она никогда не даст чувство полноты. Мы запоминаем плохое отчетливее, для того, чтобы не повторить что-то подобное в будущем. Это часть нашего опыта, позволяющая нам учиться на своих ошибках, и избегать повторения их в будущем. Счастливые моменты постепенно теряют свою яркость и четкость, практически не оставляя после себя ничего, кроме простой констатаций фактов. Именно поэтому вызвать Патронуса — это крайне сложная задача. Нужно сосредоточиться не только на том, что просто было, но и почувствовать отголоски светлой радости, а когда поблизости находится дементор — это становиться чуть ли невыполнимой задачей, — Каркаров после небольшой паузы продолжил. — Те же люди, кто стремятся отринуть абсолютно все, в большей степени рискуют ходить по замкнутому кругу. Прошлое нужно уметь отпускать, но предварительно сделав выводы.

Гарри присел на корточки, зачерпнул горстку снега и принялся мять его в своих ладонях.

— А прошлое может убить?

Каркаров некоторое время молчал, а потом кивнул.

— Да, Гарри, может. Федя говорил мне о твоей некротической связи. Ее лучше разорвать.

— Но как это сделать? — снежок полетел в березу, с ветки которой с недовольным уханьем поднялась в воздух рыжая сипуха.

— Ты должен этого сам захотеть, — Каркаров отрешенно посмотрел на свои руки. — Только ты сам знаешь, почему эта связь существует.

Усадьба директора находилась далеко от центра города. Она располагалась в элитном районе, который носил название «Янтарный угол». Соседи редко виделись друг с другом потому, что их дома разделяло солидное расстояние. Все здесь владели не только жильем, но и большими участками земли, на которых при желании можно было разбить поля.

Сразу же за этим районом начались «Заповедные кущи». Там обитали многие редкие виды животных. По сути, это был многокилометровый заповедник, разделенный на зоны с разными температурными режимами. Тут можно было найти и участки, похожие на пустыню, а так же и те, что обладали антарктическим климатом.

Улицы Шабаша были завалены снегом, который похрустывал под ногами. Некоторое время мальчик шел, внимательно вслушиваясь в эти звуки. Ему было необходимо хоть чем-то занять себя.

Хотелось плакать и смеяться одновременно, в голове мысли отказывались обретать четкую форму. Возможно, все дело было в усталости, все-таки сутки без сна говорили за себя. Да и волнение за то, что Малфой решит сделать ответный шаг, тоже выматывало.

Гарри знал, что Квиррелл является во снах к нему чуть ли не каждую ночь не просто так. Но он предпочитал думать об этом, как о своем наказании или играх подсознания. Хотя созерцание подобного перестало быть для него столь же мучительным, чем раньше.

Когда они наконец-то дошли до дома, все сразу же отправились спать. Сил на разговоры не было ни у кого.

Поттер не удивился, когда ему вновь приснился Квиррелл. Он сидел перед зеркалом и вновь разглядывал себя.

— Почему вы мне снитесь? — решился спросить Гарри.

— Потому что ты это хочешь, — отмахнулся мужчина.

— Я могу это прекратить? — удивился мальчик.

— Конечно, — невозмутимо ответил мужчина, сидя напротив зеркала. — Перестань сюда приходить. Я тут для того, чтобы, скорее всего, отбыть первую часть своего наказания.

— В чем же оно заключается?

— Мне необходимо понять, как много я потерял в этой жизни, зеркало показывает то, что мог бы получить.

Гарри сел рядом с ним.

— Почему вы пошли за Волдемортом?

— Я всегда хотел силы и власти. Мне было важно ощутить собственную значимость, ведь все всегда смотрели на меня свысока. Конечно же, я же полукровка, плод любви проигравшего все свое состояние глупца и обычной магглы, которая не смогла даже поступить в колледж. Я узнал, что волшебник только тогда, когда мне пришло письмо из Хогвартса! Ты даже не можешь представить, как это сложно расти среди магглов, ощущая себя странным, необычным, не таким как они. Мне никто не верил, когда я говорил, что могу заставить летать посуду или поджечь старый пень одним лишь взглядом. Меня считали лгуном и сумасшедшим. Так к тому же все потешались над странным именем, которым меня наградил мой папаша. Квиринус! Будто бы магглы хорошо знали римскую мифологию и могли понять, что я назван в честь бога войны. Квирин — одно из имен Марса.

Родителям я не рассказывал о своих переживаниях и проявлениях слабости, боялся, что они отрекутся от меня, станут презирать. Ощущая постоянное психологическое давление, мне ничего не оставалось, кроме того, чтобы учиться контролировать свои способности. День, когда мне наконец-то поведали о том, что я являюсь волшебником, был, чуть ли не самым счастливым в моей жизни. Но Хогвартс не стал моим спасением. Я попал на Когтевран. Да вот незадача, мои однокурсники знали куда больше, чем я, об обычной жизни волшебников. Меня все осмеяли, когда я сказал, что метлы используют для того, чтобы мести двор. Подобные заявления были дикими для магов. Стоит ли говорить, что и тут я стал изгоем? Моих однокурсников весьма забавляло то, как я вздрагивал, когда кто-то неожиданно стучал мне по спине или вскрикивал от того, что меня хватали за ухо. Это проклятые рефлексы выработали во мне магглы.

Я иногда был жертвой розыгрышей, что устраивал твой отец со своей компанией глупцов. Он был младше меня всего лишь на один курс, но стоит отдать ему должное, его шутки не отличались той жестокостью, которой порой удостаивался Снейп.

Со временем я научился контролировать себя и давать отпор, но было уже поздно. За мной все равно закрепился ярлык неудачника, несмотря на то, что на своем курсе я был лучшим в учебе. Однокурсники все равно смотрели на меня свысока. В такие моменты, мне представлялось, что я достигаю величия, в моих руках есть все: деньги, власть, влияние, — единственное, что им остается — это валяться в моих ногах и выпрашивать хоть каплю милости. Самым большим желанием было ощутить свою значимость.

В личной жизни я терпел фиаско за фиаско, никому не хотелось связываться со столь неяркой личностью. Мои романы заканчивались, не успев начаться, и это тоже не придавало уверенности в себе, хотя где-то в глубине души, я знал, что меня недооценивают.

Мои результаты по СОВ и ТРИТОН были весьма высоки, но эту заслугу приписывали не моему острому уму, а моей памяти, считая, что я просто зазубрил весь материал. Тогда это меня это жутко раздражало.

Но дальше — больше. После выпуска я пытался остаться в Хогвартсе. На тот момент профессор Вектор уходила в декрет, и я претендовал на ее место, но Дамблдор весьма сомневался, по силам ли мне будет справиться со столь сложной дисциплиной, и отдал мне ставку преподавателя маггловедения!

Он видимо считал, что моих знаний хватит только на то, чтобы из года в год рассказывать кучке бездельников о том, чем отличается тостер от телефонной трубки и почему засунутые пальцы в розетку могут приравниваться к Аваде Кедавре или при более удачном стечении обстоятельств к Круцио.

Возможно, все дело было в том, что я был всегда застенчивым, тихим и скрытным. Прояви я больше настойчивости и игры на публику — добился бы большего, но…

У меня было много талантов: один из них — это беспалочковая магия. Конечно же, я не смог бы сотворить что-то очень энергозатратное, но наслать порчу, связать или дезоринтировать — с легкостью.

Еще один талант, которым я гордился — способность управлять троллями. Это делало меня исключительным, выделяло из серой массы, подчеркивало мою уникальность. Жаль, что это тоже никто не оценил.

Когда освободилось место преподавателя зельеварения, я тут же подал прошения о переводе на эту должность, но по каким-то своим причинам Дамблдор решил, что Снейп будет более профессиональным в этой области, так к тому же он получил место декана Слизерина.

Я тогда тоже не настаивал ни на чем. Мне было страшно это делать. Неудовлетворенность постепенно накапливалось во мне, скручивалось спиралью и вынуждало искать способ проявить себя. Я начал изучать Темные Искусства, а потом стал копаться глубже, заниматься теоретическими исследованиями в области Черной магии.

Тогда меня посетила мысль: «А что если Темный лорд жив, но просто сейчас крайне слаб?». Сняв все свои сбережения, я отправился в так называемое кругосветное путешествие. На самом деле, это было исследование мест, которые являлись важными для Волдеморта при его жизни. О подобном было слишком мало информации, так что задача оказалась крайне тяжелой.

Когда я шел к нему, то точно не знал что хочу: толи присягнуть ему на верность, толи окончательно добить, толи просить у него знаний… На тот момент у меня была цель — найти. Моя жизнь приобрела осмысленность. Это было сложной логической задачей, пробуждавшей во мне азарт.

Темный лорд обнаружился в лесах Албании. Он в основном жил в телах пресмыкающихся и надеялся, что кто-то из его слуг придет к нему. Моя помощь оказалась ему очень кстати.

Он подбрасывал мне задачу за задачей, первой из которой стало ограбление Гринготтса. Это было не просто, но я справился.

Проще всего оказалось играть роль слабовольного, ничтожного профессора ЗОТИ, который боялся не то что любых проявлений темной магии, но и даже собственной тени. А то заикание, что я постоянно изображал, довершал мой образ слабака. Все верили в мою ничтожность. Именно поэтому никто не мог в начале обвинить меня в каких-то попытках украсть Философский камень. Преподаватели сами мне рассказывали о своем вкладе в его защиту, тем самым предоставляя мне информацию о том, как добыть камень. Хотя ближе к декабрю Снейп начал подозревать меня в том, что я веду какие-то странные игры, но доказать ничего не мог.

В середине января мне удалось пройти до конца коридор с ловушками, но в конце него меня ждало разочарование. Добыть камень из зеркала не представлялось возможным. Тогда я подслушал разговор Дамблдора со Снейпом, из которого напрашивался только один вывод: ключом являешься ты. Похитить тебя было самым легким из того, что требовалось от меня.

Благодаря Господину мне удалось показать, что я не пустое место, что способен на очень многое! Если бы была возможность что-то изменить, переиграть, то я не отринул бы ее!

Темный лорд использовал меня. Я хорошо понимал это, но это было прекрасно. Ведь он брал меня в расчет, осознавал мой потенциал, зависел от меня, нуждался в моей помощи. И это было восхитительно!

Ради такого можно и убивать. Только он мне дал ощущение той самой значимости, которую я искал с детства. Это зеркало глупое! Оно показывает мне разные возможности и варианты их развития, но они мне не интересны.

Гарри подошел к Квирреллу и сел от него чуть поодаль. Хоть он и выглядел живым, от него веяло холодом. Мужчина не дышал, его кожа отличалась сильной бледностью, а во взгляде не было эмоций, только пустота. Мальчик не мог не чувствовать исходящий от него запах горелого.

— Я понимаю вас, — эти слова вырвались у него непроизвольно, но они соответствовали истине.

Поттер часто задумывался, как бы сложилась его жизнь, если бы у него были люди, которые любили бы его и гордились им. Если это были Дурсли, то он, не задумываясь ни на миг, отказался бы от собственной магии и каких-либо связей с миром волшебства. Если бы им стал Снейп, то Гарри бы стремился радовать его своими успехами. Поттер не сомневался в том, что отправился бы в Хогвартс, так же сильно ненавидел бы Гриффиндор и стремился быть первым во всем. Для Дамблдора мальчик стал бы героем, который рисковал бы собой, не задумываясь о последствиях. Он спасал бы принцесс от драконов и, наоборот, в перерывах исследуя рынок сладостей. Для него было бы крайне важно стать тем, кто воплощал бы в себе храбрость борца за справедливость.

Так или иначе, мы всегда берем в расчет ожидания близких людей относительно нас. И часто, чтобы угодить своему окружению, начинаем соответствовать им.

Квиррелл всего лишь еще одна жертва общества, своеобразного естественного отбора, который он не смог выдержать в силу своего характера.

— Мне действительно жаль, что я убил вас, — тихо произнес Гарри.

— Нет нужды жалеть об этом, — отмахнулся мужчина, как от чего-то незначительного. — Это не имеет никакого смысла потому, что я точно бы убил тебя, не задумываясь ни секунды. Каждый, кто поднимает палочку на другого, прекрасно осознает, что в любой момент может поменяться местами с жертвой. Я сам сделал свой выбор и ничуть не сожалею о нем.

— Мне нужно ваше прощение.

— Я не могу дать его потому, что никогда не был обижен на тебя за это. Только ты сам можешь простить себя.

Пустой взгляд Квиррелла остановился на мальчике.

— Ты знаешь, почему это зеркало показывает мне эту чушь? Будто бы я жив и все еще преподаю в школе маггловедение и счастлив в браке?

Гарри покачал головой. Внезапно Квиррелл резко поднялся со своего места и подлетел к мальчику.

— Я понял. Ты всегда был ключом к этому зеркалу! Это все из-за тебя! Конечно же, из-за тебя, из-за кого же еще?!

Поттер вздрогнул. Рот мужчины не открывался, но голос раздавался откуда-то из горла. Мальчик отшатнулся и попробовал отползти.

Квиррелл вытянул свои руки и вцепился в горло мальчика. Гарри захрипел, начал вырываться, но холодные пальцы продолжали безжалостно сжиматься. Резкий запах паленого ударил в нос, мальчика замутило.

Где-то на периферии сознания мелькнул образ огня, а потом пламя поглотило мужчину, вновь превращая его в пепел.

Мальчик осел на пол.

— Прости себя! — кричал живой факел. — Прости! Выбор… Его не было! Отпусти нас… Отпусти!

— Не могу! — закричал Гарри. — Не могу это остановить!…

— Про…сти… се..бя… — прохрипел Квиррелл перед тем, как превратиться в прах.

Страх парализовал Поттера, ужас медленно растекся по его жилам.

— НЕТ! — громкий, нечеловеческий крик вырвался из его груди.

Что-то ударило его по щеке. Внезапно комната и зеркало исчезли. Перед мальчиком замаячило обеспокоенное лицо Сириуса.

— Гарри, Гарри, очнись же!

Мальчик порывисто обнял его, и уткнулся лицом в кофту от пижамы.

— Я не хотел, мне пришлось, — зашептал Поттер. — Я, правда, не мог иначе! Я не хотел, не хотел, не хотел…

Его слова потонули во всхлипах. Напряжение медленно отпускало его. Чуть позже, Гарри стало стыдно за свою истерику, но, кроме этого, пришла уверенность в том, что в тот злополучный май у него не было выбора.

Каркаров пришел в их комнату, как только услышал крики. Он, молча, сидел на стуле, который стоял у письменного стола и меланхолично разглядывал обгоревшую занавеску.

На полу у его ног, вальяжно развалившись, расположился Федя. Домовой тряпкой канареечного цвета натирал чуть потемневший полумесяц и что-то насвистывал себе под нос.

— Давно бы так, а то тянул… — пробормотал он и продолжил более довольным голосом. — Нету больше мертвяка. Ушел он. Был, а теперь нету.

На следующую ночь Квиррелл не приснился мальчику, вместо привычной комнаты с зеркалом Гарри пригрезился Санта-Клаус, который развешивал черные носки Снейпа над камином, а Сириус забрасывал в них угольки, которые выгребал из камина.

Эта свобода от прошлого стала лучшим подарком на Новый год.