Сильнее надежды (джен)

На следующее утро Гарри пришло письмо, и это удивило его. В последнее время «Ежедневный Пророк» не публиковал ни льстивых, ни оскорбительных статей о нем, а именно это обычно являлось причиной получения писем от незнакомцев. И, хотя конверт был плотным, а имя Гарри было написано каллиграфическим почерком, доставила его ничем не примечательная взлохмаченная сова, похожая на тех, что использовались в обычной почтовой службе.

— От кого это, Гарри? — спросил Рон, набив рот кашей, и заглянул Гарри через плечо, чтобы посмотреть на письмо. Гермиона взглянула на него с отвращением и постучала костяшками пальцев по столу, чего он, впрочем, не заметил.

— Не знаю, — ответил Гарри и медленно вскрыл конверт, опасаясь, как бы там не было гноя бубонтюбера, как в некоторых из писем, которые получала Гермиона на четвертом курсе. Однако ничего не случилось, из конверта просто выскользнул пергамент, который Гарри пришлось спасать от опасной близости к тарелке с кашей.

Он взглянул на подпись и тотчас же сложил письмо вдвое. Нельзя было допустить, чтобы Рон и Гермиона увидели это.

— О чем там, Гарри? — Рон был обижен тем, что друг скрывает письмо от него, Гарри знал это, но ничего не мог поделать. Его сердце начало биться так быстро, что ему казалось, что он сейчас задохнется.

— Это касается наследства Сириуса, — ответил Гарри, выбрав первый вариант лжи, который пришел ему в голову, единственный, который мог бы объяснить его беспокойство. — Извините, я просто… Мне бы хотелось прочитать его одному. Хорошо?

— Конечно, Гарри, — сказала Гермиона, ткнув Рона локтем в бок, когда тот попробовал возразить, — тем более, ты так много занимался в последнее время, и у тебя нет Трансфигурации до десяти.

Гарри пробормотал что-то невнятное и выбежал из Большого Зала. Несколько человек проводили его взглядом, но их было немного. Его попытки стать более незаметным принесли пользу хотя бы в этом. Теперь передаваемые шепотом новости об атаках Пожирателей Смерти привлекали больше внимания, чем Мальчик-Который-Выжил.

В одиночестве Гарри смог прочесть письмо, не впадая в панику.

"29 октября 1996

Кавалер Ордена Мерлина Ι класса".

Гарри прислонился головой к стене и начал размышлять так тщательно, как только мог, хотя мысли и крутились в его голове, как бешеные. Мог ли он успешно выскользнуть из Хогвартса, чтобы встретиться с Министром? Конечно, учитывая мантию-невидимку, но стоит ли свеч такая игра? Если кто-нибудь обнаружит его исчезновение, тогда…

Тут Гарри обругал самого себя и заставил мысли вернуться к простому стандарту, который определял каждое его действие в последнее время. Поможет ли это победить Волдеморта и вернуть долг Сириусу?

Да. Взвесив вероятности, Гарри решил, что это может помочь. Насколько он знал, Министр не был другом Дамблдора и мог бы обеспечить Гарри фактами и информацией, которые директор мог скрыть от него, «чтобы не расстроить». Опять же, Дамблдор мог поинтересоваться, зачем Гарри это нужно.

Безусловно, Скримджер захочет чего-то взамен. Публичная поддержка Министерства — достаточно низкая цена. Возможно, если Гарри удастся провернуть все с осторожностью, его появления на публике даже помогут уменьшить горе других людей после его смерти.

Оставался вопрос — хватятся ли его в четверг вечером.

Тут Гарри усмехнулся, перечитал письмо и удостоверился, что интуиция его не подвела. Именно так. Предложенное министром время встречи точь в точь совпало со времени отработки, которую Гарри должен был бы провести у Снейпа. Это был железный аргумент в пользу того, что Рон и Гермиона не заметят отсутствия своего друга, да и Дамблдор вряд ли решит искать его.

Конечно, пропуск отработки поставит его еще ниже в глазах Снейпа, но ведь этого Гарри и хотел. Он хотел, чтобы Снейп был так разъярен, чтобы перестать интересоваться им. Пока что довести его настолько не удавалось, Снейп казался твердо убежденным в том, что неповиновение Гарри нужно сломать.

Гарри начал писать ответ Министру, планируя, как лучше покинуть стены Хогвартса в четверг. Придется принять некоторые меры предосторожности — он не возражал против этого. Осторожность и планирование превратились для Гарри в образ жизни.

* * *

Появившись во вторник в кабинете Снейпа, чтобы отбыть наказание, Гарри не отрывал глаз от пола. Его окклюменционные щиты гнулись и волновались. Их пришлось бы опустить при встрече со взглядом Снейпа; Гарри ненавидел чувство беззащитности, которое начинало покалывать его, как только щиты исчезали.

Конечно, ему оставалось всего несколько дней до момента, когда он будет готов выполнить Песнь Сирен, и это могло бы сделать отработку в среду… интересней. Однако этим вечером следовало изображать беспомощную жертву без особенных способностей, чтобы задать тон происходящему.

Отстраненно он задумался о том, когда стал так зависим от секретных преимуществ и стремления иметь их как можно больше, но тут же отбросил эту мысль как абсурдную. Гарри знал точно, когда это произошло — в тот день, когда он повзрослел и понял, что ребенком быть больше не может.

— Поттер, сегодня вы будете писать строчки, — сказал Снейп, не требуя поднять глаза. — Если повернетесь налево, то увидите стол, пергамент и чернила, которые вам понадобятся, а также свиток, копию с которого вам предстоит сделать. Будете продолжать работу, пока я не скажу.

Гарри не проронил ни слова, сев за стол и пододвинув свиток поближе к себе. Даже если бы у Снейпа было Кровавое Перо, подобное тому, которым пользовалась Амбридж, он будет молчать. Возгордившийся идиот мог бы попытаться протестовать таким образом — а его план по отвлечению внимания Снейпа основывался на том, что тот считал Гарри все таким же, как и в прошлом году, только еще более невыносимым.

Взгляд Снейпа как будто ногтями вцепился в его лицо, когда Гарри взял перо. Но его это не волновало. Гарри опустил перо в чернильницу и взглянул на первую строчку.

Сириус Блэк провел большую часть времени в школе, заколдовывая студентов младше себя. Он заслуживал того, чтобы быть помещенным в Азкабан, и лишь неудачное стечение обстоятельств привело к тому, что преступление, за которое его отправили туда, не соответствовало тому, которое в действительности должно было стать причиной заключения.

На несколько долгих секунд Гарри замер.

— Вы слышали меня или нет? — голос Снейпа был так мягок, что его едва перекрывал стук сердца Гарри. — Я сказал вам писать строчки. Прекращать движение пера запрещено, пока я не разрешу этого.

За следующие пару секунд Гарри пережил несколько мысленных революций. Он мог бы сделать то, чего ему действительно хотелось — отказаться осквернить память Сириуса, которая обладала для него огромным значением в последние несколько месяцев, и бросить пергамент в лицо Снейпу. Но это лишь убедило бы Снейпа в том, что Гарри можно достать, что он чувствителен, и тогда он никогда бы не замолчал и не перестал бы обращать на него внимание.

Или же он мог спокойно остаться сидеть и писать, тем самым подтверждая, что увиденное им в Омуте Памяти было правдой, и отрицая все то хорошее, что было в Сириусе, в чьей гибели Гарри был повинен.

Что ж, если у тебя два выбора, сделай третий.

Гарри глубоко вздохнул и приблизил перо к пергаменту. Он практически почувствовал недоверие Снейпа, когда начал писать, поглядывая то на свиток, то на свою собственную работу, чтобы убедиться, что не пропустил и не испортил ни слова.

Конечно, острый взгляд перестал сверлить его, когда Гарри прикусил губу и издал нечто, подозрительно похожее на всхлип. Пусть Снейп считает, что он достаточно слаб, чтобы расплакаться перед ним, как он сделал прошлой ночью, но слишком горд, чтобы встать и уйти — или же просто боится потерять еще больше очков своего факультета. Какой бы вывод Снейп ни сделал из сегодняшней отработки, он будет неверным, Гарри точно знал это.

Вы не можете понять меня, ни сейчас, ни позже. Вы — только камешек на пути к уничтожению Волдеморта.

В то же время Гарри мысленно разговаривал с Сириусом и просил прощения за то, что ему приходилось делать, говоря, что он был замечательным и что тот путь, который избрал Гарри — учить окклюменцию, чтобы заманить Волдеморта в ловушку, скрывать свои секреты от Снейпа — он избрал ради него. Могло показаться, что строчки врезались в его сердце, но это было невозможно, ведь сила слов, которые Гарри проговаривал в уме, была больше.

Гарри знал, что Сириус был не идеален. Но он был единственным человеком, не считая Рона, который предложил Гарри жить с ним, и единственным, кто мог бы сделать это и принадлежать одному только Гарри. У Рона были его родители, да и Гарри не был бы его единственным братом, или единственным ребенком в семье Уизли, если бы они усыновили его. Конечно, Гарри высоко ценил предложение своего друга, но это было совсем не похоже на жизнь с Сириусом.

И даже если Гарри должен был признать ошибки Сириуса, это не означало, что нужно было думать только о них, забывая о его хороших чертах: смелость, упорство, верность старым друзьям. Об этом Гарри и думал, иногда сморкаясь, чтобы убедить Снейпа в своей сломленности, и продолжал писать.

Он мог казаться слабым перед Снейпом. Что значит гордость в сравнении с возможностью оставаться свободным и двигаться к собственной цели? Впрочем, эта слабость была притворной.

Наконец, когда Гарри был на середине предложения о том, что Сириус не умел отделить предателей от лояльных сторонников Дамблдора, Снейп сказал: «Достаточно».

Гарри послушно опустил перо и повернулся, чтобы взглянуть на профессора зельеварения. Снейп сидел, сложив руки перед собой, и когда его взгляд встретил взгляд Гарри, тот почувствовал, как напор легиллименции исчез.

Учитывая то, о чем он только что думал, Гарри не составило труда призвать воспоминания о предложении Сириуса жить вместе с ним, о произошедшем в Визжащей Хижине, о том, как Сириус покинул Гриммо, 12, чтобы проводить Гарри на вокзал Кингс-Кросс. Снейп откинулся на спинку кресло, заметив последнее воспоминание, и тонкая усмешка скользнула по его губам.

— Осознаете ли вы, что это было признаком его безрассудства? — резко спросил он. — Вы осознаете, что он заслуживал смерти?

— Он не заслужил смерти, — ответил Гарри, потому что такого он допустить не мог. Он поднял голову и посмотрел Снейпу прямо в глаза, дрожащий, слабый ребенок, открытый его взгляду. Вот он я. Вот все, что Вы видите. Все, что Вы можете видеть. — Но я заслуживаю наказания за то, что убил его.

Гарри позволил своему голосу ослабнуть и отвел глаза, уставившись на руки. Пальцы были все в пятнышках от чернил. Проскользнула мысль: нужно будет убедиться в чистоте одежды и рук перед встречей с Министром. Гарри хотел впечатлить Скримджера.

Ответом ему стало не возражение, а тишина, и Гарри наконец снова поднял голову. Снейп отвернулся в сторону; его черты лица и выражение глаз показывали, что он глубоко задумался.

Нет. Нет, черт возьми! Никаких глубоких мыслей, Снейп!

— Я хотел бы, — произнес Гарри, и вложил в свой голос всю страсть, которую только мог, — я хотел бы, чтобы Вы были на его месте.

Это был верный ход. Взгляд Снейпа вернулся к нему со знакомой ненавистью, яростью, отвращением и нежеланием видеть его, в котором Гарри больше всего нуждался. Снейп не мог подозревать его, потому что он знал характер Джеймса Поттера и думал, что Гарри — копия Джеймса.

— Я в этом не сомневаюсь, Поттер, — прошипел Снейп. — Действительно, почему бы не желать смерти человеку, который неоднократно спасал вас от смерти, а жизни — тому, кто постоянно безрассудно рисковал ей?

— Он не рисковал жизнью, — возразил Гарри. — Я заставил его выйти наружу. Я убил его. Вы сами так сказали.

— Да, я так сказал. И это правда.

— Конечно, правда, — Гарри опустил голову и заставил голос дрожать, как если бы он не мог произнести ни слова больше из-за волнения.

— На сегодня вы свободны, Поттер, — Снейп сделал отпускающий жест рукой. — Я предлагаю вам подумать о том, что вы написали, и о том, насколько это правда.

«Вовсе не правда, — подумал Гарри, выскользнув из кабинета. — И завтра Вы будете очень удивлены…»

Северус откинулся на спинку кресла и боролся с желанием поднести кончики пальцев к губам. Этот старый жест, который он часто использовал при встрече с интригующей загадкой или тайной. Однако Поттер был недостаточно интригующим для такого жеста. Действительно, в его поведении не было ничего необычного. Быть драматичным — это свойство подростков. А свойство сына Джеймса Поттера — это нерушимая вера в то, что он является центром Вселенной, и что все, будь то добро или зло, имеет к нему непосредственное отношение.

Но интуиция Северуса пробудилась и практически требовала тщательно обдумать то, что привлекло его внимание, было это осознанно или нет.

Поттер прошлого года скорее начал бы кричать о нечестности наказания, чем согласился писать такие строчки. Поттер, уверенный в том, что он ответственен за смерть Блэка, скорее прокричал бы слова — и другие слова! — чем написал те, что стояли на пергаменте и не упоминали о его вине. Нормальный Поттер скорее умер бы, чем проявил слабость в присутствии Снейпа.

Он показал тебе слабость прошлой ночью.

Сломило ли это его еще больше?

Северус не мог в это поверить. Он гордился своим умом и разумной природой своей мести. Строчки должны были бы расстроить Поттера, нанести ему новые раны, а не только пробудить старые. И, ради Мерлина, мальчишка должен был быть привычным к испытаниям.

Кажется, так оно и было. Он всего лишь шмыгнул носом несколько раз. Значит, или наказание не удалось вовсе, против чего выступало последовавшее за ним представление, или…

…Или слабость прошлой ночи тоже была показной.

Но даже если так оно и было, Северус попадал в затруднительное положение. Во имя всего на свете, как мог Поттер додуматься до такой уловки? Мальчишка был слишком глуп, а Северус верил в глупость Поттера так же твердо, как в свой собственный ум.

Итак, это была загадка, и Северус намеревался биться над ней, пока не разгадает — хотя он и был уверен, что найти решение сможет, лишь исследовав ранее неизведанные глубины идиотизма Поттера.