Saecula saeculorum (гет)

Может быть, когда-нибудь мы станем старше. И, вспоминая об этой проклятой войне, будем смеяться, надрывая животы, над собственными страхами и сомнением. А по ночам будем рыдать в подушки — вспоминая тот давний страх, пропуская его через себя.

Может быть, когда-нибудь у нас будут дети. Они будут жить в мире без войны, одеваться в такие кислоитные цвета, что у нас волосы встанут дыбом. Они будут слушать тяжелый рок и то, что слушали мы, и все самые лучшие песни будут написаны именно ими, нашими детьми. Они будут ходить на фильмы, боготворить Уолта Диснея, Вайнону Райдер, Ривера Феникса и Джонни Деппа, а потом еще и посмеются над нами — мол, как это вы, глупые родители, не знаете, кто такой Джонни Депп? Они будут консервативнее чем мы, они будут верить в одну огромную любовь и пронесут эту веру до конца своих дней. Они будут такими, какими не смели быть мы. Они будут вспоминать войну только по строчкам в учебниках магической истории. Им будет легче — уж мы постараемся.

Может-быть, когда-нибудь боль притупится. Могилы тех, кто ушел от нас, зарастут патиной. Ухоженные, со свежими цветами на них — мы будем помнить, мы отдадим им тот самый долг, что когда-то пообщали. Они не будут обижены, и будут появляться в наших снах. Всегда веселые, с улыбками на лицах. Такие, какими мы их помнили.

Может быть, когда-нибудь это все забудется как страшный сон.

Может быть. Когда-нибудь.

* * *

Возможно, вторя мне, где-то кряхтит над пергаментом Карадок, тело которого так и не нашли. Но, скорее всего, он смеется над моей сентиментальностью, болтая ногами на каком-нибудь жутко секретном облаке в обнимку с Эрис. Хитченс ухмыляется своему супругу Портишеду, а потом толкает Марлен, кричащую:

— Надеюсь, ты не слишком размазывал сопли, когда писал про меня. Иначе во время грозы я устрою тебе самый настоящий рок-н-ролл!

Гидеон поправляет очки:

— А знаете ли вы, что у Элвиса Пресли, которого называли Королем рок-н-ролла (хотя я считаю присуждение ему данного титула весьма спорным), был брат-близнец, но он умер во время родов, — как бы между делом говорит он, пристально изучая мой свиток.

— На что это ты намекаешь?

— Не волнуйся, Фэб, тебе это уже не грозит. Бенджи подмигивает, вытянув кулак с поднятым большим пальцем. Доркас приветливо улыбается.

— Джи, как можно быть таким немногословным? Да про каждого из нас можно целый роман написать! — возмущению Фабиана нет предела, но ямочки на щеках сдают его с потрохами.

— Да, Подмор, разве ты не в курсе, что истинное предназначение книг в том, чтобы оживлять мертвецов? — Дирборн в своем репертуаре.

— Да погодите вы! Как там моя сестренка Амелия? А братец Брендон? Все такой же засранец? Ты рассказал им? И что с Алисой и Фрэнком?

— Эдди, похоже, ты забыл, что помер, а мертвым должно быть все равно. Закон природы, — не унимается Карадок.

Все смеются.

Если честно, я чертовски по ним скучаю, ведь, по сути, мы были членами одной семьи, место которой заняла пустота, еженедельные визиты в Мунго и восемь могил. Еще вчера ты верил в прекрасное будущее, созданное тобой и твоими товарищами, а сегодня живешь прошлым и не понимаешь, зачем тебе настоящее...

Однако, написав все это, я повторяю, что моложе, чем сегодня, мне уже не стать, и продолжаю идти вперед, навстречу новому миру. «Общество мертвых поэтов» родилось и погибло у меня на глазах, но его идеи будут жить вечно.

Однажды герои воскреснут из пепла, однажды им не придется больше умирать.