Severus (джен)

Наступил вечер, когда в кухонное окно постучалась маленькая серая сова. Эйлин впустила гостью, которая оказалась молоденькой неясытью, и отвязала от лапки небольшой кожаный футляр. Почувствовав себя свободной, та закружила под потолком, громко требуя заслуженного вознаграждения за нелегкие труды.

— И почему все совы Айрис такие невыносимые? — хмуро пробормотала она, наколдовывая воду и орехи для пернатой нахалки. Узрев угощение, птица торжествующе ухнула и принялась энергично восстанавливать силы. Стало почти тихо.

Помассировав вдруг занывшие виски, Эйлин опустилась в стоящее у окна кресло, но разворачивать послание пока не спешила. Письма Айрис обычно не несли хороших вестей, а последние дни и без того выдались слишком непростыми, чтобы вот так сразу бросаться навстречу новым проблемам. Подумав об этом, она решила поддаться малодушному порыву и отложить чтение. Ей вдруг захотелось просто посидеть у окна, притворившись самой обычной добропорядочной хозяйкой, которая, закончив к вечеру домашние дела, ждет к ужину супруга.

И совершенно неважно, что Эйлин вовсе не была домохозяйкой, тем более добропорядочной, а ждать ей особо некого: к ужину сегодня никто не придет. Этим вечером она была в доме одна. После громкого скандала из-за того, что она позволила Северусу «остаться в лапах проклятых лягушатников и колдунов», Тобиас обложил её площадной бранью, а потом хлопнул дверью и больше дома не показывался. За годы супружества Эйлин научилась пропускать его оскорбления мимо ушей. Почти… А вот на первых порах было по-настоящему трудно: руки сами тянулись схватить палочку и поучить мужлана хорошим манерам. Но, увы! Леди Юлия Принц доходчиво объяснила своевольной дочери, что будет, если она попытается применить магию против «супруга», так что Эйлин предпочла убрать палочку подальше и не носить её с собой, особенно, когда Тобиас был дома. Так сказать, подальше от соблазна, что со временем даже вошло у неё в привычку.

Десять лет брака научили её если не сдержанности, то, по крайней мере, умению скрывать вспышки доставшегося в наследство от предков темперамента. Хотя это давалось ей очень тяжело. Порой она сама удивлялась, как до сих пор не сошла с ума: маггловское захолустье, унылое окружение, постылый неотесанный маггл вместо мужа, невозможность свободно пользоваться магией и вести жизнь, к которой привыкла, — это был самый настоящий ад. Наверное, только тайные вылазки в Монмирель и встречи с Рене, который, несмотря ни на что, не лишил её своей дружбы, не дали ей утратить рассудок. Да ещё вот такие вечера, когда она могла побыть одна.

Судьба Тобиаса её не волновала. Насколько она успела узнать навязанного благоверного, тот сейчас надирался в каком-нибудь окрестном пабе в компании подобных же забулдыг. Иногда он не показывался неделю, чему Эйлин была только рада. Чем меньше Тобиас попадался ей на глаза, тем лучше, а когда его не было достаточно долго, она даже начинала надеяться, что больше никогда не увидит проклятого мужлана. Хотя это значило бы, что её родственники более милосердны, чем ей подсказывало знание семейного характера и здравый смысл. И все же, когда едва стоящий на ногах супруг появлялся на пороге, Эйлин неизбежно испытывала острый приступ разочарования. Воистину, надежду на лучшее способны лелеять только глупцы и мазохисты!

Иногда, бессонными ночами, глядя широко распахнутыми глазами в темноту, она мечтала, как избавится от Тобиаса. В те минуты её не пугала даже перспектива скитаться, прячась от обозленных родственников, лишь бы только не видеть обрюзгшее лицо и вечно-мутный взгляд! Самым удобным было бы попросту отравить чертова супруга, но… Увы! Дорогие родственники сделали все для того, чтобы привязать её к нему крепко и надолго! Кроме того, у Эйлин были и другие причины не предпринимать мер с целью освобождения. По крайней мере, до тех пор пока Северус не отправится в Хогвартс.

Ничто так не увлекает, как размышления о неудавшейся жизни и построение планов мести. В этом Эйлин уже не раз убеждалась, так что нисколько не удивилась, когда обнаружила, что за окном уже почти совсем стемнело. Мрачно усмехнувшись, она поднялась и зажгла свечи. Откладывать чтение дольше не стоило. В конце концов, это могло оказаться даже опасным. Как любила повторять мать, даже самые неприятные новости лучше узнавать до того, как станет слишком поздно для попыток предотвратить нежелательные последствия. Так что она вернулась в оставленное кресло и прошептала условный пароль.

В тот же миг печать, скреплявшая половинки футляра, развеялась голубоватым дымком и, потянув за противоположные концы, Эйлин раскрыла маленький тубус. Крохотный свиток упал ей на колени, а в следующий миг увеличился и сам собой развернулся, явив адресату пергамент, исписанный острым стремительным почерком.

Дорогая Лин!

Прости, что пишу раньше условленного времени, но тому есть веские причины. В последние месяцы некий известный тебе маг проявляет опасную активность. Мне сообщили, что в настоящее время он оставил свои теоретические изыскания в области Темных искусств ради реальной деятельности. Судя по тому, что в данный момент он активно вербует сторонников, размах его планов обещает стать впечатляющим. В первую очередь его интересуют волшебники из старых чистокровных родов и особенно те, кто по каким-то причинам не в ладах с властями.

Как ты можешь догадаться, он заинтересовался мною и уже дважды предлагал встретиться. Поскольку ни его интересы, ни его методы добиваться желаемого не вызывают у меня ничего кроме отвращения, я под благовидным предлогом избежала подобной «чести». Однако не думаю, что он откажется от дальнейших попыток, что заметно осложняет жизнь. Похоже, в ближайшее время мне придется скрываться ещё и от его посыльных, а среди них есть очень неприятные в своей настойчивости личности.

Некоторое время назад мне сообщили, что некто весьма могущественный предлагает мне свое покровительство и помощь в разрешении моих разногласий с Министерством Магии. Конечно, это избавило бы меня от необходимости играть на два фронта, но пока я не решилась принять предложение, поскольку, как и следовало предполагать, помощь эта небескорыстна.

Прошу тебя, будь осторожна! Вполне вероятно, что ты также можешь заинтересовать мистера Т. Р., который наверняка осведомлен о твоем положении и может воспользоваться его уязвимыми сторонами. Поверь, в этом он искусен как никто.

В письме я не могу написать обо всем, о чем хочу и должна рассказать. Так что хорошо подумай о безопасном месте, где мы могли бы встретиться и без помех поговорить.

Не хочу тебя пугать, но поверь, все обстоит гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.

Крепко тебя обнимаю и жду скорейшего ответа.

А.

Прежде чем отложить письмо, Эйлин ещё раз его перечитала. Если в первый раз оно привело её в недоумение, то сейчас в сердце закралась тревога. В чем в чем, но в трусости Айрис не упрекнул бы никто. Напротив, сестра была склонна скорее преуменьшать опасность, что в конечном счете привело к печальным последствиям и, в итоге, — заключению в Азкабан.

Конечно, им нужно поговорить, и как можно скорее. И, кажется, для этого даже есть подходящее место.

* * *

Колдомедик маркиза оказался вовсе не почтенным бородатым старцем, каким представлялся Северусу, а молодым светловолосым человеком с печальными серыми глазами. Выглядел он точь-в-точь как маггл, полюбивший волшебницу Изольду, с картинки из «Историй Магической Британии». Казалось, стоит на миг прикрыть глаза, и его светло-серая мантия превратится в сверкающие серебряные латы, а прикрепленный к поясу мешочек для зелий и снадобий — в широкий рыцарский меч. Взбодренная зрелищем память тут же подсказала ему образ рыцаря-госпитальера, совмещавший ипостаси воина и целителя.

Потрясенный неожиданностью ассоциации, Северус заморгал и, вместо того чтобы поздороваться, выпалил:

— А… вас случайно зовут не Тристан? — И немедленно покраснел, последними словами ругая себя за несдержанность.

К счастью, кроме самого лекаря и Трике, других свидетелей его конфуза поблизости не оказалось. Впрочем, негодник-эльф не удержался и скорчил насмешливую рожицу, за которую не преминул наказать себя — дернув несколько раз за уши — не сходя с места.

Кривлянья домовика немного разрядили напряжение, и нахмурившийся было колдомедик, усмехнулся:

— Верно, мое имя Тристан, — вполне дружелюбно отозвался он. — А вы, молодой человек, видимо, Северус?

Жертве собственного пылкого темперамента оставалось лишь кивнуть, не сводя глаз с чудесным образом материализовавшегося героя старой легенды.

— В таком случае, я должен вас осмотреть, — мягко сказал целитель, подходя вплотную к постели и доставая волшебную палочку. Северус прищурился, разглядывая до блеска отполированную поверхность древка и особенно внимательно — вырезанный на рукоятке узор из цветов и листьев шиповника. Но прежде чем он успел как-то прокомментировать увиденное, Тристан принялся выписывать над головой пациента замысловатые фигуры: зигзаги, кривые, круги и восьмерки, переливавшиеся всеми цветами радуги. Колдомедик то замирал, пристально вглядываясь в наливающиеся цветом линии, то снова взмахивал палочкой, сопровождая свои движения негромкими инкантациями. Через несколько мгновений Северус и думать забыл о странных совпадениях с легендой, с восторгом наблюдая за происходящим. Волшебство творилось с невиданным до сих пор размахом, и притом — прямо у него на глазах! Нужно ли добавлять, что этого оказалось более чем достаточно, чтобы он был готов созерцать подобное зрелище часами?

Увы, обследование заняло гораздо меньше времени, чем ему хотелось. Спустя всего несколько минут Тристан широким жестом «собрал» повисшие над головой Северуса диаграммы, и они погасли, будто их никогда и не было. Поймав разочарованный взгляд своего подопечного, рыцарь-колдомедик улыбнулся краешками губ — причем в его глазах ни на йоту не убавилось грусти — и объявил:

— Полагаю, мессир де Сен-Аман будет рад узнать, что, несмотря на пережитые события, в целом, с вами все в порядке.

— Так… я могу встать? — живо поинтересовался Северус, уже предвкушая множество ожидающих его совершенно неотложных дел, среди которых самое важное — дочитать книгу об уходе за рунеспурами, чтобы наконец узнать, чем кормить питомца, когда тот наконец-то вылупится. К тому же, его немного волновал предстоящая беседа с Рене: а вдруг маркиз не захочет, чтобы рунеспур жил в замке? А Северус только сейчас осознал, что родители наверняка будут против того, чтобы столь необычный фамильяр поселился в их доме в Паучьем Тупике!

— Конечно, только… — лекарь вдруг замолчал и задумчиво наморщил лоб.

Северус беспокойно заерзал на своем роскошном ложе, пытаясь придумать какой-нибудь повод удрать из пуховых объятий. Однако продолжение речи Тристана заставило его облегченно выдохнуть:

— Я бы не рекомендовал вам сегодня чрезмерной активности. Никакой беготни, верховой езды и тому подобных развлечений. Это ясно? — строго закончил он, раскрывая висящий на поясе мешочек и доставая из него флакон с какой-то бесцветной жидкостью.

Северус с готовностью кивнул. На такое условие он был согласен — всё равно ничем «активнее» чтения он сегодня и не планировал заниматься.

— Вот и прекрасно, — одобрительно заключил «госпитальер». — Проведите этот день спокойно, а завтра я снова проверю ваше состояние. Пока же примите укрепляющее, — он протянул флакон. Но не успел Северус его взять, как Трике выхватил склянку из руки колдомедика, откупорил её, вылил содержимое в стакан и долил воды из стоящего рядом кувшина.

Вода медленно окрасилась в нежно-зеленый цвет, а взгляды пациента и целителя обратились к эльфу.

— Трике просит прощения у господина Северуса и господина Тристана за свой поступок, — зачастил домовик, инстинктивно прижимая уши, — но мессир назначил негодного эльфа слугой господина Северуса, и эльф должен проверять все зелья, которые пьет господин, — таков обычай замка Монмирель!

Северус оторвался от созерцания жидкости в стакане и посмотрел на Тристана — замешательство на лице «госпитальера» довольно быстро сменилось невозмутимостью, — а потом на домовика, всем своим видом демонстрирующего непреклонную решимость.

— Так… я должен это выпить? — проговорил он, обращаясь одновременно к присутствующим и к своей интуиции. Разыгравшаяся сценка показалась ему немного странной, хотя… наверное, все-таки неопасной.

Тристан пожал плечами и промолчал, а эльф энергично закивал:

— Конечно, господин, зелье ничем вам не повредит!

Услышав заявление домовика, целитель фыркнул:

— Естественно не повредит! — А затем, не удержавшись, пробормотал себе под нос: — Тоже, нашли отравителя!

Северусу не оставалось ничего другого, как проглотить пахнущую травами смесь и уже в который раз задуматься о странных обычаях, царящих в замках прованских магов.

* * *

Когда умытый, одетый и взбодренный «госпитальерским» зельем Северус спустился в малую гостиную на завтрак, там его ожидал новый сюрприз: за накрытым столом сидела только Амалия де Сен-Аман.

Растерянно споткнувшись, он моргнул и завертел головой, в надежде обнаружить маркиза у оконной ниши или ещё в каком-нибудь углу комнаты. Но нет! Судя по всему, хозяин Монмиреля не намеревался присутствовать за завтраком.

В сердце вонзилась тоненькая иголочка разочарования. Пусть Рене и сказал, что они встретятся после обеда, Северусу отчего-то казалось, что тот не захочет надолго откладывать разговор. Конечно, положа руку на сердце, приходилось признать, что помимо уже рассказанного больше ничего припомнить не удалось, однако он сам надеялся разузнать побольше о фамильном проклятии Сен-Аманов, а ещё… Ему просто нравилось разговаривать с этим человеком. Возможно, потому, что тот относился к нему, как к равному, без покровительственной снисходительности младшего Малфоя или презрения, как соседи-магглы.

Конечно, Амалия тоже всегда была приветлива и мила, чем-то напоминая ему Айрис, но… Она была женщиной, а это всё-таки устанавливало между ними определенные условности. Хотя в чем именно они заключались, сказать было сложно. В любом случае, изменить что-либо он не мог, и поэтому, оставив размышления о различиях общения с представителями своего и противоположного полов, Северус со вздохом прошел к столу.

Какая-то эльфийка в кокетливом белом переднике отодвинула для него стул напротив хозяйки, и он покорно занял предложенное место.

— Доброе утро, Северус! — Голос маркизы звучал очень тепло. — Я рада, что ты вернулся. Тристан сообщил мне, что за исключением небольшого эмоционального истощения ты порядке. Это так?

Подняв глаза, он увидел, что маркиза улыбается.

— Доброе утро… — пробормотал он смущенно и запнулся, не зная, как закончить фразу. Памятуя о вчерашнем разговоре, следовало бы добавить «Амалия», но это показалось ему ужасно странным. Настолько, что слово это просто не шло с языка. Сегодня на Амалии было скромное домашнее платье из белого шелка, волосы заплетены в косу и убраны в простую прическу. И при этом весь её облик был настолько полон достоинства и утонченного изящества, что Северусу она казалась представительницей другого, высшего мира. Промучившись ещё немного, он наконец выдавил учтивое: — …миледи, — хотя подозревал, что маркиза может огорчиться.

И точно, сияющая улыбка Амалии померкла, по её лицу пробежала тень, а прислуживающая своей госпоже эльфийка бросила на него укоризненный взгляд.

Ощущая себя последним негодяем, Северус заерзал на ставшем вдруг неудобным стуле и хотел уже оправдаться, но не успел: двери гостиной распахнулись, и на пороге появился лакей, тут же склонившийся в почтительном поклоне.

— Моя госпожа, прошу простить меня за то, что помешал, но пришла срочная корреспонденция.

Маркиза перевела на него удивленный взгляд, но кивнула:

— Хорошо, Себастьен, подойдите.

Лакей бесшумно приблизился и протянул хозяйке серебряный поднос, на котором лежал небольшой пергаментный свиток.

Амалия взяла послание и жестом отпустила слугу. Когда дверь закрылась, она посмотрела на внимательно наблюдающего за происходящим мальчика.

— Северус, очень надеюсь, что скоро вы привыкнете видеть во мне друга, — сказала маркиза, помедлив. — Признаюсь, это я попросила мужа позволить нам позавтракать вдвоем. — Заметив его удивленный взгляд, она поспешила добавить: — Мне бы хотелось, чтобы мы лучше узнали друг друга, вы ведь не против этого? — Серые глаза снова засияли теплом, озарив все лицо мягким светом.

— Н-нет... — отозвался он и, не придумав, что ещё можно к этому добавить, принялся разглядывать диковинного вида фрукты в большой фарфоровой вазе.

В гостиной повисло неловкое молчание, но, к счастью, оно длилось не долго. Амалия сделала знак эльфийке, и та засуетилась вокруг Северуса, накладывая ему на тарелку всевозможные яства: разноцветные ломтики сыра, мед, корзиночки из песочного теста с мармеладом и джемом, аппетитные тосты, горячие, пахнущие ванилью булочки-бриошь, мягкий творог, веточки зелени и нежно-розовые лепестки лосося. Всё выглядело и пахло так соблазнительно, что рот мгновенно наполнился слюной, будто он не ел целую вечность. Только опасение показаться дикарем удержало его от соблазна наброситься на это великолепие.

— Но оставим беседы на десерт, — сказала маркиза, видимо, понимая его состояние. — Наслаждайтесь завтраком, а я вначале прочту письмо. Приятного аппетита! — И, развернув свиток, она погрузилась в чтение.

Убедившись в том, что на него не смотрят, и от этого чувствуя себя гораздо увереннее, Северус окинул взглядом разложенные перед ним яства и, не медля, принялся осваивать роскошное угощение. Вначале осторожно, поскольку многие вещи видел впервые. Например, загадочные белые шарики, разложенные на странных фиолетовых листьях и политые чем-то ярко-зеленым, он так и не осмелился попробовать. Поэтому решил начать с сэндвича, который соорудила для него услужливая эльфийка из желтой, как масло, горячей булочки, хрустящего салатного листа, мягкого творожного сыра и ярко-оранжевого кусочка подкопченной форели. Это оказалось так вкусно, что он даже не заметил, как отправил в рот последний кусок! Однако огорчаться не пришлось, так как понятливая прислужница немедленно повторила кулинарный шедевр, который Северус поглощал уже с большим самообладанием, но все равно, слишком быстро, чтобы как следует насладиться вкусом тающего во рту чуда.

Странное дело, но даже после двух замечательных сэндвичей голод, казалось, разыгрался ещё сильнее. Размышляя о причинах столь странного поведения собственного организма, обычно весьма умеренного в подобного рода притязаниях, он отпил из своего бокала солнечно-желтый сок, который по виду принял за апельсиновый. Однако оказалось, что умеренно-сладкий, чуть терпковатый освежающий вкус ему совершенно не знаком.

С немалым усилием оторвавшись от чудо-напитка и аккуратно отставив бокал на место, Северус ещё раз оглядел обильно уставленный стол. Хотелось съесть что-то ещё, тем более что как раз напротив стояло блюдо, полное сдобы, но мысль о том, что подобная прожорливость может показаться маркизе неприличной, заставила его вернуть на место руку, уже потянувшуюся за соблазном.

Спустя минуту он решил, что смотреть на эти ароматные, настойчиво-приглашающие попробовать их вещи просто невыносимо. Чтобы облегчить себе задачу, начинающий аскет отвел взгляд от искушения и обратил свое внимание на маркизу.

Похоже, вести были не слишком приятные: белоснежный лоб Амалии прочертила морщинка, а сжимавшие пергамент тонкие пальцы едва заметно дрожали.

В тот же миг сияющее утро, свежесть летнего сада, ароматный завтрак — всё как будто потускнело. Есть сразу расхотелось.

«Что-то произошло, — нашептывал внутренний голос, от которого по спине пробежал холодок. — А может быть, письмо от Эйлин, может, она решила забрать меня домой?» — тревожным вихрем пронеслось в голове.

Северусу ужасно хотелось узнать, что там написано, но он страшился не то что спросить, но даже пошевелиться и терпеливо ждал, хотя с каждой минутой это стоило ему все больших усилий.

Наконец, спустя несколько минут, показавшихся ему часами, Амалия отложила свиток на стол и подняла глаза.

— Ты ведь уже встречался со своей тетей Айрис? — спросила она.

Северус поспешно закивал, вмиг утратив дар речи. Предчувствие, говорившее, что новости как-то связаны с семьей, его не обмануло!

— Хорошо. Она приедет сюда сегодня вечером. Правда, скорее всего, ты в это время уже будешь в постели.

— А можно мне не ложиться и подождать её? — слова вырвались прежде, чем он успел их осознать.

И действительно, Амалия покачала головой.

— Не думаю, что это хорошая идея, — возразила она, слегка нахмурившись. — У твоей тети неприятности, и ей нужно поговорить с Рене, чтобы обсудить, что делать в сложившейся ситуации. — От этих слов учащенно стучавшее до этого сердце Северуса замерло. Он опустил голову и молчал. Настаивать на своем ему не позволяли смущение и гордость. — Но я уверена, что Айрис будет рада увидеть тебя утром, — закончила маркиза.

— Правда?! — воскликнул он, не веря своим ушам. — Она останется здесь?

— Конечно! — кивнула Амалия. — Независимо от того, что решит Рене, Айрис пробудет в замке по меньшей мере несколько дней. Мы ведь с ней подруги.

Новость потрясла его настолько, что он даже не нашелся, что сказать, и лишь изумленно смотрел на смеющуюся маркизу.

— Да, и притом давние! Мы с ней вместе учились во французской школе для волшебниц — в Бобатоне, если ты о такой слышал. Её бабушка, Марцелла, была француженкой и решила, что её единственная и любимая внучка получит самое лучшее образование. Видишь ли, — Амалия наклонилась к нему ближе, — она была убеждена, что девушка из хорошей семьи должна уметь не только колдовать, но также танцевать, рисовать, петь и даже писать стихи.

— А... в Бобатоне этому учат? — удивился Северус.

— Да, и очень хорошо.

— И вы при этом ещё успевали заниматься магическими предметами? — не унимался он.

— Некоторые очень даже успевали. Я, например, не так хорошо, как Айрис, — лукаво сказала маркиза. — А вот она всегда больше любила так называемые «мужские» дисциплины, особенно — защиту от темных искусств и зельеварение.

— А зельеварение — это «мужская дисциплина»? — Северус так изумился, что даже отложил на блюдо аппетитную булочку-бриошь.

— По крайней мере, так считают во Франции. Кстати, у нас в школе зелья были единственным предметом, который преподавали исключительно мужчины, а много лет назад нашим мастером зелий был знаменитый Николас Фламель.

— Алхимик? — не веря своим ушам, воскликнул Северус. — Тот, который сумел получить Тинктуру?

— Тот самый, — улыбнулась Амалия. — В Бобатоне, в саду, есть памятник Фламелю и его верной помощнице и супруге Пернель. Но я вижу, ты слышал о философском камне?

Северус кивнул:

— Мне рассказывала Айрис.

Немного помолчав, он нахмурился и задал вопрос, который сейчас волновал его сильнее всего:

— А… какие у неё неприятности?

Амалия внимательно посмотрела на него, а потом, поколебавшись, сказала:

— Мне кажется, будет лучше, если ты спросишь об этом у неё самой.

* * *

Несмотря на яркое солнце за окном и хрустально-чистый воздух, напоенный благоуханием такой идеальной свежести, которая может быть только после бурной грозовой ночи, Люциус проснулся в скверном настроении. Как ни странно, причиной тому стала отнюдь не больная голова и даже не напряженный разговор с маркизом, после которого ему удалось уснуть только на рассвете. О том, что мрачное расположение духа может возникнуть из-за пропажи черноглазого полукровки, он старался не думать. Однако каковыми бы ни оказались предпосылки, факт оставался фактом — изысканный завтрак, поданный ему в постель эльфийкой Зизи, был решительно отвергнут.

Ограничившись чашкой кофе, Люциус привел себя в порядок, оделся и направился к матери.

Леди Малфой прислала ему записку с просьбой зайти к ней перед поездкой в Экс, где была намечена встреча с приятелями Люциуса: Генрихом Селвином, который также был слизеринцем, однако в следующем году должен был закончить Хогвартс, и его французскими кузенами. Предполагалось, что после обеда в поместье, принадлежавшем родственникам Генриха, молодые люди отправятся играть в гольф, или на скачки, или на спуск новой яхты — детали не столь важны. Главное — это было прекрасным предлогом разнообразить довольно скучное, с точки зрения пятнадцатилетнего подростка, пребывание в обществе девчонок и стариков. Не удивительно, что Люциус с нетерпением ждал этой вылазки, однако теперь почему-то ехать не хотелось…

Увы, отказываться было поздно. И данное обстоятельство также вносило лепту в его восприятие этого замечательного утра.

Так что теперь, хмурясь и не оставляя попыток изобрести весомый повод послать сову с отказом, Люциус приблизился к двери будуара леди Малфой. Он уже готов был постучать, как вдруг рука его замерла в дюйме от обильно украшенной резьбой двери.

— …мальчишка Снейп вернулся! Видимо, это произошло на рассвете. Он просто появился в своей постели, по крайней мере, так мне сказала об этом эльфийка-прислужница. — Голос отца звучал приглушенно, но внятно.

Люциус вздрогнул и приблизил ухо к двери, стараясь не думать о том, как выглядит со стороны и чем будет объяснять неподобающее аристократу поведение, если его застанут за столь неблаговидным занятием, как подслушивание.

— И что это может означать? — лениво поинтересовалась леди Малфой.

— Прежде всего то, моя дорогая, что он действительно попал под действие проклятия, а не был, например, украден, как я предполагал ранее.

— Не говори ерунды, Абраксас! — Из-за двери донеслись легкие шаги, как будто мать расхаживала по комнате. Люциус знал эту её привычку — волнуясь, она с трудом могла усидеть на одном месте. — Это — фамильное проклятие, и оно действует только на кровных родственников маркиза. Должно быть, маленькая ушастая негодница все придумала.

— А если это правда? — помолчав, осторожно проговорил лорд Малфой. — Если мальчик и впрямь…

— Это невозможно, ты сам знаешь. Если бы брак между Принцами и Сен-Аманами не был заведомо бесплодным, маркизой стала бы Эйлин, а не эта серая мышка дель Ави.

Последняя фраза заставила благородного наследника древнего рода забыть обо всех условностях и плотно прильнуть ухом к прохладной поверхности двери.

— Но тогда… — отец что-то глухо пробормотал и, к досаде Люциуса, часть фразы от него ускользнула, но потом тот снова повысил голос: — …и всё-таки хотелось бы узнать больше о том, что произошло, — задумчиво сказал он. — А ведь ты могла бы…

— Это может не понравиться Рене, — возразила леди Малфой. — В конце концов, так ли это важно для нас знать, чей сын этот черноглазый мальчишка.

Люциус услышал, как отец снисходительно рассмеялся.

— Увы, миледи, несмотря на ваш ум, вы — женщина и вам не дано заглядывать вперед, — веско проговорил Абраксас. — Сейчас, пока он мал, это и впрямь имеет мало значения, но вот когда он вырастет... У Рене нет сына, по крайней мере, пока, и если в этом вороненке течет его кровь, однажды он сможет унаследовать деньги и власть, принадлежащие Сен-Аманам.

После этих слов на некоторое время стало тихо.

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Люциус изнывал от любопытства, гадая о причине. То ли родители перешли на шепот, то ли мать просто обдумывала слова лорда Малфоя. Наконец послышался тихий стук, словно кто-то поставил какой-то предмет на стол, а вслед за тем голос матери:

— Я могла бы попытаться, если ты считаешь это настолько важным, но… Повторяю, это опасно. И если Рене узнает…

— Он не узнает. Послушай! — Абраксас заметно воодушевился, и голос его зазвучал полнее и четче. — Мы попросим Люциуса пригласить мальчика к нам, скажем, на ужин. Несколько капель твоей настойки — и ты сможешь попасть в его сон. А там уж ты поймешь, что он видел, пока находился под воздействием проклятья. И решишь, имеет ли оно отношение к роду де Сен-Аман. Если да, то вывод может быть только один…

Внезапно послышались чьи-то шаги.

Вздрогнув, Люциус отпрянул от двери и увидел Тристана — семейного колдомедика маркиза, который стремительно шел прямо к нему. Нужно срочно что-то делать, пока его не заподозрили… Не медля больше ни секунды, он постарался изобразить полное неведение на лице и наконец постучал.