Тёмный Лорд (джен)

На вечеринке у Слагхорна встал вопрос о возрождении клуба. После открытия Тайной комнаты все собрания подлежали запрету. Теперь Том возобновил обучение приятелей. В первое воскресение октября он разучил с ними заклинанию «Seco», которое позволяло отрубать конечности человека. В следующие две недели последовали тренировки в заклинаниях «Insendio» и «Insendio Maxima», предназначенных для поджога. Эти проклятия не относились к темным искусствам; однако представить их изучение на уроках профессора Раджана было невозможно.

Крохи сведений, полученных от Слагхорна, содержали в себе ценное указание: расщепление души относится к высшим формам темной магии. Искать информацию в большинстве книг Запретной секции не имело смысла: следовало посмотреть хранилище особо темных книг. Удача улыбнулась Риддлу накануне Хэллоуина. Просматривая «особый шкаф», он вытащил объёмистый том в чёрной коже с готической надписью: «Годелот. Тайны наитемнейшей магии». В книге что-то шелестело и стрекотало, словно стайка цикад. Том удовлетворенно улыбнулся: такие звуки могли издавать только таинственные существа, которыми волшебники защищали наиболее ценные темные книги, и сразу поставил две ловушки. За окном продолжался обложной ливень, и Том, слушая размеренный шум капель, заказал поиск по слову «крестраж». Пергаментные листы открылись на странице, где был выведен текст:

Крестраж — объект, в который Тёмный маг заключает часть души, чтобы после смерти тела использовать ее для возрождения. Создание одного крестража даёт возможность воскресить себя один раз; создание множества крестражей приближает к истинному бессмертию.

Том почувствовал, как сердце забилось сильнее. Стараясь не прикасаться к книге, он взмахом палочки перевернул страницу и подвинул тонкую белую свечу:

Крестраж может вести квази-жизнь, подчиняя себе души людей, находящиеся в непосредственной близости от него. Крестраж может попытаться воплотить в жизнь некоторые идеи создателя.

Убрав следы своего визита, Риддл закрыл резные двери Запретной секции и вышел из библиотеки. Читать дальше оказалось неинтересно: Годелот по сути повторял рассказ Слагхорна. Спать не хотелось, и Том, присев на подоконник, достал из сумки дневник и начал просматривать страницы. Ни одно из прошлых убийств не подходило под описание ритуала. Патрик отпадал, как слишком давняя история. Гибель Миртл тоже была не вчера… Хотя… Дневник! Он был в его сумке, когда Том натравил Гейнора на глупую Плаксу.

Том уже начал воображать образ живого дневника, как вдруг заметил в конце коридора тонкую фигуру в сером платье. Присмотревшись, он понял, что распущенные белые волосы принадлежали Лукреции Блэк. Уронив голову в тонкие руки, девушка беззвучно рыдала, сотрясаясь от всхлипов. Том не удивлялся ее слезам: за минувшие два месяца ни один слизеринец не сказал ей даже «привет» или «пока». Лукреция, видимо, понимала, что плакать в гостиной ей запрещено: девушка стала бы предметом всеобщих насмешек. Эмили, будь она жива, без сомнения выпустила бы фейерверк острот в адрес «кошачьей подстилки».

«Тебе жаль Лукрецию, Волдеморт?» — расхохотался ледяной голос, когда Том вошел в окутанную дымкой гостиную. — Похоже, ты усвоил уроки отца Джерома о жалости к врагам».

«Пошел к черту», — пробормотал Том, надевая пижаму. Было около пяти, и у него оставалось два с половиной часа, чтобы поспать.

«Скажите, какой христианин, — хмыкнул голос. — И этому трусу мы доверим завершение дела великого Слизерина? А если наш Томми струсит, вспомнив о своей нежной Эмили?»

Том с ненавистью сжал край одеяла. Если крестраж должен внушать и подчинять, то он не вполне подходил для этой роли. Это должна быть иная версия Тома Риддла — более хитрая, злобная и жестокая. Это должен быть… — Том улыбнулся, глядя на едва проступавшие в темноте силуэты пологов других кроватей… — тот, кем он был в своих снах.

* * *

Ледяные дожди шли без перерыва весь ноябрь, и Тому начинало казаться, что в этом году не будет нормальной зимы. Первый снег выпал одиннадцатого декабря. Идя на травологию по снежной корке, Том наблюдал, как Араминта обсуждала с Рэндальфом победы русских, которые, судя по слухам, все-таки сумели форсировать Днепр. Слушая краем уха их треп, Том пытался понять, что чувствовали магловские солдаты, понимавшие, что бои на ложных плацдармах означают верную смерть. Они шли в бой, зная наверняка, что через несколько часов или, если повезет, суток станут трупами и частью морозного ила. Это должно было казаться тем более ужасным, что ни у кого из них не было спасительного крестража.

Крестража… После Хэллоуина Том потратил кучу времени на изучение записок Герпо Омерзительного, но не нашел нужного заклинания. Основное внимание парень сосредоточил на подготовке дневника. Весь месяц он корректировал текст, стирая старые записи и добавляя новые. В конце концов, образ, который получился у Тома, оказался более жестоким и властным, чем он сам. Его двойник знать не знал Миранду и не любил Эмилию; он обожал мучать других учеников, люто ненавидел Дамблдора (а не боялся его, как сам автор) и мечтал уничтожать грязнокровок. Том, впрочем, считал такой образ удачным: его второе «Я», должно быть безжалостным и решительным.

— Что же, начнем, — профессор Бири осмотрел класс. — Перед вами одно из самых замечательных растений, которые когда-либо видел мир. — Мастер травологии взмахом палочки открыл в стене проход, и перед учениками открылось маленькое озеро, заросшее белыми и розовыми цветами.

— Лотос? — изумленно переспросила Мари Аркон.

— Да, мисс Аркон. Символизм лотоса связан с тем, что он, выйдя из болота, остается чистым. В египетских и индийских текстах посредством цветов лотоса записывались магические формулы души. Слышали ли кто-то из Вас о сансаре?

— Возрождении души? — уточнил Том, глядя на белые лепестки.

— Десять баллов Слизерину, мистер Риддл, — обрадовался профессор Бири. — Душа в океане сансары стремится к освобождению от прошлых действий, символом чего выступает лотос.

Райвенкловка Салли Купер рассмеялась. Следом за ней заговорщицки зашептались Мальсибер и Крэбб. Риддл удовлетворенно хмыкнул: Энтони давно был у него в руках. Послав многозначительный взгляд Крэббу, Том заставил его замолчать на полуслове: продолжение беседы с Нортоном могло закончиться изгнанием из клуба.

— Как известно большинству из вас, — продолжал профессор Бири, — Попечительский совет снова запретил ученикам отъезд на каникулы, и в школе состоится Рождественский бал. Кроме того, старшеклассникам разрешается пригласить с собой учеников первого и второго года в качестве гостей.

Лицо Тома потемнело: со дня смерти Эмилии бал вызывал у него отвращение. Чувствуя себя всё хуже, Том собрал вещи в портфель и направился к выходу из теплиц. Неожиданно темноволосая Джулия Кэмпбелл встала у него на пути.

— Хочешь пойти со мной на бал? — настойчиво спросила она.

— Нет, спасибо, — отозвался Том. Джулия, по-видимому, обиженная, отступила в сторону, и Риддл с отвращением посмотрел ей вслед. Ему казалось невероятным, что бывшая подруга Миранды, осуждавшая прежде их дружбу, осмеливается приглашать его на праздник. Замедлив ход, Том подождал профессора Бири, который бежал вперед, размахивая длинными руками.

— Том, вы ко мне? — дежурно спросил специалист по травологии.

— Да, сэр, — улыбнулся Том. — У меня к вам один вопрос… Вам известен греческий темный маг Герпо Омерзительный?

— Разумеется, — профессор внимательно посмотрел на Риддла. — Однако, мне кажется, это скорее по части профессора Мэррифот.

— Не совсем так, сэр. — Том поравнялся с мастером травологии, и они пошли по гравийной дорожке, присыпанной снежной пудрой. — Я слышал, будто Герпо проводил эксперименты с египетским лотосом, пытаясь дать ему бессмертие.

Том намеренно лгал. Эту историю он сочинил только что, дабы вызвать профессора Бири на откровенный разговор. Мастер травологии посмотрел на порхавшие снежинки и пошевелил губами.

— Никогда не слышал об этом, — сказал он, махнув головой. — Герпо Омерзительный не увлекался травологией. Его куда больше привлекали темные искусства, особенно «Тексты пирамид». Волшебство долины Нила всегда казалось мне слишком зловещим.

Поблагодарив профессора Бири, Том вошел в Большой зал. Его одноклассники взахлеб обсуждали, кто и кого пригласит на бал. Некоторые читали репортаж о жутком лагере Освенцим, владельцы которого, супруги Рудольф и Хедвига Хесс, по слухам, были темными волшебникам. Рудольф травил маглов собаками и лично участвовал в отборе для сожжения; Хедвига устроила себе ванну в помещении, окна которого выходили на газовые печи. На миг Тому показалось, будто при чтении о зверских забавах Хедвиги синие глаза Араминты вспыхнули, а на белых щеках выступил румянец.

— Неужели староста Слизерина загрустил? — раздался хрипловатый голос. Том обернулся: перед ним стояла элегантная стерва Виктория Спрингфилд, считавшаяся первой красавицей Райвенкло.

— Задумался, мисс Спрингфилд, — усмехнулся Том, маскируя яд в голосе.

— Полагаю, он подбирает кандидатуру для приглашения, — усмехнулась подошедшая Флоренс Кайбигелл — симпатичная подруга Виктории.

— Возможно, повезет кому-то из нас, — подбежала девочка в изящных очках. Присмотревшись, Том заметил, что это была Натали Адамс — та самая серая мышка из Райвенкло, которая чудом не оказалась на месте Миртл.

— Хотите устроить Суд Париса? — спросил Риддл, глядя, как потолок закрыла сухая метель.

— Почему бы и нет? — засмеялась Флоренс. — Между прочим, твою Елену Спартанскую по имени Лив уже пригласил Сайнус Блэк.

— Малыш Сайнус? Как быстро растет молодежь, — хмыкнул Том. Его интересовало, неужели Миранда, доживи она до этого дня, была бы такой же ужасной кокеткой, как и её подруги. — Мне жаль Вас, Елена, — вздохнул он, глядя на пролетавшую фигуру Серой Дамы.

С минуту призрак Райвенкло рассматривала приятеля, а затем, покачав головой, позволила себе улыбнуться.

— А ты все также категоричен, Салазар, — сказала она и, развернувшись, помчалась сквозь гранитную кладку стены.

* * *

Ближе к Рождеству основным занятием Тома стали изучение «Текстов Пирамид» и редактура дневника. Заметки о жизни в приюте Том постарался сделать как можно более грустными; рассказ о Тайной комнате — как можно более завораживающим. Тому хотелось, чтобы будущий читатель проникся к нему и жалостью, и интересом. Главное было не упоминать о том, что он сам здорово испугался, открыв Тайную комнату и убив Миртл.

Утром в Сочельник Том проснулся поздно и почувствовал сильный озноб. Накануне он работал до четырех и с горем пополам завершил большую часть дневника. Откинув одеяло, парень присел на кровати.

— Пробудился, грязнокровка? — весело спросил Нортон Мальсибер. — Надеюсь, ты видел сладкие сны?

— Гораздо лучшие, чем ты, Мальси, — с притворной улыбкой ответил Риддл.

— Надо же… Египетский папирус! — протянул Нортон, подойдя к тумбочке Тома. — Онанируешь на изображение Исиды, представляя вместо нее Эмили?

— Эй, ты что… Нельзя так говорить, — раздался голос Альфарда Блэка.

На мгновение лицо Тома стало каменным. Выхватив из-под подушки палочку, он направил ее на Мальсибера. Больше всего на свете ему хотелось наложить на Нортона «Круциатус», и он с трудом подавил в себе это желание.

— Во всяком случае, Мальси, я, в отличие от тебя, не специализируюсь на мальчиках, — ехидно сказал Том. Спальня грохнула, вспоминая, что вчера Элеонора Монтегю отказала Нортону в походе на бал.

— Грязнокровка… — прошептал с ненавистью Мальсибер и поспешил за ширму. Том не стал преследовать врага, ограничившись усмешкой. В последнее время его занимало видение мертвого Нортона с безжизненно болтающейся головой и осоловелыми глазами.

— Эй, Том, мы на завтрак, — сказал Лестрейндж.

— Спасибо, Рэй, я полежу, — ответил Риддл. Глядя на удалявшиеся спины приятелей, он задумался, насколько мало он был интересен каждому из них. В сущности, они уважали его только за знания, тренировки да значок префекта.

Полежав минут десять, Том, борясь с ознобом, поплелся в лазарет. Он нашёл мадам Эльвиру в больничном крыле, разговаривающей с первогодкой из Гриффиндора Джейн Вудвард. Она, как понял Том, попыталась полетать вокруг замка на метле, не умея держаться на ней.

— Мадам Эльвира? — прохрипел парень. — Я ужасно чувствую себя сегодня…

— Присядьте, — велела она. Слизеринец послушно сел на кровати. — Кажется, у Вас невроз, мистер Риддл, — продолжала медсестра, пощупав его лоб. — Довольно необычный, — нахмурилась она, — потому что я не могу найти явной причины.

— Значит, я болен? — переспросил Том.

— Нет, Вы не больны. Возможно, вам надо просто отдохнуть и сменить впечатления. До свиданья, Том, — выпроводив его из лазарета, пожилая женщина развернулась и начала снова бранить Джейн Вудвард.

Том нахмурился и потащился обратно в подземелья. Ему показалось, будто мадам Эльвира подумала о его прошлом приступе. Возле каменной лестницы у Большого зала он заметил идущую в окружении подруг Оливию Хорнби, которая, постукивая каблуками, трепалась о Рождестве.

— Лив, что ты любишь: ель или сосну? — спросила Ариана Роули, следовавшая, как верный страж, за Хорнби.

— Или вообще лиственницу? — поддержала ее Эллис Бишоп с затаенным восхищением.

— Мне нравится голубая ель… — многозначительно изрекла Оливия после минутного молчания. В ее карих глазах мелькнула радостная улыбка, словно она говорила это не подругам, а кому-то другому.

— Я никогда не видела их в домах, — прошептала пораженная Эллис. — У тебя королевский вкус, Лив! Они же растут только в Америке.

— Да, они чудесные! — весело сказала Оливия, точно видя перед собой синеватую хвойную ветку. — На самом деле их можно заказать. Я всегда требую от родителей только голубую ель, — почувствовав сквозняк, девочка поправила обвивавшую ее плечи желтую накидку.

Том мягко улыбнулся, представив себе Оливию, сидящую в бархатном бордовом платье возле голубой ели и поглаживавшую йоркширского терьера. Лив все-таки была милым ребенком. Добравшись до гостиной, парень плюхнулся в кресло и уставился на огонь в камине. Спустя несколько минут в гостиную зашла Араминта, выглядящая веселой. Риддл почти не сомневался, что Бэрк наденет на бал небесно-голубую мантию — это был ее любимый цвет.

— Ой, Том… — Араминта села в соседнее кресло. — Я так рада, что Рэй не пойдет на бал с французской выдрой! Представляю, как она будет реветь в спальне, — от восторга слизеринка захлопала в белые ладошки.

— Рэй пригласил тебя? — спросил Риддл с едва уловимой ноткой иронии.

— Да, конечно! — Том едва не усмехнулся. Араминта была счастлива по двум причинам: она могла танцевать весь вечер и досадить ненавистной француженке. Слушая ее веселую болтовню, Том царапал ногтем по темно-зеленой драпировке кресла. Ему казалось невероятным, что Бэрк не понимает очевидной истины: Лестрейндж пригласил ее для того, чтобы позлить Аркон.

За ужином Том едва различал вкус суррогатной сардельки — легкий озноб не покидал его. Дамблдор пытался осторожно смотреть в его сторону, но Тому было все равно. После ужина он вернулся в спальню с одноклассниками и переоделся в парадную мантию, как и всегда, отдав предпочтение черному цвету. Затем, войдя в зал, Риддл попытался затеряться в праздничной толпе, но его поймал маленький Флитвик.

— Мистер Риддл, не забывайте, предстоит полонез… Профессор Дамблдор велел поставить вас второй парой.

— Второй? — переспросил Риддл. Ему было неприятно видеть карлика, который был пусть и косвенным, но виновником смерти Миранды. В последнее время он вновь стал появляться в школе, организуя какие-нибудь мероприятия.

— Да-да, после префектов школы. Выбирайте в напарницы, кого хотите.

— Спасибо, — кивнул Риддл. Он не сомневался, что первой парой Дамблдор поставит свою любимую Минерву МакГонагалл вместе с Джеймсом Карвеем. На Джеймсе была причудливая алая мантия; на Минерве — светло-коричневое платье. Невдалеке вертелась Виктория Спрингфилд, демонстрируя короткое бежевое платье. Араминта стояла в отдалении, словно ожидая кого-то.

— Идем? — сказал подруге Том. Он угадал: Бэрк надела голубую мантию.

— Том, я не могу… — начала девушка, но Риддл не дал ей договорить.

— Полонез не танец, а процессия, — Том властно взял ее за руку и повел к шеренге. Изумленный Рэндальф подхватил Натали Адамс, которая, поправив очки, охотно встала рядом с ним. Еще более интересным было наблюдать за идущей неподалеку Викторией Спрингфилд. Риддл не сомневался, что за такое сладкое тело вот-вот разгорится сражение.

«В конце концов, вся их любовь означает только одно — кто будет гладить ее колени, — подумал он, глядя на длинные стройные ножки райвенкловки. — Они мечтают увидеть ее нагой, обладать ею и с наслаждением мучить это тело».

«Это мог бы сделать ты, Волдеморт», — усмехнулся холодный голос.

«У меня есть дела поинтереснее, чем доставать из-под кого-то роскошную шлюху», — ответил себе Том, перехватывая на повороте руку Араминты.

Когда пары разошлись, Том сел на стул. От нечего делать он открыл крышку чернильницы, окунул в неё перо и углубился в дневник. Если египтяне называли душу Ба, а двойник — Ка, то искомое уравнение должно выглядеть примерно как Ба = XКа. Но Том не сомневался: после отделения семи двойников, от души останется что-то еще. Получалось нечто вроде пропорции:

Ка = Х

Ба = 7Ка + Х

Риддл покусал кончик пера, глядя, как кружатся Игнотус Пруэтт с Лукрецией Блэк. Только сейчас ему стало понятно, отчего все слизеринцы объявили Лукреции бойкот: сама мысль о том, что девушка будет выбирать между тобой и таким, как Пруэтт, вызывала омерзение.

Понаблюдав за танцующими парами, Том попытался вспомнить «Тексты пирамид». Путь в Царство мертвых начинается с Суда Озириса, где Исида и Нефтида взвешивают сердце умершего. Не исключено, что это аллюзия на вычисление жрицами объема ауры человека. Возможно, создание крестража должно начаться с вычисления магической массы — того, что Том с трудом сделал прошлой зимой. Через несколько минут он получил искомое арифмантическое уравнение.

— Привет, Волдеморт! — раздался рядом мягкий голос.

Том побледнел и быстро закрыл дневник. Перед ним стояла Друэлла Розье с аккуратно уложенными черными волосами. На ней была длинная светло-зеленая мантия из полупрозрачной ткани, переливающейся множеством оттенков. И хотя Том этого не замечал, любой другой сказал бы, что девочка красива.

— Можно присесть? — спросила слизеринка, показывая на соседний стул.

— Конечно, — Том убрал дневник, надеясь, что Друэлла не обратила на него внимание. Розье выглядела подавленной. Присмотревшись, Том вспомнил, что у неё недавно умерла мать.

Волшебный оркестр продолжал играть «Утренние листки» Штрауса. Том заметил, как кружится прозрачное белое платье Оливии Хорнби. На миг он почувствовал легкий укол от того, что Лив не дождалась его приглашения. Впрочем, у него были дела важнее, а вальсовый ритм помогал размышлениям.

— Том, так нельзя. — Риддл с интересом поднял голову, услышав голос Друэллы. — Я понимаю, тебе больно, но Эмили нет. Надо жить дальше.

— Я знаю, — холодно сказал слизеринец.

— Правда? — Друэлла замялась. — Ну, хорошо. Не грусти! — махнула она рукой и пошла в сторону танцующих.

Риддл не стал мешать подруге, а углубился в дневник. Если первое уравнение обозначало объем магической массы, то второе должно было описывать процесс придания жизни отделяемой части души. Смеющийся Орион Блэк тянул за руки Элеонору Монтегю, и Том почувствовал, что готов улыбнуться вместе с ними.

* * *

— Риддл Том!

Тому показалось, что сердце запрыгало от радости. Четким шагом он подошел к табурету и положил шляпу на голову. Зал смотрел на него множеством любопытных взоров. Шляпа сползла на глаза, и тихий голос зашептал:

— Да… Это самое необычное, что я когда-либо видела. Сразу двое…

У Тома побежали мурашки по коже. Шляпа как-будто читала его мысли.

— Да, я вижу и вас, молодой Лорд Волдеморт, — сказал голос с легким раздражением. — Нет смысла скрываться… Вы оба амбициозны, очень умны, мечтаете доказать это всему миру. Интересно, что будет если однажды вы не поладите друг с другом?

Том посмотрел на синий стол и неожиданно поймал взгляд знакомой девочки из «Дырявого котла». Она была в больших блестящих очках, из-за которых сияли огромные серо-голубые глаза. Том хотел было ответить, но холодный голос опередил его.

— Отправьте нас в Слизерин, шляпа, и мы сделаем, что положено.

— Но подождите, Волдеморт, — запротестовал Том. — Мы недостаточно чистокровны для этого факультета.

— Не волнуйтесь, — ухмыльнулся тот же холодный голос. — Ваше уникальное происхождение убедит весь Слизерин встать перед нами на колени.

— Правда? — воскликнул радостный Том, посмотрев в сторону зеленого стола. К его удивлению крайним слева сидел не кто-то из знакомых, а надменный Абраксас Малфой. Тому вдруг до боли, до ломоты в суставах захотелось, чтобы блондин упал перед ним на колени и поцеловал край мантии.

— Что же, теперь у меня нет сомнений. Слизерин! — воскликнула шляпа.

Том очнулся и потер рукой лоб. Как обычно, он сидел на кровати. Часы показывали половину седьмого. После праздника ученики спали, как убитые, и завтрак был перенесен на десять часов. («Редкий случай понимания со стороны руководства», — усмехнулся про себя Том). Сначала он хотел доделать дневник лежа, но затем подумал, что светящийся синий шар может привлечь к себе внимание. Собравшись, Том вышел из спальни.

Было темно, и только огоньки главной ели озаряли Большой зал робкими отсветами. Том вспомнил, как в первом классе на Рождество он нашел здесь книгу по темной магии, за что его отругал Дамблдор. Словно в насмешку над тем утром, Том решил закончить дневник именно здесь. В этом году главную пихту украшали золотые шары с движущимися блестками. Внизу висели матовые шары, изображавшие рождественские сцены. Феи попеременно зажигали движущиеся огоньки: сначала синие и желтые, затем красные и зеленые фонарики. Тусклый свет озарял белые банты, и отбрасываемые ими блики отражались в шарах из прозрачного хрусталя.

«Ближе к делу, Волдеморт», — приказал себе Том, раскрыв ежедневник.

В дневнике оставалась последняя страница. Чем ее заполнить, Том не знал. Можно было написать о событиях в школе или приюте, но все это не то. Парень еще раз посмотрел на хрустальные шары. Перед глазами поплыли обгорелые домики Хогсмида, заснеженная чугунная ограда и рука Эмилии в белой перчатке, не выпускавшая его руку. Тогда они болтали о китайской сказке про Царя Обезьян, который похитил пилюли бессмертия и провозгласил себя Мудрецом Равным Небу… Том усмехнулся, и, обмакнув перо, начал выводить:

«Я не мог оставить себе непристойное имя магловского отца. Нет! Я придумал себе новое имя. Я знал, что это имя в ближайшем будущем все станут произносить с ужасом и почтением, потому что я стану величайшим магом мира».

Иголки озарились отсветом синих огоньков. От их игры Тому почудилось, будто на дворе Сочельник, и он стоит в заснеженном лесу. Из-за деревьев выглянули зеленые глаза Эмилии. К удивлению Тома на ней был не плащ, а белое бальное платье с блестками.

«Ты не забыл, Томми, какую судьбу я уготовила Мудрецу Равному Небу?» — весело сказала она.

«Но это невозможно, Гринни, — серьезно ответил ей Том.— Царь Обезьян стал бессмертным и разгромил Небесные чертоги только за то, что божества посмели, — его голос дрогнул от ненависти — не пригласить его на пир».

«Только затем его шкура пошла на красные сапожки Демоницы», — рассмеялась девушка, бросив в парня обледенелым снежком. Она, казалось, мечтала поиграть с ним в снежки прямо посреди леса.

«Послушай, Гринни… Ты умерла… » — возразил Риддл. Его вдруг осенила жуткая мысль, что девушка была не в бальном, а в погребальном платье.

«Умерла? Да, умерла», — Эмилия нахмурилась и стала медленно отступать между сосновыми рядами.

Боль сжала голову. Том очнулся, глядя на освещенные неясным светом хвойные ветви. Удивительно, но теперь он знал чем закончить записи. На кремовой странице оставался маленький кусочек, и Том вывел:

I am Lord Voldemort

Лорд Победивший Смерть

Озноб не проходил, но на душе стало спокойнее. Долгожданный дневник был завершен. Оставалось вложить в него частицу самого себя.