Влюбленный волк - уже не хищник (гет)

Золотая осень была в самом расцвете. В этом году Англия порадовала своих жителей феноменальным отсутствием дождей — за весь сентябрь тучи поливали землю лишь трижды. Небо было кристально-голубым. Ни облачка. Англичане не верили своему счастью — так редко посещает их такая осенняя погода, что хочется выбраться на улицу, чтобы наслаждаться этим зрелищем, дыша свежим возухом. В небольшом городке Севеноакс, что в графстве Кент, на удивительно чистые небеса, задрав головы, глядели двое детишек лет четырех. С ними была молодая женщина, едва поспевавшая за бегущими детьми. Они беспрестанно смеялись, и грустное лицо женщины, казалось, светлело, когда она смотрела на них. Как только детей догнали, все трое взялись за руки и направились в сторону небольшой готической церквушки, расположенной в паре минут ходьбы от их дома. Ветер трепал темные волосы детишек; они падали им на глаза, частично закрывая обзор. Оба все время сдували волосы со лба, однако ветер был сильнее. Красные, золотые и местами зеленые листья слетали с деревьев, росших вдоль дороги, по которой шло маленькое семейство. Аллея была довольно узкой, а в конце приводила к той самой церкви. Хоть и небольшая, но величественная церквушка была построена еще в 15 веке, что чувствовалось, как только нога твоя касалась мощеной дорожки, с которой и брала начало территория церкви. Женщина с детьми прошли по ней и свернули во внутренний дворик, в котором располагалось скромных размеров кладбище. Захоронения были как новые, так и совсем старые; с надгробных памятников сыпались цифры, раскрывающие даты появления человека в этом мире и его ухода. Дети притихли. В звенящей, напряженной тишине явственно ощущалась некая дисгармония, нарушение естественного хода событий. Обычно шумные и жизнерадостные дети были тише воды, ниже травы, а на их лицах ничего не отражалось. Хотя, так и должно быть, когда дети приходят на могилу отца. Но это так странно: новые жизни с необъятным горизонтом будущего находятся там, где уже нет никакой надежды, способной осветить беспросветность ушедшего бытия.

— Мисс Грейнджер? — послышался голос позади. Женщина обернулась; солнце светило ей в глаза, и на один момент ей показалось... Но как только человек приблизился к ней, то она выдохнула. Солнце блеснуло на башенных часах церквушки — стрелки показывали час пополудни.

— Ремус, здравствуйте! — улыбнулась Гермиона. — Как вы поживаете?

— Спасибо, хорошо, — на лице бывшего преподавателя появилась ответная улыбка, — ты, я вижу, тоже?

— Да, живем потихоньку, — кивнула Гермиона и склонилась к детям, что-то шепнув им на ушко.

— Здравствуйте, сэр, — немного картаво, в один голос произнесли дети.

— Ну здравствуйте, проказники, — Люпин присел на корточки. Гермиона опустилась рядом с ним и пояснила:

— Как вы уже, вероятно, поняли, это мои дети. Софи, — мисс Грейнджер указала на темноволосую девочку с курносым носиком и глазами точь-в-точь как у матери, помахавшую профессору ладошкой, — и Теодор, — махнула она рукой в сторону близнеца девочки. Мальчик исподлобья взирал на Люпина как охотник на кфоффл, но, увидев в ком-то веки беззаботное выражение лица матери, смягчился и протянул Ремусу руку.

— Зовите меня Тео, — проговорил мальчик. — Мама меня всегда так называет. Но мне больше нравится Теодор.

— Что же, раз тебе больше нравится Теодор, то так буду тебя величать, — улыбнулся Люпин, пожав мальчику руку.

— Я привык к Тео, — мальчик не переставал улыбаться в отличие от своей сестры. Она как-то озабоченно разглядывала своего знакомого, во все глаза рассматривая его.

— А вы уже совсем старый и седой, мистер Люпин! — округлила глаза дочь Гермионы.

— Софи! — пристыдила дочь мисс Грейнджер.

— Не стоит, Гермиона, — добродушно ответил Люпин, — я и правда постарел. С тех пор, как я один, волосы беспрестанно седеют, — у бывшего профессора ЗОТИ был вид человека уставшего, но вполне довольного жизнью. — Только вот Тедди совсем не понимает, почему у меня волосы белые. Как-то не приходилось объяснять ему про седину. Особенно метаморфу, — на лице Люпина появилась улыбка при воспоминании о сыне.

— Мама, мама, а кто такой метаморф? — запрыгали вокруг Гермионы ее дети.

— Даже и не припомню, когда я объясняла это своим, — прикусила губу Гермиона, усмиряя Софи и Тео. — Как там Тедди, Андромеда?

— Неплохо, Гермиона, спасибо. И называй меня Ремус, — попросил (бывший) профессор. — Мы с тобой в похожем положении, да и столько пережили, считай, вместе. И не преподаю я уже очень давно.

— Да, вы правы, профес...Ремус, — неловко запнулась Гермиона.

— Мам, Мам, мы с Софи подойдем вон к тому огромному дубу? — Тео размахивал ладошкой, пытаясь указать матери направление.

— К какому именно? — строгость у Гермионы явно присутствовала.

— Да к нему же, — ткнул пальцем куда-то влево мальчик, — мне кажется, что там белочка!

— Хорошо, — нехотя согласилась бывшая гриффиндорка. — Бегите, но поосторожней там.

— Он ведь всего в нескольких шагах от нас, — заговорил Люпин.

— Не привыкла их отпускать, — пояснила Гермиона. — Мы всегда вместе. И спим втроем.

— О, Тедди постоянно пинается во сне, — рассмеялся Люпин, — честно говоря, это ужасно. Но я привык. Да и редко я с ним сплю — чаще все миссис Тонкс, хвала Мерлину.

— Вы пришли к Нимфадоре? — отчасти бестактно спросила Гермиона, что совсем не было похоже на нее.

— Да, — в голосе Ремуса послышалось легкое удивление. — Я же могу тоже задать тебе вопрос, скажем, очень личного характера?

— М-можете, — немного помедлив, согласилась Гермиона.

— Вижу, ты уже догадалась о том, что я хочу спросить, — кивнул Люпин, всматриваясь куда-то в даль. — Но все же... Гермиона, кто отец твоих детей? К кому ты приходишь сюда?

— К… Теодору Нотту, — подняла глаза мисс Грейнджер на своего бывшего учителя, немного погодя. Люпин малость опешил.

— Что же, я знал его, — почесал макушку Люпин, — но никогда бы не подумал...

— Да никто никогда бы не подумал, — буркнула гриффиндорка.

— Помнится, на вашем четвертом...нет, на третьем курсе я довольно много с ним контактировал, — Люпин погрузился в воспоминания, — он был очень интересным собеседником для своего возраста. Признаться, иногда он говорил такие вещи о темных искусствах, которые были мне не просто неизвестны, я о таком даже и помыслить не мог.

— Что здесь сказать? Теодор ведь был слизеринцем, — светло улыбнулась воспоминанию Гермиона. — И меня он тоже обескураживал, временами подтверждая мои самые невероятные догадки или, наоборот, опровергая наиболее логичные вещи.

— И чем же он тебя удивил больше всего? — Люпину просто необходимо было вновь погрузиться в то время, когда он еще преподавал в Хогвартсе, когда до второй войны с Волдемортом было еще целых четыре мирных года.

— Наверное, все-таки тем, что он не побоялся уйти от Волдеморта, в последний момент встав на нашу сторону, — пожала плечами Гермиона. — Да, думаю, что этим.

— Ремус, почему вы молчите? — удивленно моргнула мисс Грейнджер по прошествии затянувшейся паузы.

— Гермиона, я даже не знаю, как сказать тебе...

— Говорите как есть, — брови бывшей ученицы Люпина поползли к переносице. Гермиона выглядела озабоченной.

— Гарри и Рон...После того, как все закончилось, никто так и не сумел выяснить, как Волдеморт нашел их. Но практически перед самой смертью мы столкнулись на Астрономической башне с Теодором. И он рассказал мне, кто это сделал, — Гермиона была напряжена, как никогда. Люпин, казалось, даже пожалел, что затронул эту тему. — Именно Теодор выдал Гарри и Рона Волдеморту, — тихо закончил Ремус.

— Нет, нет... — Гермиона явно не могла осмыслить сказанное Люпином.

— Гермиона, Теодор просил меня рассказать тебе. Когда-нибудь, когда ты будешь готова. Вероятно, он знал, что жить ему осталось не так уж и долго, — Люпин выглядел виноватым.

— Я… Я называла Тео и Софи «мои маленькие волчата», — дрогнувшим голосом начала Гермиона. — Они знают, что их отец — волк, настоящий хищник, погибнувший ради своей волчицы, ради ее жизни и будущего. Значит, это все ложь?

— Да, наверное, да… — кивнул Люпин. Гриффиндорка расплакалась, слезы текли по ее щекам, беззвучно падая на золотые листья, шуршащие под ногами. Она осела на землю; Люпин подхватил ее, по-отечески склонив ее голову к своему плечу.

— Ты не обманутая и покинутая, одинокая женщина, слышишь. Гермиона? — гладя всхлипывающую молодую женщину по волосам, говорил Люпин. — Ты настоящая капитолийская волчица, а Софи и Тео — твои Ромулус и Ремус. Позволь им построить нечто такое же великое и вечное, как Рим.

— Да, да, — кивала она и снова всхлипывала; у нее не получалось остановиться.

— Знаешь, Гермиона, внутри Теодор всегда был волком на свой лад. Несмотря на то, что он слизеринец, честь была для него очень важна, и ты это знаешь. Волдеморт угрожал ему — не выдай Нотт Гарри и Рона, ты была бы мертва, — задумчиво сказал Люпин. — Но такой волк не может сражаться. Влюбленный волк — уже не хищник.

Неожиданно поднявшийся ветер заглушил слова Люпина, подняв с земли, казалось, сотни и тысячи разноцветных опавших листьев. Подчиняясь ветру, они разлетались на все четыре стороны, напоминая о разрозненности и шаткости всего мира. Но когда они вновь падали на землю, объединяясь в пестрый ковер, становясь единым целым, они кричали о незыблемости натуры человека. Но будь то движение или единение, погибшие листья были хаотичны, склоняясь под волей ветра. Никому не известно, почему дует ветер, не так ли?